Глава 13.2
Ритмичный стук колес о стыки рельс, всполохи фонарей за занавесками в чуть покачивающемся составе и предвечерний сумрак чужой страны.
Старейшина рода Го помнил многие тысячи километров таких дорог за свою жизнь, и далеко не всегда его путь проходил в люксовом вагоне. Большую часть времени эта была стылая железная коробка с деревянными скамейками, везущая клановое мясо из одной войны в другую. В те времена у Го Юнксу не было ничего, кроме сержантских нашивок и юношеского гонора.
Денег не было и у семьи, собиравшей богатое приданное для старшей дочери – что, в общем-то, и определило карьеру юноши. Еще и его высшее образование родители себе позволить не могли.
Зато самое ближайшее будущее сулило быстрый карьерный рост, а если с замужеством сестры все сложится, то взлет мог состояться с огромной скоростью – вплоть до коменданта форта где-нибудь в безопасной глубинке, с личными деревеньками и угодьями, приданными форту на кормление. К заманчивой перспективе в фантазиях юноши прилагался образ солидного полковничьего мундира с наградным оружием и орденом «Двойного дракона» – Го Юнксу, как и всякий юноша в его возрасте, был тщеславен и желал видеть в собственном успехе не только протекцию, но и результат собственного героизма по защите клана от внешнего врага.
По счастью, мечты о подвигах быстро выветрились – сложно соответствовать собственным идеалам, когда живот выворачивает от запаха сожженного мяса, а во врагах чернь с дрекольем, вставшая на защиту господина. Следом сломались идеалы, когда он осознал, что их привезли ограбить провинцию мелкого феодала, затянувшего с оплатой подати.
С карьерой же не ладилось вовсе. То ли семья его забыла, то ли влияло огромное количество более влиятельных отпрысков старших ветвей клана Го, которым приходилось уступать дорогу – пусть он и не видел никого из них в холодных вагонах рядом с собой, но первый офицерский чин не пришел и по истечению второго года службы.
Осторожные же расспросы родителей через письма завершились отцовским напутствием служить клану храбро и стойко. Тогда его обязательно заметят и приблизят к себе.
Небольшая передышка в боевых действиях, первая боевая награда с денежной премией и правом на краткосрочный отпуск вместе с визитом домой прочистили мозги окончательно. Да, семья пристроила сестру за важного чиновника из канцелярии старшей семьи Го. Да, в семье появились деньги и влияние. Но в семье никуда не делись еще четверо детей, которым надо было устроить судьбу – старших, с высшим образованием и куда более перспективных. Пятому же предложено строить карьеру по заветам предков. Возможно, они подразумевали те заветы, что преподают в университетах, в которые он не попал. Зато юноша знал другие – из тяжелых талмудов, что ставили ему на голову, чтобы выработать осанку. Тайком снимать их было можно, а вот просто держать в руках - скучно.
И Го Юнксу стал строить. Для начала – сколотил из своего отряда банду, и на следующем рейде в непокорную область слегка задержался после отъезда чиновника из клана, забравшего с собой награбленное. После чего разграбил область еще раз. Как идут дети по полю за комбайном, собирая несобранные зернышки и колоски – так и они выпотрошили все деньги из покоренных деревенек. Вышло изрядно – в разы больше собственного жалования.
И вышло еще изрядней, когда в следующую короткую войну они не стали усердствовать с грабежом, выдав чиновнику чуть больше той суммы, что местный господин «задолжал». Клан остался доволен – и Го Юнксу тоже.
Хотя молодость и еще оставшееся в нем благородство чуть не привели его на виселицу – желание раздать первые солидные деньги подчиненным обернулось их пьяным загулом, похвальбой перед легкодоступными женщинами и сожжённой до тла харчевней с самыми говорливыми. Разумеется, кроме них внутри кабака были и другие люди – но Го Юнксу, что стоял на улице перед пылающим зданием, не сильно переживал за их судьбу. По сравнению со своей собственной жизнью, что могла встать под угрозу из-за воровства у клана, это была недостойная внимания мелочь. Рядом с ним стоял заместитель – что и привел его сюда, сообщив о пьяных трепачах. Позже он же даст показания о случайном возгорании в этой недостойной постройке из дерева и разврата, что вспыхнула как свеча – и если бы не его командир, что проходил мимо и лично вытащил из огня на себе…
Им не поверили, но Го Юнксу в первый раз в жизни дал взятку. Взамен получил благодарность, еще одну медаль и отпуск – быстро, без проволочек и войны насмерть под непрекращающимся ливнем. С тех пор карьера Го Юнксу действительно пошла в гору.
Хотя, в сущности, ничего не изменилось. Он как и раньше грабил ради клана. Немного грабил ради себя - но стоило начать грабить и для вышестоящих чинов, как те стали проявлять истинно отеческое участие. Например, убрали из нищих и опасных областей в более сухие и теплые – попутно объяснив молодому, что никакого офицерского чина ему не видать с такими потерями, и ему бы поберечь отряд.
Беречь людей в сытых деревеньках, где при появлении врага все рутинно угоняли скотину в ближайшую чащобу и уходили сами – а не резались насмерть за кривую глиняную посуду, оказалось не так и сложно. За два месяца Го Юнксу скакнул в лейтенанты – щедро отдарившись за добрые советы.
Под руку пришло пополнение – теперь он решал, какому отряду пойти в самоубийственную атаку, а кому остаться выжидать. Сам отдавал приказы и следил за исполнением. И сам убирал ненадежных под пули врага и трибунал, формируя небольшую армию, верную только ему.
Еще у него были деньги, чтобы купить своим людям лучшее снаряжение и медицину. И другие деньги – чтобы платить семьям своих бойцов пансион и гробовые. И деньги третьи – чтобы совершенствоваться самому, выкупая дорогие техники Силы. Только вагоны все еще оставались холодными, а расстояния в них – огромными, под стать области влияния клана Го.
Но там, где бежали одни, отряд лейтенанта Го Юнксу добивался успеха – наводя ужас и богатея. Его ставили в пример и произносили имя в высоких кабинетах, игнорировали доносы на его имя, награждали и бросали в новый бой.
Разумеется, за это не оскудевал поток благодарностей к начальству – звонкий, цвета серебра, оттертого от крови.
К моменту получения звания майора, тридцатилетний Го Юнксу осознал, что нужен своим покровителям куда сильнее, чем они – ему. Там, в высшей клановой иерархии, богатой и влиятельной, интригующей и сражающейся за лакомые должности, отчаянно нуждались в деньгах. Доходы от поместий физически не могли перекрыть даже средних размеров интригу, не говоря о поддержке подобающей положению роскошной жизни. Кто-то закладывал земли и ставил все на кон в рисковой политической игре – и мог уйти на эшафот нищим. Кто-то брал деньги у дипломатов других кланов, обещая решить их проблемы – и мог быть утопленным с клеймом предателя. А у кого-то был Го Юнксу, что способен выставить с удачного набега до сотни килограмм серебра монетами и украшениями.
Там, наверху, отчаянно в нем нуждались – даже строили далеко идущие планы, основываясь на его существовании и доходов, из него проистекающих; затевали интриги и обещали щедрые подарки. Пожалуй, исчезни Го Юнксу, и кое-кому придется бежать из страны, а иным готовиться ко встрече с палачом.
А раз так, то совершенно дикое и невозможное требование доступа к секретным техникам семьи покровителя и устройство личного обучения преподавателем в ранге «мастер», в какой-то момент были тихо и буднично удовлетворены.
Возможно, кто-то на его месте возжелал бы поместья, оформленного на его имя. Или даже замахнулся на родство с покровителем, попросив выдать за него внучку. К мечтам о спокойной старости ведут много путей.
Но самым верным способом дожить до преклонных лет Го Юнксу полагал личную силу. В будущем она спасет его в ходе нескольких покушений, направленных скорее не против него, но во вред покровителям. Она пригодится, когда его сошлют к границам Тибета. И она же придаст веса своим звучным рангом, когда полковник Юнксу напомнит всем, что он тоже из правящей семьи, и лично войдет во дворец клана Го – говорить со старейшинами о гибельной и порочной практике разграбления покоренных областей, что ведет к вымиранию и недоборам в последующие годы. В качестве примеров он приведет своих конкурентов, занятых тем же самым, что и он сам. Го Юнксу будет убедителен, аргументиря цифрами и копиями рапортов, убранных под сукно в свои годы, а также прямо назовет поместья и роскошные дома, которые можно изъять у проворовавшихся полковников. В конце концов, он недвусмысленно намекнет на их покровителей, которые так же владеют поместьями и роскошными домами – сетуя на то, как клан сам пожирает себя.
Го Юнксу не был идеалистом. Просто он отлично понимал, что старейшинам тоже нужно серебро – и гораздо больше, чем можно себе представить. Их интриги перекрывали целый континент, спеша обнять планету – суммы затрат выходили чудовищными. А вот если изъять десяток-другой поместий, почистить клановую элиту, перераспределить финансовые потоки – то выходило чуть легче.
На этом фоне Го Юнксу, пообещавший повысить собираемость сборов на границе, если ему будет дарована честь этим заняться, зашел, как герой - под общее одобрение.
Кого-то казнили, кто-то откупился от старейшин, затаив на новоиспеченного генерала зло. Но показателем все равно стало то, что мудрый покровитель впервые пришел к Го Юнксу с богатым подарком и говорил, как с равным.
Жизнь на вечно расширяющихся границах княжества не стала легче – но деньги теперь шли прямо к старейшинам, и те полагали назначение весьма успешным.
К седьмому десятку лет Го Юнксу войдет в их круг, купив место безвременно ушедшего предшественника. Для циничного старика, окончательно уверившегося, что все в мире имеет цену – от куска хлеба и неприступной красавицы, до высшего кланового поста, это станет моментом, когда он сможет выдохнуть и вписать свое имя в те хроники, которые некогда прочитал.
Потом к нему придет старая ведьма, ведавшая женским дворцом Го, и довольно подробно растолкует, что они не бандиты, а все-таки семья. У них есть принципы и высшая цель, есть вера и служение. И если об этом забыть – можно не проснуться следующим утром. Слова иногда весьма убедительны, если произнесены, когда толстая спица почти вогнана в сердце, Силу не чувствуешь, а беседу предлагают строить, моргая – один раз «согласен», два раза «желаю умереть». Го Юнксу согласится со всем и предложит ей денег – а она не возьмет, чем вгонит в шок и трепет куда больший, чем при угрозе собственной жизни.
От некоторых планов по захвату власти придется временно отказаться; некие узлы – распустить; кое-каких должников – великодушно простить; а вот до природы и сути одной старухи – докопаться, чего бы это не стоило. Хотя денег в этом случае отчаянно не хватало – потому что говорить приходилось с другими старейшинами. Денег вообще ни на что не хватало категорически – и те денежные реки, что шли снизу вверх клановой иерархии, ныне доставаясь ему, на самой вершине казались жалкими пересохшими ручейками. Куда больше можно было получить за помощь кому-нибудь из главной семьи, вечно делящих огромные клановые территории. Или же от соседних Ванов, которые смиренно просили оказать влияние на главную семью. Отдельной статьей шли просьбы других старейшин – там, кроме денег, можно было смело просить ответную услугу – если те сами изначально не предлагают достойный обмен.
Так что не только из-за денег Го Юнксу помог спровадить юродивую Го Дейю новому хозяину. Ему пообещали приоткрыть завесу тайны над старой ведьмой, след спицы которой не желал заживать на груди.
Сделка, на первый и второй взгляд, выглядела выгодно и не имела подводных камней – обратившегося к нему старейшину тоже использовали в темную. Главная семья клана что-то крутила со старым долгом, пытаясь заплатить князю Вииду неликвидной кровью – но отдавая даже дурочку, отравленную бессердечными родственницами, стоит помнить о гневе его отца и затаенной ненависти матери. Принять на себя удар и первым взять слово о правильности этого шага – довольно опасная роль. Но Го Юнксу осознавал, что это как раз тот случай, что не согласись он – деньги заберет кто-то еще. А тайна старухи в очередной раз пройдет мимо него.
С тайной, надо сказать, не обманули – та стала гораздо ближе. Она явилась к нему сама.
Явилась и до рассвета смачно описывала его тупоумие и ничтожность, жалкие попытки мыслить, оставаясь земляным червем в навозной куче. Подсчитывала количество раз, когда Го Юнксу в детстве роняли башкой о камни. Проходилась по его родовой книге, всякий раз отыскивая там не благородных Го, а помесь бабуина и лающего шакала, безмозглой медузы и... И всякий раз Го Юнксу было желательно согласно моргать ресницами – потому что спица, казалось, уже почти касалась сердца своей иглой.
Из-за тупизны некоего старейшины древнему врагу клана досталась гений в ранге «учитель», введенный во все тайны семьи. За одно это она желала ему кое-что отрезать, чтобы тонкий голос всякий раз напоминал ему о собственной тупости, когда он решит вновь открыть свой рот.
Пожалуй, он проклинал бы ту ночь, если бы не похороны на утро другого старейшины, что принес ему деньги и обещание тайны за помощь. Говорят, возраст и сердце – только гроб на погребальном костре был отчего-то закрытый.
Две недели спустя его настойчиво пригласили попутешествовать в Москву – в компании известной ему старухи и пары ее воспитанниц. Рекомендовали придумать те слова, из-за которых некая Го Дейю пожелает вернуться.
Первый вариант с текстом «быстро в машину» был забракован. Говорят – дева горда и злопамятна. И самое страшное – она больше не часть семьи, и может взять и уйти.
Но секреты семьи не могут вот так взять и обрести свободу. В этот момент стоит вспомнить, что дева в ранге «учителя» - и многозначительное «официально» от старухи перед произнесением ранга. Значит, нужен кто-то, кто способен заблокировать небо по праву старшинства и силы, чтобы дева не наделала глупостей. Го Юнксу был таковым, как и все старейшины в семье – не одни только деньги привели его на нынешний пост.
Поэтому за окном была чужая страна, а в сердце – раздражение.
Хотя последнему больше виною суета с пересадкой с самолета на поезд, запахи свежей краски и какие-то дикие порядки на железной дороге. Оставалось полторы сотни километров до Москвы, как их два вагона отстегнули на станции и деловито стали пристыковывать к товарному составу.
На логичное и раздраженное предложение объясниться, высказанное охраной делегации Го, им продемонстрировали железнодорожную накладную с красными печатями, по которым их действительно должны были зацепить к другому локомотиву. Угрозы страшными карами, поднятый до крика голос и ломанный русский язык не привели ни к чему – потому что у охраны не было другой накладной. Тогда старейшина вышел из поезда сам, написал повеление от руки и припечатал личной печатью. Печать была сине-зеленой, а не красной, на что ему деловито указали. Тут принимали только красные, железнодорожные. Да и вообще их уверили, что нервничать совершенно не нужно – этот состав тоже едет в Москву, на Казанский вокзал.
Ну да, соседство будет не самое лучшее – открытые платформы с бесформенным грузом, накрытым тентом, да и вагона-ресторана нет. Но это ведь всего на пару часов – выяснять и ругаться затянется на гораздо больший срок, ведь товарняк придется отпустить, а следующий пассажирский надо согласовывать. Тем более, в накладной действительно их номера вагонов, а на локомотиве – правильные цифры из накладной. В конце концов, вон там стоят такси… Пока они спорили, позади них прицепили еще пару платформ, и ситуация стала патовой.
Если исключить тот факт, что грузовой состав был обязан пропустить все пассажирские на своем пути, путешествие вышло спокойным – хотя некая провокация чувствовалась в воздухе. Картины пригородов большого города вызвали сдержанный интерес, а ближе к пункту назначения старейшина уже вовсю принялся переодеваться в парадно-боевое облачение. И то ли вместе с ним – то ли само по себе, отчего-то в сердце старика росло напряжение.
Словно действительно ждет его впереди серьезный бой. Или то простая тревожность, нашедшая на него еще после сцепки с товарняком, подкрепленная знакомым нарядом? Давно он не дрался, вот и все – высокое положение обязывает передать войну молодым. Самоуспокоение сработало, но маетное ощущение все равно замерло где-то в предсердии.
На секунду показалась мрачная и бледноватая старуха, уведомив о завершении пути. Только вот перрон Казанского вокзал так и не появился за окном – локомотив уверенно шагнул по ветке севернее, забирая в промзону.
Где и встал, в тупике – позади железобетонная стена с пущенной поверх колючей проволокой; впереди пустырь и убитая тяжелой техникой дорога, вдоль которой стоят бетономешалки; целые горы щебня справа вдоль путей, обшарпанный низкий корпус из кирпича и не работающий по вечернему времени бетонный завод слева.
Серо-светлое небо давало достаточно света, чтобы не зажигать фонари на столбах, но вид выходил угрюмый и тревожный.
А еще их ждали – или отслеживали путь. Через короткое время, занятое разговорами в салоне, как теперь быть и каким образом им добираться до пассажирского вокзала, из-за поворота дороги послышались басовитый рокот множества моторов.
Машины вкатывались на площадку перед вагонами неторопливо, перебираясь через ухабы и разрытую до слякоти колею. Один за другим – белые тяжелые внедорожники с гербом вместо номера и наглухо тонированными стеклами. Две машины заперли дорогу справа и слева, перегородив собой. Еще три джипа остались слепить светом фар вагоны, пока кто-то не приказал погасить свет.
- Нам пора, - бесстрастно произнесла неведомо как подкравшаяся старуха, и старейшина направился к выходу из вагона.
Го Юнксу вышагнул под чужое небо, сделал несколько шагов вперед, игнорируя встречающих повернулся к заходящему солнцу и втянул пыльный и сухой воздух промзоны. Привычно потянулся к небу – и нервы дернуло отзвуком битвы: то ли творимой, то ли которой еще предстоит произойти. Местное небо было неспокойно, оно уже меняло хозяев – совсем недавно. Но сейчас оно не принадлежало никому – словно поднятый вихрем лист, что успокаивался, опадая. Однако вихрь можно поднять и вновь. Старейшина вальяжно повернулся к джипам, отметив за своей спиной ведьму с двумя воспитанницами.
Хлопнули двери внедорожников, выпуская под прохладу осени охрану в серых пиджаках, деловито распределившую секторы наблюдения.
Через короткое время пришло время пассажирских дверей большой центральной машины. Первой выбрался юноша на середине третьего десятка лет – слегка вальяжный, словно сытый лев, в сером длиннополом пальто и туфлях, с тщательно убранными в прическу длинными волосами. Вслед за ним, из его же двери на улицу выбралась хрупкая девушка в шубке из белого меха до коленок, в меховой же шапке и миловидных ботиночках. Го Дейю старейшина распознал без труда.
Что это? Они захватили Дейю и собираются ей торговать? Раздражение старейшины никак не проявилось на лице – но сама мысль, что между ним и целью стоят деньги, которые придется платить…
Тем удивительнее было свободное движение девушки вперед, к ним на встречу – вернее, та совершила короткий шажок и чуть было не наступила на месиво, в которое обратилась давно не ремонтированная дорога. Короткого мига задумчивости на лице девушки хватило, чтобы спохватившийся охранник позади машины открыл багажник и вышагнул вперед с огромной кипой меховых накидок. Чтобы бросить первую из них прямо в грязь, под ноги девушки.
Брови старейшины поползли вверх от изумления. Особенно после того, как Дейю даже не обратила на это внимание, и просто шагнула по ней вперед. Новая накидка упала в грязь – и новый шаг навстречу пребывающим в замешательстве гостям из поднебесной.
Так она пленница или кто? Старейшина с искренним любопытством оглядывал людей возле машины. Впрочем, цели это не меняет.
- Эта недостойная Дейю спешит передать желание ее супруга, княжича Борецкого Павла, говорить с вами, - смиренно потупившись, не спеша произнесла Дейю, завершив слова поклоном вежливости.
Го Юнксу как-то обескураженно посмотрел на старую ведьму. А та отчего-то блеснула гордостью и торжеством в глазах.
- Скажи ему, я готов слушать. – Ответил старейшина.
Дейю отразила вежливую улыбку и вернулась обратно, что-то шепнув юноше.
В этот раз по мехам двигался парень – с ленцой, искоса поглядывая на поезд, на котором прибыли Го.
Старейшина тоже украдкой его оглядел. И от злости чуть зубы не сцепил.
Вагоны были грязными – под слоем дорожной пыли герба почти не было видно. Слева и справа – мрачные бесформенные конструкции на платформах товарняка, разящие машинным маслом. И это все на фоне идеально белой чистоты внедорожников. Словно добивая его, со стороны головного вагона послышалось отчетливое овечье блеяние.
Впрочем, одеяния его, достойные старейшины великого клана, все равно подчеркивали статус. И прикрывали длинной полой ботинки, увязшие то ли в глине, то ли в еще какой-то земле.
Юноша остановился за пару шагов, и словно сомневаясь, посмотрел сначала на старейшину, затем на ведьму за его спиной. На его счастье, говорить он начал все-таки с мужчиной.
- Моя супруга сказала, что стоит предложить вам трансграничную перевозку по Амуру. Доставка на наш берег реки в указанную вами точку за шестьдесят процентов от оценочной стоимости товара.
- Зачем нам груз на твоем берегу? – Хмыкнул старейшина.
- Если он вам не нужен, я предлагаю перевезти его обратно в Поднебесную за шестьдесят процентов от оценочной стоимости товара. – Не смутился юноша. - Доставка в ваши воды, дальнейшая судьба груза меня не интересует.
- Это высокая ставка за контрабанду. В степях Назар Бая берут половину цены. – Примерялся Го Юнксу к тому, как будет всех убивать.
Потому что вряд ли та, что зовется супругой, вдруг добровольно захочет вернуться домой.
- Если вам интересно искать груз с разворованных фур по кочевым поселениям, это ваш выбор. – Уважительно кивнул княжич. – Я слышал, особая беда с высокотехнологичным оборудованием. Ящиками топят костры, а железо сдают на металлолом.
- На дне реки вообще ничего не найти. – Сухо отбрил старейшина.
- Если заниматься контрабандой – верно. Я же предлагаю вам легальную перевозку.
- Я знаю ставки таможни, уважаемый. – Хмыкнул Го Юнксу.
- Мне они тоже известны, уважаемый. Мой род владеет правом беспошлинной перевозки по всем рекам Империи.
- Я не слышал о таком. – Запнулся Го Юнксу в своих планах, услышав интересное.
- Мир огромен, - вежливо улыбнулся юноша. – Интересное может быть в паре шагов от нас.
- Раз так, то шестьдесят процентов – это слишком много, - поневоле заинтересовался старейшина. – Где же мне найти шестьдесят процентов от Поднебесной, если я захочу ее перевезти на твой берег?
- Вряд ли другие люди на моем берегу будут просто стоять и смотреть, - посетовал Борецкий. – Понадобится хорошая охрана, чтобы перевезти Поднебесную в целости и сохранности.
- Тогда заплати мне. Мы защищаем ее тысячелетиями.
- Не сомневаюсь в доблести ваших воинов. Полагаю, на эти шестьдесят процентов будет разумно нанять именно ваших людей.
У старейшины пересохло горло. Ему недвусмысленно предлагали войти в долю весьма интересного предприятия. По сути, оседлать новое начинание клановой деятельности, завернув на себя солидный финансовый поток – охрана нужна будет на каждый корабль. Даже этого мальчишку – и то придется на всякий случай охранять. И не важно, что он чужак… - Взгляд метнулся в сторону Дейю. - Демоны, а ведь, выходит, и не совсем чужак….
- Это обойдется недешево. – Подобрался старейшина. – Возможно, тебе придется даже доплатить.
- Тогда мне стоит поднять процент, полагаю. Так, чтобы хватило нам обоим.
Го Юнксу задумчиво кивнул.
- Нам стоит подумать об этом в удобное время. А сейчас я желал бы поговорить с Дейю… Если разрешишь.
Старуха слышала их разговор. И если не спятила окончательно – то обязана слегка сместить приоритеты. Демоны, пусть тащит Дейю обратно в клан, но вместе с этим парнем!
Во всяком случае, глянул он на нее весьма убедительно и со значением.
Если ведьма хочет блага для клана – вот оно перед ней. Деньги бы ей предложил – да не берет, зараза…
Дейю решила подойти – оставив княжича дожидаться в машине.
- Я рада видеть лучшую воспитанницу, - медовым тоном встретила подошедшую девушку старуха. – Приятно видеть, что ты чтишь свой долг даже вдали от родины.
- Долг? – Отразила девушка глубокую задумчивость. – Родину? Это было так давно… Мне кажется, даже в прошлой жизни, - доверительно произнесла она.
- Не забывайся. Ты – наша плоть от крови. – одернул ее старейшина.
- Юнксу!
- А… - поскучнел старейшина. – Я прибыл лично извиниться за то нелепое решение на совете. Меня ввели в заблуждение.
Хотя раскаяния он не ощущал и сейчас.
- Заблуждаться – очень грустно, - посочувствовала ему Дейю, отражая ту самую дурочку, о которой ему говорили.
И где тут великий ум? – чуть ворчливо подумал он.
- Заблуждения ведут к великим потерям. – Добавила та заботливо. – Не стоит заблуждаться, уважаемый дедушка. Иначе можно потерять голову! А без головы люди не живут.
- Оставь это для подруг, - отмахнулся старейшина. – Возвращайся в семью, будь снова принцессой и жди сватов от своего княжича.
А они вновь поговорят о выкупе и процентах. Пожалуй, это даже перспективней – условия сделки можно внести в брачный договор.
- Мертвым сложно стать снова живыми.
- Я предлагаю тебе великую честь! – Нахмурился старейшина. – Искать причины для отказа – это оскорбление.
- Го Юнксу, остановись. – Одернула его ведьма.
Она вышла вперед, удерживая за руку средненькую девушку – неброской внешности, пусть и одетую подобающе статусу девы главной семьи. Но мышка совершенно серая – глянешь и тут же забыл.
- Го Дейю, это Го Киу. – Строго представила она.
- Уважаемая сестра, - прошептала Го Киу. – Это я виновна в твоем горе. Прошу, прости меня и вернись домой. Мне горько от содеянного.
И старейшина с удивлением уловил ту же искренность, что излучал сам. Вернее – никакую. Словно себя услышал.
- Ты вправе ее наказать, как пожелаешь, - произнесла старая карга. – Если пообещаешь вернуться.
Дейю замерла, вглядываясь в бледное лицо неискренней плутовки. Она наверняка знала ее – и словно была удивлена…
- Это хорошее условие, уважаемая бабушка. – Поклонилась Го Дейю. – Если моя сестрица исполнит порученное, я вернусь в семью.
- Если это возможно. – вставила ведьма.
- Пусть определит сама. – Вежливо согласилась та.
Девушка достала сотовый телефон, поискала на нем что-то и повернула к ним.
Экран отражал фотографию молодого человека европейской внешности – симпатичного, лет двадцати.
- Он сейчас в Москве. Если очаруешь его и разобьёшь сердце, мы в расчете. – Произнесла Дейю. – Берешься ли ты?
Карга с подозрением смотрела на фото.
- Легко, сестрица. – Опередила осторожный вопрос карги Го Киу.
- А кто это? – Зло посмотрела на поспешную девчонку старуха. – Он из благородных?
- У него нет титула. Но у него есть девушка, опасайся! – Пригрозила она пальчиком.
Го Киу пренебрежительно фыркнула.
- Чем он занимается? – спросила наставница, сверля фотографию взглядом.
- Бабушка, я найду сама, - гордо подняла подбородок Киу.
- Подсказка под тентом соседних вагонов. – Озорно улыбнулась Дейю и направилась к машине супруга.
- Он что, перевозит баранов? – Заворчал старейшина, припомнив ранее услышанные звуки.
Проверять содержимое платформ направили слуг уже после того, как старейшина вернулся в вагон сам – потому что вокруг грязь, да и не по чину.
Меховые накидки так и остались валяться на земле – но те не вели к смежным платформам. Машины же княжича отбыли – их никто не стал задерживать. Зачем, если Го Дейю сама дала слово вернуться – а значит следует приступить к более интересным делам по распределению будущих прибылей.
Правда, от волнительных размышлений его довольно быстро оторвали вернувшиеся слуги. Чуть нервные и бледные, они попросили старейшину и старую каргу все-таки взглянуть лично – благо додумались засыпать щебнем удобный путь до крайних платформ, часть тента с которых была поднята.
Под тентом же стояли темно-зеленые танки, целившие прямо в вагоны Го.
***
-…и какое условие ты им поставила? – заинтересованно спрашивал княжич, осторожно приобнимая свою Дейю на заднем сидении машины.
- Очаровать Максима.
- О… - Не нашелся со словами Пашка.
- Если у нее не получится, я останусь с тобой. Если у нее получится, то ее убьет Ника, и я останусь с тобой. – Нежно посмотрела девушка на него снизу вверх.
- А это не слишком жестоко? – Пробормотал он, впрочем, не сильно сочувствуя той, из-за которой настрадалась его Дейю.
- Прощение – это для сильных. А я такая слабая! – С горечью произнесла она, прижимаясь лбом к его груди.
