ПРОЛОГ
Зная, чего ожидать, две сестры уже разделись к тому времени, как их новый хозяин вернулся в шатер. Ребенок старшей спал на соломенном тюфяке. Девушки немного беспокоились, что последующая возня может его разбудить — тюфяк был маленьким и тонким, что казалось странным для такого явно богатого человека, как их хозяин. Правда, беспокоились не сильно. В конце концов, ребенок провел первый год жизни в колыбели, висевшей в публичном доме, и привык к подобным звукам.
Конечно, если только их новый хозяин не имеет странных вкусов и привычек…
Это-то как раз и беспокоило сестер. Несмотря на всю гнусность, в публичном доме, по крайней мере, все было довольно предсказуемо. Теперь, впервые после того, как они попали в рабство, сестры столкнулись с абсолютно новой ситуацией. Новой — и потому тревожной. Когда караван остановился на ночлег, хозяин ничего им не сказал, только велел отправляться в шатер.
Но ожидая его, они находили утешение в том, что все еще оставались вместе. Очевидно, новому хозяину захотелось иметь в наложницах сестер. Возможно, он уже представляет, что с ними делать. А уж они постараются, чтобы его удовлетворил результат. Не исключено, что таким образом им опять удастся сохранить то малое, что осталось от их семьи.
Поэтому, когда новый хозяин откинул в сторону кусок материи, занавешивающий вход в шатер, то обнаружил девушек обнаженными, на соломенном тюфяке. То, что они держались за руки, было единственным свидетельством их тревоги, скрываемой завлекательными позами.
Он встал прямо и неподвижно в нескольких футах от тюфяка и мгновение пристально изучал их. Сестры забеспокоились. Во взгляде мужчины они совсем не увидели похоти. Несмотря на теплоту, от природы, казалось бы, присущую темно-карим глазам, хозяин рассматривал их бесстрастно и холодно.
Это было странно. Даже более странно, чем аскетизм внутреннего убранства шатра. Очевидно, что новый хозяин также здоров, как и богат. Он не отличался особо высоким ростом, но широкие плечи и узкие бедра свидетельствовали об изрядной физической активности. В манере двигаться угадывалось что-то кошачье. Очень уверенный и хладнокровный, очень уравновешенный, очень быстрый…
— Встаньте, — резко приказал он.
Сестры мгновенно подчинились. Они привыкли к осмотрам потенциальными клиентами. Встав, они приняли знакомые позы. Томные, чувственные, зовущие. Но продолжали держаться за руки.
— Не так, — мягко поправил хозяин. — Просто встаньте прямо. И медленно повернитесь кругом. — На его тонких губах появилась улыбка. — Боюсь, вам на какое-то время придется расцепить руки.
Сестры слегка покраснели и подчинились.
— Медленнее. И так, чтобы я мог полностью осмотреть ваши тела.
Это было необычно. Сестры почувствовали себя еще неуютнее. Последнее, что хотели бы увидеть проститутки-рабыни в новом клиенте, — это отличие от других. Но девушки немедленно исполнили приказание.
В следующие минуты, тянувшиеся неестественно долго, сестрам было чрезвычайно сложно не выдать свое беспокойство. Казалось, новый хозяин внимательно, тщательнейшим образом осматривает каждый дюйм их тел. Словно пытается запомнить.
— Какие из этих шрамов с детства? — спросил он наконец.
Говорил он мягко и тихо. Но сестер этот ровный тон совсем не успокоил. Этот человек определенно относился к людям, которым не требуется повышать голос по одной простой причине: им легко командовать. Таким не посмеют возразить. И подобное качество своих клиентов проституток-рабынь вовсе не радовало. В особенности клиентов новых и неизвестных.
Их так поразил неожиданный вопрос, что они не сразу ответили. Вместо этого девушки обменялись быстрыми испуганными взглядами.
Заметив это, новый хозяин снова улыбнулся. Но на этот раз по-настоящему. Ему в самом деле стало весело.
— Успокойтесь. Я не собираюсь добавлять новые шрамы к вашей коллекции. Это просто информация, которая мне нужна.
Улыбка исчезла, он повторил вопрос, на этот раз прозвучавший приказом:
— Которые из них с детства?
Младшая сестра робко подняла левую ногу и показала шрам на колене.
— Он остался после того, как я упала с дерева. Отец тогда очень на меня рассердился.
Хозяин кивнул.
— Значит, он знает об этом шраме? Хорошо. Есть еще какие-нибудь? Он бил тебя после того, как ты упала с дерева? А если да, остались ли следы?
Сестры переглянулись. Потом посмотрели на хозяина.
— Он никогда не бил нас, — прошептала старшая. — Ни разу.
— Но мать била, — добавила младшая. Она почувствовала себя немного свободнее. Настолько, что даже смогла легко усмехнуться. — Очень часто. Но не сильно. Я не помню, чтобы когда-нибудь оставались следы.
Мужчина покачал головой.
— Что за глупый способ воспитания детей? В особенности девочек?
Но вопрос, очевидно, был риторическим. Он снова улыбнулся, и сестры впервые отметили причудливый юмор, который, казалось, прятался где-то в глубине души их нового хозяина.
Он шагнул к старшей сестре и дотронулся до ее щеки указательным пальцем.
— Этот — худший. Он уродует твое лицо. Кто это тебя так?
— Владелец борделя. — Хозяин удивленно хмыкнул.
— Глупо, — произнес он задумчиво. — Вредит делу.
— Он очень на меня разозлился. Я… — Она колебалась, вспоминая о случившемся. — У нового клиента были… необычные требования. Я отказалась…
— А-а, — хозяин провел мизинцем по шраму, от уха до уголка рта.
— Думаю, собираясь ударить меня, он забыл, что у него на руке большой перстень.
— А-а. Да, я помню перстень. Вероятно, тот самый, что был у него на пальце, когда мы заключали сделку. Большой рубин в серебре?
Девушка кивнула.
— Отлично, — сказал хозяин. — Тебя легко запомнить. — Он повернулся к младшей сестре. Положил руку ей на плечо, повернув девушку боком. Указательным пальцем провел по тонким полосам у нее на спине.
— У тебя худшие — эти. Откуда они?
Она объяснила. Рассказ походил на рассказ старшей сестры, только в ее случае потрудился главный сутенер, а не владелец борделя. И кнутом, а не перстнем.
— А-а. Да, думаю, я и его встречал. Невысокого роста, плотного телосложения. На левой руке не хватает мизинца, так?
Две сестры кивнули. В ответ новый хозяин тоже кивнул один раз. Резко.
— Отлично. — Он отступил на шаг.
— Кто-то из вас умеет писать?
Теперь обе сестры совершенно ничего не понимали. Этот мужчина оказался самым странным клиентом, который им когда-либо попадался. Но…
По крайней мере пока он не казался опасным. Первой заговорила младшая:
— Не очень хорошо.
— Отец учил нас, — добавила старшая. — Но с тех пор прошло много времени. Несколько лет.
Впервые обе сестры поняли, что не могут больше сохранять невозмутимость. Нахлынули воспоминания об отце. В глазах блеснули слезы.
Мужчина на мгновение отвел взгляд. Сестры воспользовались возможностью, чтобы быстро сморгнуть слезы. Не стоило оскорблять нового хозяина.
Они услышали, как он тихо фыркнул.
— Обучал своих дочерей! Это просто скандально! — Он еще раз фыркнул. И снова девушкам показалось, что он так странно шутит. — Но что еще ожидать от…
Хозяин замолчал и снова посмотрел на них.
— Через несколько дней напишите письмо. Как сможете. — Заметив неуверенность на их лицах, он небрежно махнул рукой. — Меня не волнует то, что оно будет безграмотно. На самом деле, так даже и лучше.
Он бросил взгляд на тюфяк и спящего с краю ребенка.
— Нам четверым будет тут тесновато. — И снова он слегка улыбнулся. — Но, боюсь, ничего не поделаешь. Надо поддерживать видимость.
Двигаясь с вызывающей беспокойство легкостью и быстротой, он проскользнул мимо девушек и устроился на соломенном тюфяке. Он лег на противоположную от ребенка сторону. Потом похлопал ладонью по середине тюфяка.
— Давайте, девушки. Ложитесь спать. Это был трудный день, а следующий будет еще труднее. А также и все последующие. Нам нужно преодолеть большое расстояние.
Сестры быстро выполнили приказ. После непонятных предыдущих минут они чуть ли не нашли успокоение в знакомом процессе. Не полностью, конечно.
Рядом с хозяином легла младшая сестра. Она по привычке пыталась защитить старшую. Они обе на протяжении многих лет защищали друг друга, как только могли. Если младшей удастся истощить хозяина, он может и не захотеть старшую. И ребенка никто не побеспокоит.
Новый хозяин все еще оставался одет. Младшая сестра начала гладить его грудь, ее пальцы стали развязывать шнуровку.
Мужчина перехватил ее руку. Довольно нежно, но она почувствовала железные мускулы.
— Нет, — мягко сказал он. — С этим покончено. Просто спите.
И отвел руку девушки.
Младшая неуверенно подчинилась. Она уставилась на профиль мужчины. Его нельзя было назвать симпатичным, ни в коей мере. У него было узкое вытянутое лицо. Высокие скулы, острый нос, тонкие губы под узкой полоской усов, тщательно выбритые щеки, с такой гладкой кожей, что она казалась натянутой на барабан. Если бы не усы, то он больше напоминал бы хищную птицу, чем человека.
Но девушка обнаружила, что, несмотря на его зловещую внешность, она успокаивается. В конце концов, говорил он мягко. И никакая птица никогда раньше ее не насиловала.
Он закрыл глаза.
— Все закончилось, — сказал он. — Шрамов больше не будет.
Через два дня, на рассвете, он поднялся с соломенного тюфяка с привычной живостью. Сестры уже привыкли к его манере двигаться и больше не находили ее пугающей.
— Прошло достаточно времени, — объявил он. — Меня не будет несколько дней. Три, возможно, четыре.
Его слова тут же вызвали ужас. Взгляд младшей сестры метнулся к куску материи, закрывающему вход в шатер. Старшая в этот момент кормила грудью младенца и не подняла голову, только резко вдохнула — но этот звук прозвучал вполне определенно.
Новый хозяин покачал головой.
— Не бойтесь. Солдаты из моего эскорта не будут вас обижать. Я дал им четкие указания.
Он повернулся и откинул полог.
— Они в точности будут следовать моим приказам. В этом можете не сомневаться.
Затем он ушел. Сестры уставились друг на друга. Через несколько секунд напряжение спало. Им все еще было неизвестно имя своего нового хозяина — он не называл его. Но они уже хорошо знали его самого.
Да. Его приказам подчиняются. Даже солдаты.
Он вернулся утром, три дня спустя. Вошел в шатер, держа в одной руке мешок, а в другой — кожаный лоскут. После того как хозяин развернул лоскут, на полу шатра образовался квадрат площадью примерно восемнадцать квадратных дюймов.
— Должно быть достаточно, чтобы не замарать тут все, — пробормотал хозяин. Потом резким кивком велел сестрам приблизиться. Сам тем временем развязывал мешок.
Когда сестры устроились на корточках рядом с новым хозяином, он вывалил содержимое мешка на расстеленный кусок кожи.
Он все правильно рассчитал и удовлетворенно хрюкнул. Даже несмотря на кровь, собравшуюся внизу мешка, ему удалось не запачкать пол.
Обе кисти были отрублены одинаково, словно острой бритвой. Или…
Сестры посмотрели на кинжал, висевший в ножнах на поясе хозяина. Они видели, как он каждый день им бреется. Быстрыми, уверенными движениями, так, как делал все, за исключением заточки клинка. Этим процессом он, казалось, наслаждался и превращал его в ритуал.
Одна кисть была пухлой. На среднем пальце красовался огромный серебряный перстень с большим рубином. На второй кисти — крупной, с короткими пальцами — не хватало мизинца.
Хозяин встал и отошел к одному из стоявших у стены шатра сундуков. Открыл его, достал небольшой клочок пергамента и письменные принадлежности.
— А теперь письмо.
Сестры расплакались задолго до того, как закончили писать. Новый хозяин не ругал их. Вместо этого он, казалось, испытывал мрачное удовлетворение. Словно падающие на бумагу слезы, от которых расплывались буквы, добавляли посланию значимости.
После того как они дописали письмо, хозяин стал сворачивать пергамент. Но его остановила младшая сестра:
— Подождите. Мы можем кое-что положить в него.
Она поспешила к дальней части соломенного тюфяка и стала разрывать нити по шву. Старшая открыла рот, словно собираясь возразить. Но слова остались непроизнесенными. На самом деле к тому времени, как ее сестра достала спрятанный внутри тюфяка предмет, старшая улыбалась.
— Да, — прошептала она. — Да.
Младшая сестра вернулась к хозяину и робко протянула руку. У нее на ладони лежала яркая золотая монета.
— Это все, что у нас есть, — сказала девушка. — Конечно, он ее не узнает, потому что мы получили ее после… — Она замолчала, пытаясь сдержать снова нахлынувшие слезы. — Но все равно…
Хозяин взял монету у нее с ладони и внимательно осмотрел. Через несколько секунд он уже тихо посмеивался.
— Недавно отчеканенная императорская монета малва. Интересно…
Он улыбнулся и завернул монету в пергамент. Затем плотно перевязал веревкой. Пока работал, тихо говорил, словно сам с собой:
— Интересно… Ха! Конечно, вероятно нет. Но разве это не удивительная ирония?
Закончив работу, он улыбнулся сестрам. Они теперь без труда узнавали присущий лишь ему юмор.
— Знаете ли, я — это человек, ценящий подобные вещи. — Улыбка исчезла с его лица.
— Я не друг вам, девушки. Никогда не думайте, что я — друг. Но, возможно, я вам и не враг.
Он поднял свернутый пергамент и взвесил на руке.
— Мы выясним это в скором времени. — Старшая сестра вздохнула.
— Значит, испытания еще не закончились? — Хозяин снова улыбнулся, на этот раз скорее радостно, чем задумчиво.
— Закончились? Думаю, нет!
Теперь он по-настоящему смеялся. Впервые после того, как стал их хозяином.
— Думаю, нет! Игра только началась!
На протяжении следующих дней, недель и месяцев послание — и все, что с ним связано, — три раза вызовут оцепенение и ужас. И один раз — радость.
Ужас приходил по нарастающей. Наименее обеспокоенными казались солдаты, расследовавшие убийство владельца борделя и его главного сутенера.
— Какая разница, кто это сделал? — зевнул командующий подразделением офицер. — Разве у нас недостаток в сутенерах?
Он отвернулся от кровати, на которой нашли тело владельца борделя. Постель была пропитана вытекшей из перерезанного горла кровью.
— Может, конкурент? Или недовольный клиент? — По безразличному тону офицера было очевидно, что он не собирается расследовать это дело.
Сутенер, ставший теперь по праву наследования владельцем борделя, вздохнул.
— Значит, никаких проблем?
Он очень старался, чтобы в его голосе не прозвучало облегчение. Он был невиновен, но казался наиболее очевидным подозреваемым…
— Никаких, — твердо заявил офицер. И сурово посмотрел на нового владельца борделя.
— За счет заведения! — тут же спохватился тот. — Вы и все ваши подчиненные! Целый день!
Офицер улыбнулся.
— Дело закрыто.
Некоторое время спустя, когда убийца отчитывался перед своим начальником, реакция последнего оказалась бурной.
— Ты — идиот, — проворчал Нарсес. — Почему, ради всего святого, ты их убил? Нам не нужно привлекать внимание. Эта была просто покупка рабынь. Такое происходит каждый день.
— Как и убийства в борделях, — последовал ответ. Аджатасутра пожал плечами. — Причины три. Во-первых, я подумал, что кисти станут милым добавлением к письму. Так сказать, доказательством добрых намерений.
Нарсес фыркнул.
— Бог милостив! Ты подумал. — Он неподражаемо ухмыльнулся. — Его дочери безнадежно загрязнены. Какая разница, что мертвы двое осквернителей? Ты же сам — индус, и прекрасно знаешь об отношении к таким вопросам. А сколько еще живы?
— Ты можешь удивиться. Чистота — одно дело, удовлетворение от мести — другое. Даже мы, язычники-индусы, не можем оставаться равнодушными. И даже такой философ, как он, испытает удовлетворение, несмотря на то что знает, какой урон это принесет его карме.
Сидевший на стуле Аджатасутра наклонился вперед, вытянув руки и изогнув дугой спину. Его движения напоминали кошачьи, и, казалось, он получает от них столько же удовольствия, сколько получал бы кот.
— Во-вторых, у меня мало практики. — Он помолчал и добавил немного ворчливо: — У тебя слишком утонченные методы, и наемному убийце сложно не потерять сноровки у тебя на службе.
И снова Нарсес фыркнул.
— Сутенеры.
На губах Аджатасутры появилась насмешливая улыбка.
— Лучшее, что я мог найти.
Улыбка исчезла. Без улыбки Аджатасутра с неподвижным и ничего не выражающим лицом больше напоминал ястреба, чем человека.
— И, наконец, мне самому хотелось их убить.
Нарсес ничего не сказал. Но он больше не фыркал и не ухмылялся.
Несколько недель спустя посылка дошла до адресата и вызвала разнообразные эмоции. Она пронеслась по Дворцу в Деогхаре, подобно торнадо. Пешва с женой плакали от радости, императрица пребывала в смятении, мнения ее советников разделились.
— Это ловушка! — настаивал супруг императрицы.
Рагунат Рао вскочил на ноги и подбежал к открытому окну. Там он положил ладони на широкий подоконник и гневно уставился на север. Горная неровная местность Махараштры тянулась до горизонта. За ней, невидимая из дворца, протекала река Нармада и тянулись горы Виндхья. А за ними находилась огромная Гангская равнина, где зверь малва оседлал индийские земли.
— Ловушка, — повторил он.
Императрица Шакунтала перевела взгляд на начальника личной охраны. Вернее, бывшего начальника. Официально Кунгас больше не являлся ее махаданданаякой — «главнокомандующим» и бхатасвапати — «генералом армии и кавалерии». Со вчерашнего дня этот человек вообще не имел никакого титула в империи Андхра. Его освободили от всех обязанностей, поскольку он и его супруга вскоре сами будут основывать собственную империю.
Официально.
Плечи Кунгаса легко шевельнулись — этот жест у него обычно означал неуверенность.
— Вероятно.
Его взгляд переместился на другую женщину в комнате. Туда же смотрела сама Шакунтала.
Ирина откашлялась и виновато посмотрела на фигуру у окна.
— На самом деле, Ваше Величество, это один из редких случаев, когда я не согласна с Рао.
Рао сухо рассмеялся. Повернулся и посмотрел на Ирину.
— «Редких случаев»! Какая тонкая дипломатия!
Женщина обезоруживающе улыбнулась.
— Но я просто должна не согласиться. Это похоже на работу Нарсеса. Простые ловушки не в его стиле.
Все собравшиеся в помещении скептически посмотрели на нее. Ирина пожала плечами. Настолько экспрессивно, насколько сдержанно делал это ее будущий муж.
— Простите. Понимаю, что мои слова звучат безнадежно туманно. Даже наивно. Но…
Она нахмурилась, собираясь с мыслями.
— Но я на самом деле уверена, что права. Я могу определить, что тут поработал Нарсес. Уверена: он что-то задумал. Что-то… — Она пыталась подобрать слова, теребя край одежды. — Что-то сложное. Что-то запутанное, закрученное.
Она посмотрела на Кунгаса и Рао. Тут же перестала хмуриться и хитро улыбнулась.
— Проблема в том, Ваше Величество, что эти двое думают, как мужчины. Грубо. Просто.
Смех Шакунталы колокольчиком прозвенел в большом зале. Они с Ириной обменялись улыбками. Рао нахмурился. Лицо Кунгаса, как обычно, ничего не выражало.
— Мы должны помнить, императрица, что Нарсес — евнух, — продолжала Ирина. — Он действует скорее как женщина, чем как мужчина. Неуловимо, хитро. Расчетливо.
Улыбка. Улыбка. Гримаса. Снова спокойное лицо.
— Не ловушками, — настаивала Ирина. — Или по крайней мере — не очевидными ловушками. Чего он добьется, кроме нанесения Велисарию крошечной раны?
— И большой — нашему пешве, — проворчал Рао. Он гневно кивнул на дверь. — Дададжи должен быть здесь и давать нам мудрые советы. Он отсутствует просто потому, что его переполняет… переполняет…
— Радость? — предположила Ирина. — Облегчение?
— Сейчас. А что будет потом? Если это и в самом деле ловушка, то — после того, как она сработает? Когда он поймет, что его дочери потеряны навсегда?
Заговорил Кунгас:
— Это глупо, Рао. И ты это знаешь. Дададжи не выйдет из строя надолго. Он проведет необходимые обряды — точно так же, как делал несколько месяцев назад, когда пришло известие о гибели его сына в сражении, — и продолжит жить дальше. Гораздо яростнее, чем когда-либо, теперь, после того как малва нанесли новую рану его душе.
Рао глубоко вздохнул. Резко кивнул, таким образом показывая, что соглашается с Кунгасом. Но тем не менее продолжал хмуриться.
— Я не доверяю этому существу!
— Не доверяешь? — воскликнула Ирина. — А при чем здесь доверие? — Ее смех совсем не напоминал смех императрицы. Он больше походил на воронье карканье.
— Я сама не верю Нарсесу, Рао. Я просто верю в его мастерство.
Ирина кивнула на распечатанную посылку на низком столике рядом с дверью. Там, открытые взору, лежали сморщенные кисти рук и послание для императрицы. Отсутствовали послание Холкару, написанное дрожащей рукой, и монета. Они находились в покоях Дададжи и его жены, которые держались за них так же крепко, как обнимали друг друга. Сейчас они добавляли свои слезы к тем, давно высохшим, которые размазали чернила.
— Он что-то задумал, говорю вам!
Императрица закончила обсуждение в своей обычной решительной манере — хлопнула в ладоши.
— Достаточно! В любом случае, это не нам решать. Мы — посредники. Если это ловушка, то она расставлена на Велисария. Он и должен принимать решение.
Она указала на посылку.
— Ирина, Кунгас, возьмите ее завтра с собой. Возьмите ее с собой, когда отправитесь в Персию, и отдайте лично Велисарию. Пусть он решает.
Упоминание об этом путешествии положило конец обсуждению, даже в большей мере, чем приказ императрицы. С грустью, почти такой же, как у Шакунталы, Рао посмотрел на двоих людей, которые покинут их на следующий день. Вероятно, навсегда. Двоих людей, которые сделали больше, чем кто-либо еще в мире, возвращая Андхру из могилы, куда, как думали малва, они навсегда упрятали ее. И теперь они собираются сделать то же самое с другой империей, в самом сердце владений малва.
— Бог в помощь вам, — прошептал он. На его лице появилась обычная насмешливая улыбка. — Говорят, у него очень хорошее зрение. Уверен: он заметит вас даже в горах Гиндукуш.
Ну а радость пришла, когда Ирина и Кунгас шли по коридорам дворца, направляясь в свои покои.
— Надеюсь, ты права, — пробормотал Кунгас. Глаза Ирины округлились.
— Ты шутишь? Конечно, я права! Он что-то задумал. А поскольку — я знаю, что говорила тебе это, — он, вероятно, единственный в мире шпион такого же класса, как я, то это означает…
Она схватила Кунгаса за руку и принялась кружиться по коридору в сумасшедшем танце, увлекая за собой любовника.
— О, Кунгас! Нам будет так весело и интересно!
