Только Велисарий выпрямился, протиснувшись через узкий проход, как увидел спешащего к нему Бузеса. Если не считать хорошо освещенную часть у дальней стены, где Велисарий разместил свой письменный стол и стол с картой, внутренняя часть напоминающего пещеру склада оставалась темной. Бузес так спешил, что споткнулся о какой-то завал на полу и упал Велисарию в объятия.

— Полегче, полегче, — засмеялся Велисарий и помог Бузесу встать прямо. — Дела не могут идти так плохо.

Бузес быстро пробормотал извинения. Затем показал пальцем на дверь в противоположной стене.

— Маврикий говорит, что ты должен пойти туда и кое-что посмотреть. Он велел мне сказать это тебе, как только появишься.

Велисарий нахмурился, правда, слегка.

— В чем проблема? — Бузес покачал головой.

— Не знаю. Маврикий мне ничего больше не сказал. Но он был очень настойчив.

Велисарий широкими шагами направился к двери. За собой он услышал тяжелые шаги катафрактов в доспехах, которые следовали за ним. Дверь, подобная той, через которую он только что проходил, была низкой и узкой. И снова Велисарию пришлось наклониться, чтобы пройти. Если не считать больших ворот, предназначенных для грузов, весь склад, казалось, строили карлики.

Выйдя из второй двери, Велисарий взобрался по деревянной лестнице, ведущей на крышу. Поскольку Велисарий шел быстро, то ему, взбираясь по крутым и узким ступеням, приходилось прилагать большие усилия, даже для человека в его прекрасной физической форме и одетому лишь в часть доспехов. Он на мгновение посочувствовал своим телохранителям из катафрактов. Они будут задыхаться от усталости, следуя за ним.

Лестница вела в небольшое помещение. И снова Велисарий протиснулся сквозь крошечную дверку и вышел на свежий воздух. Северная стена склада за ним возвышалась, подобно крепостной. Впереди поддерживаемая снизу тяжелыми балками кирпичная крыша представляла собой плоскую территорию, которая тянулась к морю. Полководец мог видеть дельту, которая блестела под полуденным солнцем.

Велисарий выбрал этот склад в качестве своего штаба из-за его странного дизайна. Одно время, как он подозревал, северная стена здания была внешней стеной Харка. По крайней мере ее строили как укрепление — что могло объяснить крошечные двери. Когда Харк разросся, возвели новые стены, а какой-то предприимчивый купец просто построил свой склад у северной стены, толщиной в шесть футов. С точки зрения римского полководца, лучшего полевого штаба он не мог и желать. Массивная северная стена представляла какую-то защиту от артиллерии, в то же время плоская крыша обеспечивала прекрасную точку обзора, откуда он мог наблюдать за дельтой.

Он увидел Маврикия на южном краю крыши. Там не было никакого ограждения, чтобы защитить от падения на причал в тридцати футах внизу, но, казалось, это Маврикия не беспокоит. Хилиарх определенно слышал скрип двери, потому что уже смотрел на Велисария, когда полководец вышел на крышу.

— Иди сюда! — прокричал Маврикий, держа телескоп. — Есть новое развитие событий, которое, как я считаю, тебе следует учесть.

Велисарий поспешил к Маврикию. Пересекая пространство шириной в пятьдесят футов, он быстро осмотрел всю территорию. С крыши он мог видеть весь южный Харк, а также огромную дельту, которая простиралась на юг к самому Персидскому заливу, примерно на десять миль. Харк построили на восточном берегу самого большого притока, который формировал дельту Тигра и Евфрата, на стрелке, простирающейся к югу и западу основной части материка Месопотамии. Приток вряд ли можно было назвать рекой. Если брать ширину, то он сам по себе почти составлял залив. Для всех практических целей Харк был портовым городом, который окружала вода, начиная с запада по кругу до юго-восточного сектора.

Глаза Велисария осмотрели местность вначале справа, потом слева. Он не видел ничего, что могло бы вызвать такое очевидное беспокойство Маврикия. На обоих берегах притока собрались массы войск малва, но они находились там с первых дней осады. Малва пытались установить осадные орудия на этих берегах, откуда они могли бы стрелять по гавани, но через неделю отказались от усилий. Территория, как свидетельствовали тростники, покрывающие берега, была слишком болотистой. Войска находились там просто, чтобы не дать римлянам сбежать, в то время как основные силы малва пытались молотом пробить себе путь в город с севера. Также их галеры постоянно патрулировали дельту и поставляли припасы.

Велисарий повернул взгляд на приток в поисках галер. И снова не увидел, чтобы что-то было не так. Когда Велисарий ворвался в город, в Харке находилось более двадцати галер. Половина из них патрулировали территорию, и все, за исключением трех, которые стояли у причалов, смогли вырваться на свободу до того, как их захватили римские войска.

С тех пор малва использовали галеры для поддержания блокады. Очевидным путем для Велисария было бы уплыть на грузовых судах, которые он захватил. Но он не мог провести эти неповоротливые суда сквозь ряд боевых галер. Огромные грузовые корабли малва смогли бы выдержать попытки сделать в них пробоины таранами боевых галер — по крайней мере некоторые из них, но галеры были также оснащены ракетами в дополнение к бревнам, используемым для тарана. С близкого расстояния, когда нет места для маневров, партии ракет прекратят не оснащенные пушками грузовые суда в плавучие погребальные костры.

И так солдатам Велисария приходилось тушить небольшие пожары, которые начинались на стоящих у причалов судах после попадания ракет, присылаемых с дальнего расстояния. Линк не притворялся, что спасает грузовые суда для эвакуации войск малва.

Хотя подавляющее большинство ракет и близко не подлетали к причалам, галеры, а также войска, стоящие на берегах, с начала осады постоянно посылали партии ракет. Велисарий не хотел думать о дисциплинарных мерах, которые, вероятно, применял Линк для поддержания продвижения войск вперед и атак. К этому времени даже самые тупые малва должны были понять, что эти атаки — самоубийство.

«Я уверен: Линк обещал командирам йетайцев, что малва спасут йетайцев, если варвары будут держать регулярные войска под контролем», — пришел ментальный импульс от Эйда.

Велисарий согласился с оценкой Эйда. Но когда он приближался к Маврикию, то все еще не видел ничего в дельте, что могло бы вызвать беспокойство. Если не считать три галеры, которые стояли у самодельного причала на восточном берегу и загружали припасы, остальные патрулировали территорию. Как и обычно, малва держали пять галер рядом с гаванью, а остальные растянулись в промежутке между одной и двумя милями.

Когда он подошел к Маврикию, седой хилиарх изучал сами галеры. На его лице выражалось мрачное удовлетворение.

— Они это еще не видели, — сказал он.

Маврикий вручил телескоп Велисарию. Мрачное удовлетворение сошло с его лица…

До того, как поднять телескоп — таким быстрым движением, что он сам чуть не поставил себе синяк под глазом — Велисарий догадался, что происходит. Он только смутно услышал следующие слова Маврикия, сквозь пульсирующую в ушах кровь.

— Да, я думал, что ты захочешь это увидеть сам, парень. Нечасто, в конце концов, человек видит, как Венера поднимается из пены морской.

Велисарий увидел мерцание до того, как заметил мачты. Он искал глазами паруса, пока не понял, что их нет. Подойдя так близко к пункту назначения, аксумские боевые корабли уже шли на веслах.

Однако не возникало сомнения в том, что он видел. Велисарий не был моряком, но он на вид мог отличить боевой корабль от грузового. Двенадцать судов, мачты которых он видел примерно в десяти милях, являлись боевыми. И у него было достаточно опыта, чтобы после примерно минуты изучения отличить верхнюю часть аксумского боевого корабля от галеры малва.

— Они наши, правильно, — радостно пробормотал он. — В этом нет сомнений. Но…

Велисарий снова перевел телескоп на флагманский корабль приближающейся флотилии. И снова там это мелькнуло. Что-то блестящее.

Он отвел телескоп от глаз и нахмурился. Не в беспокойстве, просто поставленный в тупик.

— Там что-то странное… Маврикий кивнул.

— Ты тоже это заметил? Что-то блестит, причем то блестит, то нет, на флагманском корабле. — Глаза хилиарха сфокусировались на горизонте. — Я сам это увидел. Первое, что я заметил на самом деле. Все еще не могу догадаться, что это. Предполагаю, может быть зеркало, если Антонина хотела послать сигнал…

Оба мужчины одновременно поняли. И оба одновременно расхохотались.

— Ну конечно! — весело закричал Маврикий. — Она же — Венера, не так ли? Естественно, у нее самые большие латунные сиськи в мире, черт побери!

Велисарий не произнес ни слова, пока не закончил танец напоминающего одновременно пляску пьяного и дикарский обряд, который воины ряда племен исполняют перед походом или в ознаменование победы. Затем перед пораженными взглядами катафрактов-телохранителей, которые наконец, тяжело дыша, выбрались на крышу, стратег римской империи и командующий ее самой лучшей армией — который обычно оставался абсолютно хладнокровным перед лицом врага — начал насмехаться над далекими войсками малва, как восьмилетний мальчик в школьном дворе.

— Это моя женщина! Это моя женщина! — было единственным из всех выражений, которое не оказалось таким грубым, таким похабным, таким мерзким, таким гнусным и таким вульгарным, что слуги Сатаны убежали бы в ужасе, зажав когтистыми лапами свои уродливые как у летучих мышей уши.

В последовавшие часы, когда Маврикий и Васудева организовывали побег из Харка, Велисарий не обращал внимания на то, что делает его армия.

Конечно, у него не было необходимости принимать участие в подготовке. Планы побега разработали несколько недель назад, даже до захвата Харка. С тех пор как римляне взяли город, большая часть солдат работали, как бобры, чтобы приготовиться к отправке. Грузовые корабли заполнили провизией. Город заминировали для финального разрушения. Все, что оставалось сделать, — это выгнать лошадей, собрать гражданских лиц и организовать отступление с боем к причалам.

С лошадьми разобрались в течение первых двух часов. Их выпустили из конюшен и сараев рядом с причалами и погнали через разбитые улицы к линиям малва. Это задание римские солдаты выполняли с неохотой, но, вероятно по этой причине, так быстро, как могли. Они знали, что большинство лошадей умрут. Многих убьют сами малва, или потому, что примут за кавалерийскую атаку, или по лошадям просто попадут случайные ракеты или гранаты. Другие животные сломают ноги, пробираясь через завалы. Большинство лошадей, которые выбегут из города, за исключением тех, которых поймают малва, вероятно, умрут от голода в пустыне или в болотах за ней. И даже те лошади, которые окажутся в относительной безопасности в плену у малва, скорее всего будут съедены войсками малва, когда они сами впадут в отчаяние в поисках пропитания. Но единственной альтернативой было уничтожить их вместе с городом. Поместить их на грузовые корабли римляне не могли. Транспортировка большого количества лошадей морским путем и так достаточно трудная задача, при самых лучших обстоятельствах. Она невозможна для армии, которая поспешно убегает под огнем противника. При таких альтернативах римляне решили выгнать лошадей. В конце концов некоторые проживут в пустыне достаточно долго, чтобы их поймали бедуины.

По крайней мере Велисарий так объяснил проблему своим войскам. И объяснение в общем-то не являлось нечестным. Но главной причиной, которой руководствовался полководец, не была гуманность. Когда требовалось, Велисарий мог проявить безжалостность. Он прекрасно знал: как только Линк обнаружит, что вражеские боевые корабли приближаются к Харку, то поймет наконец весь план Велисария. И в тот момент Линк прикажет начать полномасштабное наступление на Харк, погонит все имеющиеся в его распоряжении войска малва вперед. Несущиеся стада лошадей при встрече с этими наступающими стадами людей создадут беспорядок и путаницу. Беспорядок задержит наступление малва и даст убегающим римлянам гораздо больший шанс спасти свои жизни. Потребовалось даже меньше времени, чтобы организовать эвакуацию гражданских лиц. Гражданские лица все были женщинами. Когда римляне взяли город, имелось и небольшое количество мужчин, гражданских лиц из персов. В течение дня, после того как женщины рассказали о том, что с ними делали, этих мужчин казнили вместе с солдатами малва, с которыми они сотрудничали.

Женщин из гражданского населения предупредили за несколько дней, и теперь их собирали. Но едва ли требовалось их «собирать». После того как прибыли римляне и освободили их из рабства малва, никто из женщин Харка не отходил более чем на несколько ярдов от римских солдат в любое время дня и ночи. Они делали это по собственному выбору, а не по принуждению. Женщины напоминали полуутопленных котят, которые отчаянно хватались за спасительную соломинку.

Как и другие несчастные женщины, которые оказывались в таком ужасном положении на протяжении истории и были спасены, выжившие от малва в Харке решили последовать за римской армией. В зависимости от возраста, внешности и темперамента, они стали наложницами, поварихами, прачками, медсестрами — а часто всем одновременно. И если их статус и представлялся неопределенным, по абстрактным стандартам, им он казался фактически раем.

Римские солдаты, несмотря на свою суровость и грубость, никогда не были жестокими к своим женщинам. По крайней мере, солдаты Велисария. Другие римские армии могли бы. Но, учитывая дисциплину Велисария — к которой они уже давно привыкли — и их собственный ужас от зверств малва, солдаты вели себя в манере, которую вполне можно было назвать рыцарской. Конечно, если понимать термин «рыцарский», как включающий: вульгарность; грубый юмор; бездумное предположение, что женщины будут им готовить, убирать за ними и стирать; и нет нужды говорить, мгновенную готовность совокупляться, всеми способами, исключая только откровенное насилие.

На самом деле социальное положение большинства женщин было не хуже, чем до вторжения малва. Да, они никогда не вели такую распутную жизнь. Но имелась и компенсация: новые мужчины в их жизни доказали, что достаточно крепки и способны дать женщинам настоящий шанс выжить. А это немало в водовороте будущей войны. Велисарий через своих офицеров уже сообщил женщинам, что они воссоединятся со своими семьями — с тем, что осталось от их семей. Но, к его удивлению, большинство дало ясно понять, что они предпочтут остаться с его армией, независимо от того, куда отправится армия.

Поэтому сложность в эвакуации женщин заключалась не в том, чтобы их собрать. Те женщины, которые могли сами двигаться, собрались на причалах быстрее, чем кто-либо еще. Проблема была в том, что даже через несколько недель после освобождения Харка многие женщины не могли передвигаться самостоятельно. По крайней мере треть женщин, которые были рабынями в военных борделях, оставались слишком слабыми или больными. Их эвакуация представляла собой главную медицинскую проблему.

Эвакуация заняла три часа — к тому времени все носилки занесли на борт. В конце оставили только двенадцать женщин, в медицинском отсеке, отделенном для рабынь, которым досталось больше всего. Все они были без сознания и так близки к смерти, что даже двигать их не представлялось возможным.

Римский офицер, который отвечал за эвакуацию этого отсека, прыгал взад и вперед в раздражении, не в состоянии принять решение. Медсестра, которая сама была прикована цепью в одном из борделей, прошептала несколько слов на ухо кушанскому солдату. Он вручил ей свой кинжал. Медсестра с холодным выражением лица приказала всем покинуть отсек, используя тон, который бы одобрила императрица Феодора. Когда она вышла через пять минут, ее лицо было спокойным, манеры расслабленными. Она даже нашла время, чтобы почистить кинжал. Все, что осталось, — это отступление с боем солдат, удерживающих передовые позиции. При любых обстоятельствах в мире, кроме тех, в которых теперь оказался Велисарий, он сам стал бы руководить отступлением. Его телохранители наполовину спятили бы от того риска, которому он себя подвергал. Но сегодня…

Маврикий даже не удосужился обсудить вопрос с Велисарием. Он просто выполнил задачу сам. В конце концов работа была ему вполне по плечу. На самом деле Маврикий руководил отступлением не хуже, чем мог бы Велисарий. И имелось еще дополнительное преимущество, по крайней мере у солдат, которые служили телохранителями Маврикия. Потрепанный ветеран правильно понимал правильное место правильного командующего в центре сражения.

Поэтому, по одной из маленьких исторических иронии, военный гений, который до этого дня руководил, бесспорно, самой смелой и блестящей кампанией всех времен, не играл никакой роли в ее драматическом завершении. На самом деле он даже не заметил его. Вместо этого его глаза были прикованы к телескопу, и полководец обнаружил, что столкнулся с совершенно новым жизненным опытом.

Он абстрактно знал, какие муки переживала Антонина, когда бы он ни отправлялся на войну. И смеялся, слушая рассказы Маврикия и Ирины о том, как Антонина проводила день после его отъезда.

Он больше не смеялся. Наблюдая за тем, как его жена участвует в морском сражении — прямо перед его глазами, но вне пределов его досягаемости или контроля, — Велисарий наконец понял, что это означает. Неотрывно глядеть на лошадь.