Глава 6
***
Попрощаться с Семеном Александровичем Пилькевичем, скончавшимся на пятом десятке лет от сердечного удара, прибыли всего полтора десятка человек – из числа дальних родственников, до кого смогла дозвониться пресс-служба князей Черниговских. Она же заказала некролог в газетах, оповестила о безвременном уходе уважаемого специалиста по радио и сумела вставить пару строчек в сводку новостей ряда второстепенных каналов.
Многие в этот день узнали имя и фамилию человека, ранее скрывавшегося за должностью личного княжеского советника. Еще большее их число равнодушно отбросили эту информацию, как бесполезную для себя.
Люди уходят – иные, вложив все силы и время в служение, делают это в одиночестве, без жен и детей. Увы, в этот раз – даже без коллег по работе, отчего-то единодушно проигнорировавших церемонию прощания. Хотя, конечно, конец рабочего дня, вторник… Но не было даже заместителей - словно появление тут способно серьезно навредить карьере...
Пустоту огромной московской квартиры, в которой практически не жили, не оглашали рыдания и стоны горя – люди степенно стояли вокруг гроба, установленного на двух табуретах в самой большой комнате, и внимательно слушали зачитываемое душеприказчиком покойного завещание. Лысоватый старик в скорбном черном фраке медленно диктовал последнюю волю усопшего, перечисляя, что из пожалованного достанется любимым племянникам, а что – двум молодым любовницам, присутствующим тут же в комнате, и явно не подозревавших о существовании друг друга ранее. Впрочем, никто не собирался кричать и выяснять отношения – люди подобрались исключительно воспитанные. Разве что единожды плеснула эмоция, когда решалась судьба двух квартир в столице, и на покойного зло посмотрел десяток пар глаз и две пары - признательных.
Ну а покойный – просто лежал в гробу, далекий от свар и земных пересудов. Его тело и лицо старательно привела в порядок похоронная служба, восстанавливая внешний вид после княжеской немилости – оттого смотрелся он просто глубоко уставшим человеком, впервые легшим спать раньше двух часов ночи.
Завещание было, наконец, зачитано. Присутствующие, не повышая голоса, выразили о нем свое мнение, обменялись визитками своих адвокатов и отбыли, оставив гроб в тягостной пустоте комнаты. За окном все еще валил снег.
Распорядитель похорон, нанятый кланом, на всякий случай ждал еще около часа, широко распахнув дверь квартиры. Но никто более не прибыл.
Короткая отмашка – и двое солидных грузчиков, переодетых по случаю в черные фраки, закрыли гроб, подбив ударами ладони вставленные в крышку гвозди, водрузили его на себя и деловито понесли на выход.
Внизу уже дожидался черный катафалк дорогостоящей иностранной марки и нанятый микроавтобус – на случай, если кто-то все же решит сказать последние слова над могилой. Желающих не нашлось – и вполне довольный этим событием водитель отбыл по своим делам. Клан уже заплатил ему за весь день, равно как и всем остальным.
- На Новодевичье, - распорядитель похорон проследил, как гроб по салазкам разместили в кузове и на всякий случай продублировал маршрут для водителя.
Тот равнодушно пожал плечами. Разве что с любопытством мазнул взглядом по крышке гроба – абы кого на закрытом кладбище не хоронили. И почти никого из тех великих людей – в одиночестве.
Процессия машин получилась крошечная – авто распорядителя, профессионально отрабатывающего оплаченный заказ, и машина с покойным.
Путь успокаивал, равномерный процесс разгона и торможения по заметаемой снегом дороге был привычен и рутинен, а скорбный груз где-то даже навевал философские мысли.
Тем неожиданней оказался придурок на внедорожнике, подрезавший катафалк на светофоре, не давая проследовать за головной машиной.
- Ты куда лезешь, идиот! – Чудом избежав столкновения, растерял водитель всякую меланхоличность и задумчивость, врезав кулаком по клаксону.
Светофор дважды мигнул зеленым и через желтый перешел в красный цвет, добавляя неприятных эмоций.
Да тут еще из водительской и пассажирской двери машины лихача вышли рослые мужчины восточной внешности, одетые в не по зимнему легкие ало-золотые одежды, и зашагали к водителю.
Тот резво рванул дверь и вышел тоже – идиоты могли повредить арендованную машину, а на улице разбираться проще. В сжатый кулак легла связка ключей.
И тут же отшатнулся, завидев в руках впереди идущего маленький топор с алой краской на лезвии.
«Только бы зеркало не срубил» - тоскливо пронеслась мысль, руки сами собой опустились, и водитель отшагнул в сторону, оборачиваясь в поисках помощи у притормозивших на светофоре машин.
Но соседи в потоке тоже видели топор, и рисковать не спешили.
- Эй, ты куда! – Все же грозно рявкнул водитель, стоило первому подошедшему открыть переднюю дверь машины и нагнуться к рулевой колонке.
Однако не успел он всерьез испугаться угона и уже от отчаяния напрыгнуть на неприятеля, как тот щелкнул кнопкой открывания багажника, выпрямился и в прежнем неспешном прошел ритме к концу длинной машины – вслед за вторым, что успел его опередить.
- Вы чего, мужики. Там же покойный.
- Вы чего! – Уже лепетал он, стоило одному из странных мужиков выдвинуть гроб.
Тот поддел щель в гробу лезвием, откинул крышку. Оглянулся на стоящего подле него господина, дождался короткого кивка.
Коротко рубанул топор.
Мимо остолбенело стоящего водителя прошел мужчина, удерживая в одной руке топор, а в другой – за волосы, голову мертвого человека.
Кровь давно спустили медики, но сам вид…
К слову, голову перед машиной аккуратно убрали в плотный черный пакет и с поклоном передали невооруженному пассажиру.
Глава клана Аймара вернулся на свое место в машине. С добычей, как оно и должно быть.
- Поехали. – распорядился он на английском, стоило бойцу клана устроиться за рулем.
Дождавшись, когда машина резко рванет с места, проносясь на ярко-красный под звуки клаксонов и визг чужих шин, а потом свернет на более спокойную улочку вечерней Москвы, Аймара Катари переложил пакет с головой бывшего советника князя Черниговского на колени сидевшего рядом переводчика.
- Это тебе. – Прокомментировал он оторопь и непонимание в глазах молодого белорусского специалиста.
Юноша сдуру заглянул внутрь и резко отшатнулся, чуть не отбросив пакет со всем его скорбным содержимым – но поймал взгляд Аймара и замер, испугавшись живого гораздо больше незнакомого ему мертвеца.
Как оно и должно быть.
- И ч-чо я должен с этим делать? – Переводчика от увиденного ощутимо затрясло.
Взгляд его уперся в потолочную обивку машины, но колени чувствовали ледяной холод, растекающийся от содержимого пакета по ногам. А руки так и вовсе свела судорога на сжатых у горловины пакета ладонях.
В ответ на панический вопрос последовал вполне спокойный и даже несколько недоуменный ответ - с ощутимым акцентом небольшого племени, оседлавшего все горы Южной Америки.
- Переводить.
Глава 6
Звук сообщения на телефоне резанул по нервам, в одно мгновение вырвав из объятий сна. Мало кто знал этот номер, и еще меньше из их числа стало бы беспокоить в момент первого за четыре дня отдыха. В темноте, созданной поздним вечером и задернутыми шторами, подсветка включившегося аппарата выделялась достаточно, чтобы не тратить время на поиски. Чуть большее время понадобилось, чтобы взгляд привык к яркости экрана и сфокусировался на тексте послания.
«Подо мной сломался стул. Что делать?». Артем.
Понимание написанного кое-как пробиралось через волну адреналина и разогнанного сердцебиения, проталкиваясь сквозь строй надуманных мной предположений с неловкой грацией медведя, познакомившегося с мебелями Большого театра.
«Не подавай виду» - Я сосредоточенно набил ответное послание.
«И, кажется, слегка продавливается пол ложи».
А вот уже это сообщение было наполнено легкой паникой, хотя черный на белом шрифт вряд ли мог передавать эмоции. Но у Артема с ненадежными конструкциями особые отношения – начиная от льда на реке, который после восьмого класса отказался его выдерживать, завершая иными постройками без капитальных фундаментов. Оттого, собственно, он и предпочитает селиться на первых этажах – во всяком случае, не высоко падать. Вот уж у кого действительно кость широкая.
«Постарайся лечь и распределить нагрузку».
Некоторое время подождал развития ситуации, но потом все же с силой выдохнул и отложил сотовый в сторону. Неприятностей не случилось – а это одна из самых счастливых новостей.
Обернулся на другую сторону широкой кровати. Ники рядом не было.
Наверное, с этим Веней. Делает ему МРТ.
Волна ревности поднялась из глубины души, подзуживая на агрессивные действия.
- Ты обещал рассказать, чем все закончится. – Тихо произнесли голосом Ники из темного угла комнаты, противоположного окну и постели.
Эмоции мигом унялись, сменившись толикой вины и признательности. А привыкший к полумраку взгляд выхватил силуэт девушки, сидящей в кресле.
Я молча потянулся за одеждой.
- Конечно, мы можем и дальше жить в больнице. Сойдем за пациентов, - последовал горький смешок. – Но как долго нам скрываться?
Дома ее ждала полиция, равно как и меня. Мачеха и сестра находились под охраной, но всякий раз задаваясь вопросом – а достаточно ли та надежна, чтобы противостоять возможностям имперского клана, Ника не могла не загонять себя в ловушку бесконечных сомнений и переживаний. И даже если защиты достаточно – то сколько им с нею жить?
Раньше она задавала эти вопросы себе. Сегодня не выдержала и спросила меня.
Вопросы и рассуждения продолжались все то время, пока я одевался. Иногда она срывались на обвинения, иногда сама выступала мне адвокатом, защищая, убеждая себя, что иначе быть не могло. Под конец винила во всем себя лично, запутавшись в причинах и следствиях. Все эмоции, до того скрывавшиеся в ней, сжатые самообладанием и волей до огромного напряжения, сейчас рванули во вне, обращенные в слова, тон голоса и тихий плач.
- Пойдем, - завершив одеваться, протянул я к ней открытую руку.
- Куда? – Тихо и бесцветно спросила Ника.
Еще немного – и что-то определенно надломилось бы внутри нее.
- Завершать. – Был я доброжелателен и уверен.
И мне поверили и не сорвались.
Суматоха, вызов машин, организация передвижения по городу, который в одночасье перестал быть дружелюбным и открытым, заняли около часа времени.
Но уже на исходе восьмого часа вечера мы стояли подле пустыря на Воскресенской улице – полкилометра в длину и полторы сотни метров в ширину ценнейшей земли в самом центре города, без единой постройки на ней.
За двадцать лет, прошедших со времен падения рода Борецких, пустырь успел разрастись кустарником, черные ветви которого выглядывали из-под снега. Более ничего не росло на мертвой земле.
Разве что рекламные баннеры вдоль дорог, сорняками возникающие на каждом незанятом пятачке столицы, пятнали своим присутствием усыпальницу и одно из последних напоминаний о великом роде Борецких, башня которых стояла тут – и была уничтожена, срыта до фундамента так, что ныне в ровном заснеженном рельефе не видно и напоминания о былом.
Рядом сжал ладони в кулаки Пашка – он тоже был тут. Нельзя, неуважительно не спросить хозяина и явиться на его территорию без спроса. Я это понимал, а вот владельцы рекламных конструкций и даже пара отчаянных людей, возведших на чужой земле гаражи – нет.
Пашка резко дернул ладонью, и порыв вечернего ветра резко взвыл до штормовых высот и обрушился на никем не званый самострой. В рев ветра вплелся стон металла и тревожное гудение бетонированой арматуры, шелест сметаемого снега и скрежет срываемых с места гаражей. То, что было рассчитано на борьбу со своенравной стихией, не справилось с волей человека – и рухнуло гнилыми деревьями, было сметено прочь с родовой земли.
Отчаянно засигналили с дороги; кто-то пораженно вскрикнул с пешеходных тротуаров от зрелища многотонных конструкций, убранных хозяином своих земель в сторону.
- Спасибо, что показал мне это. – Коротко кивнул мне Пашка, развернулся и злым шагом последовал к ожидавшим его машинам.
В одной из них ожидала его некая Го Дейю – и, как мне показалось, прибыл Пашка вовсе не посмотреть на пустырь Борецких и разрешить мне тут поиски. Скорее, он хотел кое-кого вернуть мне обратно – судя по страдальческой мине на его лице и толике скрытой обиды - словно у Артема, взявшего как-то на пару дней мою Брунгильду себе домой. И ведь каждый из них, в общем-то, не возражал по началу – скорее, наоборот... Но каждый узнал, что у кое-кого есть весьма суровый и непростой характер, который они изволят проявлять, когда меня нет рядом…
Во всяком случае, Пашка цел и не покусан.
- Куда сейчас? – Ежилась в куртке от недавнего ветра Ника, пряча ладони в рукава и глядя в темноту пустыря.
- Вниз. – Обозначил я направление.
- То есть, как – вниз?
- Надо копать. – Пожал я плечами.
- Опять копать! – Ворохнулось в девушке неожиданное и крайне агрессивное неприятие.
А взгляд, обращенный на меня, был весьма недобр.
- Не хочешь копать – не надо, - примирительно улыбнулся я. – Тогда копать буду я.
Сделал знак своей машине, тут же подъехавшей ближе, чтобы обеспечить доступ к багажнику.
Лопата там действительно была – добротная, с заточенной кромкой и эргономичным черенком.
- Недели за три справлюсь. – оценил я ее по весу и оглядел фронт работ.
- Хватит паясничать. – Буркнула Ника. – Что тебе от меня нужно?
- Да так, использую столичную фишку, - признался я. – Ничего не просить и ждать, пока мне сами захотят помочь.
- Я тут дольше живу, не выйдет. А еще холодно, - потопталась Ника с места на места.
- Хочешь, пальто свою дам? – Потянулся я к пуговицам.
- Говорю же – дольше, - хмыкнула она, отмахнувшись и, вроде как, перестав мерзнуть. – Говори, и мы обсудим, сколько это тебе будет стоить.
- Там, под слоем почвы, песок. – Сделал я паузу, чтобы девушка догадалась сама, а потом уже продолжил. – Было бы здорово, если бы его там не оказалось.
- «Пожалуйста».
- Пожалуйста, - вздохнул я.
- «Буду должен».
- Десять рублей за куб. И тут много кубов! Может, даже штрафы за сломанное метро оплатишь.
Хотя думал я вовсе не о торге. Равно, как полагаю, за легкой перебранкой прятала неуверенность в своем следующем шаге сама Ника.
Там, под землей, бывает много разного – забытого и того, что нужно было забыть. А когда речь заходит о месте, с падения которого начался обратный отсчет жизни целого клана…
Проблема в том, что у любой ценности есть хозяин. А все ценности Борецких принадлежали юноше в машине, что все еще стояла по другую сторону дороги.
- Там то, за что нам все простят? – Отвечая моим мыслям, Ника воровато оглянулась на кортеж с Борецким.
- Нет, - положил я лопату обратно, обернулся к девушке и добавил абсолютно честно. – Мы не станем оттуда ничего забирать. Кое-что оставлю я. Может, оставишь ты – тебе решать. И еще кое-что – для тех, кто приедет после того, как все начнется. – Посмотрел я на часы.
Ника внимательно всмотрелась в мое лицо, сделав какие-то выводы для себя, и коротко кивнула, принимая решение.
Обернулась через левое плечо к пустырю и замерла. Просто замерла – без напряжения и призыва силы воли, что отразились бы гримасой и суровым прищуром взгляда. Словно в самом деле на прогулке, подустав от долгого маршрута, отдыхала, глядя в сумеречную темноту пустыря, и прислушивалась к шорохам снега, основательно растревоженного Павлом. Будто еще пара секунд – и мы пойдем дальше, в сторону от мрачноватого места, которому совсем не место в залитой светом столице.
Но мы оставались на месте, уже вместе вслушиваясь в шорохи – будто в звуки волн, необоримо налетающих на берег, к нашим ногам, а потом и дальше – чтобы забрать до рассвета часть суши. В шорохи вплелся мягкий шелест – то снежинки закружились небольшим вихрем, поднимаясь и опадая вновь, создавая все шире и шире кольца из танцующего снега на ветру.
Покуда земля ощутимо не дрогнула, и в новосозданный вихрь не вплелись целые ленты бледно-желтого песка, резко взметнувшиеся сразу на несколько метров ввысь.
Кажется, рядом взвыла полицейская сирена – художества Пашки не остались не замеченными стражами порядка. Может быть, прибыли сразу несколько солидного вида машин – у рекламных баннеров были владельцы.
Но и наше, и внимание всех людей вокруг занимал стремительно растущий смерч, в котором от снега остались только редкие белые полоски – и шорох с шелестом, поглотивший все звуки вокруг.
Сложно сказать, через какое время последняя песчинка, лежавшая над уцелевшими катакомбами Борецких, поднялась от земли. Но в огромном столбе над нами отчего-то виделся силуэт необоримой клановой башни, сегодня напомнившей о себе всей Москве.
Песок рассыпался над городом где-то на высоте в несколько сотен метров, безопасно разлетевшись над значительной площадью. Хотя, если представить, что власть над песком можно получить обратно, а в тот миг он был буквально на всем в многокилометровом радиусе – то на вопросы безопасности стоит взглянуть совсем иначе…
Отряхнув ворот от налипшего песка, я расстегнул пальто и выудил пустой прямоугольник бумаги. Как-то не подобрал еще правильных слов…
Подошел к молчаливо стоящим возле патрульной машины представителям закона. Вежливо попросил ручку. А получив искомое, задумался вновь. Огляделся вокруг, отметив неуверенно перетаптывающихся господ – владельцев сломанных щитов, у которых наверняка был солидный блат и крыша в префектуре. Обернулся на Нику, что вновь дрожала в своей курточке – то ли все-таки от холода, то ли от вида черного провала в земле, что наверняка напомнил ей место собственного плена. Бросил взгляд на машину с Пашкой, род которого разорили и растоптали, скинув на него собственную вину и обернув в рабов.
Черкнул одну строчку и сложил листок два раза, закрепив клипом ручки.
- Скоро приедут те, кто уполномочен с этим разбираться. Передадите им. – Оставил я его полиции.
После чего вернулся к невесте, аккуратно обнял и держал так, пока в ней не утихла дрожь.
- Нам идти туда? – Глухо уточнила Ника.
- Они оставили лестницу. – Указал я на ближнюю к нам сторону провала. – До того, как все засыпать. Хорошую, каменную. Не беспокойся, я хорошо подготовился.
И подтверждая это, вернулся к багажнику и выудил плотно набитый туристический рюкзак, из горловины которого выглядывал скатанный в валик теплый плед.
- Вот, на случай, если похолодает. – продемонстрировал я и с деловым видом накинул лямку на плечо.
Содержимое рюкзака предательски звякнуло стеклом о стекло.
- Та-ак, - протянула Ника тем тоном, который обычно бывал у нашего учителя по химии при сходном рюкзаке, принесенном на его урок, и аналогичном звуке.
- Емкости, - попытался отмахнуться я и пройти мимо.
- Что там у тебя? – Заступила она дорогу.
- Припасы. Вон, смотри, там Пашка вышел с бизнесменами пообщаться.
У Пашки было действительно много вопросов, а те отчего-то напрасно не боялись юношу и не спешили убегать.
- Открывай.
- Спустимся – откроем. Там и фонарик есть.
Затем оценил степень упрямства и аккуратно положил рюкзак на землю, ослабив завязки.
Ника мигом присела рядом и заглянула внутрь.
- Две бутылки вина, - констатировала она и мрачно посмотрела на меня.
- Для обеззараживания проточной и талой воды. Рецепт еще с древнего Рима! Вдруг мы там застрянем. – Постарался быть я убедителен.
- Сыр, нарезанный. – Быстро перебирала она содержимое.
- С долгим сроком хранения.
- Шоколад.
- Высококалорийный продукт.
- Свечи.
- Это для определения угарного газа в тоннелях и шахтах. Потухнет свеча – дышать нельзя. – Бодро отвечал я.
- Канделябр.
- Оружие ближнего боя.
- Спальный мешок. Один.
- Первый спит, второй – дежурит.
- Так, мы туда зачем вообще идем, а? – Смотрела на меня невеста с подозрением.
- Мне просто надо сказать тебе очень и очень важные слова, - смутившись, отвел я взгляд. – Вот я и подготовился.
Ника тоже смутилась.
- Ладно, послушаем твои слова, - встав, отвернулась она от рюкзака и последовала к границы тьмы провала.
Я же накинул рюкзак на плечи и бодро проследовал за ней.
Надеюсь, она не убьет меня сразу, и продуктов будет достаточно, пока меня не откопают.
***
Иные люди редко понимают просто слова. Многие готовы принимать всерьез только те из них, что написаны на бланках с гербовой печатью. Часть – только из уст высоких чинов с большими погонами. Хотя, в общем-то, большинству достаточно тембра голоса и серьезности вида собеседника.
У Борецкого Павла пока был только тембр, хмурый взгляд и седина в волосах – что не совсем хватало при беседе с людьми многажды старше. Еще за его плечами находился кортеж из трех машин с охраной, но последним делом стоило указывать на него – он говорил не от лица денег и той структуры, что выделила ему транспорт с охраной. Он говорил от себя лично, и стоило приучать иных господ прислушиваться к спокойному голосу, не перебивать и даже в мыслях не держать мысль ему перечить.
Если бы его этому учили с детства, вряд ли бы возникли сложности. Но быть просто счастливым ребенком до четырнадцати лет, а после – в услужении легкомысленного принца Черниговских, это не лучшая школа управления и власти.
Кое-что удалось подглядеть у княжны Борецкой. Кое что, к своему удивлению, Павел смог перенять у гостившей у него неполные сутки Го Дейю.
Девушка, умеющая добиваться подчинения, вводить в ступор, вызвать опаску, страх и еще десяток эмоций у слуг особняка всего лишь улыбками – коих у китаянки было побольше, чем наберется смыслов в словах «да» и «нет», была достойна того, чтобы у нее поучиться. Хотя он бы предпочел, чтобы улыбки вызывали теплоту и радость – хотя бы у него самого…
Но гостья была раздражена, скрывая за явно защитной эмоцией оторопь и смятение. К ней ехали родственники – и Паша успел выяснить, что ждать от этого ей не приходилось ничего хорошего. Там, где хоронят людей при жизни, скорее постараются сделать так, чтобы родовые книги соответствовали реальности, чем будут воскрешать одну из многих богатого, но слишком многочисленного рода Го.
Он осторожно предлагал ей остаться – просто вспоминая себя прежнего, от которого отвернулись все. Но та шипела дикой кошкой и уходила сидеть на другой диван.
В конце концов, Пашка отчаялся и всерьез задумал вернуть ее к Максиму. Не отказываясь от нее, вовсе нет – пусть вспомнит, что такое настоящее зло и поймет, что у Борецких ей будет лучше. Во всяком случае, он был бы рад поучиться у нее новым улыбкам – например как та, что заставила уняться амбициям деловых, отчего-то сходу решивших навешивать на него долги и проценты за порушенное и уничтоженное. Люди, посмевшие тронуть землю его рода, довольно быстро сообразили, что их сейчас будут немного калечить, а возможно – легонько убивать. Оттого ушли на своих ногах, целыми и невредимыми – ожидать с утра стряпчих клана, которые примут откупные и уточнят у них, кто позволил самоуправство. Не княжичу же этим заниматься.
В общем, в машину Павел вернулся самую малость повеселевшим. После чего тут же погрустнел, отметив равнодушно смотрящую в окно Го Дейю.
- Максим ушел вниз, - отчего-то произнес он то, что та наверняка видела.
Дейю слегка дернула плечиком.
- Не интересно, что там, внутри? – попытался княжич расшевелить гостью.
- Ничего. Там ничего нет. – Вызвав у него невероятное удивление, правильно предположила она.
Или знала наверняка?
- Но откуда? – Все же вырвалось у Пашки.
- Вино в рюкзаке. Сыр, шоколад, свечи. – произнесла та подслушанное по губам.
- Свидание? – Заинтересовался Борецкий. – Неожиданное место.
- Признание, - покачала та головой.
- В любви? – Радуясь самому факту беседы с вечно молчаливой китаянкой, задавал все новые вопросы юноша.
- Нет. – Огорошила та.
А в миг, когда Пашка, не дождавшись продолжения, уже хотел рискнуть задать новый уточняющий вопрос, ситуация изменилась.
Вернее, для начала изменения пришли в тишину и спокойствие пространства над разрытым пустырем.
- Вот козлина! Вот урод, а! – Разъярённым рыком доносилось из провала, в котором без труда угадывался голос Еремеевой Ники. – Подлец! Паскуда! Негодяй!
А затем показалась и сама девушка, не прекращающая бранный поток – в том его размере, что прилично для девушки из высшего света.
Замерев на мгновение, девушка резко дернула обеими руками, и в воздухе раздался злой и резкий шелест – то песок, рассыпанный по близлежащим кварталам, несся на призыв хозяйки.
Причем, гораздо быстрее, чем был поднят и раскидан до этого. И стоило ему оказаться подле Еремеевой – он резко срывался в провал, вновь заполняя его.
- Это что с ней? – Пораженно спросил Пашка.
- Это Максим признался, что ее с самого начала должны были похитить. – Спокойно произнесла Го Дейю.
- То есть, как это так? Она же его невеста.
- Ну, он же ее спас, - поудобней расположилась китаянка. – Как и было запланировано.
- Если решите откопать – скажите ему, что между нами все кончено! – Бросив дело на полпути, всплеснула руками Ника и широкими шагами ринулась от пустыря по улице.
- Понятно, почему она в бешенстве.
- Ясное дело, почему в бешенстве, - вроде как поддакнула Го Дейю. – Столько ждать первого поцелуя, а Максим все испортил.
- То есть, первого поцелуя?
- Они максимум за руку держались, - отмахнулась та. – Представляешь, какая она злая? Столько морально готовиться, а тут этот – с планами. – раздраженно завершила Дейю. – У него на все планы.
- Но сейчас он жестко промахнулся, - не согласился Пашка, глядя в спину уходящей Еремеевой.
- Сейчас она вспомнит, что выкуп придется вернуть. – Покачала Го головой.
- Пф-ф.
- Ты хоть знаешь, сколько там копать? – Вскинулась возмущенно китаянка и невольно взглянула на ладошки, на которых еще проступали мозоли.
Нет, понятное дело, что девушки любят ругаться, а еще сильнее – мириться. Но если всякий раз для этого надо будет выкапывать, а потом закапывать шесть КАМАЗов денег…
– В общем, я бы сразу мирилась.
А Еремеева резко остановилась, развернулась и зашагала обратно.
- Постойте, я не договорила! – Рявкнула она.
И с новым жестом руки вся груда песка рванула лентой из пустыря.
Девушка же вновь зашагала вниз по лестнику.
- Вот. – Констатировала Го Дейю. – У него все просчитано.
- Не такой уж он идеальный, - недовольно поерзал на своем месте Пашка. – А злая невеста – это то еще наказание.
- Невесты умеют прощать, - скептически произнесла та.
- Ты еще и все вино выпил?! – Громовым ревом донеслось из провала. – За что мне это?!
А Пашка с довольным видом скрестил руки на груди.
Впрочем, был он в таком состоянии до того момента, как из темноты лестницы выбралась Ника, устало выволакивающая на себе нестойко стоящее тело явно нетрезвого Максима, рука которого была закинута ей за шею для удобства и устойчивости.
- Я же тебя люблю! – Искренне лепетал тот. – Я же переживал!
- Алкашня! – Бухтела Ника, смущенно озираясь по сторонам.
- Вот. – Вновь повторила Дейю.
И эта вера начала тихонечко раздражать Пашку. Хотя бы потому, что верили не в него. Максима, понятно, он и сам уважал безмерно – но показное равнодушие к себе царапало душу.
- Обрати внимание – он абсолютно трезв. – Подсказала китаянка.
- Да ну? – Мрачно прокомментировал нестойкую походку друга Пашка.
- Вино вылил на пальто и ворот, на рубашку. А глаза трезвые, я же вижу. Все спланировал. – А затем помолчала и добавила с сочным акцентом. – Подлец.
Вновь возвращаясь к прежнему мрачному ожиданию родни.
- Нельзя спланировать все. – Болезненно отреагировал Борецкий на изменение характера спутницы и постарался ее переубедить. – Один твой комментарий, и Ника все про него поймет.
- Ты в самом деле станешь вредить Максиму?
- Нет, но…
- Значит, тебя тоже просчитали.
- Хорошо. Я сейчас выйду и приглашу их в гости. Просто приглашу, но это уже изменит их планы на вечер.
- Попробуй. – Отмахнулась та.
Паша пожал плечами и вышел из машины.
- Ваше сиятельство, - мигом обратились к нему от машины с полицией, а на встречу уже бежал ранее примеченный городовой. – Вы не могли бы уточнить личности этих господ? – Указали ему на Нику с Максимом.
- Подойдите и спросите у них сами.
Полицейский вновь глянул в сторону молодой пары, садящейся в машину, затем на провал в земле, затем с сомнением на молодую пару и вновь с надеждой обратился к княжичу.
- Ваше сиятельство, окажите милость. Будьте так добры, вы же их знаете?
Паша набрал воздуха в легкие, отметил, что машина Максима из-за заминки уже уехала, вздохнул и кивнул городовому. Он действительно их знал. Возможно, одного из них - не так хорошо, как думал раньше.
Потратив несколько минут, княжич сел в машину и резко захлопнул дверь.
Рядом с пониманием и снисходительной иронией хмыкнул мелодичный голос.
- А я ему в детстве в нос дал. – Отчего то ворчливо произнес Пашка.
- Кому? – Недоверчиво уточнила Го Дейю.
- Максиму. Ну, при первом знакомстве.
- Да? – С удивлением спросила девушка.
- Да. Нет, мне тоже, конечно, досталось. – Добавил он для справедливости.
- А как это было? – Подалась она поближе, пересев на пару сантиметров и с волнением заглянула в Пашки в глаза.
- До крови, аж костяшки сбил.
Го Дейю, казалось, даже задышала глубже и быстрее, а в глазах, что ныне смотрели снизу вверх, сияло почтение и неподдельный интерес.
- А если в деталях? Нет-нет, подожди, - остановила она его жестом. – Дома! Я приготовлю вкусную еду, мы откроем вино, и ты мне все-все расскажешь.
Пашка с важным видом кивнул и приказал водителю возвращаться в поместье. Разумеется, он не требовал это сделать как можно быстрее или срочно.
Наоборот – подойдет самая неспешная дорога.
Потому что предстояло придумать, как развернуть минутный боевой контакт в эпохальную битву. А проигрыш – в достойное легенд примирение.
Э-нет, торопиться не надо.
