ГЛАВА 4. СТЫЧКА
Отряд легкой кавалерии под командой Гастона д'Ассонвиля остановился в десяти минутах пути от монастыря Святого Георгия.
— Что поделывает аббат? — С таким вопросом Гастон обратился к местному крестьянину, принесшему известие, что в монастыре мародеры.
— Долбит землю, — ответил сей муж. — Ему нужен погреб.
— Прекрасно! Ужинать будем после бала.
— Гм…Мне кажется, господин начальник, танцоров для празднества будет маловато. Ведь этих мадьяр там полно.
— Сколько же?
— Ну, сотен шесть-семь, все на лошадях и при оружии. А сейчас, в ожидании ужина, они грабят Овэн.
Рядом горела деревня и слышалась стрельба.
Гастон не медлил. Его шпага показала на горящую деревню.
— Вперед! — И под эту команду весь отряд пришел в движение.
Вскоре солдаты д'Ассонвиля достигли деревни. Многочисленный враг вступил было с ними в бой. Но всадники, окружив своих спешившихся гренадеров, которые разбились на группы по двадцать человек, смело напали на противника.
Но тут старый офицер с обеспокоенным видом обратился к д'Ассонвилю.
— Что вы делаете? Их же вдвое больше нас, и у них лучшая позиция.
— Как? Вы считаете врагов, господин Кюдрэ?
— Я делая это для короля. Нельзя так разбрасываться молодыми жизнями наших солдат.
— А вы разве не слышите, как вопиет о мщении каждая рухнувшая крыша в этой деревне? Нет, только вперед! Вперед!
Все, кто слышал эти слова, с ещё большей яростью бросились на мародеров. Завязалась схватка, и Жака впервые охватило упоение настоящим боем. Возникло острое желание мчаться, рубить, стрелять. А когда какой-то хорват выскочил перед ним, выстрелил и пуля сбила ему шляпу, это только подстегнуло Жака. Он бросился на хорвата и нанес ему удар саблей. Тот упал, раскинув руки. Первый в жизни Жака сраженный противник! Д'Ассонвиль, видевший все это, подъехал к нему и поздравил:
— Это было здорово! Считай, ты расквитался с ними за свой мешок. Да к тому же вместо одного ты спокойно можешь теперь заполучить два.
Бой закончился позорным бегством противника. Тем временем два гренадера принесли на носилках Кюдрэ.
— Граф, — обратился он к д'Ассонвилю, — вы были правы, но и я не ошибся. Мы их разбили, но зато они убили меня. Прощайте, капитан!
И с этими словами смертельно раненый Кюдрэ закрыл глаза навеки. Так Жаку пришлось впервые видеть смерть солдата.
В следующие два дня снова были стычки с противником. И снова Жаку пришлось убивать вражеских солдат.
Однажды он оказался на месте, усеянном трупами венгров. Тут он заметил среди них одного раненого, который полз к берегу реки. Жак подъехал к нему.
— Воды, воды! — бормотал венгр, обратив к нему лицо с запекшейся кровью. — Умираю…
Жак сбегал к реке и принес ему воды в шляпе. Когда венгр напился и обмыл лицо, Жак присмотрелся и узнал в нем того офицера, который собирался его повесить. Венгр тоже его узнал.
— Ну вот, — произнес он, — теперь ты можешь меня прикончить.
Жак молча с ужасом смотрел на него.
— Ведь это твое право, — продолжал венгр. — Давай, делай свое дело!
— Я не убийца.
— Смотри-ка, чистюля какой! Но мой принцип — встретил врага — пусти ему пулю в лоб…Воды, воды! У меня в печенках огонь!
Жак оставил ему воду в шляпе и отправился искать помощь. Вскоре он встретился с д'Ассонвилем.
— Ранен офицер-венгр, хотевший меня повесить по дороге в Артуа, — сказал он. — Нужна помощь…
Д'Ассонвиль дал ему двух гренадеров. Когда они подошли к венгру, тот взглянул на Жака.
— Что за сердце у тебя? — спросил он.
— Мое сердце принадлежит всем людям.
— Впервые вижу такого человека, — пробормотал венгр. Затем помедлил и сказал:
— Дай мне руку…Вот так.
— Как вы себя чувствуете?
— Прекрасно.
То были последние слова старого солдата.
Через два часа после этого события Жак сидел вместе с д'Ассонвилем в одной из комнат монастыря.
— Сядь рядом со мной, — попросил его д'Ассонвиль.
— Я? Рядом с вами?
— После боя все мы только солдаты, а не господа и слуги. Сядь и расскажи о себе подробнее.
Жак рассказал ему о себе все. Д'Ассонвиль взял со стола стакан с вином.
— Пью за осуществление твоих надежд.
Жак вздохнул.
— Ты прав, вздыхая, — заметил д'Ассонвиль. — Надежда — это предатель, наносящий коварный удар.
— Я надеюсь, потому что верю.
— Ясное дело, ведь тебе всего двадцать. Надежда — украшение юности: беда тому юноше, у кого её нет.
Д'Ассонвиль положил обе руки на плечи Жака и посмотрел ему в глаза.
— Так что же ты собираешься делать? — спросил он.
— Я говорил: еду в Париж за счастьем. Не оставаться же мне с вами.
— Это мы ещё посмотрим, — произнес д'Ассонвиль. — Но допустим, что ты прибыл в Париж. Что дальше?
— По правде говоря, не знаю. Буду стучаться во все двери.
— Прекрасный способ ни в одну не войти. У тебя есть деньги?
— Двадцать ливров в мешке, который надеюсь вернуть.
— Плюс пятнадцать луидоров за твое участие в сражении. Но триста пятьдесят ливров в Париже означают всего лишь два месяца жизни. Дальше что?
— Не знаю. Но я могу стать солдатом.
— Это другое дело. Не ты и не я сделали мир таким. В наши времена надо родиться графом или бароном, а вот стать им…
— Но мне нужен Париж, — растерянно пробормотал Жак. — Иначе я ничего не достигну.
— Париж годен только для богатых. Тебе придется стать, например, домашним секретарем: в доме благоухание, улыбка у рта, тишина и покой…
— Нет. — Голос Жака стал пронзительным. Д'Ассонвиль смотрел на него, не выдавая чувств. Но в душе он смеялся: какой Жак все-таки ещё мальчик!
— Нет! — снова воскликнул Жак. — Я останусь солдатом.
Жак без слов снял с себя руки д'Ассонвиля — жест, в котором в данном случае не приходилось сомневаться — он решился!
Несколько дней спустя на пятнадцать луидоров, полученных от капитана, он купил себе хорошего коня и покинул монастырь.
— Вот тебе рекомендательное письмо, — сказал ему на прощание д'Ассонвиль. — Если захочешь вернуться, я жду тебя. Если же будешь возвращаться к Мальзонвийерам, самым коротким путем станет дорога через Лаон. Я буду там. Прощай, дорогой.
Жак пожал руку капитана и отвернулся, чтобы скрыть слезу. Ведь он уже чувствовал себя гордым солдатом!
