— Это было скверной штукой для моего слона, дорогой.

— Чепуха. — Князь Нарман усмехнулся, положив ониксового слона в нужную нишу в отделанном бархатом футляре. — Это просто возмездие за то, что ты сделала с моей ладьёй за два хода до этого.

— Ну, даже если это и не было скверно, это было по крайней мере непочтительно, — сказала его жена.

— Вот это, — признал он с той улыбкой, которую мало кто когда-либо видел у него, — может быть обоснованным обвинением. С другой стороны, — он поднял нос со слышимым шмыганьем, — я князь, а князья иногда должны быть непочтительными.

— Понятно. — Княгиня Оливия посмотрела на инкрустированную шахматную доску между ними, и улыбка затаилась в её глазах. — Ну, в таком случае, я не чувствую, что будет так уж плохо указать тебе, что это было не только непочтительно, но и неразумно.

Брови Нармана поднялись, затем опустились от внезапного ужаса, когда она переместила одного из своих коней. Этот шаг угрожал его ферзю… которого он больше не мог переместить в безопасную позицию, потому что движение коня также очистило вертикаль, которую он занимал, подвергая его короля обнаружившемуся шаху от оставшегося слона. Это было возможно только потому, что взятие другого её слона перенесло его оставшуюся ладью из позиции, где можно было бы заблокировать шах.

Он сидел и смотрел на ситуацию несколько секунд, затем вздохнул и вывел своего короля из-под шаха. В ту же секунду её конь налетел и вывел из игры его ферзя.

— Знаешь, — сказал он, откидываясь назад, пока он обдумывал свой следующий ход, — теперь-то я должен понимать, что всякий раз, когда ты предлагаешь мне приятный, сочный приз, подобный этому, всегда есть крючок где-то внутри приманки.

— О, нет, — скромно сказала она. — Иногда я оставляю их там без крючка. Просто чтобы побудить тебя клюнуть в следующий раз.

Нарман рассмеялся и покачал головой, затем осмотрел библиотеку.

Принцесса Мария склонилась над историческим текстом в одном из оконных сидений. Почти восемнадцатилетняя, она приближалась к брачному возрасту, хотя на горизонте не было немедленных перспектив. К счастью, изящный профиль, выгравированный светом лампы на её плече, доказывал, что она взяла от своей изящной привлекательной матери больше, чем от отца. У неё также был материнский озорной характер.

Принц Нарман, её младший брат, в четырнадцать лет был похож на гораздо более молодую — и стройную — версию своего отца и тёзки. Однако, он не интересовался историческими текстами. Он был погружён в роман, и, судя по его полному решимости выражению, тот должен был содержать довольно много всего про отчаянную храбрость. Не говоря уже о мечах, хаосе и убийствах.

Их младшие дети, принц Тревис и принцесса Фелейз, были в детской на попечении нянь. Должно было пройти ещё несколько лет, прежде чем им доверят библиотечные дорогостоящие тома.

Были моменты, подобные этому, когда Нарману почти хотелось, чтобы он не был так глубоко вовлечён в великую игру. К сожалению, он был, и он намеревался оставить Нарману Младшему гораздо большее и могущественное княжество, чем унаследовал он сам. Кроме того, каковы бы ни были недостатки этого, это была единственная игра, в которую действительно стоило играть.

Его улыбка слегка искривилась от этой мысли. Затем он встряхнулся и обратил внимание на свою жену.

Оливия с любовью улыбнулась ему, привыкшая к тому, как иногда блуждали его мысли. Их брачный союз не был результатом возвышенной, страстной любви. Оливия была дочерью побочной ветви предыдущего правящего дома, и её брак с Нарманом — организованный, когда ей было всего четыре года — был частью клея, скрепляющего приверженцев старого правящего режима с новой династией. Она была выращена с точным пониманием этого, но Нарман знал, что она действительно любит его, и он часто был удивлён тем, насколько далеко он заходил, заботясь о ней. Он не был, как он это понял давным-давно, тем типом человека, который позволяет людям приближаться к себе, но каким-то образом Оливия проникла внутрь его защиты, и он был рад, что она это сделала. Совместное воспитание четырёх детей, во многих отношениях, помогло им сблизиться ещё ближе, и он очень уважал её интеллект. В связи с этим, он часто хотел, чтобы он мог назначить её в свой Тайный Совет, но это было бы немыслимо.

— Ты собираешься сходить когда-нибудь этим вечером, дорогой? — ласково спросила она, и он рассмеялся.

— Как только я оправлюсь от шока твоей вероломной засады, — сказал он ей. — На самом деле, я думаю, что я только что…

Кто-то резко постучал по двери библиотеки. Нарман повернул голову на звук, нахмурив брови. Все дворцовые слуги знали, что, когда он проводит вечера с Оливией и детьми, его нельзя беспокоить.

Дверь открылась, и один из дворцовых лакеев появился в проходе, глубоко поклонившись.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — сказал он, немного нервно. — Я глубоко сожалею о том, что беспокою вас, но епископ-исполнитель Уиллис только что прибыл во дворец. Он говорит, что ему чрезвычайно срочно нужно поговорить с вами.

Нахмуренные брови Нармана взлетели вверх, и он услышал крохотный вздох удивления Оливии. Мария оторвала взгляд от своего исторического текста, её собственное выражение было полно изумления, и немало дурного предчувствия. Младший Нарман был слишком глубоко погружён в свой роман, чтобы что-то заметить.

— Мне жаль, дорогая моя, — сказал Нарман Оливии через один или два удара сердца. — Похоже, нам придётся закончить эту игру позже. Возможно, завтра вечером.

— Конечно. — Её голос был невозмутимым, почти спокойным, но он видел, что в её глазах горели вопросы. Вопросы, которые, как он знал, она не задала бы.

— Прости меня за то, что я сбегаю, — продолжил он, поднимаясь и наклоняясь, чтобы поцеловать её лоб. — Я приду в постель, как только смогу.

— Я понимаю, дорогой, — сказала она и, посмотрела, как он широким быстрым шагом вышел из библиотеки.

— Ваше Высочество, я приношу свои извинения за то, что прибыл с такой непристойной поспешность в такой час, — сказал епископ-исполнитель Уиллис Грэйсин, когда он был проведён в небольшую уединённую приёмную.

Лакей ушёл, и епископ-исполнитель остался наедине с князем и только одним телохранителем.

— Ваше Высокопреосвященство, я уверен, что никаких извинений не требуется, — сказал Нарман, вежливо выигрывая время. — Я очень сомневаюсь, что вы бы пришли с визитом в такой час, без предварительного уведомления о том, что вы придёте, кроме как при неотложных обстоятельствах. Пожалуйста, расскажите мне, что я могу сделать для вас.

— На самом деле, Ваше Высочество, это в некотором роде щекотливый вопрос, — сказал Грэйсин. Его тон был одновременно извиняющимся, смущённым и возбуждённым, и собственное любопытство Нармана — и его мрачное предчувствие — разгорелось ярче.

— Курьерский корабль Церкви прибыл сюда, в Эрейстор, менее трёх часов назад, Ваше Высочество, — продолжил священнослужитель. — Конечно, он привёз депеши. Но когда я открыл их, я обнаружил, что, по-видимому, ко мне ранее был отправлен ещё один курьерский корабль. Это судно так и не прибыло, и я могу только предположить, что оно пошло ко дну где-то в Чизхольмском Море во время шторма, который был в прошлом месяце.

Епископ-исполнитель сделал паузу, и позвоночник Нармана напрягся. Он сел прямее в своём кресле, и его лицо, как ему было хорошо известно, было слишком точным показателем его внезапно разгоревшегося предчувствия. Независимо от того, что могли содержать сообщения с погибшего курьерского судна, это должно было быть жизненно важно для повторной пересылки, раз уж Грэйсин прибыл во дворец в столь поздний час. Особенно, если само это сообщение прибыло менее чем за три часа до этого.

— Как я уверен, вы, должно быть, догадались, Ваше Высочество, предыдущий курьерский корабль перевозил критически важные сообщения. Сообщения от канцлера Трайнейра и архиепископа Лиама, адресованные одновременно и вам и мне. К счастью, когда курьерский корабль не вернулся в Трейлис по расписанию, были отправлены копии сообщений. Теперь они прибыли.

— Понимаю, — сказал Нарман. Затем он поднял голову. — На самом деле, Ваше Высокопреосвященство, я не понимаю. Пока нет.

— Простите меня, Ваше Высочество. — Грэйсин почти нервно улыбнулся. — Я боюсь, что это сильно отличается от тех видов поручений, которые я обычно выполняю для Матери-Церкви. Хотя, на самом деле, насколько я понимаю свои указания, я здесь не от имени Матери-Церкви. Я здесь от имени канцлера Трайнейра в его роли Канцлера Рыцарей Храмовых Земель.

Нарман почувствовал, как у него перехватило дыхание.

— Ваше Высочество, — начал Грэйсин, — Канцлер становится всё больше обеспокоенным очевидными амбициями Хааральда Черисийского. Соответственно, говоря от имени Рыцарей Храмовых Земель, он проинструктировал меня сказать вам, что…

Луна стояла высоко в безоблачном небе, проливая великолепный серебряный свет над дворцовыми садами. Небольшая группа заботливо выведенных ночных виверн, которыми справедливо славился Изумруд, сладко свистела и выводила трели в пальмоподобных ветках деревьев, а прохладный ветерок пролетал через открытое окно зала совета.

Спокойствие садов являло резкий контраст с лицами людей, находящихся в этой зале.

— Я не могу в это поверить, — сказал граф Сосновой Лощины. — Я просто не могу в это поверить!

— Это, к сожалению, не меняет ситуацию, Тревис, — довольно нетерпеливо сказал Нарман.

— Я знаю. — Первый советник позволил себе отчётливо вздрогнуть и криво улыбнулся своему кузену. — Я сожалею. Просто так без всякого предупреждения, вывалить это на нас посреди ночи…

— Если ты думаешь, что это стало неожиданностью для тебя, тебе бы стоило быть там, когда Грэйсин вывалил это на меня.

— Я бы предпочёл даже не представлять этого, если не возражаешь, — сказал более нормальным голосом Сосновая Лощина.

— Вещь, которая пришла мне на ум, мой князь, — сказал Хэл Шандир, — это поинтересоваться, что могло бы вызвать это. Ни один из наших контактов в Зионе или в Храме даже не предполагал, что «Группа Четырёх» может рассматривать возможность чего-то подобного этому. Могу ли я спросить, не делал ли епископ-исполнитель каких-либо намёков на то, что за этим может стоять Гектор?

— Я не думаю, что первоначальная идея была его собственной, — откровенно сказал Нарман. — Лично я был бы склонен усомниться в том, что Гектор организовал это. Кстати, это выглядит так, словно это разработали, чтобы дать ему всё, что он когда-либо хотел — или, по крайней мере, заставить его думать, что он это получит — но нет способа, которым он мог бы так сильно повлиять на «Группу Четырёх». Нет, — покачал головой князь, — я предполагаю, что это Клинтан. Хааральд, должно быть, наконец-то сделал что-то, чтобы подтолкнуть его перейти через черту, и это должно по меньшей мере казаться достаточно угрожающим, чтобы позволить ему увлечь трёх других вслед за ним.

— Мой князь, — сказал Шандир необычайно тихим голосом, — я прошу прощения.

Нарман резко взглянул на него, выражение его лица стало вопросительным, и его начальник разведки глубоко вздохнул.

— Я должен был быть в состоянии снова заполучить хотя бы нескольких агентов в Черис, Ваше Высочество, — сказал он. — Если бы я сделал это, мы могли бы, по крайней мере, знать, что было причиной этого. И, — он сделал ещё один глубокий вдох, — мы могли бы со временем понять, что происходит.

— Я не буду притворяться, что я доволен ситуацией в Черис, — ответил ему Нарман. — Но, судя по тону сообщений Трайнейра, даже если бы у нас были там агенты, они, возможно, не поняли бы, что там носится в воздухе. На самом деле я сомневаюсь, что у кого-нибудь в Черис есть представление о том, что вот-вот произойдёт.

— Я уверен, что это часть их задумки, мой князь, — сказал Гарт Ральстен, граф Мандир. Мандир был старшим адмиралом Нармана, и выражение его лица было мрачным.

— Я уверен, что это часть их задумки, — повторил он, убедившись, что завладел вниманием Нармана. — Но это ставит нас в шань-вэйски сложное положение. Это было бы достаточно плохо, если бы первоначальные сообщения дошли вовремя, но мы потеряли большую часть целого месяца.

— Честно говоря, — сказал Сосновая Лощина, — весь тон этой… корреспонденции, если я могу это так назвать, беспокоит меня. Нам не помогают, Ваше Высочество, нам приказывают делать то, что хотят от нас Трайнейр и Клинтан. И из того, что я прочитал в этих сообщениях, — он постучал по тщательно освещённому письму, о котором шла речь, лежащему на совещательном столе перед ним, — то, что Гектор является старшим партнёром «Группы Четырёх» вызывает беспокойство. Это не союз равных. От нас требуют поддержать Гектора… и отдать наш флот под командование его адмиралов.

— Уверяю тебя, что это больше, чем просто «беспокоит» меня, — ответил Нарман.

Он начал говорить что-то ещё, затем остановился и проглотил невысказанные слова. Даже здесь, среди своих ближайших советников, он не вполне осмелился показать этот чистую, обжигающую ярость, которую он ощутил, когда понял, что «Группа Четырёх» увидела во всём его княжестве разбойника, которому она может свистнуть из прихоти и приказать перерезать горло тому, кто её раздражал.

— Но, — продолжил он через мгновение, — тем не менее, чтобы я не думал об этом, у нас с этим проблемы. Ведь никто здесь не думает, что отказ от «помощи» канцлера Трайнейра по этому вопросу был бы целесообразным?

Никто нечего не сказал, да это было и не нужно, и кислая улыбка Нармана отразила что-то, похожее на неподдельное веселье.

— В таком случае, — сказал он, — действительно важный вопрос тебе, Гарт. Возможно ли, чтобы мы уложились в это расписание?

— Я не знаю, Ваше Высочество, — откровенно сказал Мандир. — Я не буду знать, пока у меня не будет возможности пинками разбудить кого-то из моих сотрудников, и заставить их начать задавать правильные вопросы на верфи. Первое, что приходит мне в голову — маловероятно, что мы сможем активировать резерв вовремя. Нам поставили условие, что весь наш флот был готов к бою в начале ноября, но никто не предупредил нас, что вот это случится. Одно только полное укомплектование наших находящихся в строю галер напряжёт наши нынешние трудовые ресурсы до предела. Нам придётся разослать группы вербовщиков, чтобы укомплектовать резерв, а каждый моряк-торговец, который может увидеть молнию и услышать гром, понимает, что вербовщики появляются, когда мы начинаем комплектовать резерв. Поэтому они будут прятаться. Что даже не учитывает, где мы находимся в границах поставок, которые нам нужны.

Он покачал своей головой.

— Ваше Высочество, я сделаю всё возможное, но я не уверен, что мы сможем снарядить и укомплектовать людьми весь резерв, в рамках первоначального временного графика. С учётом времени, которое мы потеряли, просто чтобы узнать об этом…

Он снова покачал головой.

— Я не могу сказать, что я удивлён, услышав это, — сказал Нарман. — И, честно говоря, я не уверен, что я не рад услышать это.

Мандир удивился этому, и князь резко усмехнулся.

— Гектор знает об этом дольше нас, — сказал он. — Это очень очевидно из характера сообщений Трайнейра. Поэтому он уже начал приводить свой флот в боевую готовность. Ну, если мы будем обязаны следовать его приказам, то я бы так же посмотрел, как его адмиралы будут вынуждены взять на себя инициативу. Он будет думать с точки зрения своей собственной выгоды от этого. Что ж, пусть заплатит за это. Это не наша вина, что никто не сообщил нам об этом об этом достаточно быстро. Разумеется, мы сделаем всё возможное, — тонко улыбнулся он, — но никто не сможет обвинить нас, если мы не сможем получить большую часть резерва, оборудованного и укомплектованного за тот, к несчастью короткий, срок, который нам доступен.