Глава 10

На выходе из Хэвлок-хауса стояла Черри; в руках она держала корзину, накрытую простой черной материей. Увидев нас, она приподняла ткань; под ней оказалась гора поминального печенья, завернутого в бумагу по две штуки, с черной сургучной печатью сверху. К каждому свертку прилагалась изящно написанная эпитафия на смерть Артемизии: даты ее рождения и смерти и небольшое стихотворение.

– Каждый должен взять себе это печенье, – объяснила нам девушка, – в память о мисс Артемизии.

Мы послушно взяли себе пакетики.

– Пожалуйста, передайте завтра нашу благодарность сэру Фредерику, – сказала я ей.

– Да, мисс. Он уже уложен в кровать, ему давно пора отдыхать. Такие мероприятия слишком его утомляют, – сказала она, решительно вздернув подбородок.

– Вы очень преданы своему хозяину, – заметила я.

– Он добр ко мне, – просто сказала она. – И мне не хочется видеть его расстроенным.

– Как ему повезло: иметь такую защитницу, – сказала я ей.

Она вздрогнула и густо покраснела.

– Ну что вы! Я бы никогда не осмелилась…

Я тронула ее за рукав.

– Ему очень повезло, – повторила я. Краска гнева сменилась на ее щеках застенчивым румянцем.

– Спасибо, мисс.

Стокер обхватил меня за талию, направляя к выходу.

– Что это все значит? – спросил он.

– Чувствую, Черри нам может пригодиться в этом деле. Одному из нас нужно налаживать с ней отношения, а я подозреваю, ты очень скромен для того, чтобы соблазнить ее.

Он слегка побледнел.

– Однажды этот язык кого-то зарежет, Вероника.

– Искренне на это надеюсь.

На следующее утро я пришла в Бельведер рано, бодрая как никогда. Стокер остался дремать в моей кровати после еще одной целомудренной и бессмысленной ночи. Больше никаких угроз не поступало, но мы все равно засиделись вместе допоздна за стаканчиком спиртного (новая партия агуардиенте пришла от моего друга из Южной Америки) и сигаретами. Я наконец убедила Стокера бросить свои ужасные сигареты и перейти на более приятный аромат моих изящных сигарилл. Он съел свою порцию поминального печенья, радостно хрустя анисовыми вафлями, пока мы обсуждали подозреваемых и спорили по поводу возможных теорий, но в конце концов пришли лишь к тому, что у нас недостаточно информации, чтобы делать серьезные выводы. Хоть мы и составили некоторые впечатления о разных участниках этой драмы, было еще рано для весомых теорий, и эта неопределенность вызывала во мне чувство раздражения и недовольства.

Главная проблема была в том, что сейчас мы не могли понять, в каком направлении нам двигаться дальше. Я надеялась, что после изучения утренних газет у меня может появиться хоть искорка вдохновения, а потому и отправилась в Бельведер раньше, чем обычно. Младший лакей, Джордж (крепкий мальчишка одиннадцати-двенадцати лет), уже принес туда экземпляр «Дейли Харбинджер», и я как раз дочитала все до последней страницы, когда на пороге появился Стокер, промокший до нитки. Небеса вдруг разверзлись, дождь лил как из ведра, на земле повсюду появились лужи. Он попытался высушить волосы полотенцем и развел огонь в камине, а я вытерла собак и дала им кости, которые они радостно принялись глодать.

– Дьявольщина! Этот горб делал какой-то криворукий любитель.

Закончив работу над крокодилом, Стокер принялся за следующее задание – переделать плохо выполненное чучело верблюда, и теперь он красочно ругался, осматривая его.

– Ты только посмотри, какой он формы! – воскликнул он. – Такого точно не бывает в природе. Он больше похож на вдовствующую герцогиню, чем на бактриана.

Я промычала что-то в знак сочувствия и вернулась к газете. Стокер закончил распускать швы на шкуре зверя и осторожно стянул ее с основания. Неожиданно нам в ноздри ударила волна ужасного запаха: какая-то смесь плесени, пыли и еще чего-то гораздо хуже.

– Боже мой, Стокер, что это такое? – спросила я, прикрывая нос платком.

Он вытряхнул из горбов сгнившие опилки и вытащил оттуда какие-то маленькие трупики.

– Думаю, это мыши.

Он бросил их в огонь, а я всыпала туда горсть сухой лаванды, чтобы прогнать неприятный запах. Я уже успела убедиться на собственном опыте, что эксперименты Стокера зачастую отвратительно пахнут. Он вернулся к горбам, и ему пришлось достать оттуда еще несколько крайне неприглядных вещей, пока он вычищал все, вплоть до костей. Это было чучело старого образца: шкура натянута на набивку из опилок, а та закреплена на костях животного. В последние годы ученые изобрели новый метод – заменять кости искусственным скелетом из дерева или металла, а настоящий скелет экспонировать рядом, отдельно. Это было очень правильным решением, потому что позволяло изучать отдельно строение костей и внешний вид животного; кроме того, гораздо гигиеничнее, как заметил Стокер, но требовало от мастера навыков скульптора, чтобы правильно воссоздать форму животного.

Когда я подумала о скульптуре, то вспомнила о вчерашнем вечере.

– Когда ты собираешься позировать для мисс Толбот? – спросила я и сразу подалась вперед.

– Смотри, «Дейли Харбинджер» приводит здесь ретроспективу убийства Артемизии: каждый день новые подробности, вплоть до повешения. Как невообразимо отвратительно.

Вспотев от борьбы со шкурой верблюда, он снял рубашку, но это так часто случалось в нашей практике, что я уже почти перестала обращать внимание на его потрясающую мускулатуру. Почти перестала.

Он пожал плечами, аккуратно стягивая шкуру с задней части чучела.

– Не вижу смысла ей позировать.

– Стокер, мы это обсуждали. Смысл в том, чтобы провести больше времени с потенциальными подозреваемыми в убийстве Артемизии, – напомнила я ему, проглядывая статью. – О, новое описание места преступления. Во всех подробностях, со строгим предупреждением для чувствительных читателей, – сказала я, встряхнув газету.

Он подошел, встал рядом (его кожа блестела от пота и была вся покрыта опилками) и прочитал заметку вслух, заглядывая мне через плечо.

– «Мисс Мод Эресби была найдена в обескровленном состоянии в главной спальне поместья Литтлдаун. Она мирно лежала на кровати, но эта спокойная поза лишь подчеркивала всю жестокость преступления. Кровь промочила матрас насквозь и просочилась на пол, где навсегда осталось несмываемое кровавое пятно». – Он с усмешкой приподнял бровь. – И правда отвратительно.

Я откинулась в кресле и задумчиво посмотрела на него.

– Могло быть действительно столько крови или это преувеличение?

– В отчете о вскрытии, представленном на дознании, говорилось, что смерть наступила в результате единичного разреза гортани очень острым предметом, – спокойно сказал он тоном бывшего помощника хирурга на флоте ее величества. – Здесь свое дело сделала левая внешняя яремная вена – из нее вылилось столько крови, что сердцу уже просто нечего стало качать.

– А очень острым предметом, как было установлено, оказалась бритва Майлза Рамсфорта, взятая с умывальника в противоположной части комнаты, – добавила я. – Сколько силы нужно, чтобы осуществить убийство одним надрезом мужской бритвы?

Он пожал плечами.

– Судя по тому, что мы слышали и читали, Артемизия была молодой женщиной, в самом расцвете сил, да к тому же статной. Невысокий человек с этим не справился бы. Это был мужчина.

– Почему не женщина?

Он покачал головой.

– Маловероятно. Женщине, чтобы это осуществить, нужно быть выше и сильнее Артемизии, а это сразу исключает тех женщин, с которыми мы уже знакомы в связи с ее смертью. Оттилия Рамсфорт чуть выше среднего роста и стройная, а Эмма Толбот еще ниже.

Стокер вернулся к своему мерзкому верблюду, а я продолжала рассуждать.

– Я знаю одну женщину выше ростом… к тому же она скульптор, и у нее сильные руки, – медленно сказала я.

– О ком ты?

– О своей тетке Луизе.

Он замер, вокруг головы у него закружилось облако опилок.

– Ты шутишь?

– Но это же вероятно, – упорствовала я.

– Это невероятно. Она принцесса.

– А у особ королевской крови не бывает склонности к убийству? Почитай учебник истории, Стокер. Думаю, ты обнаружишь, что большинство из них стали королями главным образом благодаря убийствам.

– Я не это имею в виду, – возразил он. – Я гораздо лучше знаком с этой породой, чем ты. Так что поверь мне на слово: королевские особы никогда не станут марать руки, потому что множество подданных с радостью выполнит любое их поручение. Они не прикасаются к деньгам и не стучат в двери, Вероника. Сомневаюсь даже, что они вытирают собственные…

Я жестом остановила его.

– Я уловила мысль. Хорошо, хорошо. Но все же мне нравится эта идея.

– Не сомневаюсь, – заметил он, насмешливо скривив свои красивые губы. – Мало что так порадует тебя, как выставить их в дурном свете, и я не виню тебя за это. Но ты слишком высокого мнения о них. Им не хватит ума, хитрости или силы характера, чтобы совершить убийство.

– Может быть. – Я сложила пальцы домиком под подбородком. – А кто, по-твоему, подходит на роль убийцы?

– Джулиан Гилкрист, – ответил он, ехидно взглянув на меня.

– Ты говоришь это только потому, что ударил его головой о стол. Может быть, в качестве извинения стоит послать ему корзину с фруктами?

– Извинения? Этот ублюдок пришел в себя, когда я укладывал его в постель, и пытался меня укусить. По-моему, это совсем не по-джентльменски, – заметил он с обидой в голосе.

– Он был в высшей степени опьянения, – возразила я.

В этот момент появился лакей Джордж.

– Мисс, это опять я. Первая почта, – сказал он и вручил мне стопку конвертов. Я стала их просматривать, а он направился к Стокеру.

– Какая-то это глупая лошадь, с вашего позволения, сэр, – заметил он.

Стокер ответил что-то неразборчивое. Голова его была глубоко в задней части верблюда, откуда он выгребал кучи опилок.

– Это не лошадь, Джордж, – рассеянно заметила я. – Домашняя лошадь называется Equusferus caballus. А тот экземпляр, в который сейчас засунул голову мистер Стокер, называется Camelus bactrianus, верблюд-бактриан. Он обитает в степях Центральной Азии.

Мальчишка во все глаза смотрел на чучело, пока я не дала ему медовую конфету из слегка уменьшившихся запасов Стокера; тогда он умчался прочь, радостно посасывая леденец, а я занялась корреспонденцией. В основном это были рекламные буклеты и счета, а также несколько профессиональных журналов, не представлявших ни для кого из нас интереса. «Квартальный отчет общества по защите малых водяных жуков» был совершенно никому не нужен, и я бросила его в корзину с бумагами, которые мы использовали для растопки. Осталось два конверта, и оба были в равной степени занимательными. Один был адресован Стокеру; на нем красовался герб – корона, украшенная девятью серебряными шариками. Несложно было заключить, что это письмо – от брата Стокера, нового виконта Темплтон-Вейна.

Я помахала им перед Стокером.

– Тебе письмо. Кажется, от старшего брата.

Он ответил что-то, милосердно заглушенное верблюжьими опилками, но я услышала достаточно, чтобы понять: он явно заслуживал звания моряка, по крайней мере, в том, что касается разнообразия и живости ругательств.

– Что ты сказал? – вежливо переспросила я. – Не поняла, что куда катится.

Он вытащил голову из верблюда, и на пол посыпались опилки. Его длинные черные локоны все были покрыты пылью, и я чуть не рассмеялась, но вовремя заметила выражение его лица и успела сдержаться. Его губы побелели от гнева; не сказав ни слова, он вырвал письмо у меня из рук, не открыв, сразу бросил в огонь и вернулся к работе.

Тогда я открыла второе письмо, потому что оно было адресовано нам обоим. Можно было даже и не читать его. Я поняла, что там написано, сразу же, как увидела имя сэра Хьюго Монтгомери.

– Стокер, хватит нежиться с верблюдом. Скорее приведи себя в приличный вид. Нас вызывают в Скотланд-Ярд.

Мы почти не разговаривали по пути к штаб-квартире столичной полиции и вовсе молчали, пока дожидались приема у сэра Хьюго. Мне казалось, что глава Особого отдела продержит нас в приемной долго, но всего через несколько минут за нами явился его помощник, обаятельный и честолюбивый инспектор Морнадей.

– Мисс Спидвелл, – сказал он с широкой улыбкой, – никак не ожидал увидеть вас так скоро. В последнюю нашу встречу, кажется, вы собирались отбыть на юг Тихого океана.

Я слабо улыбнулась в ответ.

– К сожалению, наши планы изменились. Я задержалась в Лондоне на неопределенный срок.

Он оживленно приподнял брови.

– В самом деле? В таком случае, может быть, мы…

– Нас вызвали к сэру Хьюго, – решительно вмешался Стокер.

Морнадей сухо ему кивнул.

– Мистер Темплтон-Вейн, рад встрече.

Потом его веселые темные глаза опять задержались на мне, и мне показалось, он с трудом сдерживает улыбку.

– Сэр Хьюго ожидает вас.

Мы поднялись на один этаж, а потом пошли по длинным запутанным коридорам. Несмотря на свое высокое положение главы Особого отдела, сэр Хьюго предпочитал держаться в Скотланд-Ярде крайне незаметно.

– Я удивлена, что сэр Хьюго так легко сумел уделить нам время, – сказала я Морнадею. – Думала, он очень занят.

– Очень. – Ответ был краток, но Морнадей при этом улыбнулся мне через плечо. – Сами знаете, он не может позволить вам долго ждать внизу, среди всякого сброда: боится, что вы сболтнете лишнее.

Я прыснула. Сэр Хьюго всегда открыто выражал свое беспокойство на мой счет. Его все еще расстраивало, что я отказалась от щедрого денежного вознаграждения из рук королевской семьи, чтобы держать в тайне свое происхождение. По-моему, это пахло подкупом, и я не хотела брать у них ни пенса. Но для сэра Хьюго это означало, что ему придется верить мне на слово в том, что я никому не выдам эту тайну.

Морнадей подвел нас к двери сэра Хьюго и осторожно постучал.

– Входите! – прогремел сэр Хьюго.

Морнадей открыл для нас дверь и тихо закрыл ее за нами. Я подумала, что он, наверное, будет стоять в коридоре до окончания нашей встречи, как Цербер охраняя дверь от возможных посетителей – как для того, чтобы мы могли поговорить спокойно, так и для того, чтобы наш визит остался в тайне.

Сэр Хьюго сидел за своим изящным столом эпохи Регентства – элегантным предметом, совершенно не сочетающимся с весомостью положения его хозяина. Когда мы вошли, он поднялся и сурово посмотрел на меня.

– Мисс Спидвелл, не стану лгать, что совершенно счастлив вас видеть. Темплтон-Вейн, – добавил он, кивнув Стокеру.

Он указал на стулья напротив своего стола, и мы сели.

– Ничего вам не предлагаю, – сообщил нам сэр Хьюго, – потому что не хочу затягивать нашу встречу.

Я взглянула на него с легким упреком.

– Это совершенно негостеприимно с вашей стороны, особенно с учетом того, с какой готовностью я сотрудничала с вами.

Его брови взлетели в удивлении.

– Сотрудничали? Да вы ни разу не сделали того, о чем я вас просил. Почему вы вообще решили, что это можно назвать сотрудничеством?!

– Я делаю что-то по-своему, сэр Хьюго, но у нас с вами во многом общие цели, – мягко напомнила я ему.

Он вздохнул.

– Да, это похоже на правду. И вам удалось не раструбить эту историю во все газеты, так что, полагаю, я должен быть вам за это благодарен. Итак, думаю, вы знаете, почему я хотел повидать вас сейчас.

– Не имею ни малейшего представления, – ответила я, для достоверности широко распахнув глаза. – Стокер, ты случайно не ввязывался ни в какую преступную деятельность? Может быть, мы ограбили банк? Похитили герцогиню?

Мне не следовало испытывать терпение сэра Хьюго; он явно был не в лучшем настроении. Выражение его лица сразу сделалось угрожающим.

– Вы здесь по делу Рамсфорта. Мне дали понять, что ее высочество сочла необходимым вмешать вас в эту историю.

– Это вы сказали ей мое имя, – заметила я.

– Она и без меня знала ваше имя, – ответил он и сразу смутился.

Я в задумчивости наклонила голову.

– Неужели?

Он вновь вздохнул, и я забеспокоилась, уж не мучает ли его несварение.

– Прекрасно. Мне не стоило столь неосмотрительно говорить об этом, но да, она знала. Она близка с… ним, – сказал он, старательно избегая называть по имени моего отца. – Принцесса Луиза выступает в некотором роде… доверенным лицом своего брата. А ему нужно было выговориться после этой ужасной истории во время празднования юбилея, – добавил он, поежившись при одном воспоминании об этих событиях.

– Это вполне понятно, – сказала я, хотя на самом деле мне совершенно ничего здесь не было понятно. Если моему отцу действительно нужно было с кем-то поговорить после «этой ужасной истории», то самым логичным кандидатом для этого была я. Но он не предпринял попытки выйти со мной на связь, и я надеялась, что он понимает: сама я ни за что не сделаю первый шаг. Моя гордость значила для меня больше, чем признание принца.

– Так или иначе, но на него произвела большое впечатление та роль, что вы сыграли в этом деле. И вы, – добавил он, взглянув на Стокера. – Несомненно, по его рассказам и принцесса составила о вас интересное представление. А когда случилось это ужасное событие и ее высочество убедила себя, что Рамсфорт невиновен, она спросила меня о вас. Мне пришлось рассказать ей правду, но не я посоветовал ей обратиться к вам, – закончил он.

– Однако она все-таки обратилась. И я подумала, может быть, вы будете столь любезны поделиться с нами всей возможной информацией о смерти Артемизии – чем угодно, что по каким-то причинам так и не просочилось в газеты.

Он умел очень хорошо держать себя в руках и не открыл рот от удивления, но ноздри у него раздулись, и стало видно, что он изо всех сил сдерживается.

– Нет. Все значимые факты есть в прессе, потому что газеты передали верное заключение: убийство от рук Майлза Рамсфорта. Все остальное неважно. Это неприятно, и принцесса не хочет этому верить, но это так.

– И вы удовлетворены, потому что повесите виновного? – спросила я.

– Да, – ответил он резко и холодно. – Скотланд-Ярд провел подробнейшее расследование.

Я наклонила голову.

– В самом деле провел?

К моему изумлению, от этих слов он немного смягчился.

– Не настолько подробное, как мне бы того хотелось, если желаете. – Он замолчал, и я внимательно посмотрела на него, надеясь, что он продолжит. Он тяжело вздохнул. – Это поместье, Литтлдаун, находится в совершеннейшей глуши, в таком затерянном уголке в одном из Ближних графств, где никогда ничего не случается. Когда там произошло убийство, вызвали местного констебля. Он уже пожилой человек, очень пожилой, честно говоря, и никогда не имел дела с убийствами, а потому совершенно с этим не справился. Каким-то образом он пустил туда газетчиков, и они шныряли по дому как стая бешеных волков. После них уже буквально нечего было осматривать.

– Так вот почему иллюстрации в газетах столь подробные: их делали не по описаниям, – сообразила я. – Они все действительно были в той комнате.

– И много часов, – пожаловался он. – Я уже проследил за тем, чтобы данного констебля принудительно отправили на пенсию, но если выяснится, как ужасно он провел это дело, бедный старик лишится содержания. Мне это кажется слишком суровым наказанием – отправлять человека в работный дом только потому, что ему не хватило компетенции в этом деле, – добавил он. Он явно чувствовал себя немного не в своей тарелке, показывая нам, что ему свойственно сострадание, а потому я не стала развивать эту тему.

– Но согласитесь, – начала я, – если убийство не смогли расследовать должным образом, будет несправедливо повесить за него Майлза Рамсфорта.

К нему вернулась обычная суровость, и он грозно помахал пальцем у меня перед лицом.

– Это не имеет никакого значения, ведь у Майлза Рамсфорта нет алиби!

– Кажется, принцесса убеждена в обратном, – начала я.

– Принцесса привыкла все делать по-своему! – резко ответил он и так решительно закрыл рот, что скрипнули зубы. Когда он вновь заговорил, его голос был уже спокойным, он снова держал себя в руках.

– Мисс Спидвелл, я знаю ее высочество лучше, чем вы. В конце концов, вот уже долгое время задача нашего отдела – обеспечивать ее безопасность и безопасность всей королевской семьи. Принцесса Луиза часто бывает взволнованной, даже нервной.

– Вы говорите о ней как о лошади, – вставил Стокер.

Легкая улыбка тронула губы сэра Хьюго.

– Ваш отец был наездником, Темплтон-Вейн. Уверен, вы понимаете, что такое беспокойный породистый жеребец. У принцессы легковозбудимый нрав, и ей всегда потворствовали: позволяли считать себя художником и водиться с некоторыми вульгарными личностями, – добавил он, поджав губы. – Ей это не всегда идет на пользу. Она упряма, сейчас закусила удила и на полном скаку мчится прочь от здравого смысла. Ей нужно время, чтобы признать, что совершил Майлз Рамсфорт и что ее суждение оказалось ошибочным.

– Почему так вышло? – спросила я.

Он пожал плечами.

– Она считала его другом, а он оказался недостойным ее дружбы. Такому человеку, как принцесса, привыкшему всем руководить, а также к тому, что все препятствия исчезают перед ней сами собой, еще тяжелее признать тот факт, что все пошло кувырком. Она несколько раз приходила ко мне по этому делу и каждый раз выглядела все хуже, более взбудораженной. Она хотела, чтобы я снова открыл дело – но такую возможность я совершенно не рассматриваю. Но я хотел ей помочь, – сказал он, и я вдруг заметила, что его глаза светятся добротой. Несмотря на все самохвальство, он действительно беспокоился о семье, которой поклялся служить.

– Принцесса просила пригласить частного сыскного агента, – продолжал он, – но я и этого не мог ей разрешить. К тому моменту, когда она заговорила о вас, я уже так много отказывал ее высочеству, что не смог разочаровать еще раз. В конце концов я сказал ей, как вас найти, но ясно дал понять, что у меня есть определенные условия, которые сейчас я сообщу вам, – сказал он, подавшись вперед и устремив на нас обоих решительный взгляд. – Вы не будете в это впутываться, говорить с прессой и оспаривать решение суда. Вы оба хорошо меня поняли?

Я поднялась.

– Как вам будет угодно, сэр Хьюго.

Он вскочил на ноги.

– О нет! Вы ничего не поняли! Я знаю вас достаточно хорошо, чтобы понять: это безропотное согласие – дурной знак.

Я пожала плечами.

– А я знаю мужчин достаточно хорошо, чтобы понять: бессмысленно спорить с тем, кто для себя уже все решил.

– Если вы продолжите в том же духе, имейте в виду, у меня есть средства, чтобы остановить вас, – сказал он, по-бычьи наклонив голову.

– Попробуйте, – спокойно сказала я.

Он повернулся к Стокеру.

– Вы можете ее вразумить?

Стокер взглянул на него с сочувствием.

– Если вы хотели, чтобы она перестала заниматься этим делом, то должны были приказать ей вести расследование, а потом еще предложить плату.

Мы оставили сэра Хьюго вне себя от ярости. Морнадей проводил нас через отдельный выход из его кабинета и подмигнул мне, закрывая за нами дверь.

– Мне не нравится этот тип, – сказал Стокер, когда мы вышли на улицу. Утренний дождь прошел, и над городом повисли низкие, давящие тучи.

– Который? Сэр Хьюго или Морнадей?

– Угадай. – Он рассеянно шарил по карманам в поисках чего-нибудь сладкого. Наконец выудил пакетик с мятными леденцами, развернул его и с довольным видом раскусил первую конфету. Резкий свежий аромат сразу смешался с другими запахами: лошадиного пота, гниющих овощей, немытых лондонцев. Над всем этим царил промозглый дух зеленоватых вод Темзы, и я вздрогнула, ощутив, как успела полюбить этот город, который уже стала считать родным.

– Мы и правда ужасно его расстроили, – начала я. – Если бы мы сказали ему, что кто-то нам угрожал, это могло убедить его в том, что они арестовали невинного человека.

Он пожал плечами.

– Иногда с него полезно сбивать спесь. Мне больше нравится мысль, что мы сделаем за него всю работу и принесем ему на блюдечке настоящего убийцу.

– Мне – тоже. Весь вопрос в том, куда нам дальше двигаться.

На обратном пути я все ломала себе голову, каким же должен быть наш следующий шаг, вспоминая различные дела, раскрытые Аркадией Браун.