Глава 14
Валентину не требовалось сражаться против двадцати тысяч раджпутов. Только против их величайшего царя.
К тому времени, как схватка между Раной Шангой и Валентином закончилась, все раджпуты из армии Дамодары находились на верху седловины и наблюдали за ней. Все, за исключением тех, кто был ранен так сильно, что не мог передвигаться, — и многие из них в последующие годы считали эту потерю большей, чем отрезанные конечности и шрамы.
В анналах Рима это сражение назовут битвой на перевале. Но среди раджпутов она также останется известна, как битва с мангустом.
Частично название было дано в честь Велисария. Раджпуты выиграли сражение, если считать победой обладание полем битвы. (Что считается победой в любой стране.) Но даже в свой день победы они знали, что римский полководец уступил очень мало, только саму пропитанную кровью землю. На самом деле мало, если учитывать неравенство сил и количество убитых и раненых с обеих сторон.
Да, они отогнали его прочь, захватили перевал и очистили путь к еще одной части горной системы Загрос. Но их ждет еще много перевалов, перед тем как они наконец прорвутся в Месопотамию. И римский полководец показал им, разрушениями и потерями, какую высокую цену он возьмет за этот проход.
Однако по большей части название было дано в честь Валентина.
Индусы по-своему смотрят на животных и включают их души в легенды. Увидев Валентина, западные люди часто вспоминали ласку. Но в Индии ласки не водятся. Вместо них есть мангусты. Такие же быстрые, такие же смертоносные, но ими скорее восхищаются за их хитрость, чем боятся их кровожадности.
Как и западные люди, индусы знают змей. Но они не разделяют западное отвращение к змеям. Скорее наоборот. По их мнению, есть мало таких же величественных Божьих тварей, как королевская кобра.
И именно эти глаза следили за схваткой и дали ей название. Валентин был гораздо меньше и слабее, чем великий царь, но оказался самым быстрым и ловким мастером по владению мечом, которых когда-либо видел кто-то из этих раджпутов. Большинство из них ожидали, что схватка продлится три минуты, но вместо этого она продолжалась три часа.
Римская армия тоже наблюдала и с гораздо более дальнего расстояния. К тому времени, как схватка вступила в решающую стадию, все выжившие римские солдаты уже перешли через брод. В относительной безопасности на дальнем берегу офицеры Велисария выстроили армию, пока врач занимался сломанной рукой полководца.
Вначале римские войска были напряжены. Они не исключали, что враг предпримет еще одну атаку. В конце концов все еще оставалось время — была только середина дня, а армия малва уже продемонстрировала свой характер и пыл.
Солдаты были напряжены, но не обеспокоены. Фактически римляне почти надеялись, что враги попытаются перебраться через реку. Римляне не сомневались в своей способности отбить атаку, причем нанести врагу тяжелые потери.
Но вскоре стало очевидно, что раджпуты не собираются предпринимать таких глупых шагов. Во-первых, они были опытными воинами. А, во-вторых, их полностью поглотило наблюдение за поединком один на один между Раной Шагой и Валентином.
К тому времени, как Велисарий вышел, из своего шатра с рукой на перевязи, римские войска уже расслабились и сами наблюдали за поединком. Точнее сказать, они слушали новости, которые приносили курьеры. Только Маврикий, используя телескоп Велисария, на самом деле мог видеть все.
Когда Велисарий подошел к Маврикию, хилиарх опустил телескоп.
— Ты слышал? — спросил он. Велисарий кивнул. — Самое большое сумасшествие, черт побери, которое я когда-либо видел, — пробормотал Маврикий.
Его отношение не удивило Велисария. Как и Эйда.
«Традиции поединка один на один между мастерами больше не являются частью греко-римской культуры, — прислал ментальный импульс Эйд. — И не являются уже более тысячи лет, со времен Гомера. Но это все еще живая часть индийских традиций, по крайней мере среди раджпутов. Даже два десятилетия правления малва не сломали эту романтическую идею рыцарства».
Велисарий посмотрел на перевал наверху. Казалось, раджпуты стоят на каждом дюйме склона, с которого можно видеть поединок.
Даже подразделения раджпутов, выставленные в дозор, заданием которых было следить, не начнут ли враги контратаку, отвернулись от римской армии.
«Если ничто другое, то годы в ярме малва заставляют их еще больше ценить этот момент, — добавил Эйд. — Ничего подобного с воинами Раджпутаны не происходило уже много лет. Просто бойня в Ранапуре, а до этого в Амаварати».
Маврикий протянул телескоп его законному владельцу.
Велисарий покачал головой.
— Один из двух людей, которых я ценю, сегодня умрет. У меня нет желания наблюдать за этим.
«Мне тоже очень жаль», — пришел ментальный импульс от Эйда. Он говорил тихо и мягко.
Маврикий снова поднял телескоп к глазам и снова стал наблюдать за поединком. Он ожидал подобный ответ Велисария. Он предлагал ему телескоп скорее потому, что должен был это сделать.
Но Маврикия все равно поражал командующий из малва.
— Самое большое сумасшествие, которое я когда-либо видел, — повторил он. — О чем, черт побери, думает Дамодара? — Он отвел телескоп на несколько дюймов от глаз и использовал его, чтобы показать на огромное количество раджпутов, покрывающих весь перевал. — Все, что от него требуется, — это отдать приказ, и от Валентина ничего не останется. Его тело будет не разглядеть от количества воткнувшихся стрел.
Велисарий покачал головой.
— Ни один раджпут не подчиниться этому приказу, и Дамодара это знает. Если он пошлет вместо себя кого-то другого, то посыльных убьют раджпуты. И вероятнее всего и самого Дамодару, если они решат, что это он отдал такой приказ. Кроме того…
Велисарий уставился через реку вверх по склону. Он не пытался следить за поединком между Шангой и Валентином. Он просто искал глазами Дамодару.
Эйд облек его мысли в слова.
«Человек, который достаточно долго ездит верхом на тигре, сам начинает думать, как тигр».
— Это чистое сумасшествие! — рявкнул начальник шпионской сети малва. Он гневно смотрел сверху вниз на Дамодару и показывал пальцем на вражескую армию, стоявшую на другом берегу реки в полумиле от них. — Пока вы теряете время на это легкомыслие, римляне убегают!
Командующий малва, удобно устроившийся на подушке, не отвечал несколько секунд. Его глаза оставались прикованы к двум мужчинам, яростно сражающимся в нескольких дюжинах ярдов. Когда он наконец ответил, говорил он спокойным мягким тоном.
— Это спорный вопрос, Исанаварман, — Дамодара бросил взгляд вниз по склону. — Ни при каких обстоятельствах я не прикажу своей армии форсировать реку против этого противника. — Его тон стал тверже. — Я определенно не намереваюсь отдавать такой приказ сегодня. Не после наших потерь от этих адских ручных пушек.
Он посмотрел на начальника шпионской сети. Смотрел холодно и сурово.
— О существовании которых меня не информировали. Люди, чьим долгом является знать о таких вещах.
Шпион даже не дернулся. Но отвернулся. За его спиной трое его подчиненных попытались сделаться невидимыми — настолько, насколько возможно.
— Лучшие шпионы в мире не могут обнаружить все, — пробормотал Исанаварман.
Начальник шпионской сети недовольно посмотрел на Нарсеса. Евнух сидел на подушке рядом с Дамодарой. Слева от Дамодары. По индийским традициям на этом месте обычно располагается главный гражданский советник господина.
— А твой римский домашний любимец тебя предупредил? — спросил Исанаварман, почти рыча. — У него есть свои шпионы.
— Всего несколько человек, — заметил Дамодара. Командующий малва снова следил за поединком. — Ничего подобного орде шпионов, которых Нанда Лал дал в твое распоряжение.
Начальник шпионской сети скрипнул зубами, но ничего не сказал. Да и что можно было сказать?
Нанда Лал являлся начальником над всеми шпионами империи малва и считал Исанавармана своим лучшим агентом. Нанда Лал назначил его начальником шпионской сети армии Дамодары именно по этой причине. Из-за географического расположения горной системы Загрос Дамодара командовал независимо. Его армия была единственной не под непосредственным зорким оком правителей из малва. Поэтому Нанда Лал послал Исанавармана со множеством шпионов, чтобы следить не только за врагами, но и за самим Дамодарой.
Так что можно было сказать?
Дамодара нашел слова.
— Для разнообразия сделайся полезным, Исанаварман. Опроси выживших йетайцев. Выясни все, что можешь об этих ручных пушках.
Исанаварман уже собрался что-то ответить, но Дамодара не дал ему.
— Сделай это. Я — главнокомандующий этой армии, а не ты. Ты — начальник шпионской сети. И все.
Господин из малва поднял руку и обвел ею окружающие их войска. Почти все были раджпуты, за исключением нескольких сотен кшатриев — тех, которые доказали свою доблесть и поэтому тоже оказались среди зрителей. Большинство кшатриев находились в лагере, прекрасно зная, что раджпуты не позволят им присутствовать.
Исанаварман обвел взглядом массу солдат. Там также собралась примерно тысяча йетайцев. Но начальник шпионской сети не мог не заметить, что йетайцы разбросаны среди массы раджпутов маленькими группками. Часто это были отдельные воины, которые дружелюбно болтали с товарищами-раджпутами. Раджпуты с некоторым презрением относились к варварству йетайцев. Но в этот день они показали себя достойно, и никто не сомневался в смелости йетайцев.
— Сделай это, — повторил Дамодара. Он снова холодно посмотрел на начальника шпионской сети. — Уходи сейчас, Исанаварман. Здесь тебе не место.
Начальник шпионской сети ушел. Агенты Нанды Лала на самом деле не сбежали, но и не мешкали. Они не могли не заметить, как холодно и сурово смотрели на них другие люди. Глаза тысяч воинов-раджпутов, которые никогда не любили шпионов малва — ни в какое время и ни в каком месте — и определенно не здесь, не в этот доблестный день.
Когда они ушли, Дамодара склонился к Нарсесу. Взгляд командующего все еще был прикован к поединку между Валентином и Раной Шангой, но казался несколько рассеянным, словно мысли Дамодары витали в другом месте.
— Думаю, у него больше нет орды шпионов, — тихо произнес он.
Как и всегда, Нарсес фыркнул, и это прозвучало великолепно.
— У него есть трое, которые пришли вместе с ним, и имеются еще два. Всем остальным плачу я. — Дамодара кивнул.
— Значит, сегодня ночью. Думаю, так будет лучше всего.
— Это будет идеально, — согласился Нарсес. — Сегодня сражение шло на грани поражения. Конечно, великая победа для малва, но и цена немаленькая. Хитрый римский полководец послал кавалерийское подразделение на наш лагерь. Жуткая бойня. Большие потери.
Нарсес согнул указательный палец. Аджатасутра, который сидел в десяти футах от него, встал и подошел поближе.
— Сегодня ночью, — прошептал Нарсес. — Если возможно, сделай все сам.
Аджатасутра не фыркал. Он никогда не фыркал. Странно, но это была одна из причин, по которой он нравился Нарсесу. Но в тонкой улыбке наемного убийцы не было и следа юмора.
— Эти надменные снобы уже много лет не пользовались кинжалом, — тихо сказал он. — Все эти годы они отдыхали в Каушамби, читали отчеты, в то время как несчастные агенты типа меня участвовали в авантюрах, от которых волосы встают дыбом, в компании с усталыми старыми евнухами.
Нарсес широко улыбнулся, также эмоционально, как фыркал. Это выражение на его лице рептилии появлялось нечасто и успокаивало не более, чем открытый рот кобры. Но улыбка оставалась у него на лице еще несколько минут.
Он развеселился, думая не о змеях, а о других животных. Тиграх и людях, которые выбирают езду на них.
Нарсес посмотрел на Дамодару. Теперь взгляд командующего малва был направлен на сражение, и в нем не осталось ничего туманного.
«У него самого вполне могли быть тигриные полоски», — подумал Нарсес.
В сказаниях бардов, в стихах поэтов истина приобретает розовый оттенок. На самом деле больше, чем оттенок. Факты поединка один на один между двумя великими воинами становятся чем-то чисто легендарным.
В легендах мало места для пота, и еще меньше для жажды и усталости. И совсем нет для необходимости мочиться.
Но факт остается: двое мужчин, которые сражаются друг с другом несколько часов, отдыхают. Отдыхают, даже если они сражаются полуголыми, голыми руками, а уж тем более, если на них надеты тяжелые доспехи, и они размахивают тяжелыми мечами. Поединок один на один между мастерами — это не мгновенная встреча в середине битвы, и по своей природе это — ритуальное действо. И как и у всех подобных дел, в сердце ритуала есть практический стержень.
После первых пяти минут Шанга с Валентином прервались, хватая ртами воздух. К тому времени место схватки уже окружили раджпуты. Кавалеристы Шанги все еще сидели на своих конях и держали в руках оружие. Один из них, увидев открытый участок между двумя сражающимися, направил лошадь на Валентина. И уже наполовину поднял копье.
Шанга заорал в ярости — без слов. Раджпут дернулся назад.
Шанга воткнул меч в землю — осторожно, проверив, что в том месте нет камней, которые могут затупить острие, и оперся о него. Немного приведя дыхание в норму, Шанга показал пальцем на Валентина.
— Дайте человеку воды, — приказал он. — Если он захочет — вина.
Царь раджпутов несколько секунд изучал своего противника. Валентин все еще тяжело дышал, опершись на свой меч, но Шанга отметил, что больше он не хватает ртом воздух.
— И принесите нам еду и подушки, — добавил Шанга. Он улыбнулся, почти весело. — Думаю, они нам потребуются.
За следующие несколько минут, пока Шанга и Валентин отдыхали, раджпуты организовали все необходимое. Дюжина раджпутов собралась вокруг Шанги. Четверо направились к Валентину после того, как опустили оружие. Один из них нес бурдюк с вином, другой — бурдюк с водой, третий — свернутое одеяло, которое станет служить Валентину подушкой во время отдыха, четвертый — хлеб и сыр.
Шанга кивнул на них, не сводя глаз с Валентина.
— Они будут тебе помогать, — крикнул он римлянину. — Подадут все, что тебе потребуется.
Шанга выпрямился.
— Конечно, ты можешь сдаться. В любую минуту.
На мгновение Валентин чуть не ответил так, как у него вертелось на языке — «А пошел ты в жопу!» — но сдержал импульс. Он просто покачал головой. Жест, который в конце перешел в легкий поклон. Даже Валентин, несмотря на свою циничность и строптивость, мог почувствовать приближение славы.
В последовавшие часы низкорожденный римский катафракт пробивал себе путь в индийские легенды. А его разум в это время удивлялся его действиям.
«Зачем ты это делаешь, ты, чертов дурак?»
Всю жизнь Валентина боялись другие люди. Боялись из-за его поразительной быстроты, его реакции, его сверхъестественного зрения — но больше всего за мгновенную способность убивать. На самом деле очень немногие люди могут убить мгновенно — пока другой снимает шляпу. С возраста десяти лет Валентин мог убить, пока соперник только дотрагивается до шляпы.
И поэтому люди боялись его. И находили его напоминающее пружину тело и узкое лицо более подходящими не человеку, а яростному хищнику.
«Потому что я устал, что меня называют лаской», — ответила душа.
Конец пришел внезапно, неуклюже, неожиданно — почти небрежно. Как и обычно происходит в реальном мире. Конечно, барды и поэты за столетия подчистят его.
Нога Шанги соскользнула, попав на камешек. На мгновение, когда он пытался сохранить равновесие, его щит ушел в сторону. Увидев проем, Валентин бросился на открывшуюся ногу раджпута. Это не был удар Геркулеса, просто обычный экономный удар Валентина. Быстро вскинутый меч глубоко вошел в бедро Шанги.
Раджпут упал на одно колено и закричал от боли. Боли — и отчаяния. Его ногу уже заливала кровь. Это не была ярко-красная, пульсирующая артериальная кровь, но все равно ее оказалось достаточно. Эта рана убьет его через полчаса, только от одной потери крови. На самом деле скорее. Через несколько минут боль и потеря крови ослабят Шангу достаточно, чтобы враг прикончил его.
Тогда…
Все другие люди, наблюдавшие за схваткой или слушавшие рассказы о ней в последующие годы, всегда будут предполагать, что Валентин допустил свою единственную ошибку.
Но правда была совсем другой. На протяжении часов схватки Валентин избегал мериться силой с Шангой. Вместо этого он противопоставлял поразительной мощи раджпута свою скорость. Скорость, хитрость и опыт. Он мог бы так закончить битву. И ему следовало так ее закончить. Кружа вокруг раджпута, делая пробные выпады, нанося порезы, чтобы Шанга дальше истекал кровью, но держась подальше от его невероятной силы до тех пор, пока соперник не ослабнет настолько, что быстрый смертельный удар все закончит. Убить царя, как волк приканчивает раненого быка. Как убивает ласка.
Но что-то внутри человека, похороненное глубоко, восстало. Впервые после начала схватки — впервые в жизни, если сказать по правде — Валентин нанес героический удар. Мощный удар, со всей силы размахнувшись по голове раджпута.
Шанга выбросил меч вверх и вперед, чтобы заблокировать удар. Меч Валентина, опускаясь со своей вложенной в него силой, встретился с клинком, который держала сильнейшая рука в Раджпутане.
Самая прекрасная в мире сталь производится в Индии. От удара римский меч разломился надвое, и в кулаке Валентина остался кусок не более шести дюймов в длину.
Шести дюймов все еще может оказаться достаточно в схватке ножами. Валентин ни секунды не колебался. Быстрый как ласка, он бросился на колено и протянул руку с обрубком меча к горлу Шанги.
Царю раджпутов удалось вовремя опустить шлем. Обрубок соскользнул с закрывающей нос пластины и оставил глубокий порез на щеке Шанги. Снова пролилась кровь.
Этого было недостаточно. Хотя из горла Валентина не вырвалось крика отчаяния, он знал: ему пришел конец. Теперь, когда они находились так близко друг от друга, оба на коленях, все преимущество оказалось стороне Шанги.
Сам Шанга тоже никогда не имел склонности к колебаниям. Царь раджпутов мгновенно нанес удар. Валентин прикрылся щитом. Щит римлянина треснул. Еще один удар. Щит сломался. Еще один удар, в голову. Шлем сбился и сел криво. Наконец последний удар, снова по шлему, сталь треснула в месте шва, а Валентин распластался на земле. По меньшей мере без сознания. Вероятнее всего, мертвый, судя по крови, которая лилась из-под кусков германского шлема.
Шанга поднял руку, чтобы отрубить Валентину голову. Но остановил движение даже до того, как меч закончил подъем.
Он в этот день одержал великолепную победу. Славную победу. Он не станет ее пятнать ударом палача.
Шанга опустился на пятки. В полубессознательном состоянии уставился на небо. Садилось солнце, и горы омывал пурпурный цвет. Вокруг себя он в тумане слышал громоподобные крики из тысяч раджпутских глоток. А секунды спустя почувствовал, как руки укладывают его наземь и начинают перевязывать раны.
Славная победа. Он не чувствовал себя настолько очищенным уже много лет. Со дня, когда он сражался с Рагунатом Рао и впервые попал в индийские легенды.
В речной долине внизу римляне тоже услышали победные крики. Казалось, горы звенят от этого звука. Маврикий опустил телескоп.
— Все, — сказал он тихо.
Велисарий сделал глубокий вдох. Затем повернулся к Кутзесу.
— Пошли курьера с флагом перемирия. Я хочу узнать, мертв ли Валентин, чтобы наши священники могли провести погребальные обряды.
— А если жив? — спросил Кутзес.
— Спроси, не примут ли они выкуп, — на мгновение мелькнула хитрая улыбка Велисария. — Хотя не думаю, что смогу его себе позволить, несмотря на все мои богатства. Если только Дамодара на самом деле не сошел с ума.
— Ни за какое золото Рима, — мгновенно ответил Дамодара. — Разве я похож на сумасшедшего?
Когда Кутзес принес новость назад, Велисарий опустил голову. Но его сердце, впервые за много часов, взлетело к небесам.
— Он все равно может умереть, — предупредил Кутзес. — Они говорят, он потерял много крови. И у него проломлен череп.
Анастасий фыркнул. Как и Маврикий.
— Не Валентин, — сказал Велисарий. Поднял голову и улыбнулся шире, чем когда-либо в жизни. — Не мой воин. Не этот великий, яростный лев.
На следующее утро армия малва стала продвигаться вдоль реки. На северо-запад, прочь от римлян. Все еще удерживающая брод армия Велисария не предпринимала попыток им помешать.
Ни один солдат, ни на одной стороне не посчитал это странным.
— Опять маневры, — сказал один раджпут одному йетайцу. Варвар тут же согласно кивнул.
— Боже, как я люблю маршировать, — объявил один греческий катафракт. Его глаза обвели горы. — Он дает нам возможность полюбоваться пейзажем. Много недель, если повезет. Может, даже месяцев.
— И как мне не нравится смотреть на собственные кишки, — ответил ему сириец. — Даже одну минуту.
