Глава 10. Очень пристойное предложение
В комнате пахло рассветной свежестью, и Грегор, не открывая глаз, припомнил, что сам распахнул вчера окно. Воздуха не хватало, вот и распахнул. Сейчас это пришлось как нельзя более кстати: аромат росы и влажной земли почти перебивал резкий запах карвейна. Не закрыл бутылку и стакан немного не допил, вот и несет. Карвейном. И – едва уловимо – кровью. Слабый запах, который обычный человек мог бы и не почувствовать, но чутье некромантов на такое отзывается иначе.
Почти как вчера во дворце… Проклятье, Малкольм!
Накатило вчерашнее отчаяние, которое он тщетно пытался запить карвейном… Трижды проклятье! И за то, что не смог спасти друга, и за то, что сбежал из дворца, поджав хвост! Неважно, что уехать велел Аранвен, неважно, что твое присутствие никому и ничем не помогло бы…
«Но сейчас, – подумал Грегор, стиснув зубы. – Я отправлюсь во дворец. Приведу себя в порядок и… Нет, сначала – в Академию. Необходимо поставить Совет в известность. Если, конечно, Райнгартен не сделал этого еще вчера. И к тому же… О, Претемная! Первая лекция у Воронов! Которую, разумеется, нельзя отменить, а просить о замене совершенно некого! Что ж, в Академию, а затем – во дворец. Его высочество Кристиан… теперь уже его величество… Должен же я узнать, нашелся ли мальчишка!»
Он наконец открыл глаза, полежал неподвижно, глядя в потолок и чувствуя, как слегка ноет голова, сел на постели – одеяло соскользнуло, и…
Кровью пахли пятна на простыне. Совсем немного, и уже высохшие.
Проклятье! Только этого…
Он закрыл глаза, сжал ладонями виски – память тут же с издевательской яркостью высветила события прошедшей ночи.
«Барготов ублюдок! – с отчаянной яростью подумал Грегор. – Как ты мог, Бастельеро?! И еще смел упрекать… других?! Мальчишка Вальдерон, по крайней мере, не совершил недостойного, в отличие от… Претемнейшая, какой же немыслимый позор! И как теперь смотреть в глаза этой несчастной девочке, которую… которая… которая, проклятье, влюблена в тебя, самодовольная слепая скотина! Как вымолить у нее прощение? Представить страшно, что теперь бедняжка думает о «мэтре Бастельеро», если сбежала, не дожидаясь твоего пробуждения…»
Снова открыв глаза, Грегор обвел взглядом комнату.
Никаких следов Айлин. Разве что вчерашняя рубашка и штаны, как попало брошенные в кресло, говорят о том, что раздевался он торопливо – и что камердинер не заходил в его спальню. Нет, в самом деле, ничего не говорит о ее присутствии, кроме смятой постели и…
Поморщившись, Грегор отвел взгляд. Дернул за шнур, вызывая камердинера, и невольно поразился, насколько быстро тот явился – не под дверью же ждал? С кувшином для умывания, конечно же…
– Поставьте на стол, – бросил Грегор, глядя не на кувшин, а в каменно-невозмутимое лицо пожилого слуги, ухаживавшего за ним еще в детстве. – И скажите, моя гостья…
– Покинула особняк около двух часов пополуночи, милорд, – ровно откликнулся камердинер.
– Благодарю, – мрачно кивнул Грегор. – Распорядитесь подготовить купальню. И принесите шкатулку с фамильными драгоценностями.
Если камердинер и удивился, то не подал виду, и Грегор даже почувствовал подобие благодарности за очередной молчаливый и невозмутимый поклон. По крайней мере, можно быть уверенным, что никто из его слуг не посмел оскорбить гостью даже взглядом. И снова душу потянуло мучительным осознанием вины. Уснул, как пьяный мальчишка! Да, почти два стакана карвейна на пустой желудок и после магического боя – вещь коварная, и в другом случае Грегор не удивился бы, что его вынесло, как адепта-первогодка. Но после такого! Что о нем теперь думает бедная девочка, с которой он повел себя по-скотски, даже не утешив после… Не заверив, что ее честь не потерпит ни малейшего урона!
Темно-синий сапфир женского родового кольца поймал солнечный луч, блеснул в глаза остро и насмешливо, и Грегор едва удержался, чтобы не бросить барготово кольцо обратно в шкатулку. Эта насмешка – лишь злая шутка его собственной памяти. Много лет назад этот самый сапфир мягко светился на руке его мачехи… По крайней мере до того, как стало известно о проклятии. Если вспомнить хорошенько, тогда маленький Грегор любил забраться к ней на колени и любоваться бархатными переливами синевы в камне. «Мой маленький альв», – смеялась Аделин, гладя его по волосам, и кольцо, ловя игру света и тени, мерцало еще загадочнее…
Сапфир блеснул еще насмешливее, и Грегор стиснул зубы. Да, в точности так же блестели глаза Беатрис, когда он, восторженный болван, явился к ней с этим же кольцом. Просить ее руки с позволения Малкольма… действительно, болван! А ведь он тогда принял эту издевку за смущение и сочувствие!
Он почти увидел очаровательно удивленную гримаску Беатрис, и услышал свой постыдно запинающийся голос:
– Его величество Малкольм… он король и прекрасный человек, моя госпожа, но он не любит вас. Вас, прекраснейшую и достойнейшую из женщин! А я вас люблю – больше жизни, больше… больше всего на свете! Больше магии… Я не король, это правда, но уступаю в знатности только ему, а в богатстве – не уступаю и Малкольму, хотя это и не то, чем следует похваляться перед дамой… И я буду боготворить вас, пока дышу, моя госпожа! Если вы согласитесь принять мою руку…
Улыбка Беатрис просияла солнцем, выглянувшим после дождя, и Грегор осекся, не понимая – что он сказал такого смешного?
– Какая очаровательная чепуха, мой дорогой Грегор, – прозвенел ее нежный голос. – О, простите, я, конечно же, имею в виду вовсе не ваши чувства, а только лишь то, что мой жених не любит меня. Я прекрасно об этом знаю. Но какое это имеет значение? Его величество может любить, кого ему будет угодно, но женится он на мне, как того требует его долг короля и мой долг принцессы. Полагаю, у моего будущего мужа всегда будут фаворитки, и в этом вовсе нет ничего страшного, пока он не выставляет их напоказ. О, но я так благодарна вам за вашу преданность, Грегор… И ценю ее всем сердцем, поверьте!
Ее рука, прекрасная, нежная рука, золотистая, словно светящаяся изнутри, очутилась перед самыми глазами, и Грегор, плохо понимая, что делает, коснулся ее губами.
Обтянутая бархатом шкатулка выпала из его ослабевших вдруг пальцев, раскрылась от удара о плиты террасы, и кольцо – фамильное кольцо Бастельеро! – зазвенело на полу, покатилось к самым ногам Беатрис…
– О Грегор, – протянула она таким странным тоном, что Грегору показалось, будто сейчас он сгорит от стыда…
Беатрис отняла руку, наклонилась и подняла кольцо раньше, чем он успел хотя бы шевельнуться. Повертела в руках, подняла, рассматривая камень на просвет.
– Чудесный сапфир, мой Грегор, – улыбнулась она. – Вы позволите?..
– Что угодно, моя госпожа, – едва разомкнул он непослушные, словно смерзшиеся губы, не понимая, о чем она спрашивает.
Кольцо скользнуло на ее палец, и Грегору показалось, что его сердце вот-вот остановится. Беатрис несколько раз повернула руку, склонила головку, снова залюбовавшись игрой солнца на камне, и, сняв перстень, протянула ему.
– Действительно чудесный камень, Грегор. Даже жаль, что я не могу принять его. Но вы можете быть уверены, что, будь у меня выбор, я бы не пожелала ничьей любви, кроме вашей. Увы, мы оба скованы долгом. Я – перед семьей, а вы – перед сюзереном и другом. Но мы ведь останемся друзьями?
Грегор встряхнул головой, отбрасывая воспоминание. Беатрис не нужна была ни его рука, ни, тем более, сердце. Пожалуй, и к лучшему, что она отказала ему, иначе… Смог бы он выносить ее измены, как Малкольм?
«Она таскает в постель моих же гвардейцев и пажей …»
«Смогла же она в брачную ночь заявить мне, что сундуки с итлийским золотом куда ценнее девственности …»
Не сама ли Претемная уберегла своего Избранного от женитьбы на шлюхе?
«Во всяком случае, – с горечью подумал Грегор. – В целомудрии Ревенгар я могу быть уверен».
И снова волной накатило отвращение к самому себе. Проклятье, девчонка не заслужила таких мыслей! Да и сравнения с Беатрис – тоже!
«По крайней мере, – подумал Грегор, изнемогая от стыда. – Я сделаю ее счастливой. Она ведь и в самом деле любит меня, любит настолько, что отдалась, не спрашивая ни о чем, не требуя ни слов любви, ни обещания жениться… Тем с большей радостью примет предложение, и пусть только ее никчемный братец посмеет мне возразить. А я… что же, я постараюсь, всеми силами постараюсь не разочаровать ее. Мой брак никогда не будет похож на брак Малкольма, клянусь! Впрочем, сначала следует извиниться перед невестой! Сразу же после лекции!
* * *
Лекцию о стригоях Грегор читал, почти не вслушиваясь в собственные слова. Благо, тема была ему знакома едва ли не лучше особенностей вооружения фраганской армии. Стригои – это не легендарные аккару, их рано или поздно встречает почти любой некромант. Правда, для некоторых эта встреча становится последней, что Грегор и постарался должным образом донести до адептов.
Воронята сосредоточенно скрипели перьями, стараясь не упустить ни одного слова, и Грегор чувствовал бы себя почти спокойно, если бы не напряженная тишина в Академии. И в аудитории. Если бы не беспокойные взгляды Аранвена и Эддерли на Ревенгар.
Если бы сама Ревенгар хоть раз подняла на него взгляд!
Но девчонка упорно не смотрела никуда, кроме тетради, и выглядела – сердце кольнуло! – усталой и измученной.
«Но хотя бы не несчастной!» – невольно подумал Грегор и едва не выругался вслух: нашел, чем гордиться! Впрочем, чего он ожидал? Айлин Ревенгар – дорвенантская леди, а не итлийка, и не следует думать, что плотская любовь, тем более до брака, не освященная уверенностью в нежных чувствах и заботе мужа, способна вызвать в ней восторг.
Колокол возвестил окончание урока, и Грегор поспешно выбросил из головы все лишние мысли.
– Лекция окончена, господа адепты, вы можете быть свободны, – уронил он и, когда воронята потянулись к выходу, добавил: – Ревенгар, задержитесь.
Замерли все.
Тимоти Сэвендиш – у самой двери, уже положив на ручку ладонь, Галлахер и Кэдоган – на полушаге у первой парты, Аранвен и Эддерли – первый, только успев привстать с места, второй – согнувшись над сумкой с учебниками…
И Айлин – не успевшая ни встать, ни закрыть тетрадь.
Грегору вдруг бросилось в глаза, что сегодня она села немного поодаль от остальных Воронов, словно отгородившись от них несколькими свободными стульями. А Дарра Аранвен, и без того не пышущий румянцем, бледен более обычного, и его заколка-перо, которую все Вороны так и продолжали носить в прическе, не строго параллельна линии аккуратно зачесанных золотистых волос, а немного скошена – для Аранвена просто немыслимо!
– Как много адептов из рода Ревенгар учится на моем курсе, – мрачно бросил Грегор, осмотрев аудиторию. – Вы плохо меня поняли, господа? Я не задерживаю никого, кроме леди.
– Простите, мэтр, – виновато вразнобой откликнулись несколько голосов, и адепты наконец, потянулись к дверям.
Аранвен и Эддерли, однако, задержались. Дарра шагнул к Ревенгар, наклонился над нею, тихо сказал что-то, чего Грегор не услышал. Айлин, не поднимая глаз от тетради, покачала головой. Аранвен нахмурился, Саймон Эддерли закатил глаза и потянул приятеля к выходу из аудитории.
Но у самой двери тот оглянулся и бросил на Грегора очень взрослый взгляд, холодный и пронизывающий. Как-то сразу вспомнилось, что сын канцлера оканчивает последний курс и уже через несколько месяцев уйдет из Академии со всеми соответствующими последствиями. Например, с возможностью вызвать Грегора, который перестанет быть его преподавателем, на дуэль. Или принять его вызов…
О последнем думалось едва ли не с радостью, хотя почти сразу Грегор устыдился. В желании Аранвена-младшего защищать честь девушки нет ничего недостойного. Хотя от будущей леди Бастельеро ему все-таки следует держаться подальше – теперь с защитой ее чести есть кому справляться.
Айлин посмотрела им вслед и перевела взгляд на Грегора. Под глазами у нее залегли тени, сделав лицо старше и строже.
– Подойдите, – негромко попросил Грегор.
Она, помедлив, кивнула. Закрыла тетрадь и чернильницу, сунула в сумку… Поднялась, пошла к кафедре, глядя прямо перед собой, избегая его взгляда.
Остановилась в шаге от Грегора, затеребила конец пояска…
– Прошу вас выслушать меня со всем возможным вниманием, – сказал Грегор, мучительно пытаясь подобрать единственно правильные, нужные слова. – Прошлой ночью…
* * *
Кровь бросилась Айлин в лицо, а сердце противно екнуло. Прошлой ночью… она повела себя как настоящая трусиха! И уж конечно, совсем не как леди!
А сейчас и вовсе! Настоящая леди должна была бы изнемогать от стыда и бояться поднять глаза, а Айлин…
Сегодня ей совсем, совсем не было стыдно.
«И вообще важно лишь одно, – подумала Айлин с растерянным удивлением. – Что это был мэтр Бастельеро! Мэтр Бастельеро, который никогда не смотрел ни на одну девушку, даже самую красивую! Значит… Значит, он меня все-таки…»
В груди разлился мягкий ласковый жар, словно от глинтвейна, который им с Даррой иногда варил Саймон, и Айлин поспешно оборвала мысль.
– …я повел себя недостойно, – продолжил мэтр Бастельеро странным и чужим звенящим голосом. – Не в оправдание – оправдать меня не могут никакие обстоятельства! – но в объяснение моего поступка должен сказать, что я был не в себе. Причины не важны. Поверьте, если бы я был полностью в здравом рассудке, то не совершил бы того, что… совершил.
Айлин показалось, что перед ней разверзлась ледяная черная бездна. Тепло в груди сменилось пронзительным холодом, сердце рвануло острой болью, и Айлин едва удержалась, чтобы не прижать ладонь к груди.
«Не в себе, – подумала она. – Он просто был не в себе. Он… Если бы он был в себе – ничего не произошло бы?.. Он меня не любит, – пришла вдруг простая и холодная ясность. – И то, что произошло, мучает его… Нужно сказать… сказать хоть что-то. Принять извинения. Попросить позволения уйти…»
– Но я искуплю свою вину, – продолжил Бастельеро. – Я сегодня же поставлю вашего брата в известность о нашей с вами помолвке. Мы поженимся в первый день лета. И я клянусь, что постараюсь сделать вас счастливой. Позвольте вашу руку, леди Ревенгар…
– Мою руку?.. – переспросила Айлин, с трудом шевеля губами, а льдинка в груди провернулась, царапая сердце острыми краями, обжигая холодом.
В руке лорда Бастельеро оказалось кольцо – в точности похожее на его родовой перстень, только немного поменьше. Фамильное кольцо Бастельеро? Он… предлагает ей брак?
«Вчера, – беспомощно подумала Айлин. – Всего только вчера я согласилась бы, не раздумывая. И была бы счастлива! И уверена, что иначе и быть не может! И сегодня тоже… если бы я могла думать, что мэтр любит меня… если бы я только могла бы надеяться! Но не теперь. Только не теперь. Только не так! Неважно, стала ли я падшей… женщиной, но гордость у меня все-таки есть. Ревенгары не принимают подачек от снисходительности и подарков от чувства вины! Слишком фальшивая монета за ночь любви!»
Мир вокруг звенел и кружился, словно при перерасходе магической силы. И было ясно, что все еще можно исправить! Забыть, переступить через гордость… Всего один маленький шажок, за который ее не то что никто не осудит! Напротив! Разве может быть другой выход для опозоренной девицы, чем принять предложение мужчины, который благородно возвращает ей ее честь?! Выйти за него замуж и всегда, всю жизнь помнить его великодушие и желание загладить вину.
Она глубоко вдохнула и посмотрела в глаза лорду Бастельеро. Грегору. Впрочем, нет, все-таки лорду и мэтру – не более того.
– Мне… мне глубоко льстит ваше предложение, милорд. Но, простите, я не могу его принять.
– Вы… что? – переспросил Бастельеро так недоверчиво, что вместо холода в груди вдруг вспыхнула злость.
Бессовестная, совершенно не заслуженная никем, кроме нее же самой!
– Я не могу принять ваше предложение, – повторила Айлин.
Во второй раз это оказалось куда проще, чем в первый.
– Я не выйду за вас, что бы ни решил лорд Ревенгар. – медленно и отчетливо проговорила Айлин, внимательно вслушиваясь в каждое слово и глядя, как меняется лицо Бастельеро.
Недоверие, недоуменная злость…
И понимание.
Лорд Бастельеро глубоко вдохнул и медленно выдохнул. И едва заметно улыбнулся, как, случалось, улыбался на практикумах, когда кому-нибудь, обычно Саймону, удавалась особенно удачная порча.
– Я понимаю, что оскорбил вас, – проговорил он старательно мягко. – И все же прошу, подумайте. Обида – дурной советчик. Но вы ведь способны слышать не только обиду, но и голос разума? Несомненно, я один виновен в вашем бесчестье, но законный брак…
– Бесчестье? Мое бесчестье? – переспросила Айлин шепотом, замирая от жгучей ярости.
«Ставлю все, что у меня есть, против ломаного медяка – ни демона он не понял!»
– Да, лорд Бастельеро, – проговорила она громче, позволив гневу взять над собой верх. Лучше уж расставить все руны в звезде сразу! Не отчислят же ее из Академии за то, что она нагрубила мэтру! – Вы меня оскорбили. Оскорбили дважды! Я подарила вам свою любовь, и вы вольны были не принять ее, но приняли и, приняв, назвали любовь – бесчестьем! И второй раз вы меня оскорбили вашим предложением, сделанным в порыве раскаяния! Но единственным несмываемым бесчестьем для меня было бы – согласиться на это предложение! Вина – худшая причина для брака, хуже – только позор! А вы предлагаете мне обе эти причины, предлагаете скрыть мой, как вы считаете, позор плащом вашей вины! Убирайтесь к Барготу с вашими сожалениями, с вашим пониманием и вашим бесчестьем заодно! И договаривайтесь со своей совестью как вам угодно – но только без меня! А с моим бесчестьем я, уж поверьте, разберусь сама! Мое почтение!
Айлин резко поклонилась, развернулась так, что косы хлестнули по спине и плечам, и зашагала к двери, печатая шаг, словно заколачивала крышку гроба.
– Ревенгар! Немедленно остановитесь! – ударил в спину яростно-изумленный голос лорда Бастельеро. – Айлин! Вы меня не так поняли!
– К Барготу! – повторила она, не оборачиваясь, и вышла, закрыв дверь со всей возможной аккуратностью.
Поспешила прочь, все ускоряя шаг и не задумываясь, куда она идет. Куда угодно, лишь бы подальше от лорда Бастельеро!
Из-за ближайшего угла – шагах в десяти от аудитории – высыпали Вороны. Караулили они ее, что ли? Впрочем, наверняка караулили…
Дарра шагнул вперед, загораживая дорогу и вынуждая остановиться. Надо было поговорить с ним перед занятием! Обязательно надо было, ведь названые братья беспокоились, а когда она пропала из лечебного крыла, и вовсе всполошились, наверное. Она же, трусиха, проскользнула в аудиторию перед самым колоколом и еще села подальше.
– Милая Айлин… – Дарра осекся, поймал ее руку, попытался заглянуть в глаза, и Айлин поспешно отвела взгляд. – Что такого вам сказал мэтр? Что бы это ни было, вы ведь знаете, что всегда можете рассчитывать…
Айлин мотнула головой, чувствуя, что не выдержит ни единого вопроса, ни одного прикосновения, даже самого ласкового. И помощь ей сейчас не нужна! Она справится сама! Еще не хватало пачкать Воронов и особенно Дарру всей этой грязью. Вот им точно знать не следует! Иначе страшно подумать, что может случиться!
– Прости, Дарра, – едва вытолкнула она из сведенного судорогой горла. – Я… очень тороплюсь. На урок. Да. У меня урок…
Пальцы Дарры разжались, и Айлин почти побежала к боковой лестнице, ведущей в сад. Там сейчас точно нет никого! Ни единого человека! И прекрасно!
– Какое, ко всем барготовым демонам… – донесся растерянный голос Саймона. – У тебя же артефакторика в южном крыле!
«Вот именно – ко всем барготовым демонам! – яростно подумала Айлин. – Провались она, эта артефакторика! Что с нее пользы, когда рушится мир? Пусть хоть все занятия пропадают!»
Она сбежала по лестнице так быстро, будто за ней гнались, и выскочила в сад, в самом деле совершенно безлюдный. Свернула с центральной аллейки, не выбирая дороги, и пошла прямо по мягкой, светло-зеленой траве, пахнущей по-весеннему ярко и остро, еще влажной от прошедшего на рассвете дождя.
Остановилась она, только немного успокоившись, огляделась и горько усмехнулась. Вишня! Та самая вишня, под которой она целую вечность назад целовалась с магистром Роверстаном… Ох, какой же она была тогда глупой и беспечной, если ее главным горем была всего лишь злая шутка Иды! Если бы можно было повернуть время обратно!
За ее спиной раздались шаги, и на короткий миг Айлин – сама не зная, с отчаянием или надеждой, – подумала, что ее догнал мэтр Бастельеро…
Она резко обернулась – косы снова хлестнули по спине – и замерла.
На краю круглой полянки стоял магистр Роверстан и смотрел на нее хмуро и неодобрительно.
«Ну конечно же, – подумала Айлин невольно. – Магистр всегда появляется именно тогда, когда мне нужна помощь! Как будто чувствует!»
Мысль показалась отчего-то немыслимо смешной: конечно, ведь у магистра Белой гильдии нет никаких забот, кроме одной бестолковой девицы! Как же!
– Почему вы ушли из целительского крыла, не дождавшись меня? – непривычно сухо спросил Роверстан, не двигаясь с места и хмурясь все больше. – Кажется, вчера вечером было достаточно ясно сказано, что вам необходимо лечение? Я искал вас все утро.
– Простите, милорд магистр… – пробормотала Айлин, опустив голову и чувствуя, как кровь приливает к щекам.
И в самом деле! Роверстан говорил, а она забыла, совершенно забыла! Испугалась за мэтра Бастельеро, видите ли, даже не подумала, что уж ему-то никакие демоны не страшны! А ведь не сбеги она из Академии, не явись к мэтру без приглашения – и не было бы ни сегодняшней ночи, ни постыдного, унизительного объяснения!
«Во всем, что произошло, – с бессильной и отчаянной злостью подумала Айлин, – моя вина. Только моя!»
Ладонь магистра коснулась ее плеча, и Айлин подняла голову. Она и не заметила, как он подошел.
Раздражение на лице Роверстана уступило место беспокойству.
– Что с вами случилось? – спросил он так мягко, что к горлу подкатил комок, а глаза защипало. – У вас ведь была некромантия, не так ли? Неужели вас чем-то расстроил мэтр Бастельеро?
– Нет! – вырвалось у Айлин прежде, чем она успела подумать. – Вовсе нет, милорд магистр! Мэтр Бастельеро вовсе меня не расстроил, он просто сделал мне предложение…
И осеклась. Не хватало об этом говорить с посторонними! Но… она ведь не сказала ни о чем… непристойном! Хотя непонятно, как и зачем она вообще об этом заговорила!
– Вот как… – протянул Роверстан, и Айлин показалось, что черные глаза магистра стали на миг холодными, словно две полыньи. – И вы?..
– И я отказала, – отрезала она и тут же почти устыдилась, но проснувшееся чувство злого обиженного упрямства подсказало, что это ее личное дело. Впрочем, Роверстан ее ничем не оскорбил, даже наоборот! – Простите, милорд магистр.
– Не стоит извинений, милая леди, – улыбнулся Роверстан так тепло, что Айлин уверилась – стылая бездна в его глазах ей просто почудилась. А потом, понизив голос, спросил: – Мэтру Бастельеро вы отказали. Не стану спрашивать почему, верю, что причина была веской. Откажете ли мне?
Айлин вздрогнула, как от удара. Магистр Роверстан добр и внимателен ко всем адептам, даже чужих факультетов. Он не мог, просто не мог походя бросить столь злую шутку! И все же – бросил!
Она выпрямилась так, что лопатки почти соприкоснулись, открыла рот, чтобы сказать что-нибудь резкое, такое, чтобы этот… этот… разумник!.. и не посмел думать, что смог ее задеть! И наткнулась на его взгляд – напряженный, испытующий, без малейшего следа веселья.
Щеки вспыхнули. Ох, не магистру должно быть стыдно, а ей! Ну почему, почему она постоянно думает о людях плохо? Как можно быть настолько злой?
– Я… – пробормотала Айлин, опуская взгляд – Простите. Боюсь, я вас не понимаю, милорд.
– Посмотрите на меня, – мягко попросил Роверстан, и Айлин нехотя, изнемогая от неловкости, подчинилась.
– Я намеревался просить вашей руки этим летом, – сказал магистр даже более низким, чем обычно, мягким голосом.
– Моей руки?! Но ведь я даже не нравлюсь вам, магистр!
Разумник изумленно поднял брови и странно взглянул на Айлин.
– Позвольте спросить, милая леди… уж не основаны ли ваши слова на том, что я спокойно стою перед вами, а не бросаюсь на вас, как мальчишка, одержимый впервые проснувшимся зовом плоти?
Кровь бросилась Айлин в лицо и она, до боли прикусив губу, кивнула. Саймон так себя и вел, если верить разговорам адепток, слышанным ею мельком и обрывочно. И прочие Вороны тоже. И даже мэтр Бастельеро… впрочем, что она знает о мэтре Бастельеро? Ведь он же сказал, что сожалеет, и, может быть, с дорогой ему женщиной он вел бы себя иначе?
– Мне сорок два года, милая Айлин, – негромко сказал магистр Роверстан. – К этому возрасту мужчина обыкновенно способен управлять своими желаниями, а не подчиняться их диктату, даже если это непросто. Если, конечно, это мужчина, а не забывший повзрослеть юноша. Вы именно та, с кем я хочу связать свою жизнь. И если бы вы согласились принять мои ухаживания…
«Ухаживания?.. – подумала Айлин растерянно. – Но… какие?»
– Возможно, мне стоило бы открыться уже давно, – вздохнул Роверстан. – Но вы ведь любите загадки, не так ли?
– Загадки? – переспросила она, чувствуя себя маленькой и глупой, и вдруг поняла. – М-милорд магистр! Так нож… и шпильки… И… Это все вы?!
Роверстан улыбнулся и кивнул.
– И роза тоже?! – вскинулась Айлин. – Но почему вы никогда не подписывались? То есть я понимаю, Устав Академии, но хотя бы намекнули!
– Я намекал. – Губы магистра тронула веселая ласковая усмешка. – Те карточки, помните? На арлезийском ваше имя означает «лунный цветок». Я надеялся, что у вас не так много знакомых арлезийцев… Но признаю, что загадка была непростой, а у вас оказалось слишком много других забот, чтобы ею заниматься. Но, надеюсь, мои маленькие подарки вам понравились? Вижу, что нож вы носите.
– Я думала, что бутон белой розы означает просьбу о прощении, – так же растерянно сказала Айлин. – И искала не того…
Она вскинула ладони к пылающим щекам, а магистр понимающе кивнул.
– Розам свойственно распускаться, – сказал он негромко и сочувственно. – Как и цветущей вишне – приносить плоды. – Я собирался поговорить с вами об этом после бала, – прибавил он. – Но не успел. Я хотел просить вашей руки…
– У моего брата? – вырвалось у Айлин почти против воли, и она, в отчаянной попытке удержать уже сказанную колкость, зажала рот ладонью.
Дура! Барготова надменная дура! А еще на мэтра Бастельеро обижалась, хотя сама – не лучше!
Роверстан удивленно изогнул брови.
– Нет, милая леди, у вас. Это дело касается только вас и меня, каким бы ни было ваше решение. – Он помолчал, всматриваясь в ее лицо уже без всякой улыбки, но с мучительным, почти болезненным вниманием, и протянул руку ладонью вверх. – Я предлагаю вам, леди Ревенгар, мое имя – может, не такое громкое, как у Бастельеро, но столь же честное, поверьте, мою жизнь и руку, а сердце… сердце – ваше, даже если вы откажетесь от всего остального.
Айлин обхватила плечи руками. Солнце припекало уже почти по-летнему, но откуда-то изнутри растекался по телу леденящий холод.
«Как глупо, – подумала она с беспомощной тоской. – Как глупо и несправедливо. Любая другая на моем месте согласилась бы, не раздумывая. И еще гордилась бы – два предложения в один день, и каких предложения! Так не бывает!»
«Ну почему же не бывает… – возразил в глубине души тихий голос, очень похожий на голос тетушки Элоизы. – Девица Ревенгар, даже и порченая, это все еще Ревенгар. Удачная партия для лейб-дворянина! Да, Роверстан – маг, и к тому же – магистр, но выше ему не подняться, Совет глав гильдий ни за что не выберет Архимагом простолюдина! Но, вероятно, охотно проголосует за лорда Ревенгара!»
Айлин вздрогнула. Нет, да нет же! Так можно додуматься невесть до чего! Конечно, магистр не забывает, что она Ревенгар, но ведь и лорд Бастельеро не сделал бы ей предложения, будь она обычной горожанкой или даже дочерью купца! Да Бастельеро, пожалуй, и на лейб-дворянке не женился бы!
– Моя семья, – пробормотала она. – Она может не одобрить этот брак, милорд магистр. И вряд ли за мной дадут подобающее приданое, если дадут хоть какое-то… Мой брат…
– О! – живо прервал ее Роверстан. – Мне известно, что у вас… сложные отношения с семьей. Если для вас важно одобрение лорда и леди Ревенгар, то вы его получите, обещаю. Если же нет, я прекрасно обойдусь без их одобрения. И без благословения. Мое собственное родовое имя меня вполне устраивает, – добавил он проницательно, и Айлин залилась краской.
Неужели магистр прочитал ее недобрые мысли? Или они, как уверяют Дарра, написаны на лице?..
– Ну-ну, девочка моя, не смущайтесь, – мягко подбодрил ее вовсе, кажется, не оскорбившийся магистр. – Ваши мысли вполне естественны. Что еще вас интересует? Приданое? Полагаю, вы помните, что наша маленькая шалость пять лет назад не только удалась, но и принесла к этому времени довольно ощутимые плоды. Но вы можете быть уверены, что эти деньги останутся только вашими и вы вправе распоряжаться ими как угодно. Я достаточно состоятелен и могу позволить себе брак по любви. Так… – Он на мгновение задумался. – Титул? Он тоже имеется. И совершенно законный, хоть и полученный необычным путем. Помните, я вам рассказывал, что в Арлезе дворянство можно выиграть? Дворянство Странника – так это называется. И окружено таким же уважением, как в Дорвенанте – магический дар. Тоже считается милостью богов, знаете ли… Если вы выйдете за меня замуж, то останетесь леди не только по качествам души и сердца, но и в глазах общества. Вы удивлены?
– Вы… никогда об этом не говорили, – пролепетала и вправду пораженная Айлин, не понимая, зачем магистр столько лет носит маску простолюдина, если может просто заявить о дворянстве.
– А зачем? – весело спросил Роверстан. – Лично мне вполне хватает привилегий магистра Ордена. Но я, конечно, думаю о будущем своих детей. Кстати, именно поэтому я буду рад, если после замужества вы продолжите обучение и станете орденской магессой со всеми соответствующими правами. Ваш талант нуждается в достойной огранке и оправе. Вас беспокоит что-то еще?
«О да, – снова встрепенулся злой и едкий внутренний голос. – И очень важное «что-то»! Признаешься или постыдишься, леди Ревенгар?»
Еще час… да что там, четверть часа назад Айлин была уверена, что скорее умрет, чем расскажет кому-либо о своем позоре!
Но… если магистр действительно просит ее руки, не рассказать ему – бесчестно!
Она стиснула зубы, велела внутреннему голосу провалиться к барготовой матери и кивнула.
– Да, магистр. Видите ли, я… я… – Она сглотнула, отчаянно жалея, что на уроках этикета никто не учил, как правильно признаваться в таком. Наверное, учителей бы удар хватил, допусти они хоть мысль, что леди может заговорить о столь щекотливом деле! Ладно, если не знаешь, как сказать, говори прямо! – Я не невинна, поэтому…
Запас воздуха закончился вместе со словами, и Айлин вскинула голову, готовясь достойно встретить поспешную просьбу забыть о необдуманном предложении…
Роверстан улыбнулся и качнул головой, камешек в его серьге заблестел на солнце, рассыпая яркие, празднично разноцветные искры.
– Милая леди, – вздохнул он и посмотрел на нее с сочувствием, но не оскорбительным, как жалость, а понимающим. – Я благодарен вам за откровенность и клянусь, что вы о ней не пожалеете… Но мне не нужно ваше имя, или связи вашей семьи, или ваша невинность. Мне нужны вы. Только вы. Я сожалею лишь о том, что у меня не будет возможности сделать вашу первую ночь незабываемой. – Он вздохнул, глядя на залившуюся краской Айлин, и спокойно, почти весело, добавил: – Но если хотите, я убью для вас Грегора Бастельеро.
В первый миг Айлин даже не осознала смысла только что прозвучавших слов, во второй – от ужаса голова у нее закружилась, а потом перехватило дыхание.
Слова магистра прозвучали так просто и буднично, что не могло быть никаких сомнений. Если она скажет: «Хочу», – или просто кивнет, или хоть на миг дольше, чем нужно, промолчит – убьет.
И никто даже не удивится, дуэли за честь дамы нередки, и убивают на них едва ли не чаще, чем на войне!
А ведь мэтр Бастельеро ни в чем не виноват, никто не виноват, только она сама!.. Мэтр Бастельеро… холодный, надменный, зачастую – недобрый, но неизменно защищающий своих Воронов…
«Каким бы он ни был, только пусть будет живым! Пусть живет долго и будет счастлив!» – взмолилась Айлин, сама не зная кому.
– Нет! – крикнула она шепотом. – Нет, прошу вас, магистр! Мэтр Бастельеро… он совершенно ни при чем!
– Как пожелаете, моя леди, – откликнулся магистр, словно только и ждал ее слов. – Надеюсь, больше никаких… препятствий?
Еще мгновение Айлин позволила себе промедлить, глядя в лицо магистра и вдыхая еле уловимый аромат арлезийских благовоний.
– Я слышала, что вы сватались к леди Ревенгар, когда она была еще Гвенивер Морхальт, – выпалила она, едва сдерживаясь, чтобы не зажмуриться. – Если вы видите во мне ее…
«Если он скажет, что сватовства не было… Или назовет ее моей матерью, зная, что я отказалась от рода… Если только дело действительно в этом проклятом сходстве…»
На лице магистра мелькнуло изумление.
– Что?.. Нет, моя леди! Ни в коем случае! Я действительно делал предложение леди Гвенивер и теперь, признаться, очень рад, что она мне отказала. Мы совершенно не подходим друг другу. Впрочем, должен признать, – он понизил голос почти до шепота, и Айлин невольно затаила дыхание, чтобы не прослушать чего-нибудь важного: – Теперь я понимаю, что в леди Гвенивер всегда видел вас.
Айлин закрыла глаза и глубоко вдохнула. Что ж, похоже, причин больше нет? Этот человек знает о тебе все, что нужно. Больше, чем кто угодно другой! И готов принять тебя такой, какая ты есть. И да, он наверняка тебя никогда не упрекнет, бессмысленно даже думать об этом. Ну и чего ты медлишь? Ведь тому, другому, нужна не ты, а чистая совесть?»
Айлин открыла глаза и вгляделась в спокойное красивое лицо мужчины напротив, словно увиденное ею в первый раз.
– Я благодарна вам, милорд магистр, – проговорила она медленно и отчетливо. – За ваше благородство и великодушие… Но я не люблю вас.
– Я знаю, девочка моя, – так спокойно и просто ответил Роверстан, будто Айлин сообщила что-то очевидное и обыденное. – Но в браке любовь приходит со временем, а я… поверьте, я сделаю все, чтобы завоевать ваше сердце. Просто дайте мне такую возможность.
Он замолчал. Айлин чувствовала его взгляд – тяжелый, как меховое одеяло, и такой теплый, что бьющий ее озноб вдруг исчез, словно его и не было.
«А ведь вчера, – подумала она вдруг. – Вчера магистр спас мне жизнь. Бросил щит, единственный из всего Совета, не думая о себе. И держал сколько мог, а ведь ему, разумнику, это наверняка давалось куда тяжелее, чем, скажем, боевику! И сейчас – сейчас он снова меня спасает, хотя и знает, что преподавателям запрещены личные отношения с адептами!»
– Хорошо… – сказала она дрогнувшим голосом. – Я непременно постараюсь полюбить вас. Я буду очень стараться! Но пообещайте, что никогда и ни в чем не станете мне лгать. Пусть правда будет сколь угодно горькой, но только не лгите! Обещаете?
– Милая Айлин, – вздохнул Роверстан. – Каким же трудным путем вы предпочитаете идти, но в этом вся вы. И это самое прекрасное, что в вас есть. Обещаю. Я никогда вам не солгу.
– Тогда я согласна, милорд. Но с условием, что помолвку мы заключим не раньше лета, – твердо сказала она. – Когда в наши… отношения перестанет вмешиваться Устав Академии.
Разумник улыбнулся какой-то новой, совершенно незнакомой Айлин улыбкой, от которой у нее вдруг закружилась голова, а запах сандала и ладана словно сгустился вокруг них.
– Благодарю вас за чуткость, моя леди. Ничего иного я от вас не ожидал. Насколько я понимаю, раз вы не хотите объявлять о помолвке, то мое кольцо примете несколько позже?
Айлин кивнула, невольно вспомнив то, с сапфиром, которое отказалась взять у… лорда Бастельеро. Лорда! Или мэтра! Никаких больше Грегоров, даже в мыслях! Она выйдет за человека, который ее любит, и изо всех сил постарается сделать его счастливым. Может быть, у нее даже получится стать счастливой самой. Ну хоть немного…
– Да, – сказала она, понимая, что должна пообещать. – Мое слово. Я выйду за вас… милорд магистр.
– Дункан, – улыбнулся разумник. – Для вас отныне и всегда – Дункан. И я надеюсь, что срок помолвки будет небольшим и осенью вы уже вернетесь в Академию моей женой. А пока… Могу я попросить у вас что-нибудь… не в залог, разумеется, но в знак вашей благосклонности? Какой-нибудь пустяк, безделушку?
Ленту? Айлин покраснела еще сильнее, вспомнив, чем сегодня торопливо перевязала косы. Подарок в знак согласия на обручение – традиция древняя, как сам Дорвенант, но не отдавать же простой кожаный шнурок! Или перо Воронов, подаренное Даррой. А больше у нее из украшений и нет ничего.
– Возможно, прядь волос? – ласково подсказал Роверстан. – Обещаю хранить ее бережно и с должным почтением.
Айлин кивнула, словно завороженная его горячим взглядом. Странно, и как эти глаза могли показаться ей похожими на полынью? В мыслях мелькнуло, что прядь волос – это очень доверительный подарок! На ней можно навести пятнадцать видов порчи, только описанной в учебнике, не считая самодельной. И Гре… мэтр Бастельеро неоднократно подчеркивал, что волосы и кровь нельзя никому давать! Но… Роверстан ведь не некромант! И он ее любит… И вообще, довериться магистру можно – он разумник!
Торопливо выхватив ритуальный кинжал из ножен на поясе, она поспешно чиркнула по кончику косы, отрезав толстую прядку, и протянула ее Роверстану.
Их пальцы соприкоснулись, но вместо того, чтобы просто взять предложенное, магистр прихватил своей ладонью, огромной и горячей, ее ладошку, а вторую руку уронил на плечо Айлин.
«Мы теперь жених и невеста, – подумала она, утопая в сладком, но с отчетливым горьким привкусом, смущении, когда губы Роверстана удивительно нежно коснулись ее губ. – Я дала слово… И я полюблю его… Хватит быть маленькой взбалмошной дурочкой, детство кончилось. Теперь-то уж точно! И я стану счастлива, как бы это ни было сложно!»
Отцветающая вишня, по веткам которой прошелся ветерок, осыпала их дурманно душистым облаком, и Айлин вдохнула этот запах счастья, изо всех сил стараясь не смотреть на небо, синее, как… чьи-то глаза. Она выбрала свой путь – как всегда! – и собиралась идти по нему так, чтобы никто и никогда больше не мог ее упрекнуть.
