ГЛАВА 44. ГОРДИЕВ УЗЕЛ
Фуркево отступил в удивлении.
— Как, вы деретесь со мной?
— Да, — отвечал спокойно Эктор.
На этот раз Поль подумал, что его друг сошел с ума, и в испуге посмотрел ему прямо в глаза.
— Это вас несколько удивляет? — заметил Эктор.
— Очень удивляет, — ответил граф.
— Жизнь так устроена, что не знаешь, что случится завтра.
— Звучит, конечно, прекрасно, но я ничего не понимаю. Вы шутите, я думаю.
— Совсем нет. Это очень серьезно.
— Вы хотите, чтобы мы дрались друг с другом?
— Хочу.
— Хорошо. Но скажите мне, по крайней мере, какая причина побуждает вас возобновить со мной туринскую шутку?
— Позвольте возвратиться немного назад и кое-что вам объяснить.
— Говорите.
— Помните ли, милый граф, что вы мне заметили насчет герцогини Беррийской?
— Конечно, и то, что я говорил, я подтверждаю.
— Итак, мой друг, вы были правы.
— Наконец-то вы соглашаетесь.
— Я не могу спорить с очевидным.
— Стало быть, с тех пор дело пошло?
— Оно не шло, а бежало.
— Вот что значит шестнадцать лет!
— Я достиг последней главы.
— Уже!
— Да.
— Каким тоном вы это говорите!
— Хотел бы я вас видеть на моем месте.
— Я тоже бы хотел.
Эктор улыбнулся. Поль топнул ногой.
— Все это не объясняет, — возразил он, — зачем вы хотите меня убить.
— У герцогини странные фантазии, и говоря вашим языком, она требует, чтобы я поступил с ней, как будто я Юпитер, а она Европа.
— Похищение!
Де Шавайе кивнул.
— Я вам удивляюсь, — вскричал Фуркево. — К вам приходит величайшее счастье, и вместо радости вы принимаете жалобный вид, от которого хочется плакать. Похищение! Да знаете ли, что из-за похищения герцогини я соглашусь получить сто ударов шпагой. Вы неблагодарный!
— Не забывайте о Кристине, — заметил Эктор.
— Кристина? При чем тут она? — вскричал Фуркево.
— Для вас ни при чем, но для меня — другое дело.
Поль покачал головой полушутя, полусерьезно. С минуту он смотрел на друга, барабанившего пальцами по пьедесталу статуи, и наконец произнес:
— Я взял бы одну и не оставил бы другой.
— Вы есть вы, а я есть я, и поневоле повинуюсь своей природе.
— Итак, вы решились не похищать герцогиню Беррийскую?
— Решился.
— Да покровительствует вам тень Сципиона, мне же вас жаль.
— Жалейте, сколько вам будет угодно, но исполните то, чего я требую.
— А, вы о дуэли?
— Да.
— Вы все об одном и том же. Посмотрим, какие у вас причины.
— Можно не похищать герцогиню, но для этого нужен предлог. Дуэль будет служить таким предлогом.
— Как вы ловко придумали, удивляюсь!
— Это же очень просто. Обе любви опутывают меня, как гордиев узел. И то, чего не могут развязать…
— Разрубают.
— Поэтому мы любезно будем драться, и вы мне нанесете удар шпагой.
— Я вам? Но вы же знаете, что это невозможно!
— Вам в том помогут.
— Конечно, если вы не будете защищаться.
— Вы должны будете меня ранить. Мне только того и нужно.
— Потом?
— Остальное само собой разумеется. Раненый, я ложусь в постель и не являюсь ко двору. Герцогиня забудет меня, и когда я вернусь в Версаль, о похищении и разговоров больше не будет.
— Прекрасно придумано.
— Итак, вы решаетесь?
— Как я могу вам отказать? Эта дуэль дает мне возможность оказать вам услугу и сделать глупость…Достаточно, чтобы убедить меня.
— Хорошо. Я вас буду ждать.
— На рассвете моя шпага и я будем к вашим услугам.
Двое молодых людей сделали несколько шагов по направлению к дворцу.
— Кстати, — спросил Поль, — а вдруг герцогиня станет упорствовать в своей любви к вам?
Эктор пожал плечами.
— Вы знаете, что прихоти — это розы души и живут одно утро.
— Это справедливо, но бывает, что когда оборачиваются спиной к счастью, оно начинает вас преследовать.
— Тогда я приму крайние меры.
— Какие?
— Я женюсь.
— Самоубийство, — весело воскликнул Поль, — это геройство.
— Нет, это любовь.
На другой день все произошло, как условились: два друга стали под аркадами Марлийского водопровода в присутствии секундантов. Они вежливо раскланялись и бросили шляпы на траву.
— Итак, вы настаиваете, маркиз? — сказал Поль с важным видом.
— Вы знаете, граф, что я никогда не отказываюсь от своих слов, — отвечал тем же тоном Шавайе, едва удерживаясь от смеха.
— Так начнем, мсье.
Эктор и Поль выхватили шпаги.
— По крайней мере, забудем прошлое, граф, что бы ни случилось, — сказал Эктор, протягивая руку противнику.
— Я и не думал иначе!
И, наклонившись к уху Эктора, Поль тихо прибавил:
— Не забудьте быть очень неловким.
— Сделаю в лучшем виде.
— Если вы меня убьете из-за такой глупости, я умру безутешным.
Эктор лишь улыбнулся. Два дворянина поклонились и скрестили оружие.
Эктор защищался достаточно для серьезной дуэли, после чего позволил себе пропустить укол шпагой в плечо. Брызнула кровь, и Фуркево опустил клинок.
— Вы, кажется, ранены? — произнес он.
— Мне самому тоже так кажется…Однако, если вам угодно продолжать…
— Нет, нет, — отвечал Поль, смеясь, — не стоит умирать из-за подобной безделицы.
Завязавши платком рану, Эктор поблагодарил своего секунданта, Фуркево — своего. Двое молодых людей сели в карету и отправились в Париж.
— Теперь вам следует, — сказал Эктор, — предупредить герцогиню Беррийскую о случившемся.
— Да, поручение довольно щекотливое.
— Поэтому-то я и доверяю его вам.
— Это очень любезно с вашей стороны, однако что я скажу ей?
— Что хотите.
— Скоро сказано, но трудно выполнить. Милая прихоть хорошенькой женщины родилась в её сердце…
— В сердце? — с недоверчивым видом прервал Эктор.
— Или ещё где хотите, — отмахнулся Поль. — Место не влияет на каприз, и как тяжкий шмель, опускающийся на распустившуюся розу, я грубо раздавлю все мечты её весны. Но мой поступок отвратителен, смешон, сумасброден…Он не согласуется с правилами всей моей жизни, и я заслуживаю, чтобы первый бродяга проколол меня насквозь шпагой за мое согласие на вашу затею…Если она заплачет, что я сделаю с её слезами?
— Но, — возразил Эктор, — мифология, на которую вы ссылаетесь так часто, не говорит, что покинутая Ариадна умерла с горя.
Поль посмотрел пристально в глаза Эктору.
— Уж не думаете ли вы, что я способен играть роль торжествующего Бахуса?
— А почему?
— Счастье делает вас неверующим и легкомысленным одновременно. Влюбленный в мадмуазель де Блетарен, вы не думаете, что она могла бы вас когда-нибудь забыть. Равнодушный к герцогине Беррийской, вы считаете, что она забудет вас завтра же. Одной вы охотно согласились бы выдать свидетельство вечной верности. И вы же готовы усомниться в постоянстве другой. Сердце человека — лабиринт.
— Потому-то я и советую вам взять нить Ариадны, — отвечал, смеясь, Эктор.
С наступлением вечера, весь укутавшись от чужих глаз, Эктор отправился в карете в павильон Кристины.
Кристина побледнела при виде крови, но Эктор успокоил её.
— Мне осталось только это средство, чтобы не разлучаться с вами, и я к нему прибегнул, — сказал он.
— Дуэль! — вскричала она.
— Да, — подтвердил несколько смущенный Эктор, — дуэль без причины, последствия которой соединят меня с вами.
Кристина умолкла и не очень жаловалась на рану, принуждавшую мсье де Шавайе оставаться дома.
В тот же день Фуркево возвратился в Версаль, куда переехал двор. Его живой характер заставлял видеть лишь приятную сторону возложенного на него странного поручения. То, что ужасало его в первую минуту, теперь забавляло.
Когда он вступил в игорный зал, герцогиня Беррийская, по обыкновению, занимала один из столов; её окружала многочисленная толпа. Дукаты сыпались на бархат.
Полю удалось поместиться возле герцогини. Нужен был лишь случай с ней заговорить.
Принцесса казалась очень занятой игрой, но внимательный и предупрежденный наблюдатель, каким был Фуркево, мог заметить взгляды, бросаемые ею повсюду украдкой.
»— Ладно, — подумал Поль, — наступила минута нанести первый удар.»
Он бросил несколько дукатов на стол и закашлялся, как герой комедии, желающий привлечь к себе внимание.
Герцогиня Беррийская подняла на него глаза.
— А, вот и вы, мсье де Фуркево, — сказала она, — вы приехали поздновато.
»— Она говорит со мной, но думает о нем, — сказал он сам себе. — Как гибок наш язык для выражения того, в чем мы не хотим признаться.»
И громко произнес:
— Я замечаю не с сегодняшнего дня, сударыня, непостоянство времени наоборот. Когда дело касается вашего высочества, время — олень, и благодаря его проказам в часе только пятнадцать минут. Я спешу, приезжаю. Но слишком поздно. Сударыня, когда мы возле вас, запретите времени идти.
Герцогиня Беррийская кротко улыбнулась.
— Останьтесь, мсье, — сказала она, — мы постараемся это исполнить.
Она начала игру и выиграла; золотые волны хлынули в её нежные руки.
Ее глаза быстро скользнули по толпе и вновь остановились на Поле.
— Вы, кажется, проигрываете, — заметила она.
— Да, сударыня…Еще три подобных хода, и вам нужен будет казначей.
Принцесса, тасовавшая карты, подняла свой огненный взгляд на Фуркево.
— Мсье де Шавайе прекрасно исполняет эту должность, — сказала она. — Не видели ли вы его?
— Ах, сударыня, какой удар был бы для маркиза, если бы он вас услышал!
— Что же ужасного в моих словах?
— Их любезность, — ответил Поль.
Герцогиня сдала карты и снова выиграла; дукаты сыпались в её руки.
— Ваши слова загадочны, — возразила она. — Объяснитесь.
— Если приехать поздно — всего лишь неприятно, не быть совсем — ну не несчастье ли?
Сверкающие глаза герцогини впились в лицо Фуркево, потом внезапно потупились.
Поль видел, как она побледнела под румянами. Тасуя карты дрожащей рукой, она молчала несколько минут, и наконец возразила:
— Но как бы поздно не приезжали, однако приезжают.
Поль покачал головой.
— Ни поздно, ни рано, сударыня.
Эти слова были произнесены таким серьезным голосом, что принцесса вздрогнула.
Разговор в ту же минуту стих. Игра продолжалась, прерываемая только восклицаниями.
»— Лед тронулся, — подумал Поль, — или я разучился понимать сердце женщины, или она станет меня расспрашивать.»
Он вынул из кармана горсть дукатов и очень серьезно принялся за игру. Герцогиня не обращала на него внимания; он не смотрел на нее.
По окончании игры герцогиня встала; легкое движение её длинных ресниц предупредило Фуркево. Это движение было почти незаметно, но его проницательный и верный взгляд все понял. Он пошел за герцогиней Беррийской в сад.
Она вошла в аллею, которая вела к бассейну Аполлона.
В ту минуту, когда герцогиня обернулась, Поль был рядом.
— Это вы? — она искусно притворилась удивленной. — Я думала, вы далеко…
— Я должен бы быть далеко, потому что вы желаете быть одни. Но вечер — час раздумий. Я думал о Венере, сияющей в небе, и следовал за вами против воли.
После этого небольшого мадригала Фуркево поклонился, как человек, готовый удалиться.
— Нет, — живо прибавила герцогиня, — раз вы уж здесь, так оставайтесь.
»— Наконец-то, — подумал Поль. — Сколько хитростей, чтобы добиться немного откровенности.»
— Кстати, — простодушно спросила герцогиня, — что это вы говорили мне за игрой? Я вас не поняла.
— Но, — отвечал Поль столь же простодушно, — я, кажется, говорил о непостоянстве времени…
— Да, сначала, но потом…
— Сударыня, я не смею о том вспомнить.
— Хорошо, я буду смелее, чем вы.
— Так помогите мне, сударыня.
— Вы говорили, кажется, о де Шавайе.
— Точно.
— По этому поводу вы задали какую-то загадку, решить которую я совершенно не могу.
— Это и есть причина моего смущения.
— Вы пробуждаете мое любопытство.
— Поэтому я должен объясниться?
— Сию же минуту, если не боитесь меня разгневать.
— О, сударыня, эта угроза возвращает мне мою смелость…Я скажу.
— А я слушаю.
— Но прежде, сударыня, простите ли вы меня?
— В загадке, стало быть, таится преступление?
— Почти.
— Хорошо! Вы обратитесь к отцу Телье, и он даст вам отпущение грехов.
— Берегитесь, сударыня, дело ведь идет о казначее вашего королевского высочества. А до этого рода преступлений отцу Телье нет дела.
— Да говорите же, я умираю от нетерпения.
— Итак, сударыня, казначей вашего высочества дрался на дуэли.
Герцогиня поспешно переспросила:
— На дуэли, вы говорите?
— Да, сударыня.
— И его не было, потому что он…
— Ранен, — живо прервал её Фуркево.
Герцогиня Беррийская побледнела и оперлась на мраморный пьедестал бога Пана, игравшего на флейте.
— Жизнь де Шавайе вне опасности, — продолжал Поль, — но он довольно серьезно ранен и будет оставаться в совершенном уединении на протяжении шести недель или двух месяцев.
Принцесса поднесла платок к немного дрогнувшим устам и посмотрела на собеседника.
— Вы не напрасно колебались, граф, — сказал она, — королевские указы так строги. Но открывшись мне, вы забыли только одно.
— Что именно, сударыня?
— Имя противника господина де Шавайе.
»— Вот, наконец, переходим к главному,» — подумал Поль.
— Что ж, вы опять колеблетесь? — продолжала она.
— Он перед вами, сударыня.
— Вы, вы, его друг, самый искренний! Это невозможно, — вскричала она.
— Если другой утверждал бы мне это, я усомнился бы, как ваше высочество. Но согласитесь, сударыня, что мое свидетельство в этом случае не может быть подозрительным.
— Причина этой дуэли, причина, мсье?
— Причина, сударыня, из числа тех, — отвечал Поль, смело преклоняя колено, — которые поверяют на исповеди, шепчут в летние ночи нежному зефиру, пересказывают внимательным и молчаливым озерам. Ее нетрудно угадать!
Дерзость этого движения и ещё более неожиданность этих речей смутили герцогиню Беррийскую. Взволнованная и раскрасневшаяся, она смотрела на молодого человека, стоящего на коленях, и сделала, наконец, ему знак встать.
Поль грустно покачал головой.
— Нет, сударыня, не прежде, чем вы простите мне мое преступление. Я не заслужил этой милости и надеюсь только на ваше великодушие.
— Но, мсье, встаньте же; кто-нибудь может зайти и вас застать…
Поль думал, что он бы точно мог заночевать в Бастилии, войди сейчас кто-нибудь. Но такая безделица его не пугала.
— Мне нужно прощение моей вины, сударыня. Если я не получу его, я останусь у ваших ног с опасностью умереть.
— Ну, мсье, не умирайте, — вздохнула принцесса. — Довольно и одного раненого. Я принуждена вам простить…Но с условием.
— Приказывайте, сударыня.
— Не возобновляйте нашего разговора.
В аллее послышались шаги, и герцогиня исчезла, подобно лани.
Поль видел, как она бежала во мраке, и встал.
»— Не прав ли был Эктор?» — подумал он.
