Глава шестая
Дикое поле
Допустим, попаду я когда-нибудь на шикарный южный курорт...
Оттянусь в расслабляющем двухнедельном отпуске. Должны же мне командиры когда-нибудь дать заслуженный отпуск! Во всяком случае, начальство клятвенно обещало. Приеду на Ионическое море, а там в меня, расслабленного такого, опытно вцепится прекрасная немецкая шпионка — нордического вида блондинка с голубыми глазами. Или же наоборот, женщина-вамп, прости господи. В общем, одна из тех особ с гипнотическими способностями цыганки, что смотрят на тебя ласково так, воркуют о чём-то отвлечённом, по руке поглаживают... А потом, бац! Очнулся уже без трусов.
И начнёт она из меня выведывать государственные секреты.
Так вот, я ничем не смогу ей помочь, честно. И не только потому, что перед получением соответствующего допуска дал подписку о неразглашении. Я действительно не знаю, по каким именно критериям люди попадают в организацию «Экстрактор», она же «Экстра», для краткости. Так и не понял, хотя пытался собирать информацию и анализировать её. Много думал, как говорится. Бесполезно. Мало того, мне кажется, что и большинство сотрудников «Экстры» не совсем в курсе дела.
Организационно процедура вербовки, скорее всего, является стандартной для всех специальных служб. Меня просто пригласили на собеседование. Заказным письмом. И я пошёл, потому что первично и только частично озвученные условия оказались более чем сладкими. Настолько, что сразу же возникло подозрение: где-то здесь есть засада. Изумление выросло после того, как выяснилось: собеседование оказалось платным! Причем хорошие деньги платили мне, а не я. За три часа беседы — три моих актуальных на тот момент месячных зарплаты, представляете? Таких предварительных бесед, напоминающих перекрёстный допрос с пристрастием, тоже было три — я словно полгода отработал! Стало ясно, что подвохи впереди будут, но совсем не те, к которым я морально готовился.
После всех испытаний меня приняли на работу с великолепной зарплатой, льготами и ранней пенсией, отправив на своеобразный КМБ, курс молодого бойца. Вернее, агента.
Сейчас я уже понимаю, что первичный отсев производится при обработке сведений, непрерывно стекающихся в единый информационный центр из поликлиник, больниц и прочих медицинских учреждений. Работа с большими базами данных в специфическом прикладном варианте. Вот таких начерно отобранных людей и приглашают на собеседование.
Ну, а дальше тёмный лес. Конечно, требуется, чтобы здоровье было хорошим, так ведь медкомиссия почти везде есть... Тем не менее, все эти критерии кроются в области биометрии. «Экстре» нужны люди с каким-то особенным организмом, с определёнными параметрами. Проверяется всё, что только можно, много раз и очень тщательно. Меня и в томограф пихали, и какой-то блестящий шлем на голову надевали, заставляли неделю жить, будучи облепленным всякими датчиками, и на все мыслимые виды аллергий царапали, кормили определённым меню с химией... С большинством этих анализов и диагностических исследований я столкнулся впервые.
В чём именно должна заключаться медицинская особенность кандидатов — тайна за семью печатями. Знаю, что в комплекс особенностей входит группа крови, у всех полевых работников она четвёртая отрицательная, это единственный критерий, который мне удалось определить. И я не уверен, что он определяющий. А другие критерии? Мрак. Но есть факт: отобранные для обучения люди обладают уникальной способностью. Это способность многократно проходить Рубеж, границу, разделяющую две реальности, без каких-либо последствий для здоровья. Все остальные жители планеты могут его пересечь лишь единожды, при второй попытке перехода человек неизбежно умирает, без вариантов.
А мы, экстракторы, или, как говорят полевые агенты, извлекатели – нет.
Таких людей на Земле очень и очень мало, поэтому с дополнительными «хотелками» руководителей организации дело швах. Работают они с тем человеческим материалом, который имеется после фильтрации. Именно поэтому в нашей группе нет ни одного спецназовца. Теоретически, где-то по бескрайней России, конечно же, бродит сам по себе уникальный в плане подготовки и боевого опыта спецназовец с уникальной же биометрией, но его пока не изловили.
Как-то раз один из моих инструкторов посетовал, что при комплектации групп был бы полезен и опыт оперативной работы, однако вероятность попадания в «Экстру» сотрудника уголовного розыска так же ничтожна, как и спецназовца ССО — сил специальных операций. Это нам повезло с Кромвелем.
В армии отслужили, кое-что умеем, но не более того. Я неплохой рукопашник, увлекался системами выживания, однако к высококлассным стрелкам никогда себя не отнесу, с этим навыком у меня чуть выше, чем средненько. Тем не менее, именно я в группе являюсь силовым элементом. Боевой опыт имеется только у меня, Вторая чеченская. Правда, служил я недолго, и не в спецуре или пехоте, а в артиллерии. Вряд ли это пригодится…
Ещё Паша у нас обстрелянный, успел поработать ментом. Он с Новосибирска, урбан-сибиряк. Потапов — охотник и рыбак, родился в Нижнем Новгороде, по почти всю жизнь прожил в Красноярске, работал там таксистом, а отдыхал в тайге, в своём зимовье. Я же из Казани, таежного опыта не имею. Тем не менее, корни у меня тоже сибирские, родители долгое время, пока не уехали за лучшей долей на Волгу, проживали в Енисейске.
Я не знаю, сколько лет существует «Экстра», когда и где был открыт первый Рубеж. Не знаю всех задач и раскладов, не сталкивался с бойцами других групп извлекателей. Так что немецкой шпионке мало что светит.
Однако кое-что мне известно, доводили. Поначалу «Экстра» отправляла на Землю-2, или, в наборе жаргонизмов фирмы, «двойку», исключительно Наблюдателей, стационарных полевых агентов, которые долгое время просто рисовали картину обнаруженного мира, составляя некий общий облик другой реальности. Кроме того, Наблюдатели вскрывают интересные данные, касающиеся деятельности и личной жизни особо важных персон, наших и иностранцев. Добывают информацию, при разных обстоятельствах реальности ставшую известной лишь со временем, но актуальной для обоих миров. У нас, допустим, конкретный человек в определённом плане не проявился, а в этом мире заблистал новыми гранями. Такое всегда пригодится. Так что работа Наблюдателей может оказаться более значимой, чем наша беготня за персоналиями.
Каждый Наблюдатель — это такой «Румата Эсторский, благородный дворянин до двадцать второго предка», работающий в рамках жёсткой установки Конторы, согласно которой история общества «двойки» должна иметь самостоятельное течение. Менять что-либо мало-мальски ощутимыми воздействиями они не имеют права.
Тут у теоретиков из нашей Конторы имеется много разработок. Мелких воздействий, казусных возмущений «Экстра» не опасается, потому что мировая история — штука вязкая, инерционная, трещинки и ямки самозатягиваются. А вот целенаправленные стратегические воздействия в соседней реальности могут привести к чему угодно, вплоть до уничтожения Земли-2 в ядерной войне. Вот тут и возникают опасения… Исследователи «Экстры» не могут дать никаких гарантий, что гибель планеты по ту сторону Рубежа, разрушение её даже не как физического тела, а как носителя реальности, некой информационной первоосновы, в чём-то даже метафизической платформы, не скажется на судьбе уже нашей планеты.
Оттого и приказ Наблюдателям категоричен — мониторьте, но не вмешивайтесь в политику. Рассчитывать на автоматическую помощь и консультацию со стороны Наблюдателей мы не можем, наши службы работают совершенно автономно, пересечений нет. Можем докладывать о проблемах в ходе проведения операции, тем более о ЧП, а они уже запросят Контору.
С какого-то момента организация решила приступить к активным полевым действиям. А конкретно, к извлечению — вывозу в нашу реальность редких и уникальных российских и не только специалистов разных отраслей знаний, которым на «двойке» ничего не светит. Судьба таких талантливых людей пробивается, вычисляется по аналогу: что было с ними в нашем 2008-м? А так же по итогам тщательного моделирования вероятностной судьбы в раскладе соседней реальности.
Например, вот этого конкретного человека точно так же убили бы в криминальной разборке, а в роковом, неподходящем месте он окажется одинаково случайно. Другой, ценный и нужный во все времена кадр, от безнадёги и отчаяния сопьётся до смерти, ещё один выдающийся специалист пропадёт без вести, там будет очень запутанная история... Считается, что если в печальной реальности «двойки» конкретные специалисты остались невостребованными, то не грех их вытащить к нам, провести через Рубеж и пристроить к работе. И люди целы, и всему российскому обществу польза, может, быстрее изобретём принципиально новый движитель и полетим на Марс. Ну, это я так, от балды...
О коллегах-смежниках мне неизвестно ничего. Нам не положено знать, чем занимаются группы «Северо-запад», «Центр», «Юг» и «Восток». Наше дело — Западная и Восточная Сибирь. Регион огромный, плечи длинные, однако начальство при определении структуры извлекателей и зон ответственности полевых групп исходило не из площади, а из общей численности населения. А во всей Енисейской губернии, например, проживает всего лишь три миллиона человек.
Напоследок скажу вот что: извлекатель не должен иметь в этой реальности корешков. Ни родителей и братьев-сестёр, ни жён с детьми. Это проверяется заранее, думаю, что здесь задействованы Наблюдатели. Абсолютно правильное решение. Можно дать самые страшные клятвы и подписки, однако, попав сюда, ты непременно постараешься выяснить, как и чем живёт в другом мире твоя «новая» семья, ещё и помочь родне захочешь, со всеми вытекающими... Никогда не поверю, что кто-либо поступил бы иначе.
Честно говоря, я уже устал ломать голову в догадках, как оно всё в «Экстре» крутится-вертится, плюнул и успокоился.
Так что ничего тебе не обломится, соблазнительная шпионка немецкая с характерным берлинским акцентом. Мы — простые извлекатели, рядовые промысла межцивилизационных похищений, отдай труселя, чертовка!
По остальным вопросам всем настырным представителям иностранных разведок предлагаю обращаться к моему начальству. Оно разъяснит. В камере.
Пожалуй, в жилах у меня течёт кровь странника. Вот и сейчас подскочил с дивана в самый рассвет…
Вагон мерно покачивался на ходу, большинство пассажиров «Енисея» ещё спали. Атмосфера в купе полусонная и расслабленная. Во всяком случае, парни всю дорогу в основном дрыхнут, с перерывом на прием пищи, а я провожу время у окна. Темно. Привычно стучат колёса, раскачиваются на жёстких сцепках вагоны, зашторенные окна без интереса смотрят на проносящиеся мимо деревеньки.
Пейзаж за окном не меняется. Природа на этом участке не особенно радует глаз. Когда ни взгляни, за окном тянется лесополоса из берез и бескрайние поля образцово плоской Западно-Сибирской равнины с травой, болотами и берёзками. Транссиб в основной своей части проходит по зоне лесостепи, хотя многие думают, что сибирская природа — это непременно тайга. Изредка мелькают посёлки и маленькие городки. Их мало, но мне показалось, что селения провинции здесь выглядят чуть живее, чем районы, близкие к столице. Там вообще разруха. Причём эта упрямая живость относится и к богатой Тюменской области, и к более бедной Омской.
Дорога прямая, словно проложена по линейке.
Поезд идёт достаточно бодро, во всяком случае, гораздо быстрей, чем по Европейской России, но вагон почти не мотает. Несмотря на скорость, от деревни до деревни едешь долго — безлюдье и просторы здесь уже вполне сибирские. Чехов в своих очерках о путешествии в Сибирь и далее сказал так: «Если пейзаж в дороге для вас не последнее дело, то, едучи из России в Сибирь, вы проскучаете от Урала вплоть до самого Енисея. Холодная равнина, кривые берёзки, лужицы, кое-где озера, снег в мае да пустынные, унылые берега притоков Оби — вот и всё, что удаётся памяти сохранить от первых двух тысяч вёрст». Ехал он, конечно, не Транссибом, которого тогда ещё не существовало, а в повозках и санях — Сибирским почтовым трактом. Но ничего здесь, по большому счёту, не изменилось. Глядя в окно, сложно понять — Новосибирск уже позади, или только подъезжаем к Омску? И всё-таки, появилось нечто новое. Тревожность.
На остановке в Ишиме в тамбур быстро поднялись четверо — двое в полицейской форме, двое в штатском. Они не стали проверять элитный вагон, а сразу прошли в сторону ресторана и штабного вагона. Но уже в движении наш люкс навестил полицейский из группы сопровождения состава. Честно заглянул в каждое купе, после дежурного приветствия вежливо поинтересовался, как дела, не беспокоит ли кто. И проследовал в дальний конец вагона, чтобы проверить, надежно ли закрыта в тамбуре дверь, разделяющая социальные слои пассажиров «Енисея».
Раньше поезда на этом огромном участке разгонялись настоящими метеорами, сейчас же скоростёнка почему-то поменьше. Характерная особенность: грунтовки и асфальтовые трассы, проходящие рядом или пересекающие железную дорогу, изобилуют примитивными монументами из дерева, металла и камня в память о тех, кого эти дороги не пропустили в движении к их целям. Памятники увиты ритуальными ленточками и уставлены выгоревшими искусственными цветами.
Откуда столько памятников, неужели здесь настолько много ДТП? Лично я против таких печальных меток. Стоит ли отмечать отдельно проклятое, как кому-то покажется, место, где оборвалась чья-то жизнь? Дорога, она вообще опасна. Я, к примеру, стараюсь не забывать, что любая дорога требует к себе уважения. Есть в этом что-то метафизическое.
Когда видишь вблизи так много последствий аварий, несчастных случаев и катастроф, легко представить, как всё это может произойти с тобой. Хочется замереть, а потом медленно, со всей осторожностью отползти туда, где под ногами твёрдая почва, где всё привычно и безопасно... Я поёжился. В пути остро понимаешь, что грань между уверенностью в себе, убеждённостью в том, что ты, преодолев маршрут, благополучно прибудешь в пункт назначения, и между полной потерей контроля над ситуацией, весьма зыбкая. Момент её появления часто непредсказуем, тем более, когда вокруг раскинулась расслабляющая благодать: синее безоблачное небо, яркое солнце, и всё цветет. В дороге путник всегда должен быть готов к неожиданностям... Другое дело, что в принципе непонятно, какие неожиданности здесь могут проявляться с такой пугающей частотой.
С интернетом дело обстоит плохо. Мобильный даже в крупных городах работает криво, нестабильно, что уж говорить о железной дороге... Вставленный в ноутбук модем-свисток слишком редко цепляется за вышки сотовой связи, хватает времени только на то, чтобы узнать оперативные региональные новости. Помогает и эфирное FM-радио, маленький приемник SONY, предусмотрительно купленный уже бывалым Кромвелем в Москве. На крышах пролетающих мимо домиков встречаются белые спутниковые тарелки с незнакомыми логотипами, «Триколора» не существует.
Радиосводки устами ведущих периодически напоминают, что государственная граница России с Казахстаном, в отличие от границ бывшего Советского Союза, весьма прозрачна и всё ещё не имеет войсковой, как и аппаратной охраны. Этой ситуацией активно пользуются контрабандисты и прочий преступный элемент. Товарами из Китая вагоны загружаются в Алма-Ате, оттуда они без всякого таможенного оформления отправляются якобы в другой город Казахстана. Однако в пункт назначения груз так и не пребывает, вместо этого контрабанда перегружается в автомобили на той или иной российской станции, например в Исилькуле, что неподалёку, откуда беспрепятственно расходится по всему Западно-Сибирскому региону.
Благих намерений у региональных властей много. Здесь идёт вечная «подготовка двусторонних совещаний по достижению назревшей договоренности о предстоящей полной демаркации границы», но сторонам постоянно мешают проклятые вопросы о том, как делить нефтегазовые месторождения.
Сотрудники Западно-Сибирской таможни стараются перекрывать каналы незаконной поставки в Россию товаров из Китая, проводят широкомасштабные, во всяком случае, на словах операции. В ходе последней из них задержали партию контрабандных китайских товаров стоимостью в несколько миллионов рублей. Против челноков возбудили уголовные дела и, как едко заметил радиоведущий, вполне возможно, что некоторых преступников действительно удастся наказать.
Однако же, по мнению самих таможенников, остановить поток контрабанды может только по-настоящему охраняемая граница. Самая крупная спецоперация в текущем квартале — «Анаконда», когда на российско-казахстанской границе всех трясли и мяли две недели, возбудив более пяти сотен дел. Привлекались силы УФСБ и Пограничного управления ФСБ России по Новосибирской области, наркоконтроля и таможни. В ходе «Анаконды» из незаконного оборота были изъяты более двух сотен единиц нарезного и гладкоствольного оружия. Самая большая проблема — наркота и нелегальные стволы.
За окном — то степь, то лесостепь. Уже несколько раз довелось увидеть над горизонтом рождение больших смерчей, но это было так далеко, что ничуть не пугало. Леса мелькают исключительно берёзовые, жиденькие, местами пейзаж почти среднеазиатский. Много мелких озёр с серебристой рябью, болотин с пятнами ряски и плоскими берегами, встречаются солончаки в обрамлении красноватой травы. Неудивительно, что всё напоминает Казахстан, ведь он совсем рядом. Так ведь здесь некогда и были казахские кочевья. А теперь пролегает Транссиб, стальная хорда России, самая длинная на Земле железная дорога.
От симпатичного тихого Ишима поезд пошёл скоро, но после Новоандреевки начал то и дело сбрасывать скорость. Плохое состояние путей?
Вскоре я заметил на юге густой чёрный дым, поднимающийся над какой-то дальней деревенькой, затем ещё один, а на железнодорожном переезде у небольшой станции Мангут нечто чрезвычайное произошло уже почти на моих глазах. Поезд тащился совсем медленно, что позволило разглядеть картину во всех красках. Внезапно зашипела пневматика тормозной системы, эхом лязгнули сцепки вагонов, поплыли за окнами, притормаживая, одноэтажные складские здания. На переезде с мигающими огнями и верещащей сигнализацией перед опущенным шлагбаумом скопились автомашины.
Ближняя к путям автотехника — песочного цвета автобус ПАЗ — горела синим пламенем. Передняя дверь была открыта, салон вроде бы пуст. На асфальте перед автобусом, совсем близко к рельсам, лежали несколько неподвижных тел, точное их количество я сосчитать не успел. Трупы!
В этом месте автотрасса круто поворачивала налево, а возле железнодорожных путей на переезде стоял стандартный домик дежурного по переезду, яркий, ухоженный и поэтому выпадающий из окружающего пейзажа. Словно пограничная застава на фронтире, на краю другого мира...
Стёкла маленького оконца, выходящего в сторону шлагбаума, были разбиты выстрелами. Дежурная, полная женщина в сигнальном жилете, лежала навзничь прямо возле двери. Открыла, несчастная, вышла и упала... Моё ошалевшее от увиденной картины сознание всё-таки смогло зафиксировать часть убранства этой маленькой, по-спартански аскетичной дежурки. Чёрный телефонный аппарат на простеньком столе со скатертью. Необычный, таких в гражданской жизни не встретишь — с тяжёлой вытянутой трубкой и кучей кнопок, по нему можно связаться напрямую с машинистом подъезжающего поезда.
Остановившиеся на дороге разномастные легковушки тоже застыли с распахнутыми дверями, водители и пассажиры разбежались кто куда.
— Ничего себе, настоящая бойня... — послышался сбоку хриплый голос Потапова, я и не заметил, как он проснулся. — И полиции не видать!
— Как и медиков, ещё не доехали, — добавил я к описанию картины.
Метрах в пятнадцати от чадящего автобуса у обочины замер белоснежный внедорожник «Ленд Крузер Прадо», пассажир и водитель которого прятаться не собирались. Они склонились над раскрытым задним багажником, что-то там доставая, одновременно выпрямились и, не размышляя и не сомневаясь, открыли дружный огонь из двух АКМ, щедро поливая длинными очередями подходившую к шоссе лесопосадку.
— В рот мне ноги! — заорал я, невольно пригибаясь.
Состав уже проходил мимо, оставляя чудовищную мизансцену позади. Что там происходит? Открыв окно, я полез наружу, высовываясь чуть ли не по пояс в стремлении рассмотреть, как будут развиваться дальнейшие события, но Ваня вцепился в меня клещами и за штаны затянул обратно.
— Охренел, что ли? Оно тебе надо? — рявкнул он.
Дверь купе со стуком отъехала в сторону, и к нам ввалился взъерошенный Кромвель, торопливо приглаживающий руками мокрые волосы.
— Вы это видели, не? Боевые действия в прериях! — оповестил личный состав командир, невпопад добавив: — Я уже чай у Эльвиры Петровны заказал.
Состав постепенно набирал ход.
Чай в трёх подстаканниках взволнованная проводница внесла через пару минут. Всегда пусть и строгая, но улыбчивая, женщина сейчас была явно не в себе. Мрачный металл, постоянный лязг и грохот, нервотрёпка с начальством и скандалы с пассажирами, вся поездная жизнь с годами начинает угнетать всё больше и больше. А тут ещё скачки со стрельбой в каждом рейсе.
— Хозяюшка, это и есть то самое Дикое поле, о котором вы нас предупреждали? — сходу поинтересовался Иван.
— Оно, проклятущее, оно! Считайте, от самого Ишима и началось, — кивнула проводница, водружая звякнувшие подстаканники на стол. — То свои местные разбойники беспредельничают, то казахские банды налетят от границы. А то и все сразу, когда у них разборки начинаются... Видели, какой ужас случился на переезде? И нас предупредить не успела, бедная.
— По телефону? — вспомнил я диковинный аппарат на столе дежурки.
— Сейчас не прежние времена, связь часто не работает. Тогда они машинистов чаще петардами предупреждают. Видели? Это такие круглые бляшки в металлическом корпусе с порохом внутри и со скобами по бокам. Петарды — вещь особенная, применяется в экстренных случаях, когда на путях преграда, поезд близко, а экстренная кнопка с пломбой, закрывающая шлагбаум, не сработала. Когда сильный туман или на переезде забуксовала машина, или рассыпалось зерно, нужно не растеряться, закрыть переезд, сообщить ближайшим поездам. А если связи нет? Ой, я присяду, ноги не держат.
— Конечно, садитесь! — торопливо подвинулся Паша.
— Сахарок берите, мужчины. Так вот, в этом случае дежурный должен выбежать на пути в сторону приближающегося поезда на нормативное расстояние и закрепить на рельсах петарды в шахматном порядке. При наезде на них локомотива петарды сработают и подадут сигнал опасности. Состав остановится, — рассказала Эльвира и добавила:
— Нам с Нюрой пока что везёт, всего один случай был за лето, чтобы фирменный поезд петардами останавливали... Ох, что ж такое делается-то, а? Мы, конечно, уже сообщили, кому положено, но людей ведь не вернёшь.
— Прямо настоящий вестерн, — покачал головой Кромвель. — На поезда эти команчи, надеюсь, не нападают?
— Напрасно вы надеетесь, уважаемый, ещё как нападают! — тут же ответила она. — Догоняют на машинах и прыгают на полном ходу! На крышу лезут, окна бьют, двери пытаются открыть, взламывают!
— Прямо на крышу? — удивился Павел.
— Обезьянами! Они же тут все укуренные, работы для молодёжи нет. Деточки сами не ведают, что творят.
— Ещё как ведают, — не согласился Потапов.
— Да вот же они, вот, субчики, полюбуйтесь! — вскричала проводница, привставая и наклоняясь к окну. — Догоняют!
Мы повернулись к окну и увидели, что по идущей параллельно железной дороге жёлтой грунтовке, поднимая пыль, быстро мчит открытый УАЗ-469 с большими внедорожными колёсами и блестящими дугами безопасности, в который набилось шестеро молодых парней самого безбашеного и решительного вида. На несколько секунд показались два чёрных мотоцикла сопровождения, да тут целая банда!
— Вы на них вообще не смотрите, от греха, не провоцируйте! А ещё лучше и шторку опустить, — горячо советовала проводница.
Парням в джипе, судя по всему, было очень хорошо. Воля, простор, скорость! И беззащитный поезд, мчащийся по степи. По их степи. Они что-то орали, размахивали руками и полупустыми бутылками, отхлёбывали, водитель постоянно сигналил. «Уазик» то и дело опасно подскакивал на неровностях дороги, порой пролетая метры по воздуху, однако наездников это ничуть не смущало. Как до сих пор никто из них ещё не вывалился?
Кажется, я начинаю догадываться, почему на обочинах и у насыпей полотна так много печальных белых столбиков с хромированными табличками...
— Страшно бьются, придурки, — подтвердила мою мысль Эльвира Петровна, заботливо размешивая ложечкой сахар в командирском стакане. — Я ведь вам серьёзно говорю, лучше не дразните их, господа, они ведь и пальбу могут начать.
И верно, один из сидевших в джипе удальцов достал помповое ружьё и пару раз пальнул в воздух, сразу же бодро пополняя магазин. Почти тут же через приоткрытое окно купе до нас донеслись слабые ответные хлопки.
— Вот видите, что я говорила! — торжествующе объявила хозяйка вагона. — Из плацкартов отвечать начали! Значит, опять у нас такие же гаврики нашлись!
— Дружно стреляют, гаврики, — отметил я, считая в уме выстрелы.
— Месяц назад «плацики» так настрелялись за Называевском у озера Фомиха, что один вагон пришлось вывести из состава в капитальный ремонт, трое раненых среди пассажиров, — пожаловалась проводница, уже собравшись уходить.
Джип немного отстал, быстро пропав из вида.
Преследующая «Енисей» банда оголтелых команчей, получив неожиданный отпор со стороны презренных, но смелых плацкартных бледнолицых, сразу обрела конкретную цель преследования — надо проучить пришельцев! Пальба продолжилась, но быстро затихла. Индейцам пришлось отступить.
Минут через двадцать Потапов захотел курить, он у нас один такой нездоровый.
— Пойду в дальний тамбур, — предупредил он, доставая из кармана куртки пачку сигарет. Иван на каждой остановке выбегает покурить. Я, впрочем, тоже выскакиваю, иногда успевая купить у станционных бабушек-торговок что-нибудь вкусненькое, варёная картошка с рыжиковым маслом у них вкуснейшая.
— Составлю компанию, — я тоже поднялся, желая сменить обстановку. В тамбуре не так тесно, как в купе, там хоть чуть-чуть можно размяться.
Пропустив симпатичную молодую англичанку, возвращающуюся в соседнее купе, пошли к курилке. Иностранная гостья старалась не поднимать глаз, мы же пару раз обернулись вслед стройной фигурке, как на такую соблазнительную попку не обернуться. Хороша девка, надо будет пообщаться в вагоне-ресторане.
Я никогда не курил, поэтому табачный дым ничуть не мешает, тем более что вентиляционная система в люксовой курилке работает отлично, сразу всё вытягивает. Запах табака не будит во мне эмоции, личную память. Известно, что нет большего ханжи, чем бывшая проститутка, ярыми противниками курения становятся отказавшиеся от пагубной привычки, но не сумевшие избавиться от зависимости окончательно. Их периодически тянет затянуться во время стресса или пьянки с друзьями. Думаю, острое противостояние «курцов» с антиподами закончится лишь после ухода поколения массово бросавших в двухтысячных.
Ваня заскочил в туалет, а я прошёл дальше, сразу подходя к окну. Запаха табака не было. Кроме упрямо гробящего здоровье Потапова, в вагоне курит лишь ещё один мужчина средних лет. Отвлекаясь от всего, я немного поприседал, а затем привычно уставился в окно.
Коридорная дверь тамбура хлопнула, я услышал глухое бормотание Ивана, а следом и взволнованный женский голос. Оторвавшись от окна, глянул в мутное дверное стекло. По коридору быстрыми шагами шёл насупившийся человек средних лет в кожаной куртке и серых джинсах, за ним с причитаниями семенила проводница. Вышедший из туалета со скомканным бумажным полотенцем в руках Потапов растерянно отпрянул в сторону, пропуская стремительного незнакомца, мне в тамбуре тоже пришлось подвинуться к окну.
Буквально ворвавшись, незнакомец резко рванул ручку двери, длинно и замысловато выругался, умудрившись ни разу не выматериться, и сразу же полез в карман, доставая характерный крестообразный ключ, которым пользуются все проводники. Этот, желтоватого цвета, был сделан на заказ из какого-то сплава. Он наклонился к замку и выругался ещё раз, убедившись, что дверь вагона, как оказалось, заперта несколько сложней, чем ему представлялось.
— Кто закрыл, падлы? — рявкнул он сипло и выпрямился.
Нормальное начало.
Чувствую, будет дело.
Я видел перед собой невысокого крупного мужчину лет сорока пяти. Злого и наглого. Коротко стриженная большая голова, некогда мощная, а теперь ожиревшая шея, покато переходящая в широкие плечи, волевое злое лицо. Неоднократно ломаный нос и пересекающий правую бровь светлый шрам говорили о том, что его обладателю неоднократно доводилось попадать в непростые ситуации. А жёсткий взгляд и уверенная властность позы выдавали многолетнюю привычку отдавать распоряжения. Непростой мужчина. На его открытой груди висела золотая цепура, примерно такая же, как у бандюгана в самолёте. Этот — то же не из гопоты местечковой, матерый волчара.
— Чё замер, дылда? Рыло опусти!
Я лишь ухмыльнулся, спокойно изучая противника. Чего-то подобного мне, пожалуй, не хватало. Он работал правой рукой, но клипсы складного ножа на джинсах не видно.
— Зубы спрячь! — рыкнул он снова, царапая меня взглядом.
Ваня, не входя в тамбур, стоял у него за спиной, а я сбоку.
— Где эта профура обсосанная?! Сюда её! — скомандовал он Потапову. — Слышь, ты, мужик, быстро пригони эту болонку!
Какие же они одинаковые… Первым делом ищут послушных женщин. Верещание в коридоре перепуганной Эльвиры Петровны прерывал голос Кромвеля, судя по всему, не пускавшего женщину к месту разборок.
Нет, не разойтись. Впереди разборки с ментами, вызванными на драку, а они, если этот тип действительно в блатном звании, начнут решать, заминать дело с избиением авторитета или нас сливать.
— Подержи Эльвиру! — крикнул Иван через плечо. — Ага, пусть там побудет!
— Что-о?! Да я тебя раком поставлю, сявка! — это было похоже на последний вопрос перед уже запрограммированной расправой.
Горячая кровь толчками била в крупную бандитскую голову.
В привычном ему уголовном мирке всегда крайне важно поступать так, как хочешь, не считаясь с мнениями и желаниями других. Более того, окружающих следует быстро подчинять своей воле, заставлять их делать то, что нужно тебе. Покорность он воспринимал, как нечто само собой разумеющееся. Мужчина в кожанке не привык вглядываться в безликую для него людскую массу, умело определяя и фокусируя взгляд только на старших в иерархии, равных ему и на соблазнительных в его понимании женщинах, остальная двуногая ботва ему была попросту неинтересна, заслуживая внимание только в качестве жертвы.
— Ты тупой? — неожиданно поинтересовался Потапов спокойный голосом.
Бандит обалдел от такой наглости.
Он прекрасно знал, чем отличается от обычных законопослушных людей — своей готовностью убивать, невзирая на закон, убивать по собственному решению, а не по приказу, как это делает солдат или полицейский. И эта способность лично решать вопросы жизни и смерти поднимала его за пределами полицейских участков на недосягаемую высоту.
Все остальные — ботва. Они должны отводить глаза в сторону и безмолвно признавать превосходство криминального князька. Но сейчас он оказался лицом к лицу с людьми со странными полномочиями, которые и сами находятся как бы вне закона.
Тем непонятнее казалась ему внезапная дерзость какого-то деревенского на вид увальня — наш Ваня при желании действительно может произвести такое обманчивое впечатление, он вообще хороший артист... Правда, этот странный увалень почему-то дорого одет, но это не даёт ему никаких прав! Бандит, забыв про меня, резко повернулся к Потапову.
Следующий гневный поток эмоций так и не выплеснулся.
Их глаза встретились.
Серые зрачки Ивана, как ствол заряженного пистолета, сулили серьёзные неприятности. Мягкое и гладкое лицо деревенского простачка неожиданно стало жёстким, хищным, как морда готового к атаке волкодава. Выступающий подбородок выдавал неукротимую способность идти до конца, чуть приоткрытые в оскале зубы были готовы перехватить горло в первобытной схватке не на жизнь, а насмерть.
Ваня много чего познал за время долгой работы таксистом в криминально сложном сибирском городе-миллионнике, каким является Красноярск. Регулярная практика и борцовская молодость подсказывали ему порядок действий, а новая работа в статусе «над законом» избавляла от ненужных в критический момент рефлексий. Они остались где-то там, далеко, в нашей реальности. Здесь же действовали исключительно правила оперативной необходимости.
Неожиданные вещи начинают происходить, если с обычного человека строго по делу и с выдачей индульгенции снимаются путы регламентов.
Вот только голос Потапова оставался всё таким же спокойным и доброжелательным, что говорило о железных нервах и отличном самообладании.
Бандит понял: ему дают отпор.
— Запорю, как барана!
Вот, есть ясность. Его нужно устранять.
— Брысь, мразь!
В ответ на эти слова хозяин блатного мира тут же получил очень болезненный удар, Ваня настолько резко хлестнул его костяшками пальцев по ноздрям, что я невольно поморщился. Тяжело откинувшись к пыльной стене тамбура, уголовник громко шмыгнул, сбросил на пол кровавую юшку, шумно вытирая нос рукавом, и сразу полез правой рукой за пазуху.
— Ну, сучары!
Хватит цирка, больше ждать нечего.
Он шагнул к Ивану. Для полноценного маваши места в тамбуре было недостаточно, а лоу-кики в таких скоротечных контактах неразумны, тут нет раундов для отсушивания бедра противника. Поэтому я провёл жёсткую левую йоку в открытую всем ветрам печень. Удар получился точным и сочным, бандит задохнулся от спазма и резкой боли.
Согнулся, но не упал, хорошо удар держит! Крестообразный ключ звякнул и отлетел на середину тамбура.
— Ваня, дверь, — сухо скомандовал я. — Осторожно сам!
Бандит, наконец-то сумев набрать воздух в лёгкие, начал подниматься на ноги. Он успел повернуть разъярённое багровое лицо в мою сторону и что-то прохрипеть насчёт уместности нашего самоубийства путём вскрытия вен, пока он не вернется сюда с корешами.
— В сторону! — громко предупредил я напарника и с силой вымахнул правую ногу ещё раз.
На этом прямом, как стрела, участке, где и стыки-то почти не чувствовались, машинист оторвался от души. Нагоняя потерянное время, он разогнал состав до предельно возможной скорости. Вагон почти не раскачивался. От удара ногой тело авторитета вылетело наружу, а встречный поток вытянул его и унёс вдоль состава, как катапультой. Вот только парашюта у бандита не было.
— Не закрывай пока, — остановил я Ивана, носком ботинка отправляя за борт приметный ключ с отпечатками, а затем и выпавший нож.
— Может, надо было его сперва обыскать? — неуверенно спросил Потапов.
— Зачем?
— Ну, на предмет оружия...
— Он же сам прыгнул! Вместе со всеми уликами, — сказав это, я сделал болезненное лицо и уселся на корточки, якобы сгибаясь от невыносимой боли.
Тут в тамбур наконец-то влетела прорвавшаяся сквозь заслон проводница.
— Паскуда, а?.. Пас-скуда, пас-скуда!.. — подвывала она тоненьким голосом.
Лицо проводницы было мертвенно-белым. Черные провалы глаз, вспухшие фиолетовые губы. Как у ведьмы. Вот же напугал женщину, сволочуга! Будто кровь на ходу выпил.
— Саданул мне под ложечку, козёл! Но я тоже успел ему сопатку разбить. Пистолетом пугал… На крышу полез, с ума сойти! Как мартышка! — взволнованно задыхаясь, предупредил я законный вопрос. — А ведь мы вам сперва не поверили, Эльвира Петровна!
— У него фирменный ключ был, — поддакнул Ваня.
— Ключи у них, паразитов, всегда припасены, — устало вздохнула женщина, осторожно закрывая дверь. Свист вихря тут же прекратился. — Говорю же, ненормальные! Бегают на остановках в вагон-ресторан, а потом лезут.
— Наверное, нужно срочно сообщить о происшествии полицейскому, — озабоченно молвил Кромвель, — надо снимать человека с крыши, это ведь так опасно!
— Их обычно ветер снимает, — тихо буркнула проводница. — Ох, посмотрим, посмотрим... Замучаешься бумаги писать, не люблю я это. Да и дела у него срочные, в Называевске пойдёт с бригадиром в плацкарты, выяснять итоги перестрелки.
— И то верно, зачем беспокоить людей занятых, — кивнул я.
Хорошо бы сейчас оказаться рядом с машинистом, чтобы смотреть сквозь голубоватое стекло вперёд и чувствовать вибрацию усилия, с которым мощный лоб локомотива спрессовывает горячий воздух и гонит волну перед собой. Появится ощущение, что скорость локомотива становится запредельной, и вот-вот обычный пассажирский состав, словно стратегический сверхзвуковой бомбардировщик с ядерным оружием на борту, проткнёт упругую мембрану и с оглушительным хлопком преодолеет звуковой барьер.
Я встряхнул головой, прогоняя наваждение. И оно, к сожалению, исчезло... Вдали раздался короткий рёв тепловозной сирены, которую главный на этом поезде человек включает перед тем, как войти в поворот.
Эльвира хитро улыбнулась, глянув на меня с лёгким недоверием, о чём-то подумала и сказала:
— А всё-таки хорошо, мальчики, что вы с нами едете! Коньячку?
