Марина Ефиминюк
Обреченные стать победителями
Глава 1. Закон возвращения пакостей
В восточных долинах королевства, где я выросла, в ходу нравоучительная поговорка: не плюй в колодезь, пригодится напиться. В моем случае она звучала иначе. Не подливай слабительные капли в кувшин с крепленным вином хамоватым столичным аристократам, пригодится… О чем вы подумали? Не напиться! А не нарываться на неприятности, когда через пару декад столкнешься с одним из них в академии магии Дартмурт.
В тот вечер парни ввалились в теткину таверну и вели себя как полные кретины. Если бы я знала, что видела главного хама из трио папенькиных сынков не в последний раз, то не стала бы опрокидывать в кувшин весь флакон снадобья. Ограничилась бы десятком капель. И нет, я не мстительная. Это они от души нарывались на чисто принципиальное гостеприимство. До сих пор передергивает, стоит вспомнить, как блондинистый придурок, сейчас сидящий на соседнем ряду, швырнул на стол пару медяков, и под смешки друзей-недоумков небрежно махнул рукой:
– Обслужи нас!
Кто знал, что он окажется адептом первого года на факультете Хранителей магии, мы будем стоически сдерживать зевки на одной церемонии приветствия, а потом сидеть в одних лекционных? В общем, если узнает в лицо, то выйдет неловкость.
В реальность меня вернул звучный басовитый голос магистра, стоявшего у преподавательской кафедры:
– Кто перечислит три основных постулата мироустройства?
В полукруглой лекционной образовалась испуганная тишина. Народ перестал шуршать листами писчей бумаги.
– Ну же, господа адепты! Разве на факультет Хранителей принимают не лучших выпускников магических школ?
Что есть, то есть! Я пахала, как проклятая, чтобы получить стипендию в Дартмурте. Днем училась, вечеров убирала столы в таверне, по ночам зубрила, а единственный выходной проводила в школе, оттачивая заклятья. Оплачивать высшее образование тетка Надин, моя опекунша, не собиралась, о чем недвусмысленно объявила, когда подписывала прошение в самую престижную академию в королевстве. Но я поступила на бесплатное место и собиралась начать жить с чистого листа.
– Господа, не стесняйтесь показаться умными! – увещевал магистр аудиторию.
– Параллельных миров бесчисленное множество, – заговорил кудрявый худой парень, сидевший на другом конце зала.
– Верно! – указал в него пальцем преподаватель. – Как вас зовут?
– Флемминг Квинстад, магистр, – бодренько представился он.
– Продолжайте, адепт Квинстад…
Он называл постулаты, известные любому школьнику, и на учебной доске сами собой появлялись строки, написанные размашистым, видимо, преподавательским почерком:
Параллельных вселенных бесконечное множество.
Наверняка миров огромное количество, но пока мы знакомы только с одним соседом – диким миром Рейнсвер, населенным демоническими существами. Из чего философы лет двести назад сделали странный вывод: наш мир первый в цепочке бесконечности, а остальные являются слепками, в смысле копиями. Самонадеянное утверждение всем льстило. Объяснить, почему у соседа не совпали континенты с нашим, ни у кого за прошедшие два века не вышло, сколько не пыжились. Интересно, что случится, если к нам постучатся еще с какой-нибудь стороны, кроме Рейнсвера? Например, снизу. Уф! Представить страшно, какой поднимется переполох.
Кстати, еще утверждалось, будто в мире за «гранью» из разумных жили только исследователи и ссыльные преступники (за здравый рассудок тех и других никто не ручался), а остальные – драконы, грифоны, горгульи и прочие твари, которых мне предстояло изучать в течение всего первого года, пусть одомашнивались, но признаков интеллекта не проявляли.
Впрочем, некоторые из находящихся в аудитории – лень показывать пальцем в белобрысого придурка из таверны – тоже не проявляли особенных признаков интеллекта, но почему-то учились в лучшей академии королевства. Наверное родители таким образом пытались их приучить и одомашнить.
Магия и ее сила не зависят от происхождения.
Капризный магический дар всегда стремился затухнуть, как любой талант, который не раскрыли или по какой-то причине – и, поверьте, таких людей имелось не мало – не хотели развивать. Но если способности, например, к рисованию, с возрастом не исчезали, то заснувший колдовской дар больше не пробуждался. Никогда, ни при каких обстоятельствах, ни по чьему желанию или велению.
Магия обязана служить во благо мира.
Конечно, маги обязаны помогать людям! Кто бы утверждал обратное? Но понимание о добре и зле у всех разное. Некоторые причиняли такое «торжественное благо», что лучше бы мирно отдохнули в сторонке. Начудивших магов – в смысле, совершивших какое-нибудь разрушительно-злодейское «чудо» – объявляли преступниками и проговаривали к ссылке в Рейнсвер.
Но если адепт Креммлинг (так ведь его зовут?) и разделял мое мнение касательно мироустройства, то вслух об этом, конечно, не объявлял. Просто перечислил постулаты, за что немедленно получил похвалу.
– Прекрасно… – развел руками магистр, мол, учитесь, господа первогодки, смелости, и немедленно переспросил:
– Как еще раз ваше имя?
– Ботаник, – прозвучал сверху издевательский голос придурка из таверны.
По рядам прошелестели сдавленные смешки, мгновенно утихшие под осуждающим преподавательским взглядом. Однако адепт с непроницаемым видом напомнил:
– Флемминг Квинстад.
Ой! В уголке листа я накарябала правильное имя сокурсника с аристократической фамилией. Странный поступок, если честно. Ведь имя преподавателя прослушала и не записала.
– Точно-точно. – Магистр тоже что-то чиркнул в блокноте. Наверняка внес Квинстада в список умников и любимчиков. Уверена половина аудитории была готова до самого выпуска ходить с гордым прозвищем Ботаник, я в том числе, лишь бы свезло оказаться в том же списке.
– А ваше? – поднял профессор глаза на наш ряд. Чуть не указала пальцем на себя, но обращались к разговорчивому кретину.
– Илай Форстад, господин магистр, – прозвучала знакомая фамилия.
Постойте! Он из тех самых Форстадов, которые уже четверть века хороводят в королевском совете магов? Не зря говорят, что на потомках великих людей боги отдыхают!
Судя по тому, с какой поспешностью магистр сделал в блокноте очередную пометку, в предположении я не ошиблась.
– Итак, господа адепты, – начал он, уставившись на меня (вернее, на потомка древнего магического рода, сидевшего сверху, но выглядело, будто на меня – неловко-то как), – уверен, вы все знакомы с постулатами, однако на вводной лекции мы обязаны разобрать их подробно. Это экзаменационная тема.
В мироустройстве имелась еще одна неприятная деталь. Помимо той, что именно Форстады выделяли стипендии на обучение в Дартмурте, а магистр облизывал нежным взглядом их отпрыска, словно тот уже замолвил за него словечко перед известными родственниками. И вряд ли этим вредоносным знанием кто-нибудь щегольнет перед экзаменационной комиссией. Однако, поделюсь, чтобы не держать в себе. Если граница с Рейнсвером или любым другим миром, будь он сверху, снизу, сбоку или по диагонали, когда-нибудь сотрется, то у нас вообще-то случится конец света. Не дайте боги накаркать!
С непривычки я едва успевала за лектором, рука ныла. В академии, в отличие от школы, никто не ждал и не переспрашивал, все ли записали материал. Страницы испещряли диагональные строки с сокращенными словами – враг не расшифрует, заклятье не поможет. Ни одной схемы из тех, что покрывали доску, перерисовать не успела. А в песочных часах, стоящих на преподавательской кафедре и отмеряющих время занятия, постепенно истекал мерцающий песок. Кошмар!
Магистр громко объявил:
– На этом тема постулатов переустройства закрыта.
До конца лекции оставалось еще несколько минут, и я принялась наспех карябать на листе схему «множественности вселенной по Крауту», но рисунки выходили не только кривыми, но и бледными – в самописном пере заканчивались чернила… Неожиданно схемы на моих глазах начали растворяться! Меловые линии, нанесенные с помощью колдовства, исчезли, и доска засияла первозданной чистотой.
Не поняла, простите. Как так-то?!
– Все материалы по лекции вы можете найти в методическом пособии по моему курсу, – между тем с жизненным видом заметил магистр. – Там же подробно разобраны ответы на экзаменационные вопросы, поэтому, если радеете за высокие баллы, то от души рекомендую изучить его.
Я призадумалась. Вчера в книжном хранилище мне выдали даже не стопку, а гору книг, обязательных к изучению на первом году обучения. Старых, прошедших огонь, воду и академическую столовую: с истрепанными углами, подчеркнутыми строками, жирными пятнами и прочими прелестями фолиантов, передаваемых из поколения в поколение тех адептов, кому было не по карману выложить кругленькую сумму на покупку собственных учебников. Но не помню, чтобы к двум толстенным томам по мироустройству прилагались какие-то дополнительные книжные «изыски».
– У нас осталась пара минут. Задавайте вопросы, – предложил он, опершись ладонью о кафедру.
Мы находились, признаться в единодушном недоумении. Не по поводу мироустройства, конечно, а из-за методички. Подозреваю, абсолютно все ломали голову, где бы добыть волшебную книжечку, даже без заклинаний способную повысить балл на экзамене.
Наконец руку подняла девушка на первом ряду. Лица я ее видеть не могла, только узкие плечи, спрятанные под черной учебной мантией, да две косички, перекинутые на спину.
– Магистр Хилдис, могу я узнать о методическом пособии? Его не было в списке обязательной литературы. – Голос у девчонки оказался пронзительный и высокий.
– Какой хороший вопрос! – щелкнул тот пальцами, а на доске на долю секунды снова мелькнули надписи, но мгновенно исчезли. – Как ваше имя?
– Матильда Юри, – с готовностью отрапортовала она и оговорилась:
– В фамилии ударение на второй слог.
– Итак, госпожа Юри и все остальные, методическое пособие, автором которого является ваш покорный слуга, можно купить у меня лично. Стоит недорого, всего семь соримов.
Я чуть не поперхнулась на вздохе. Семь? И это недорого? Обалдеть! Ровно столько стоили приличные осенние сапоги.
Вот как всегда! Только решишь начать жизнь с «чистого листа», как натыкаешься на извечный вопрос: важнее добротная обувь на промозглую погоду или хорошая успеваемость? Может, удастся перекопировать методичку, у меня даже заклятье имелось, или купить у ребят второго года?
– Чтобы адептам, честно приобретшим материалы, не было обидно, пособие заговаривается от незаконного копирования и прочтения. Другими словами, никто, кроме владельца, не сможет воспользоваться книгой, – рассказал о подленьком «сюрпризе» преподаватель. – Думаю, что это честно.
Нет, положительно – это не магистр, призванные сеять вечное с прекрасным и взращивать в неофитах желание приобщиться к знаниям, а затрапезный торгаш! Разве что одет в темно-синюю учительскую мантию, а не в грязный фартук. Даже имя его не запишу – не заслужил! Может быть, на следующей лекции, если заработает.
Время занятия закончилось вместе с последней песчинкой, перекатившейся по узкому горлышку часов, и аудитория наполнилась переливчатым перезвоном невидимых колокольчиков. Народ моментально встал со своих мест. Пространство взорвалось голосами.
– Встретимся утром четвертого дня! – стараясь перекричать шум, снова объявил магистр Хилдис.
Прижимая к груди папку с листами писчей бумаги и стопку учебников, я выбралась в бурлящий коридор. Семинар по высшей магии проходил на другом этаже, но лестницу-то еще надо было найти, а перерыв длился жалких десять минут. Попробуй, доскачи вслепую!
В Дартмурт я приехала только вчера утром, проведя почти сутки в почтовой карете. Попыталась заикнуться о воздушном корабле, долетавшим из восточных долин до центра королевства всего-то за шесть часов, но тетка Надин посчитала меня полоумной, о чем немедленно и объявила. В общем, осмотреться я током не успела. Пришлось действовать, как обычно – следовать за толпой в надежде, что народ выведет в нужном направлении. К счастью, метод заплутавшего в столице провинциала не подвел и в этот раз: впереди замаячил широкий лестничный пролет.
Вдруг гудящее пространство взорвалось гоготом. Мимо, как взбесившиеся буйволы, проскакали парни. Я не успела отскочить с дороги и заработала ощутимый толчок крепким плечом. Папка с конспектами и книги немедленно свалились на пол. Удивительно, как меня саму не сверзили туда же. С уст почти сорвалось ядреное ругательство, но правила Дартмурта запрещали сквернословить, по крайней мере, в голос, но тихонечко отвесить бранное словцо никто не возбранял…
Бурча под нос проклятья, я опустилась на корточки, чтобы собрать выроненные вещи. Только потянулась за папкой, как пальцы едва не оказались прищемленными мужским ботинком. Еле успела руку отдернуть!
– Привычная поза на коленях? – раздался сверху мужской голос, и его обладатель как ни в чем не бывало пошагал дальше в компании друзей.
Я резко выпрямилась и рявкнула ему в спину:
– Эй!
Он помедлил и с деланным недоумением оглянулся. Высокий, широкоплечий, чего даже мешковатая мантия не скрывала. Светлые волосы завязаны в хвост, глаза синие, наглые. В уголках капризного рта складочка затаенной усмешки. Другими словами, я нос к носу столкнулась с белобрысым придурком. Ладно, буду надеяться, что он не имеет привычки запоминать подавальщиц.
– Эй? – изогнул он бровь.
– Не хочешь извиниться?
– Перед тобой?
– А ты кому-то еще чуть пальцы не отдавил? – вопросом на вопрос ответила я.
Неожиданно стало ясно, что мы стали центром всеобщего внимания. Народ шушукался, хихикал и ждал шумного скандала. Может быть, даже надеялся, что меня доведут до слез. Что сказать? Явно на жизнь с чистого листа, в которой я, Аниса Эден, не ввязывалась в потасовки с аристократическими кретинами, не тянуло.
– Не заметил, – нахально отбрил он меня.
– В таком случае, носи с собой подзорную трубу!
– Не страдаю плохим зрением.
– Похоже, ты о себе не все знаешь, Илай Форстад.
Боги, зачем я назвала его по имени? Вряд ли он когда-нибудь заслужит такую привилегию.
– То есть ты в курсе, что меня зовут не «эй»? – немедленно уцепился он за оговорку.
– Ну да, – ловко выкрутилась я. – Во время лекции ты так громко представился, что даже в коридоре услышали. У меня, как назло, отличная память на дурацкие имена, а не на лица. Сразу не признала.
Мы встретились глазами. Последовала странная пауза. Время перемены неуклонно подходило к концу. Больше всего хотелось поскорее поднять учебники, папку и броситься в кабинет на соседний этаж, но нагибаться или снова присаживаться под насмешливым взглядом белобрысого придурка и его верных прихлебателей не возникало никакого желания.
– Ладно, провинция, ты победила. Извини меня. – Особым сожалением он, естественно, не лучился, да и не упустил момента покрасоваться:
– Народ, драки не будет, расходитесь. Провинция уложила меня на лопатки.
Бросив последний, исключительно внимательный, а потому нервирующий взгляд, вместе с приятелями он направился к лестнице. Толпа вдруг вспомнила, что до начала занятия осталась жалкая пара минут, и принялась спешно разбредаться по коридорам.
Кабинет высшей магии представлял собой просторный зал с деревянными партами, в шахматном порядке выставленными перед преподавательской кафедрой. Стены подпирали шкафы с учебниками и подсобными материалами. Судя по расписанию, здесь проводили и практические, и теоретические занятия.
Я обожала высшую магию! Наука была точной и скрупулезной. Она подчинялась строгим законам. Изучала заклятья, требующие мастерства, аккуратности и внимательности, а не свободного пространства. Да и сногсшибательных (зачастую в прямом смысле слова) эффектов, как в боевой магии, не имела.
И в этом «святилище» тишины, спокойствия и собранности, однокурсники устроили громкие дебаты.
– Натуральный шантаж! – громко высказался Флемминг Квинстад. – Они не имеют права заставлять нас покупать учебники сверх списка! Между прочим, я получил золотую медаль на конкурсе по мироустройству. Знаю его не хуже этого магистра! Зачем мне, спрашивается, его паршивая методичка?
Видимо, он совершенно не дорожил местом в списке преподавательских любимчиков. Ничего, пусть вылетает. Умные люди говорят, что на теплую кочку всегда найдется резвая лягушка. Не то чтобы я собиралась квакать ради попадания в «белый» список.
– Ботаник, так не бери, если не хочется! – высказался кто-то недовольно.
Не обращая внимания на всеобщий гвалт, я спокойно зашагала к свободному столу, но меня остановили:
– А ты?
Народ даже притих.
– Еще не решила, – дернула я плечом и положила вещи на расцарапанную парту с черными выжженными кляксами от заклятий. Белобрысый придурок, сидевший от меня через стол, как-то гаденько хмыкнул.
Зуб даю, что вспомнил! Вспомнил: где, когда и при каких обстоятельствах мы встретились.
С непроницаемым видом я опустилась на добротный, но жесткий стул с деревянной спинкой, а однокурсники продолжали спорить. Хотя было очевидно, что все, кто имеет возможность выложить семь соримов, непременно купят методичку ради положительной оценки на экзамене.
– Ребята, давайте соберем деньги все вместе, – предложила ярко-рыжая девица с противоположного конца кабинета. Она повертела головой, словно присматривая жертву, а потом обратилась к Матильде Юри, которая, как оказалось, носила не только две длинные худые косицы, но и круглые очки в черепашьей оправе. – Тильда, отдадим деньги тебе!
– Мне? – воскликнула та и даже ткнула пальцем себе в грудь. – Почему я должна собирать деньги?
– Ну… – рыжая замялась.
– Это потому что я в очках? – пронзительно взвизгнула Матильда, и от возмущения затопорщились косы. – Да? Скажи, да?!
– Магистр тебя уже запомнил!
Подозреваю, что активистка уже осознала, как чувствует себя доброхот, попытавшийся остановить трактирную драку, но подло получивший обидный фингал под глазом.
– Хочешь сказать, что очкастых всегда первыми запоминают?!
– А хочешь сказать, что только рыжие должны быть крайними? – огрызнулась она.
Возможно разругавшиеся в «хлам» девчонки в конечном итоге вцепились бы друг другу в волосы на радость парням (я-то помню воодушевление завсегдатаев таверны, когда в непримиримой схватке сходились чьи-нибудь жены), но появился магистр Армас, преподаватель по высшей магии. Еще он был куратором нашего года и, главное, умопомрачительно привлекательным мужчиной. Честное слово, без преувеличений! Он напрочь ломал расхожее мнение, что красавчик, не достигший печального возраста, когда зубы становятся фарфоровыми, животы – объемными, а принципы – гибкими, не имел право носить преподавательскую мантию.
– Тишина! – рявкнул магистр, и народ мгновенно притих. – Всем сесть!
Подчиняясь приказу, адепты моментально притаились за партами, словно надеясь, что преграда задержит волну преподавательского гнева, и никто не окажется снесенным на другой конец аудитории. В кабинете наступила дивная тишина, даже в ушах зазвенело. Мы с опаской следили, как уверенной походкой Армас подошел к кафедре, перевернул песочные часы. Артефакт вспыхнул золотистым свечением, мерцающий песок медленно посыпался по узкому горлышку, начав отсчет времени.
– Господа будущие хранители, почему вы устроили кудахтанье, достойное адепток факультета бытовой магии? – магистр обвел нас грозным взглядом.
– Магистр Армас! – немедленно поднял руку Квинстад. – Нас заставляют покупать дополнительные материалы по мироустройству, но по закону об образовании номер…
От запальчивой тирады меня отвлекли. В центре чистого листа, приготовленного для занятия, вдруг вспыхнул магический знак. По краям замерцал контур. Сероватая бумага превратилась в белую и гладкую, проявились тонкие, едва заметные, строки, словно передо мной лежали чужие конспекты. Собственно, так оно и было. Хозяин этого самого конспекта начал выводить быструю, летящую строчку с витиеватыми хвостиками:
«Сиротка из таверны, я знаю, что ты делала прошлым летом».
Я оглянулась к белобрысому придурку, и он немедленно глумливо подмигнул. Мол, твой позорный секрет раскрыт! Надо же, какой наивный, хуже девочки-провинциалки, ей-богу. Но он же не догадывался, что я никогда не стеснялась работы подавальщицей в таверне. Конечно, с первой минуты знакомства однокурсникам рассказывать не собиралась, но и скрывать тоже не планировала. Стыдится-то нечего. По сравнению с монастырским приютом жизнь в доме тетки Надин – небесные кущи.
Недолго думая, я вывела:
«Подливала разным недоумкам в крепленое вино слабительные капли?»
Усилием воли я не позволила себе глянуть на Форстада, чтобы проверить реакцию на провокационное заявление. Продержалась целых три секунды и все-таки повернула голову. Согласна, терпение в скудный список моих добродетелей не входило. Белобрысый придурок с каменным лицом изучал раскрытый перед ним блокнот в кожаной обложке. Переваривал новости, что ли?
Пока мы обменивались колкостями, в кабинете опять начался базарный гвалт. Сведенные у переносицы брови магистра никого не смущали и не пугали, но лично мне было очевидным, что Армас особенным терпением не отличался. И сейчас бабахнет.
– Почему меня заставляют собирать деньги? Я что староста? – пронзительным голосом возмущалась Матильда, обращаясь к учителю, и ткнула пальцем в рыжую:
– Староста она.
– Зачем вообще покупать методичку? – немедленно огрызнулся Квинстад.
А на листке появилась новая запись от Форстада:
«Осторожно! У сироток жизнь в Дартмурте может быть полна задорных сюрпризов».
«Задорнее тех, что ждали тебя после винишка?» – не без ехидства вывела я почти иссякшим самописным пером.
Послание ушло к противнику…
Секунду спустя лист бумаги, аккуратно уложенный на папку, взорвался черным пеплом и брызнул мне в лицо удушливым фонтаном. Машинально я прикрыла глаза, но во рту все равно появился мерзостный привкус. На кабинет, словно каменная глыба, обрушилась тяжелая тишина. Кое-кто, особенно смелый, не исключаю, что приятели Форстада, пытались несмело похихикать.
– Адептка Эден, встаньте! – рявкнул магистр, выказывая неожиданно прекрасную память на лица и имена, ведь впервые мы встретились только вчера на церемонии приветствия, когда нам всем наносили на запястье магический знак Дартмурта.
Встать было проблематичным. Я восседала в персональном облаке пепла, больше похожего на прах. Он ложился на мантию, оседал на волосах и вызывал позорное желание расчихаться. Заклятье, которым придурок взорвал записи, казалось столь великолепным в своей мерзости, что даже злиться не хотелось. Правда подняться-то все равно пришлось.
– Вы с таким усердием конспектировали непотребный диспут, что бумага не выдержала? – с сарказмом спросил он.
Только открыла рот, чтобы сказать какую-нибудь умную вещь, хотя не придумала какую именно, как меня настиг позорный чих, звонкий, жизнерадостный и исключительно неуместный.
– Извините, – пробормотала я. – Можно выйти?
– Непременно, – охотно согласился Армас. – Выйдите. С вещами.
Чего? Я оцепенела. Он что, выставляет меня с урока высшей магии?! Зашибись успешное начало учебы! Особенно, если учитывать, что по слухам именно куратор курса занимался распределением адептов на команды, в которых нам предстояло каждый месяц проходить проверочные испытания.
– Форстад, вы тоже, – кивнул магистр.
– Да я даже пальцем не пошевелил! – фальшиво возмутился папенькин сынок.
– Насколько мне известно, вы второй адепт в этой аудитории, способный создать заклятье разрушения, не пошевелив даже пальцем, но вряд ли Эден его использовала, чтобы покрыть себя пеплом.
Я снова громко чихнула, словно соглашаясь с магистром, видимо, неплохо изучившим свитки с достижениями подопечных. Ответственность впечатляет! Одного не понимаю, как можно наказывать пострадавшую сторону? Справедливость из нашего мира утекла в Рейнсвер через разломы в грани? И даже то, что белобрысого придурка выставили следом, являлось малым утешением. Лучше бы не стала сдерживаться и тоже взорвала ему блокнот. Все равно бы оказалась в коридоре, но, по крайней мере, с фанфарами. Пусть эти фанфары и трубили только у меня в душе.
– Квинстад, Юри! – указал магистр на притихшую парочку скандалистов. – За дверь!
Судя по вытянутым лицам спорщиков, они тоже выступили в позорной роли тех, кому дали пинка под зад.
– После занятий принесете в мой кабинет свиток от кастеляна замка об отработке прогула. А теперь все вон! – прозвучал в испуганном молчании спокойный приказ. – Адепт Бади, ради всех святых, вы-то куда собрались?!
Невольно я обернулась. В проходе возвышался (именно возвышался, иначе не скажешь) крупный парень с коротким ежиком на голове и недоумением в гладко выбритом лице с квадратным подбородком. Вот уж кому имя подходило! В переводе с эртонского, который мне пришлось зубрить в школе, слово «бади» означало презрительное «качок».
– Всем приказали выйти, – не понимая претензии, прогудел качок.
– Вас это… – магистр запнулся и махнул рукой. – А знаете, адепт Бади? Убирайтесь!
– Где?
– Куда! К кастеляну! – рявкнул Армас и обвел аудиторию спокойным взглядом. – Кто еще желает приобщиться к физическому труду?
Адепты съежились, как гвоздики поздней осенью, и кажется коллективно пожелали забраться под парты. Кто бы знал, что под маской приятного лощеного мужика скрывался натуральный зверь!
Провожали нас пятерых гробовым молчанием. Честное слово, как в последний путь. В смысле, в кабинет ректора, откуда, как ходили слухи, всех первогодок отправляли прямой вытоптанной дорогой домой.
И в самый разгар эпичной драмы дверь тихонечко и очень смущенно приоткрылась. В аудиторию бочком втиснулась невысокая девушка с короткими волосами, собранными под скромный ободок. Она практически столкнулась с Илаем, самым первым покидавшим аудиторию, и пролепетала тихим голосом, обращаясь к нему, а вовсе не к тирану у преподавательской кафедры:
– Можно?
– Нет! – взбеленился разозленный Армас. – В эту аудиторию заходят до преподавателя! Ни секундой позже!
В коридор я выбралась сразу следом за белобрысым придурком. Честно говоря, даже проталкиваться не пришлось – ребята шустренько разошлись, боясь оказаться обсыпанными сероватым пеплом. Кожа начала страшно зудеть и до зубного скрежета хотелось умыться. Еще, конечно, убить Форстада, но пока умыться больше. Повезло, что на этаже имелась уборная.
Когда мы, то есть я, мантия и мое чувство собственного достоинства, попранное первым в жизни изгнанием с занятий, приобрели сносный вид (последнее для чужих глаз, конечно, было незаметно), однокурсники уже испарились. Подсказать, где находился кастелян, в пустом коридоре было решительно некому. Нет, конечно, всем первогодкам выдавали схему замка, но кто в своем уме станет бродить по учебному крылу, сверяя повороты по карте? Оставалось спуститься в холл и посмотреть на поэтажном плане, висевшем возле доски объявлений.
Кастелян, неприятный взлохмаченный старик в заношенной мантии, встретил меня ехидной улыбочкой и со словами, мол, труд облагораживает даже рейсверских игуанодонов, а уж адептов-неучей – подавно, отправил в архив, который, если верить все тому же поэтажному плану, находился на чердаке хозяйственной башни… Другими словами, процесс облагораживания начинался с того, что мне пришлось, невольно считая про себя каменные ступеньки, подниматься по бесконечно убегающей вверх винтовой лестнице.
Сквозь стрельчатые пыльные окна проникал солнечный свет, и было видно, что на каменных подоконниках нахохлились голуби. У меня дома считалось, что если птицы стучались в окно, то надо ждать беды.
И ведь люди не врали!
Сначала в холодном воздухе повеяло резким запахом табака, а потом обнаружился белобрысый придурок, с непроницаемым видом подпиравший стену под раскрытым окном и пыхтевший самокруткой.
Сделав вид, будто он прозрачный, я попыталась пройти мимо, но Форстад нахально выпустил в мою сторону облако вонючего дыма.
– Если это – приглашение составить тебе компанию, то не имею привычки травить себя всякой гадостью. – Я специально помахала рукой перед лицом.
– То есть ты травишь только других? – изогнул он брови и снова затянулся.
Вспыхнул кончик стремительно тлеющей самокрутки. Еще чуть-чуть и кретин обожжет губы. По крайней мере, я на это искренне рассчитываю.
– Пока ты и сам неплохо справляешься, – намекнула на дурную привычку. – Кстати, на территории Дартмурта табак запрещен.
– Хочешь заложить? – нехорошо усмехнулся он.
– Много чести, – дернула плечом. – Но, к слову, на твоем месте я бы извинилась.
– И за что же?
– Из-за твоего идиотского колдовства меня выставили с занятия. Несправедливо как-то.
Он резко отделился от стены и перегородил дорогу. От неожиданности я отступила, но тут же пожалела. Теперь приходилось задирать голову, чтобы пронзать придурка высокомерным взглядом. Немедленно шагнула обратно, едва не втюхавшись носом в его грудь. Но кретин все равно возвышался на полголовы, а мне грозило кувыркнуться спиной на каменные ступеньки. Что за напасть?
Пока я туда-сюда танцевала, пытаясь найти выгодную позицию, и утверждалась на лестнице, он швырнул под ноги тлеющий окурок и тихо с угрозой произнес:
– На моем месте, Аниса Эден, ты бы свернула шею подавальщице затрапезной таверны, которая отравила нас с друзьями.
– Постой-постой! – категорично перебила я. – Давай-ка сразу внесем ясность! Это был не яд, а всего лишь аптекарское снадобье. Оно гуманнее.
– Да неужели? – сузил он глаза.
– Конечно. Не убивает, но взгляд на жизнь пересмотреть помогает. Хотя тебе, похоже, вообще не помогло.
Белобрысого мстителя перекосило. Наверное, он бы предпочел яд – быстрее бы отмучился и никакого позора. Почти благородная смерть.
– Вы двое! – раздался сверху резкий голос.
По инерции я отступила и выглянула из-за Форстада, пытаясь посмотреть, кого принесло в самый разгар задорного скандала. С недовольной миной, подперев бока руками, на лестнице стоял старшекурсник, судя по зеленому цвету герба Дартмурта, пришитого на мантию, с факультета общей магии. – На отработку?
Я кивнула.
– Тогда поднимайтесь! – рявкнул он, развернулся и даже занес ногу над ступенькой, но бросил через плечо:
– В академии курить запрещено.
– Неудачник, – буркнул едва слышно Форстад. Учитывая, что отработка ждала именно нас, я была готова поспорить с утверждением, кто здесь больший неудачник, но только издевательски закатила глаза.
Честно говоря, думала, что сейчас придурок с презрительным видом направится в противоположную сторону, мол, не для мальчиков с золотыми ложками в зубах и громкими фамилиями следовать правилам, будто простым смертным, но он с мрачным видом начал подниматься следом за архивариусом. В общем, удивил неимоверно.
Размер архива, спрятанного за деревянной дверью с металлическими заклепками, заставил меня присвистнуть. Двухъярусные стеллажи, заставленные бесчисленными папками с дипломными работами, тянулись на несколько ярдов вверх и практически упирались в толстые балки перекрытий. До верхних полок можно было достать, лишь вскарабкавшись на длинную лестницу на колесиках.
В центре стоял массивный стол, заваленный все теми же папками, и однокурсники уже их перебирали. На столе пересыпали мерцающий песок часы, отмеряющие время каторги. Учитывая, что по расписанию высшей магии было три часа, всем предстояло уработаться в «хлам».
Флемминг недовольно зыркнул в нашу сторону и пробормотал под нос:
– Явились, не запылились.
Еще одно спорное утверждение. Я как раз запылилась еще на занятии. Заклятье конечно отчистило мантию, но ткань выглядела посеревшей, словно ею протерли пыльный пол. К сожалению, еще не придумали заклятье чистоты, превосходящего банальный мыльный щелок.
– Соскучился, Ботаник? – немедленно парировал Форстад.
Между тем старшекурсник выдрал из рук Тильды папку и швырнул в одну из неустойчивых стопок.
– Объясняю еще раз для опоздавших и непонятливых. Нужно рассортировывать по алфавиту и расставлять по номерам на стеллажи. – Он кивнул на нас с Илаем, распределяя обязанности:
– Вы двое! Ты вытираешь полки, ты расставляешь. Начинайте со второго яруса.
Невольно я перевела взгляд на ведро с водой и мокрую ветошь, свисающую с края.
– Привычная работенка? – тихо промурлыкал Форстад.
– Свали за грань, – огрызнулась я.
Он стянул мантию, оставшись в черных брюках и таком же черном свитере, как-то по-особенному ладно облегающем широкие плечи. Сразу видно, что подлец не гнушался тренировками. Конечно на фоне здоровяка Бади, у которого крепкие мускулы при любом движении натягивали ткань опрятной рубашки, он выглядел бледновато, но по сравнению с низкорослым субтильным Ботаником – проклятие! – Флеммингом казался внушительным. Невольно я заметила, как замерли девчонки, когда придурок задрал рукава, открыв крепкие красивые предплечья. Тильда даже очки поправила. Видимо, чтобы получше разглядеть.
– Чего застыли? – рявкнул старшекурсник. – Хотите получить отработку за саботаж отработки?
Божечки, такое тоже бывает?! Я немедленно принялась расстегивать мантию, но потом передумала. Белая блузка не заслужила испытание архивной пылью, а ученическую форму все равно придется стирать. Пусть послужит хозяйственным халатом, простите меня академические боги, если вы существуете.
Учебники пристроила на видное место – водился за мной грешок забывать вещи везде, где ни попадя. Подхватив тяжелое ведро, я взяла штурмом крутые деревянные ступеньки. Правда, на последней ноша едва не перевесила. Вода выплеснулась на мантию, моментально прилипшую к ноге.
– Да что б тебя! – выругалась сквозь зубы.
В проход между стеллажами и деревянным ограждением я забралась едва не на карачках. Вообще после покорения, так сказать, лестничной вершины с тяжеленым ведром наперевес тянуло чуточку полежать на полу, но подняться и дотащить воду до нужного стеллажа все-таки пришлось.
Начать решила с верхних полок. На всякий случай проверила упоры на колесиках приставной лестницы, чтобы часом не откатиться, и с опаской начала подниматься, ощущая, как под ногами неприятно поскрипывают перекладины. Утвердившись на вершине, почти под потолочными балками, я тяжело вздохнула. В последний раз стеллажи мыли в то время, когда… Короче, никогда.
Только начала, так сказать, превращаться из рейнсверского игуанодона в человека путем уничтожения пыли, как лестница подо мной истерично закачалась. От страха забыв взвизгнуть, я вцепилась в полку обеими руками и с ненавистью глянула вниз. С кипой папок в руках, запрокинув голову, мне скалился белобрысый придурок, и я с трудом подавила позорное желание зажать широкий подол юбки между коленок. Надеюсь, он там не пялится.
– Поставишь? – спросил он, намекая на стопку.
– Прополощешь? – без колебаний я уронила на него грязную тряпку. К сожалению, в глумливую физиономию не попала – с меткостью у меня всегда имелись досадные проблемы, но ветошь живописно плюхнулась белобрысому придурку на плечо и так красиво повисла, просто загляденье!
– Ты бессмертная что ли? – рявкнул Илай и с брезгливостью повел плечом, сбрасывая тряпку.
– Тогда сам расставляй папки, – отозвалась я и слезла с верхотуры, стараясь не думать, какой замечательный вид открывался снизу. Попыталась протиснуться к ведру между Форстадом и ограждением, но он даже с места не сдвинулся.
– Ты статуя? – буркнула я.
– Свитер постираешь, – спокойно заявил он.
– Тогда ты, может, мою мантию постираешь? – парировала я.
Мы работали молча, стараясь по возможности друг друга не задевать. Во всех отношениях. И если угроза скандала решилась гробовым молчанием да натужным сопением (моим), то избегать случайных неловких прикосновений в узком пространстве оказалось чрезвычайно сложно. Клянусь, я показывала волшебство телесной гибкости, лишь бы случайно не столкнуться с напарником. Вдруг захочется двинуть локтем ему под ребра? Потом выслушивать замучаешься.
Но все хорошее быстро заканчивается. Мирный совместный труд, призванный пробудить в нас сознательность, особенно в белобрысом придурке, тоже.
Я выжимала тряпку, когда Форстад очередной раз спустился с лестницы. Грязные брызги случайно попали ему на штаны.
– Извини, – по привычке сказала я, напрочь забыв, с кем имею дело.
– Брюки тоже постираешь, – спокойно объявил он.
– Давай тогда уж и туфли почищу! – в сердцах я швырнула тряпку ему на чистенькую туфлю их формованной кожи. Грязная ветошь плюхнулась на обувку, поди, сделанную в лучшей сапожной мастерской столицы, с замечательным чмокающим звуком. Это стоило провернуть только ради того, чтобы увидеть, как белобрысого придурка перекосило.
Скрипнув зубами и пробормотав неразборчивое ругательство, он тряхнул ногой, пытаясь скинуть тряпку, но та дорогой обуви покидать не собиралась, прикипев к ней со всей невозможной страстью. Форстаду пришлось нагнуться. Клянусь, это была маленькая победа! Держа ветошь двумя пальцами и рассматривая меня немигающим злобным взглядом, он уронил ее обратно в ведро. Поднялся фонтан брызг. Я-то успела отскочить, только едва-едва испачкав краешек и без того изгвазданной мантии, а вот ему прилетело на туфлю, все еще остававшуюся чистой.
– Похоже, обувь тебе все-таки самому мыть, – немедленно прокомментировала я.
Он свалил обратно на нижний ярус, откуда доносился пронзительно громкий голос Тильды, а меня ждали средние полки. Честно говоря, даже думать не хотелось, насколько длинные хвосты и большие размеры у мышей, бегавшим по этим стеллажам до генеральной уборки. Стараясь перебороть брезгливость, я смахнула тряпкой мусор и немедленно услышала вопль:
– Да ты, демоны дери, издеваешься!
Прижимая кипу папок одной рукой, другой – Форстад пытался смахнуть с заметно растрепанной шевелюры грязь. Пожалуй, теперь моя душенька была спокойна. Он, конечно, выглядел почище меня после взрыва конспекта, но, по крайней мере, я точно знала, что именно налипло тогда на волосы.
– Клянусь, я случайно.
– Случайно?! – в ярости задрал он голову и ловко подставил колено, когда чужие дипломные работы едва не посыпались на пол.
– Значит, тебя мне тоже надо постирать? – съехидничала я.
– Эден! Твою… Просто слезь оттуда, – он запнулся, глубоко вздохнул, видимо, пытаясь сдержать поток брани, но злость победила:
– И дай мне наконец поставить эти треклятые папки!
Вернее, он сказал вовсе не «треклятые», а кое-что покрепче, по в приличном обществе адептки, облагороженные генеральной уборкой архивов, такие слова не произносят. Точно не в ученической мантии. Даже если она выглядит, как половая тряпка, а не сакральный наряд, в котором получаю академические знания.
– Божечки, зачем так орать? Можно просто попросить, – фальшиво охнула я и, спустившись, махнула рукой:
– Милости просим. Поклониться не надо?
Он смерил меня нарочито высокомерным взглядом, специально останавливаясь то на грязном пятне, украшавшем вымазанную одежду, то на кое-как завязанной лентой косе. Многозначительно изучил пыльные туфли и вдруг спросил:
– И что я хочу от провинциальной подавальщицы?
– Действительно, что может хотеть папенькин сынок с золотой ложкой во рту от подавальщицы, всю жизнь себя содержавшей, – протянула я, когда он уже начал подниматься к полке.
Форстад на мгновение замер и вдруг с такой яростью запихнул папки, что они посыпались на пол. Пришлось прижаться спиной к стеллажу, чтобы сверху не прихлопнуло чужой дипломной работой. И все равно прилетело. Острым углом по темечку, даже в глазах потемнело.
– Извини, – сверху бросил кретин. – Соскользнуло.
– Ты специально! – взвилась я, потирая ушибленное место.
– Руки совсем не слушаются, – ухмыльнулся он.
От злости я пнула лестницу. Та истерично затряслась, и сверху донесся сдавленный поток брани.
– Рехнулась?!
– Извини, нога соскользнула! Такая непослушная! – объявила я.
– Вы двое! – завопил снизу архивариус:
– Что у вас происходит?!
– Трудимся на благо империи! – отрапортовал Илай. Он ловко спрыгнул с лестницы, отряхнул руки, свитер и небрежно бросил:
– Приберись здесь. Я заплачу.
И вдруг стало очень-очень обидно! Честное слово, никогда не считала себя нежной фиалкой с тонкой душевной организацией, чтобы докопаться – надо постараться, но кретин как-то ловко умел находить болевые точки.
– Заплатишь? – тихо повторила я, мысленно представляя, как выплескиваю на него ведро грязной воды.
– Семь соримов хватит? Как раз методичку купишь.
Пока соображала, чем парировать, он, наступив на папку и оставив на обложке пыльный фигурный отпечаток, направился к лестнице на первый ярус.
– Столичная принцесса! – бросила я в сердцах.
Форстад резко остановился и оглянулся:
– Как ты меня назвала?
– Ну… приятно познакомиться, – с трудом сдержав ехидный смешок, развела я руками. – Почему-то думала, что ты только на имя отзываешься, но, если настаиваешь, могу называть тебя Принцессой. К слову, тебе подходит.
– Эден… – с предупреждением проскрипел он.
– Это, конечно, ужасно странно, но, если тебе нравится…
– Смотрю, ты знаешь толк, как нажить себе врагов, – нехорошо усмехнулся он.
– А ты что, хотел подружиться?
Форстад просто ушел. Под его ногами завибрировал пол, проскрипели крутые ступеньки на деревянной лестнице, ведущей на нижний ярус. И вроде он оставил последнее слово за мной, а почему-то я чувствовала себя оплеванной. Даже шею как-то странно защемило.
