16. В четыре касания
Никогда не гладь на улице чужих собак, не разговаривай с чужими мужьями. Животное может увязаться за тобой, очень некрасиво выйдет – повторяла себе Лёля, словно мантру, эти слова, шагая домой.
Путь пролегал по аллее, где чужие мужья, собаки и дети роились стаями, выискивая большими жалостливыми глазищами сердобольную мадам, которая их любезно приютит.
Лёлю дома не ждал никто. Ни дети, ни собаки, ни мужья, ни даже какая-нибудь, на худой конец, морская свинка, и таким положением вещей она, кажется, была довольна вполне.
Её дни текли неспешно, полные уютного уединения и беспечности, пока не завелись Щупальца.
Ей хотелось назвать их как-то броско – Октавиан, например, или Кракен, но ничего не прижилось, и они остались просто Щупальцами.
У Щупалец много преимуществ перед другими претендентами на роль Лёлиных домочадцев. Их не нужно кормить, им не требуется специального ухода и особого внимания, они просто есть и всё тут. Сами по себе. Просто возникли однажды и так и остались. Поговорить с ними особо не о чем, зато слушать они умеют хорошо, и даже иногда кивают ей, изображая, как могут, удивление, печаль или какие-то иные эмоции. От Щупалец приятно пахнет морем, они просто обожают обниматься. Идеальный питомец.
Помимо Щупалец, Лёлино отшельничество иногда нарушала Агнесса. Она всегда носила черно-белую униформу служанки, но никогда не занималась уборкой. Напротив, она была очень неряшливой, и после неё часто оставался бардак. Если Щупальца с недавних пор прописались здесь на постоянной основе, то Агнесса появлялась лишь от случая к случаю, когда в ней возникала необходимость. Всё остальное время она покорно висела в шкафу, ожидая приглашения. Зато Агнесса знала Лёлю значительно дольше Щупалец – буквально всю её жизнь.
– Лёля, блин, дурная твоя голова!– взвизгнула Агнесса, впервые увидев Щупальца, – да у тебя с потолка какие-то тентакли свисают, ну разве можно так? О чём же ты думала?
– Познакомься, это Щупальца. По-моему они очаровательны – ответила Лёля, прихлёбывая апероль.
– Ох, не знаю, не знаю! Это же феномен! Надо позвонить в какой-нибудь отдел по чрезвычайным происшествиям или что-то, пусть разбираются. Мало ли.
– Нет, дорогая моя. Знаешь, что такое феномен? Это когда мужчина изо дня в день твердит тебе, как мечтает о ребенке, а едва малютка появляется в доме – исчезает в неизвестном направлении. Вот что такое феномен. Вот с кем пускай отдел по чрезвычайным происшествиям разбирается. А Щупальца мои не трогать, они вообще никому не мешают!
Агнесса пошипела презрительно, покривила физиономию, но больше к этой теме не возвращалась. Дружеских отношений у неё с Щупальцами, тем не менее, так и не сложилось.
Слова, слова, как мало в них иногда смысла, как ничтожна польза, просто звук. Довольно раздражающий звук к тому же. Шум. То ли дело объятия. Вот что помогает эффективнее всего почувствовать себя живым, радостным, полным любви. Что еще нужно мятежной душе? Как чудесно они окутывают тебя своей теплотой. В них хочется остаться навсегда. Не расцеплять рук, чувствовать, как тебя сжимают. Всё крепче, и крепче, и крепче. И вот в глазах уже темнеет, мир плывет и растворяется, ты забываешь, где низ, где верх, где право, где лево, ты забываешь, кто ты.
В темноте едва различимы очертания. Но вот картинка сложилась, Лёля видит свою детскую комнату и саму себя в ней – ту малышку, собирающую на голубом ковре большую мозаику с кораблями, слишком сложную для ребенка. Слышит крики из соседней комнаты. Это ругаются родители. Штормит. Мать застала отца в постели с горничной. Она кричит нечеловечьим голосом, называет отца предателем. Он, в свою очередь, обвиняет её в том, что она холодна и утратила былую привлекательность. Обычное дело. Снова крик, но другой, более звонкий. Это Агнесса, их горничная.
Малышка Лёля бросает своё занятие, вскакивает и бежит со всех ног в гостиную. Всего лет пять от роду, но ей уже давно плевать на своих чопорных родителей, они вечно ссорятся. Но с Агнессой всё иначе. Она другая, не как все взрослые. Единственная, кто заботится о девочке, кто играет с ней, заплетает косы. У неё такая мягкая загорелая кожа, красивые пухлые губы и тёплые руки, она печет вкуснейшие булочки с корицей. Лёля видит, как мать вцепилась когтями в волосы служанки и остервенело бьёт её головой о стол.
– Я убью её, убью эту шваль! – заливается она яростным воплем, – как она посмела! В моём собственном доме! Мерзкая вертихвостка! Это мой мужчина! О, и не смей останавливать меня, Филипп! Даже не подходи! Я оставлю тебя ни с чем! Без копейки, я заберу всё! Ты знаешь, на что я способна! Не подходи!
На столе под головой служанки растекается красная лужица. Девочка пугается, убегает, Лёля видит у маленькой себя весьма странное лицо, на месте глазниц две чёрные зияющие пропасти.
Взрослая Лёля в недоумении – Нет, всё было не так! Совсем не так! – пытается она объяснить кому-то, – Мать не убивала её, не била, а просто уволила. Я прекрасно это помню. А я потом иногда представляла себе, что Агнесса заходит ко мне в гости, играла, что рассказываю ей о своих делах, вот и всё. Откуда это безумие? – вопрошает она, но никто не слышит её. Здесь её нет, она просто наблюдатель, безмолвная часть интерьера.
И вот уже утро, звенит будильник, и надо вставать на работу. Какой глупый сон. Чашка какао, яичница с беконом, и даже вновь хочется жить. Снова шаги вдоль аллеи, взгляд под ноги, музыка в уши. Какое необычное дерево, что там за причудливый силуэт? Плохо различим, очевидно, пора носить очки.
На месте дерева вдруг нарисовалась Агнесса, как всегда в костюме служанки, но теперь он весь залит кровью.
–Тьфу, ты-то как здесь очутилась? Я тебя не звала, брысь, брысь! – Лёля трясёт головой, желая вытряхнуть оттуда непрошеную гостью.
Агнесса исчезает, снова осталось лишь только дерево, всё хорошо, хорошо. День на работе проходит, будто и не было его. Автопилот. Стук клавиш. Снова аллея, снова навязчиво кипящая чужая жизнь вокруг по обе стороны. Скорее домой. Привет, Щупальца!
Они такие влажные, такие скользкие. Нежно обвивают руки и ноги, оставляя за собой на коже приятную дрожь. Присоски крепко, с причмокиванием цепляются за её шею, спину, живот, нащупывают особые точки – узелки оголенных нервов. Кончик щупальца едва касается губ.
– Эй, что это тут у вас? Развела сон жены рыбака, тоже мне! Какая мерзость! Фу! – высовывается голова Агнессы из шкафа.
– Снова ты без приглашения! Знаешь, это начинает раздражать! Убирайся вон, а не то накажу!– Осаживает её Лёля.
Агнесса корчит рожу, высовывает язык и пропадает в шкафу. Щупальца продолжают плавно двигаться. Ощущения всё острее, накапливаются как снежный ком. Пустота. Фейерверк. Где я? Кто я?
Снова комната и снова голубой ковёр. Мозаика с кораблями всё ещё не закончена, упрятана подальше на балкон. Картинка не сложилась. Лёле пятнадцать, она сидит с матерью на кровати. В глазах у обеих чернота – ни белков, ни радужных оболочек. Не люди – пустые флаконы из-под людей.
– Ну когда, когда же они вырастут? Сколько еще ждать?
– Лучше бы об учёбе так переживала.
– Да посмотри же ты, у всех твоих подруг уже есть, у Светки какие большие, сочные. Давай сменим жильё, может быть? В этом доме плохая энергетика.
– Мама, отстань от меня! Мне и так хорошо. У меня экзамены на носу. Я ни с кем не хочу соревноваться, не нужны мне никакие щупальца, проживу и без них.
– Останешься одна, никому не нужная. Думаешь, заучка, которая не знает даже в свои пятнадцать, что такое щупальца, сможет привлечь этого твоего любимого музыкантишку? Да он даже не посмотрит в твою сторону. У развитой гармоничной молодой девушки должны быть в комнате роскошные щупальца! Как иначе познает она любовь? Как иначе поймёт и примет своё тело? Это проклятье какое-то, давай обратимся к доктору?
Смазливый музыкант недобро скалится с многочисленных фотографий на стенах.
Утром первым делом Лёля ощупывает свои груди. Ну да, как были, так и есть – крошечные. Но вряд ли в этом корень всех бед. На работе сегодня сложный день. Приходится стучать по клавишам раза в три быстрее обычного, интенсивнее щелкать мышкой, бешено бегать зрачками по экрану. Иногда останавливаться, тяжело вздыхая растягивать – «Блять!», и снова приниматься стучать, щелкать и бегать.
Щупальца со вчерашнего дня заметно прибавили в размере. Теперь они занимают почти всю комнату, вальяжно раскинувшись на диване, подоконнике и столе. Теперь можно разглядеть их в мельчайших деталях. В месте сочленения щупалец под кожаной мантией видна нора, подобно пещере или большому мешку. Лёля ныряет туда с разбегу.
– Здравствуйте, Ольга Филипповна. Мне жаль это сообщать, но подозрения подтвердились. Нет-нет, он не погиб, не похищен, я нашёл его. Да, он вернулся в свою прежнюю семью. Живёт с бывшей женой и детьми, вот, посмотрите, свежие фото. Завели собак, двух йоркширских терьеров, и морскую свинку, делают дома ремонт. Они сопровождали его в гастролях на всех последних концертах. Вот, возьмите конверт, здесь все данные. Мне очень жаль. Вы обворожительная женщина в самом расцвете сил, пожалуйста, не переживайте так. Всё будет хорошо.
Иногда вертихвостки побеждают. Иногда вертихвостки проигрывают. Хотя, что считать победой?
Безглазый частный детектив покидает комнату. Надежда покидает комнату. Комната покидает пространство. Остается лишь печаль, заполняющая собой всё. И колыбель с малюткой – дочкой. Её зовут Агнесса, иначе и не могло быть, это ведь самое красивое женское имя. Она похожа на куклу, очаровательную фарфоровую куклу в чёрном комбинезоне с юбочкой и белыми кружевами. Куколка, каких ставят в сервант за стекло. Задохнулась во сне. Конечно, сама. А может, ей помогли Щупальца? Она была слишком прекрасна для этого мира. Этот мир был слишком сложным для ребенка. Где я? Кто я? Реальность рассыпается, едва пытаешься за неё ухватиться.
Одинокая женщина варит утром кашу, добавляет абрикосовый джем. Надевает смешные драные джинсы, включает в плеере любимые песни. И всё неплохо, но почему так не могло быть сразу? Зачем же вся эта боль? Испытания? Могло ли её не быть? А может, и не было ничего? Может, всё это лишь плод фантазии? Впрочем, не всё ли равно?
Сегодня выходной, весь день свободен. Она гуляет, гладит чужих собак, те виляют хвостом и спокойно возвращаются к своим хозяевам. И никаких обид, всё идёт своим чередом.
Вечером у неё свидание с юношей вдвое моложе неё. Он хорош собой и влюблен. Матушка с Агнессой неодобрительно цокают языками, выглядывая из-под кровати – Кошмар, кошмар, у этого типа так пыльно и всюду валяются грязные носки.
Вечером, вернувшись домой, Лёля обнаруживает, что Щупальца исчезли. Почему-то это её совсем не удивляет, и почему-то она твердо знает, что они больше не появятся никогда. Она улыбается и сильно бьется головой о стену, в том месте, где раньше были они.
Она видит себя старухой, которая, сгорбившись, стоит на кладбище, как водится, с пустыми глазницами. Три могилки в ряд – вот матушка, вот малышка Агнесса, а вот и она сама. Надгробный камень с сегодняшней датой. Что ж. Постояла, потёрла оградку пальцами, скучно здесь всё-таки. Огляделась – место знакомое, совсем близко от дома. Тяжело зашагала уставшей старушечьей походкой. Чужая жизнь кипела по обе стороны, но не раздражала, не пугала, не вызывала зависть. Штиль.
Пришла тихо к себе в комнатку, там голубой ковёр на полу, на стене готовая большая мозаика с кораблями. Легла на диван помирать. Покойся с миром, дорогая Ольга Филипповна. Еще жива, но уже не существует. Безмолвная часть интерьера. Картинка сложилась.
