— Человек года! — воскликнул Ситтас. — О, слава триумфальному завоевателю! — он выпил кубок одним глотком. — Я бы поднялся поприветствовать тебя, Велисарий, но боюсь лишиться чувств в присутствии такой знаменитости. — Он икнул. — Ты знаешь, я склонен преклоняться перед героями. Ужасная привычка, просто ужасная. — Он схватил кувшин, стоявший на небольшом столике рядом с кушеткой, и помахал им. — Я бы тебе тоже налил выпить, но боюсь разлить вино. Понимаешь, дрожу в компании такой легендарной личности, как девочка, у которой кружится голова, когда рядом мужчина, который ей нравится.

Ситтас снова наполнил кубок. Его мясистая рука была тверда, как скала.

— Кстати говоря о девочках, у которых кружатся головы, позволь мне… представить тебя моей подруге. — Ситтас махнул рукой в направлении женщины, сидевшей рядом с ним на кушетке. — Это Ирина. А это знаменитый полководец Велисарий. И его очаровательная жена Антонина.

Велисарий пересек комнату и вежливо поклонился женщине, но не Ситтасу.

Нельзя сказать, что Ирина была красива в традиционном смысле, но привлекательна — определенно. Светлая кожа, каштановые волосы, карие глаза и крупный нос с горбинкой. Казалось, ей около тридцати, но Велисарий решил, что на самом деле она старше, чем выглядит.

По выражению лица Велисария ничего нельзя было прочесть, оно не изменяло своего спокойного выражения. Но он сильно удивился. Ирина очень не походила на предыдущих женщин Ситтаса. Старше их всех примерно лет на пятнадцать и, судя по первому впечатлению, вдвое умнее всех предшественниц вместе взятых.

— Не надо смотреть на него так внимательно, Ирина, — предупредил Ситтас. — Никогда не знаешь, что может произойти с этими мифическими полубожественными личностями. Вдруг забеременеешь от его ауры.

Ирина улыбнулась.

— Пожалуйста, не обращай на него внимания. Он притворяется пьяным.

— У него это неплохо получается, — вставила Антонина. — Не удивительно, с такой-то практикой.

На мясистом лице Ситтаса появилась выражение оскорбленной невинности. Оно ему очень не подходило.

— Я обиделся, — заскулил он. — Я в ярости. Оскорблен вне всякой меры. — Он снова осушил кубок и протянул руку к кувшину. — Ты видишь, к чему привели твои оскорбления, подлая женщина? Привели меня к пьянству, черт побери! К пьянству!

Ирина встала и прошла к длинному столу, стоявшему у дальней стены, вернулась с кубком в каждой руке и вручила их Велисарию и Антонине.

— Пожалуйста, садитесь, — предложила она, кивая на еще одну кушетку. Большая комната была заставлена различными кушетками, все с дорогой обивкой. Правда, цвета обивки резко не сочетались с мозаикой и гобеленами, украшавшими стены. Настенные украшения казались еще более дорогими, чем кушетки. Правда, все свидетельствовало об исключительно плохом вкусе.

После того как полководец с женой сели, Ирина наполнила их кубки из другого кувшина, поставила кувшин на стол и вернулась на свое место.

— Ситтас мне много о вас рассказывал, — сообщила Ирина.

— А я говорил тебе, что у него гораздо лучший вкус в плане мебели? — пробормотал Ситтас. Его глаза-бусинки восхищенно рассматривали комнату.

— У ондатры лучше вкус, чем у тебя, Ситтас, — мило заметила Ирина. Затем улыбнулась Велисарию и Антонине. — Вам эта комната не кажется ужасной?

Антонина рассмеялась.

— Напоминает медвежью берлогу.

— Очень богатого медведя, — благодушно прокомментировал Ситтас. — Который может себе позволить игнорировать мелочные нападки низкородных людишек с псевдохудожественным вкусом. Плебейская зависть, вот это что такое, — он склонился вперед. — Но хватит о мебели! Давайте-ка послушаем тебя, Велисарий. Я хочу знать все в подробностях. Все детали, слышишь? Не потерплю твоей обычной лаконишности.

— Такого слова нет, Ситтас. Надо говорить: лаконичности, — поправила Ирина.

— Конечно, есть! Я же его только что употребил, так? Как бы я мог употребить несуществующее слово? — он улыбнулся Велисарию и снова отхлебнул вина. — А теперь давай! Как тебе удалось обмануть этих жутких братцев и завладеть их армией?

— Я не отбирал у братцев их армию. Сама мысль нелепа, и я удивлен, что ты повторяешь ее, как попугай. Кутзесу и Бузесу просто не повезло: их взяли в плен, когда они возглавляли разведывательный отряд, и я был вынужден…

Ситтас поперхнулся и выплюнул часть вина.

— Даже Юстиниан не верит в эту чушь! — запротестовал он.

Велисарий улыбнулся.

— Как раз наоборот, Ситтас. Я только что вернулся с аудиенции у императора, во время которой он не выказал ни малейшего сомнения в официальном отчете о битве.

— Конечно, не продемонстрировал! Кутзес и Бузес — фракийцы. Юстиниан — фракиец. — Ситтас подозрительно посмотрел на Велисария. — И ты тоже фракиец. — Он перевел взгляд на Ирину. — Чертова деревенщина! У истинной греческой знати нет против вас ни одного шанса. — Он злобно посмотрел на Велисария. — Ты так и не собираешься мне ничего рассказывать?

Затем Ситтас повернулся к Ирине.

— Вероятно, он дал клятву. Он все время дает клятвы. Дал свою первую клятву, когда ему было четыре года. Поросенку. Поклялся, что никогда никому не позволит зарезать эту тварь. И сдержал клятву. Говорят, свинья до сих пор жива. Наводит ужас на прилегающую территорию, жрет все, что попадается на пути. Теперь ее зовут Фракийская Погибель. Крестьяне молятся, чтобы появился новый Геракл и избавил их от чудовища. — Он рыгнул. — Вот к чему приводят клятвы. Я сам никогда их не даю.

Ситтас снова посмотрел на Велисария гневным взором, затем вздохнул, словно смиряясь с судьбой.

— Ну хорошо. Выпусти пикантные места. Расскажи о самой битве.

— Уверен: ты уже все слышал.

Ситтас ухмыльнулся.

— Эту чушь! К тому времени, как все приближенные императора, толкающиеся при дворе, передадут историю друг другу, в рассказе о сражении не остается ничего, что могло бы заинтересовать солдата. — Он скривился. — К сожалению, несмотря на свои множественные таланты, наш император не солдат. А придворные становятся все хуже, Велисарий. Двор заполняют личности типа Иоанна из Капуи и Нарсеса. И самая ужасная толпа вечно ссорящихся священнослужителей, которую только можно представить, даже если не судить их особенно строго.

— Не надо недооценивать Нарсеса и Иоанна, — заметила Ирина вроде бы небрежно, но серьезно.

— Я не недооцениваю их! Но… неважно. Потом. Но сейчас… — он поставил кубок и склонился вперед, поставив локти на колени. Его внимательные глаза теперь смотрели только на Велисария. В них не было ни следа выпитого алкоголя.

Большинство людей, встретив Ситтаса, поражались его сходству с хряком. И общий внешний вид, и такие же тяжелые члены, и даже розоватая кожа — необычно светлая для грека, такие же челюсти, нос-пятачок, маленькие глазки-бусинки. Глядя на лучшего друга, Велисарий думал, что сходство нельзя назвать неуместным. Если только помнишь, что свиньи-то тоже встречаются разные. Есть домашние, всю жизнь остающиеся в своем загоне, те, над которыми подшучивают, а потом съедают на пиру. Но есть еще и дикие кабаны, живущие в лесах, наводящие ужас одним своим видом. После встречи с ними остаются вдовы и сироты.

— О битве, — приказал кабан.

Велисарий даже не пытался сократить свой рассказ о сражении. Ситтас сам был состоявшимся полководцем, и, как Велисарий прекрасно знал, его друг не потерпит сокращенную или облагороженную версию. Если Велисарий пропускал какие-то мелкие детали, Ситтас тут же задавал соответствующие вопросы — и все по существу.

После того как Велисарий закончил рассказ, Ситтас долго молча смотрел на друга, полулежа на кушетке.

— Почему? — наконец спросил он.

— Что почему?

— Не надо играть со мной, Велисарий! Ты спровоцировал персов, когда мог бы тянуть время. А потом ты рисковал так, что саму судьбу мог хватить апоплексический удар. Почему! В сражении не было смысла, и ты знаешь это не хуже меня. — Ситтас с отвращением махнул рукой. — О, да, конечно, при дворе не устают говорить, что это самая великая победа над персами за столетие. И что? Воюем с персами две трети тысячелетия. А мы, греки, и того дольше. Она никогда не закончится, если только здравый смысл внезапно не явит свою уродливую голову над тронами. Мы недостаточно сильны, что бы завоевать Персию, а персы недостаточно сильны, чтобы завоевать нас. Все эти войны только уменьшают население на приграничных территориях и изматывают обе империи. Вот мое мнение. И это также твое мнение, если только тобой вдруг не овладели иллюзии о величии. Поэтому я повторяю вопрос: почему!

Велисарий молчал. Спустя мгновение Ирина улыбнулась и встала.

— Давай я покажу тебе сад, Антонина?

Как только они вышли в сад, Антонина опустилась на каменную скамью.

— Тебе не нужно беспокоиться. Я видела его раньше, — сказала она.

Ирина села рядом с ней.

— Сад — нечто, не правда ли? Боюсь, и здесь проявился вкус Ситтаса. И он так же ужасен, как и при выборе мебели и настенных украшений.

Антонина улыбнулась. Ее взгляд упал на статую. Улыбка перешла в гримасу.

— И это если не упоминать его вкус в скульптуре.

Две женщины с минуту смотрели друг на друга.

— Ты хочешь знать, кто я, — утвердительно сказала Ирина.

Антонина кивнула и вопросительно склонила голову.

— Мне любопытно.

— А почему ты предполагаешь, что я не просто последняя любовница Ситтаса?

— По двум причинам. Ты не в его вкусе. Даже близко не подходишь. И если бы ты была одной из его обычных любовниц, он никогда бы не пригласил тебя присутствовать на этой встрече.

Ирина рассмеялась.

— Я его шпионка, — сообщила она.

Заметив удивленный взгляд Антонины, Ирина подняла руку и жестом попросила вторую женщину помолчать.

— Боюсь, это прозвучало не совсем верно. Я не шпионю за тобой. — Она поджала губы. — Будет правильнее сказать: я — начальник шпионов Ситтаса. Начальница шпионской сети. Именно поэтому он пригласил меня поприсутствовать на этой… встрече. Он беспокоится, Антонина.

— О чем? И с каких это пор Ситтасу понадобился начальник над шпионами?

Пришла очередь удивляться Ирине.

— У него с юности был начальник шпионской сети. Они есть у всех греческих знатных господ его уровня.

Антонина фыркнула.

— Ты имеешь в виду Аполлинария? Этого жалкого старого глупца, который и собственную задницу двумя руками не найдет?

Ирина улыбнулась.

— О, думаю, с этим заданием Аполлинарий справится достаточно успешно. По крайней мере при свете дня. Ночью, признаю, у него будут значительные трудности, — она откинула назад волосы, помедлила и добавила: — Примерно год назад Ситтас решил, что ему нужен настоящий начальник шпионской сети. Он навел справки в разных местах, а мои услуги ему очень высоко порекомендовали. Он отправил Аполлинария в отставку, кстати с неплохой пенсией, и нанял меня. Мое прикрытие: я — его последняя возлюбленная.

Она поджала губы.

— У прикрытия есть слабые стороны. Как ты правильно заметила, я не отношусь к его типу женщин.

— И это еще мягко сказано.

— Ты можешь мне объяснить, что происходит? — Ирина кивнула на дверь, ведущую в дом.

— Нет, — ответила Антонина. — По крайней мере, пока нет. Позднее — возможно. Но не сейчас.

Ирина приняла отказ спокойно и больше вопросов не задавала. Появился слуга с подносом, на котором стояли еда и вино, поставил поднос на ближайший столик. Антонина с Ириной перебрались к столику и следующие несколько минут провели в молчании, наслаждаясь едой. Несмотря на отсутствие у хозяина вкуса в обустройстве дома, ни одна из женщин не могла придраться к великолепию подаваемой в доме Ситтаса еды.

Отодвинув тарелку, Антонина заговорила.

— Пожалуйста, ответь на вопрос, который я задавала раньше. Почему он все-таки тебя нанял?

Ирина ответила мгновенно:

— Ситтас меня нанял — а мои услуги стоят недешево — потому что в Константинополе сейчас очень много лжецов.

Антонина фыркнула.

— Пожалуйста, Ирина! Сказать, что в Константинополе обманывают, — это все равно, что сказать: в свинарнике есть дерьмо.

Ирина кивнула.

— Да. Вероятно, мне следует сказать: значительно больше обмана, чем обычно, и что волнует Ситтаса гораздо больше — непонятна его природа. Что-то в Константинополе готовится, Антонина. Что-то глубоко скрытое, серьезное, хитрое и предательское. Что именно, я еще раскопать не смогла. Но я чувствую это, я ощущаю всеми своими порами — могу попробовав, могу понюхать… — Она снова пыталась подобрать слова. — Это — тут. Поверь мне.

Антонина встала и принялась ходить по саду. Бросила взгляд на дверь, ведущую в дом.

— Они уже должны закончить? — спросила Ирина.

Антонина покачала головой.

— Нет. Ситтасу… потребуется время, чтобы прийти в себя.

Ирина нахмурилась.

— Прийти в себя от чего?

Антонина подняла руку, таким образом попросив ее помолчать. Сама продолжала ходить взад и вперед, нахмурившись. Ирина с терпеливостью профессионала просто сидела и ждала. Через некоторое время Антонина перестала ходить и подошла к Ирине. Постояла, сделала глубокий вдох, снова колебалась. Из двери послышался голос. Хриплый голос.

— Заходите, обе.

Ирина открыла от удивления рот. Ситтас определенно выглядел похудевшим. Казалось, он сбросил фунтов пятьдесят.

Когда они вернулись в комнату и сели на кушетки, Ситтас прохрипел:

— Расскажи ей, Велисарий.

— Я даже не рассказал Маврикию, Ситтас.

— Конечно, нет! На этом этапе не требуется. Но нам нужна Ирина. Сейчас.

Велисарий продолжал молчать, все еще рассматривая Ирину. Спина Ситтаса разогнулась, огромные плечи распрямились, потом он склонился вперед. Дикий красноглазый кабан прорычал:

— Расскажи ей.

Велисарий перевел взгляд на Ситтаса. Теперь кабан был в ярости, глаза горели.

— Расскажи ей!

Спокойный взгляд Велисария не дрогнул. Он был фракийцем и вырос в сельской местности. Он заколол своего первого кабана в двенадцать лет.

Из глаз Ситтаса пропало красное свечение, внезапно он просто пожал плечами. А затем широко улыбнулся.

— Смешно, но твое спокойствие обычно срабатывает. Чертовы фракийцы! Но ты все равно можешь ей рассказать, Велисарий. Она в любом случае все вытянет из меня, если я ее только не уволю. А это теперь исключено.

Велисарий посмотрел на Антонину. Жена кивнула.

— Расскажи ей. Я ей верю.