ГЛАВА 16. ДАМЫ СЕРДЦА
Фуркево шел на некотором расстоянии от Сидализы, как испанский идальго, ищущий интрижек в переулках. Наконец они вошли в дом, где та остановилась, и очутились в кокетливо убранной комнате, освещенной пламенем камина.
— Подождите меня, — шепнула Сидализа, — а пока вот вам книга новых романсов и мадригалов.
Она исчезла за портьерами. Поль бросился в кресло.
— Непостижимо, — прошептал он. — Со времен Филемона и Бавкиды ничего подобного никто не видел: скоро будет три месяца, как мы обожаем друг друга.
Не успел он управиться с третьим мадригалом, как вместо пажа явилась хорошенькая голубоглазая блондинка. Вся светленькая, небольшого роста, но не худенькая, с прелестнейшими губками, изящными ручками и настолько живая и шаловливая, что на неё нельзя было смотреть без удовольствия.
Поль раскрыл объятия, она хотела оттолкнуть его, но не удержалась от смеха и весело расцеловала его в обе щеки.
— Я смеюсь и я обезоружена, — успела прошептать она. — Конечно, я могла бы потребовать отчета о ваших похождениях, но боюсь, не было бы это с моей стороны слишком опрометчиво.
— Ах! — воскликнул Поль. — Едва ли кто может сравниться со мной в добродетели. Я возвращаюсь таким же, каким уезжал в Италию.
— Неужто это так?
— Увы!
Сидализа снова рассмеялась.
— Нет, на вас невозможно даже рассердиться. Давайте-ка покайтесь мне без лишних слов.
— Я скажу так: пришел, увидел, но был разбит.
— И все?
— По-моему, этого вполне достаточно. Да из-за принца Евгения я одних кружев потерял на тысячу экю. Во время битвы я думал о вас и очень горевал, что вы можете меня лишиться.
— Как вы сострадательны! Наверно потому вы строили глазки всем женщинам на балконах?
— Иначе они приняли бы нас за бродяг!
Тут принесли ужин. Приятный запах жареного рябчика отвлек внимание Поля.
— Я вижу, хорошие обычаи вами не забыты в мое отсутствие, — произнес он, вдыхая аромат дичи, — свидание с вами в этом будуаре делает меня моложе на шесть недель. Боже, как скоро старятся в наше время! Таким, каким вы меня видите, дорогая Сидализа, я могу сойти за своего дедушку. А уж как я благоразумен, если б вы знали! Последние две недели во мне слились воедино мудрость Соломона и опытность Нестора: я сплю, как все, не делаю долгов, не дерусь на дуэли. Я чувствую себя таким старым, таким старым, что иногда мне хочется купить седой парик, серую униформу и отправиться в деревню на должность тамошнего старосты.
— Все переменится, теперь я с вами, — смеясь, сказала Сидализа.
— Надеюсь. Но должен предупредить, что вам придется постараться.
— Ну-ну, неужели вы хотите убедить, что разучились лазать по балконам?
— Нет, но помочь немного не мешало бы. — Скромный вид Поля, по его мнению, должен был убедить и Фому неверующего. — А вот вы, моя красавица, так ловко ведущая допрос, вы-то почему оставили Париж?
— Не спрашивайте, не желаю отвечать!
— Нет, нет, напротив, хочу знать!
— Ну, ладно. Дело вот в чем. Раз, встав утром с постели, мне вдруг захотелось видеть вас, а вечером я уже выехала. Вы маг, прости Господи: ведь уже шесть месяцев, как я вам верна. Колдовство, да и только!
— Тихо, не говорите этого, иначе меня и вправду примут за чародея.
— Да, но против вас ничто не помогает. Борьба с собой мне надоела, и вот я здесь.
— А что скажут ваши коллеги из театра, актеры труппы его величества?
— Пусть говорят, что захотят.
— А господин гофмейстер двора?
— Сначала по своей привычке поворчит, потом я его поцелую…
— По вашей привычке…
— Я докажу ему, что вынуждена была уехать из-за его плохого обращения со мной. И он ещё попросит у меня прощения.
— И вы, конечно, его простите?
— Как быть, ведь я такая добрая!
— В этом никто не сомневается. — Поль кивнул.
Сидализа облокотилась о стол, оперлась подбородком на ладони и пристально посмотрела на Поля.
— Уж не собираетесь ли вы пожаловаться по этому поводу? — спросила она.
— О, я тут не судья. Нельзя быть в одно время и обвиняемым, и обвинителем.
Розовые пальчики Сидализы кончиками коснулись шампанского из бокала и стряхнули жидкость на лицо Поля. Не ожидавший нападения воин потерпел второе поражение подряд.
— Война объявлена, — вскричал он. — Я требую удовлетворения.
Он отшвырнул кресло, чтобы кинуться за вскочившей Сидализой, но задел подсвечник — и все погрузилось во мрак.
А тем временем Шавайе, ведомый лакеем, достиг скромного домика на окраине города. Лакей постучался. Затем отворилась дверь, но только после того, как лакей назвал себя. Знакомый Эктору по дому Блетарена слуга пригласил его наверх.
Эктор вбежал по лестнице и попал в объятия де Блетарена.
— Пойдемте, я представлю вам дочь, хотя вы с ней уже знакомы.
Эктор вошел в комнату, где Кристина сидела за вышивкой. Девушка приветствовала Эктора, и он сразу узнал в ней ту, которую видел в окне.
Пять-шесть лет, которые они не виделись, преобразили Кристину. Она стала высокой, прекрасной, с тонкой талией и большими черными глазами на неимоверно кротком лице, сразу же привлекавшем внимание. Эта кротость превосходно сочеталась с задумчивой непорочностью в умном взгляде.
— Моя дочь была у подруги и видела вас проезжавшим по улице. Поэтому ей я обязан удовольствием принять вас у себя, — произнес де Блетарен, пожимая руку Эктора.
— Вы спасли жизнь нам с отцом, — краснея, добавила Кристина. — Могла ли я вас забыть?
И она протянула Эктору руку, которую тот поцеловал с самому непонятным волнением.
За ужином Эктор рассказал о своих похождениях. Кристина с глубоким вниманием слушала. Особенно её поразил рассказ о встрече с цыганкой, и на лице её отразились беспокойство и грусть, будто она уловила смысл загадочных слов предсказательницы.
Окончив рассказ, Эктор объявил, что собирается с Рипарфоном в Париж, для представления ко двору. Ему показалось, что глаза Кристины увлажнились, и он внутренне поблагодарил её за сочувствие.
— Что же, — произнес де Блетарен, — покажите, что счастье на вашей стороне. А оно и вправду на вашей: покровительство герцога Орлеанского и герцога де Рипарфона…Да вы очень скоро достигнете успехов!
— Не встречу ли я там вас? — спросил Эктор.
— Как знать, — ответил де Блетарен, — может быть, да, может быть, нет. Все зависит от тех известий, которые я давно ожидаю.
Эктор, поколебавшись, предложил Блетарену как свою помощь, так и покровительство своего родственника Рипарфона.
— И если мое предложение покажется вам дерзким, прошу видеть в нем только мое пламенное желание быть вам полезным.
— Я нисколько не обижаюсь, — ответил Блетарен, пожимая руку Эктору, — и, может быть, придет день, когда я приму ваше предложение. Знаете, я не очень-то спокоен относительно своей свободы.
— Что? Вам грозит заточение? — забеспокоился Эктор, думая о Кристине.
— Почти. Недавно губернатор Прованса вдруг решил заняться преследованием меня за участие в старинных войнах Фронды, где было пролито больше чернил, чем крови. Мне пришлось тайно бежать в Гренобль. Но при дворе есть благородный господин, которому я в свое время оказал услугу. Он хлопочет за меня, и я жду результатов его усилий.
— Уверен, король поступит с вами по справедливости, — живо произнес Эктор.
— Если бы речь шла только обо мне, я тотчас бы отправился в Версаль, бросился к ногам государя и поставил на карту мою жизнь и свободу. Но у меня есть дочь. То, что она может остаться одна на свете, заставляет меня действовать благоразумно.
Кристина схватила руку отца и молча её поцеловала.
Эктор почувствовал волнение в груди.
— В любое время моя жизнь в вашем распоряжении, — сказал он.
— Я этого не забуду, — серьезно ответил старый дворянин.
Говоря это, он взял руки молодых людей в свои. Их пальцы встретились и несколько минут оставались соединенными. Оба они почувствовали необъяснимое волнение в груди. Молодым людям с этого момента уже казалось, что их связывают новые узы.
Блетарен и Эктор сердечно попрощались при расставании. Эктор попросил разрешения бывать у них в доме почаще.
— Дом отца — дом сына, — ответил Блетарен, крепко обнимая его.
Когда Эктор вышел на улицу, светало, и крыши домов розовели от солнца. Подходя к гостинице, он столкнулся лицом к лицу с мужчиной в испанском плаще, шедшим туда же.
Мужчина отступил на шаг и громко расхохотался.
— Ей-Богу, — сказал он, открывая лицо, — не стоит остерегаться соучастника.
Узнав Фуркево, Эктор слегка покраснел.
— Ну, как поживают лошади вашего благородия? — со смехом произнес Фуркево, — довольно ли у них корма? Вы настоящий воин и знаете, что никогда не следует пренебрегать заботой о лошадях.
— Мне кажется, лошади поживают так же хорошо, как и ваши родственники. Вы всем успели написать письма?
— Вы же знаете, что благими намерениями вымощена дорога в ад. Только я сел было за стол, как пришел паж и разрушил их одним движением пальцев.
— Вчерашний паж?
— Он самый. Но, похоже, возвратились времена Овидия. Паж преобразился в женщину.
— Вы, конечно, последовали за ней.
— Мое имя слишком языческое, чтобы устоять против подобных искушений. И вообще я не привык сопротивляться искушениям.
— Понимаю.
— Ваш братец Рипарфон не сказал бы лучше. Но к несчастью, он спит. Зато вы не спите. Нет ли какого-либо пажа в вашем приключении?
— Нет. Есть лишь господин де Блетарен, дворянин, о котором я вам говорил. — Хоть половина истины в этих словах Эктора была наверняка.
Тут их разговор был прерван ворчанием Кок-Эрона, выходившего из харчевни:
— А, вот и вы, маркиз. Прилично ли возвращаться домой в такой час? Рановато, чтобы вставать, и поздновато ложиться.
— Ты прав, друг мой. Теперь я буду ложиться в семь, как монахиня, и вставать в полдень, как епископ.
— Кто же вас заставляет? Шатайтесь по городу хоть всю ночь, но предупреждайте.
Пришлось Эктору бросить ему плащ, чтобы заставить замолчать. Оба искателя приключений поднялись наверх.
Выспавшись, Эктор, Поль и Ги покинули гостиницу и отправились к герцогу Орлеанскому, ещё не вполне оправившемуся от ран.
Тут с де Фуркево снова случилось приключение. Он увидел маленькую девочку, очень хорошенькую, и привлеченный ею, поднялся на балкон одной из галерей. Затем повернул было назад, как вдруг заметил в коридоре, шедшем вдоль комнат принца, закутанную в черный атласный плащ женскую фигуру. Та быстро удалялась, приподнимая нескромные складки своей широкой юбки. При этом показалась маленькая ножка и розовый чулок в черной туфельке. Все это сверкнуло подобно молнии, исчезнувшей в глубине коридора.
— Тьфу ты, пропасть, — прошептал Фуркево.
И поспешил присоединиться к друзьям, уже вошедшим к принцу.
