I
Игорный дом в осеннюю ночь
Граф Гедеон Поль де Монтестрюк, известный также под именем графа де Шаржполя, считался одним из богатейших и счастливейших дворян южной Франции. У него были обширные владения, и хотя его предки не попали в число рыцарей — завоевателей Палестины, но он был в родстве со знатнейшими семействами королевства, которое только что было вверено Провидением рукам еще неопытного Людовика XIV.
Граф Гедеон, сын графа Ильи и внук того героя, которому их род был обязан своим величием, был богат с рождения. К несчастью, богатство это досталось ему рано вместе с такими привычками и таким горячим темпераментом, которые не знали ни усталости, ни пресыщения.
Овдовев бездетным, граф Гедеон в сорок лет опять женился, чтобы продлить род Монтестрюков; но, не жалея ни молодости, ни красоты своей жены, принялся вести прежнюю жизнь, как только она родила ему сына, окрещенного под именем Гуго Поль.
В молодости граф Гедеон бывал в Париже и в Сен-Жерменском дворце; он занимал сторону короля в смутах, сломал не одну шпагу в стычках с испанцами и громко кричал в схватках: «Бей! Руби!» — старинный клич и девиз своего дома. Вернувшись в свой замок в окрестностях Жеро, он убивал время на всякие безрассудства: на охоту, дуэли, маскарады и пиры, нисколько не заботясь о графине, которая тоскливо ждала его за стенами Монтестрюка. Дворяне, с которыми он рубился или играл в карты, любили его за ум и веселость, а мелкий люд обожал за щедрость.
Граф Гедеон, статный, щедрый, любимый окрестными красавицами, имел подобно благодетелю его рода королю Генриху завидную репутацию: он считался храбрым в такой стране, где все были храбры. Каким только опасностям не подвергал он жизнь свою; из таких только бед не выпутывался он со шпагой наголо!
В то время как начинается наша история, стали уже носиться слухи, что граф де Монтестрюк близок к разорению. Не было уж ни блистательных праздников в его замке, ни сумасшедших поездок в Тулузу и Бордо, где все привыкли видеть его с огромной свитой слуг, ни шумных охот с соседями.
Но как же он мог разориться, он — владелец стольких лесов, виноградников, лугов, ферм, прудов? Старики, сидевшие в своих наследственных поместьях, только качали головой и, жалея жену графа, говорили: «Да ведь он играл!» В самом деле, граф Гедеон играл, и играл много.
В то самое время, когда дурные слухи распространялись по провинции, граф Гедеон верхом на любимом коне выехал однажды ночью из замка Монтестрюк.
Небо было весь день мрачно. К вечеру поднялся сильный ветер. Граф Гедеон, подъехав к воротам замка, окликнул часового и велел опустить мост. Зеленая вода стояла неподвижно во рву, в тени высоких стен. На досках моста раздался стук копыт коня, который нетерпеливо грыз удила; наконец граф Гедеон очутился за рвом.
За ним молчаливо ехали два всадника. Концы их длинных рапир стучали о железные стремена. Они, как и сам граф, были закутаны в длинные плащи, а на головах у них были широкие серые шляпы времен покойного короля Людовика XIII. Граф Гедеон пустился в галоп, и оба спутника за ним. Дорога уходила в темноту, по обочинам рос густой кустарник, лошади испуганно фыркали. Скоро они прискакали к долине; тут стало немного светлее. Низкие, покрытые соломой домики смутно виднелись между деревьями.
В начале дороги, тянувшейся желтой лентой в темную долину, граф удержал свою лошадь и обернулся. На полупрозрачном небе смутно рисовались стены, куртины и башни Монтестрюка. В одном из окон замка граф будто бы увидел свет.
— Посмотри, Франц… Что это такое? — обратился граф к одному из всадников, которые тоже остановились за ним.
Франц посмотрел и ответил с лотарингским акцентом:
— Это месяц отражается в стекле.
— Да, в окне у графини. Когда я уезжал, она сидела еще со своими женщинами!..
Граф вздохнул, снова окинул замок долгим взглядом и пришпорил коня. Франц и его товарищ поскакали за графом, и на повороте дороги и замок, и окно скрылись из виду.
Все трое молча скакали, как призраки, по пустынной дороге, пригнувшись к шеям лошадей. Когда ветер врывался под складки их плащей и раскрывал их, в кобурах седел виднелись рукоятки тяжелых пистолетов. Осенний ветер нес им в лицо сухие листья, пугавшие лошадей.
Когда они подъезжали к дороге, пролегающей между Ошем и Ажаном, на горизонте вдруг показался яркий свет. Освещенные заревом в своих глухих берегах, грязные воды Жера совершенно покраснели. Граф де Монтестрюк невольно натянул повод своей лошади, и та на минуту замедлила свой бешеный галоп.
— Дом горит, — сказал он, — а может быть, и целая деревня. Опять несчастье!
Всадник, скакавший рядом с Францем, покачал головой и произнес с сильным итальянским акцентом:
— Вовсе не несчастье, а преступление!
— А почему ты думаешь, что этот пожар…
— …от поджога? А разве барон де Саккаро не приехал сюда дня четыре или пять дней тому назад?.. Это он забавляется!..
— А! Барон де Саккаро! Этот мошенник! — вскричал граф Гедеон с гневом и презрением. — Про него говорят, что он родился от комедиантки, как ублюдок от волчицы, и хвастает, что у него отец — испанский гранд, от которого ему досталось все состояние!.. А я думал, что он все еще по ту сторону Пиренеев!
— Нет… Он уехал из своей горной башни. В Испании он — граф Фрескос, но становится французским бароном всякий раз, когда у него случается разлад с судами его католического величества, и скрывается в своем поместье на границах Арманьяка.
— А шайка его с ним, без сомнения?
— Разумеется! Барон никогда не ездил один.
— У меня старые счеты с этим бандитом… и мне сдается, Джузеппе, что когда-нибудь он попадет мне в руки; не поздоровится ему в тот день!
Граф отпустил поводья, конь рванул вперед, и три всадника продолжили путь к Лектуру. Через час граф Гедеон и его спутники увидели острую вершину колокольни. Они подъехали, не переводя духа, к подошве холма, на котором стояли старые дома, и стали подниматься по склону. Вскоре они достигли узких ворот в толстой стене широкой и невысокой башни. Граф стукнул кулаком в перчатке по доскам и окликнул сторожа, тяжелые шаги которого раздались под сводом. Граф назвал себя; ключ повернулся в массивном замке, и ворота открылись.
За стеной граф почти тотчас стал взбираться по одной из узких, темных и крутых улочек, извивавшихся по городу. Тут не было ни одного фонаря, а рытвины встречались на каждом шагу. Почти в самом конце этой крутой улицы граф Гедеон проехал под аркой в толстой серой стене. Тут он сошел с коня.
Если на улице царили мрак и тишина, то на широком дворе, где он оказался, было светло и шумно. Из дома доносились веселые песни, смех и звон стаканов. Граф де Монтестрюк взял кожаные мешки, которые все три всадника держали перед собой в руках, и стал подниматься по винтовой лестнице с остроконечными окнами.
Франц проворно отвел лошадей в сарай и щедрой рукой насыпал им овса из стоявшей рядом бочки. Джузеппе внимательно следил за своим господином, уже поднявшимся на первый этаж. Занося ногу на последнюю ступеньку, граф поскользнулся, и один из мешков упал на камни.
— Скверная примета! — проворчал Джузеппе, покачав головой.
Но граф уже оправился и вошел в большую комнату, где его встретили радостными криками.
— Наконец-то! Вот и он!.. Граф де Монтестрюк!.. За здоровье графа!
Тридцать стаканов наполнились до краев и разом осушились. Граф выпил свой и вылил на паркет последнюю каплю красного вина.
— Черт возьми! Хоть ты и поздно приехал, но зато не с пустыми руками! — сказал один из пирующих, погладив рукой туго набитые мешки.
Граф засмеялся, положил их на стол, который затрещал под ними, и сказал:
— Тут шесть тысяч пистолей. Я поклялся, что или удесятерю эту сумму, или ни одного пистоля не привезу назад, и сдержу слово!
Джузеппе уселся на солому рядом со своим товарищем и еще раз взглянул на окна. Сова пролетела мимо одного из них и задела стекло крылом. Опять итальянец покачал головой.
— А сегодня еще и пятница! — произнес он.
Затем Джузеппе устроился поудобнее на соломе и, завернувшись в плащ, заснул, положив руку на рукоятку своего кинжала. Франц из предосторожности уже положил между собой и им пистолеты.
Общество, к которому присоединился граф Гедеон, состояло из двадцати самых отчаянных игроков Арманьяка и из дюжины молоденьких и хорошеньких женщин, которые наживались на обломках наследственных состояний. Одна из самых прелестных, блондинка с черными глазами, подбежала к столу и, срывая с него скатерть, крикнула серебристым голоском:
— Битва начинается! — И, вынув из кармана колоду карт, она бросила ее на блестящий полированный стол.
Другая положила рядом с картами кожаный стаканчик, из которого высыпались шесть белых игральных костей.
Все общество, проходимцы и дворяне, уселось вокруг стола. Когда граф Гедеон подходил к ним, одна из красавиц повисла у него на руке и сказала заискивающим голосом:
— Если вы выиграете, а счастье всегда в ладу с доброй славой, вы уделите мне часть выигрыша на атласное платье… Ваша милость не останется в убытке.
Все прочие дамы тоже вертелись вокруг него, и каждая в свою очередь что-нибудь у него выпрашивала; а он обещал все, чего они хотели. Присев к игрокам, он одной рукой оперся на стол, а другой открыл один из мешков, затем положил горсть золота на карту и воскликнул:
— Для начала сто пистолей на пиковую даму!.. Пиковая дама брюнетка, как и ты, моя милая, и если она выйдет, то и на твою долю достанется!
Граф стал метать карты; дама пик проиграла.
— Червонная дама блондинка, как ты, моя прелесть, — сказал он весело, обратившись к другой соседке, — двести пистолей на даму червей, и если она выиграет, я высыплю их тебе в ручку.
Опять стали метать карты, и дама червей тоже не выиграла.
Игра пошла живо. Когда граф де Монтестрюк выигрывал, хорошенькие розовые пальчики протягивались к кучке золота, которую он подвигал к себе, и брали себе сколько хотели. Когда он проигрывал, дамская ножка сердито стучала по полу.
Через час из первого мешка не осталось ничего. Граф отбросил его в сторону.
— На четыре удара весь мешок, — крикнул он, — и по пятьсот пистолей удар! Но теперь — в кости.
Он схватил дрожащей рукой один из стаканов и тряхнул им. Молодой человек большого роста с рыжими усами и ястребиными глазами взял другой стакан.
— Согласен на пятьсот пистолей, — сказал он. — Если я и проиграю, то только отдам вам назад то, что у вас же выиграл.
Кости упали на стол.
— Четырнадцать! — крикнул граф Гедеон.
— Пятнадцать! — ответил человек с рыжими усами.
В четыре удара граф проиграл и второй мешок и бросил его на другой конец залы.
— У меня есть еще третий, — воскликнул он и, развязав его, высыпал золото перед собой.
— Последний — самый лучший! — заметила красавица с черными волосами.
— На два удара последний! — сказала блондинка.
Граф сунул руки в кучку и разделил ее пополам.
— Кому угодно? — спросил он.
— Мне! — сказал капитан с рубцом на лице. — Тысяча пистолей! Да этого не заработаешь и за двадцать лет на войне.
Граф Гедеон подвинул вперед одну из кучек. Наступило мертвое молчание. Кости покатились между двумя игроками.
— Семь! — сказал граф глухим голосом, сосчитав очки.
Капитан в свою очередь бросил кости.
— Семь! — крикнул он.
— Счастье возвращается! — воскликнула блондинка. — Поскорей бросай!
Граф бросил.
— Шестнадцать! — крикнул он весело.
— Семнадцать! — ответил капитан.
Граф де Монтестрюк побледнел: первая кучка уже исчезла, но он, подвинув вперед другую, сказал:
— Теперь идет арьергард!
Это был его последний батальон; у всех захватило дыхание. Оба противника разом опрокинули свои стаканы и разом их сняли. У графа было девять, у капитана десять.
— Я проиграл, — сказал граф.
Он взял мешок за угол, встряхнул его и бросил на пол. Потом поклонился всей компании, не снимая шляпы, и твердым шагом вышел из комнаты.
