Глава 5
Сухие ветки едва слышно потрескивали, сгорая в пламени костра. Я лежал на подстилке, остро пахнущей хвоей. От костра приятно тянуло дымком. Я повернул голову, прикрывая глаза ладонью и увидел своего спасителя, который куском арматуры ковырялся в угольях.
- Чего, отпустило? – спросил он, обратив внимание на мое шевеление. – Сутки почти провалялся ведь, пора уже просыпаться.
- Кто ты?
Мужчина в балахоне ухмыльнулся и стащил с головы капюшон. Теперь я смог нормально рассмотреть его в свете догорающего костра. Он выглядел совсем не старым, едва ли лет на сорок, но был абсолютно лыс, при этом зарос густой бородой. Длинный прямой нос и небесно-голубые глаза дополняли образ, делая моего спасителя похожим на немца.
- Странный вопрос, - наконец, заговорил он. – Обычно новички спрашивают «где я».
- Это был бы второй, - ответил я. – Просто я впервые вижу человека, который может появляться там, где секунду назад его абсолютно точно не было.
- Ну, ответ на этот вопрос вытекает из того, где мы находимся. Но ладно. Меня зовут Бродяжником.
Я не сдержался, и, несмотря на пульсирующую в ноге боль, прыснул со смеху. Как-то совсем не ассоциировался у меня мой лысый спаситель с кудрявым Арагорном.
— Во, и этот туда же, — практически обиделся мужик. — Все вот ржут чего-то, а чего — не говорят. Нормальное прозвище. Ты бы видел того, кто мне дал его. Крестный мой, худющий, как жердь, с патлами белыми длинными, да еще и с луком. Вот у кого прозвище — в приличном обществе и называть стыдно.
— Один раз — не Леголас, — снова не выдержал я, хотя к шуткам обстановка совсем не располагала. Однако мой спаситель не разозлился. Скорее, он выглядел удивленным.
— Ты ж свежак, вроде. Откуда знаешь? Знаком с ним, что ли? Когда успел?
Теперь настал мой черед удивляться. Что это за человек, который про «Властелина» не слышал? Я, так-то, совсем не фанат фэнтези, и то смотрел легендарную трилогию. И даже понравилось более-менее. Не, не в ту степь разговор пошел, надо сворачивать.
— В фильме одном был персонаж похожий, с именем таким же.
— Это может быть, да. Видать, за внешность его и окрестили. Имена у нас тут не выбирают.
— Тут — это где?
— В Улье.
— Чего? - не понял я. — В каком еще Улье?
— Я не уверен, что стоит тебя сейчас грузить всеми подробностями. Могу пока сказать одно: ты в другом мире, не на привычной тебе Земле. Я не знаю, другая планета это, параллельное измерение, или еще что — да никто этого не знает, на самом деле. Есть только один факт: это не наш мир, но нам приходится здесь жить.
Мой спаситель сделал паузу, наблюдая за моей реакцией. Я молча ждал продолжения. А что тут говорить? Есть только два варианта: либо бородатый — псих, либо он прав. И я, если честно, склонялся ко второму. У меня у самого где-то на грани сознания крутилась подобная версия. Психи, все эти участки пространства, абсолютно не подходящие друг другу, будто состыкованные по невидимой линии, беспредельщики на тачках с колхозным тюнингом, заброшенные города посреди Брянской области… Никогда не был большим любителем фантастики, но сейчас все было за самую фантастическую версию.
— А ты спокоен, — наконец произнес Отшельник.
— А чего теперь елозить? — пожал я плечами, и поморщился от боли в ноге. — Как я сюда попал? Я же выехал на вызов, убийство, пять километров от города. Даже на место приехал. А там уже психи…
— Это не психи. Чаще всего их здесь называют зараженными. Туман помнишь??
- Который кислятиной воняет? – догадался я.
- Да, именно. Его называют кисляком. Кисляк — не просто туман, это споры Улья. Никто не знает, как работает механизм переноса, но ему всегда предшествует туман. Твоя деревня…
— Она не моя.
— Не важно. В общем, участок пространства, на котором находилась деревня, перенеслась в Улей. Такие участки называют кластерами. Весь Улей состоит из них. Так вот, границы кластера перед переносом всегда ограничены таким туманом. Въехал в него в нормальном мире — все, привет. Добро пожаловать.
— А пси… Зараженные откуда? Нормальные же люди были, видно.
— Кисляк — не просто туман. В нем находятся некие споры, которые попадают внутрь человеческого организма. И когда они там прорастают, получаются вот такие вот психи. Только пустыши, которых ты называешь психами — это начальная стадия, дальше они изменяются. Становятся опаснее. Как тот лотерейщик, которого ты убил, только он по этой лесенке недалеко ушел. Есть твари и покруче. Единственный способ спастись от превращения – надеть респиратор и носить его на постоянку. Но сам понимаешь, знал бы, где падать, подстелил солому.
— А мы с тобой почему не свихнулись?
— Потому что мы с тобой — везучие сукины дети. Ну, или наоборот, очень невезучие. Смотря с какой стороны на это смотреть. Мы — иммунные. На нас эта зараза действует не как на остальных людей, таких примерно один процент. Ты еще из «свежаков», но заматереешь. Если выживешь.
- Меня укусил пустыш. Это ничего?
- Сам посмотри, - ответил он. Я поднял руку и увидел, что там, где совсем недавно была страшная рваная рана от зубов, светлым пятном выделяется новая розовая кожа.
— Это один из подарков Улья, которые он делает иммунным. Баланс. У нас повышенная регенерация. Укус – только укус, опасно, но ничего больше. Главное – не дай себе выпустить кишки или голову отгрызть, вот тогда да, будут проблемы. Сомневаюсь, что голова сможет отрастить себе новое тело.
Я снова задумался. Интересно, да.
— Значит, кластеры грузятся со всем, что на них есть. И с людьми тоже. А если остаться на перезагружаемом кластере — домой вернуться можно? — я все же не до конца поверил, что дороги назад нет. Во всех книжках и фильмах с подобным сюжетом герой всегда ищет дорогу домой. И находит обычно. Я бы тоже хотел. Хотя бы назад в Суражское РУВД, хрен с ним. Все лучше, чем здесь.
- Каждый этот вопрос задает, - усмехнулся Отшельник. – Если бы все было так просто, то никто б здесь не жил. Люди, которые попадают на перезагружающиеся кластеры, в лучшем случае сходят с ума. Превращаются в неагрессивных олигофренов, не способных самостоятельно зад подтереть. Так и ходят до первого же монстра, который милостиво прервет их жалкое существование.
- Хорошо, допустим, - я согласно кивнул. – А почему люди на Земле не знают о существовании этого пространства? Ведь целые поселки исчезают, почему никто никогда не слышал об этом? Такое нельзя долго замалчивать!
— Вот тут все несколько сложнее. Обычно это хорошо понимают физики и любители фантастики. Слышал что-нибудь про мультиверсум?
Мой непонимающий взгляд был лучше любого ответа.
— Есть теория, что Земля — только один из бесконечного множества миров. Не планет, а именно миров, реальностей. Реальности эти существуют в пространстве-времени совсем рядом, но никогда не пересекаются. Они могут отличаться от нашей Земли, иногда значительно, иногда — в мелочах. Так вот, есть теория, которая, во многом, находит подтверждение, что Улей вырывает каждый кластер из новой реальности. То есть, состоит из множества осколков миров, никак не связанных друг с другом. По одной версии, кластеры из Улья перемещаются на место тех, которые переносятся сюда, по другой — переносимые кластеры сюда не переносятся, а копируются в Улей вместе со всем содержимым, включая людей. То есть, где-то там, дома, ты доехал по вызову, повязал убийцу и поехал в РУВД писать отчет. А твоя копия, эдакий доппельгангер, переместился сюда. То есть, есть ты, лежащий здесь с перебитой ногой, а есть ты, пьющий в отделе чай и матерящийся на древний, зависающий компьютер. Но это не точно. Ни первая, ни вторая версия подтверждения не имеют. Здесь ты можешь быть точно уверен только в том, что пережил на собственном опыте, и то не всегда.
— Сложно, — я помотал головой. — Давай что попроще. Кто такие внешники?
Отшельник снова усмехнулся.
— Ну, тут полегче тоже не получится. Внешники — это люди из других миров. Оттуда, где люди каким-то образом научились пробивать дорогу сюда и возвращаться обратно. Но, увы, для нас это ничего хорошего не означает. Скорее наоборот.
— Почему?
— Помнишь, что я тебе говорил про регенерацию? Так вот. Наши измененные организмы представляют для внешников огромную ценность. Из наших органов делаюжт огромное количество лекарств для внешних миров — от банальной косметологии, до лекарств от рака и СПИДа. Мы же ничем не болеем, вообще ничем, понимаешь? И раны затягиваются чуть ли не моментально, и конечности оторванные отрастают. Для нас вообще всего две штуки страшны — ботулизм и радиация. Все. И потому эти самые внешники на нас охотятся, будто на дичь какую. Особенно ценятся у них матерые иммунные, успевшие прожить в Улье длительное время, но и свежаки годятся. Матерых иммунных сразу на требуху разделывают, за таких внешники лучше всего платят. Иногда живых заказывают, да с определенным даром — на опыты. А вот свежаков на «ферму» определяют.
— Что за ферма? Уже не в первый раз название это слышу. И про дары эти опять упоминаешь, рассказать обещал.
— Ферма… Как бы тебе объяснить… Это, одновременно инкубатор и донорский центр с возобновляемыми ресурсами. Смотри, со свежака толку мало — он сюда только попал, организм еще адаптируется, перестраивается. За таких внешники платят мало. Но, если его, допустим, подержать в клетке несколько недель — он становится более, так сказать, «выдержанным». Как вино хорошее. Кроме того, насколько я слышал, от внешников частенько поступают заявки на определенные органы. Целого человека ради почки резать какой смысл? А так взяли подходящего донора, отчекрыжили чуть ли не по живому, заштопали и назад в клетку — новую почку отращивать. И так десять раз. Понял про возобновляемый ресурс? С матерыми иммунными такой фокус финтить стремно: некоторые всю базу муров могут по кирпичику разобрать, вместе с самими мурами. А с полусвежаком, который даром своим не владеет толком — безопасно. Вот и сидят так, пока муровский лепила по ошибке не заденет что-то важное при «операции», или пока стронги на базу эту не наткнутся. Вот так как-то.
Отшельник умолк, давая мне осмыслить сказанное, а я задумался. Так вот что меня ждало? Впору бросаться в ноги спасителю и подол балахона целовать. Очень не хотелось бы оказаться на «операционном столе» у тех ребят, что меня взяли. Что-то мне подсказывает, что хирурги из них хреновые и анестезии не дождешься. М-да. Я приподнял голову и посмотрел на ногу, которая аккуратно с обеих сторон фиксировалась палками. Хоть что-то положительное во всей этой ситуации — инвалидом я, судя по всему, не останусь.
— Слушай, — вспомнил я начало разговора. — Ты так и не рассказал, что там в посадке произошло. Сначала бандиты друг в друга начали стрелять, а потом ты появился. Из ниоткуда. Как так вообще?
— Это отдельный разговор, и достаточно продолжительный. Предлагаю отложить его. Тебе сейчас лучше поесть. Организму нужен строительный материал, так что не стесняйся, налегай на картошечку.
Он разворошил угли и палкой выудил из них сверток из плотной фольги, пододвинул ко мне. Потом расстелил на земле газетку и положил на него тарелку с зажаренной ногой, принадлежавшей какому-то мелкому животному.
- Это не кошатина? – прищурился я.
- Ага, сейчас, стану я кошек на тебя переводить. Поохотился немного, заяц это, можешь есть. Сейчас еще плесну тебе немного «живца», для сугрева.
Два раза себя просить я не дал – горячая картошка, холодная зайчатина, что еще нужно, если ты не ел почти полтора суток? Схватив вилку, я развернул сверток, который безумно ароматно пах печеной картошкой, но есть ее сейчас стал бы только сумасшедший — слишком горячо. Поэтому пришлось есть зайчатину. Вот она меня слегка разочаровала, хоть и пахла дымком, но была приготовлена без каких-либо специй. Но привередничать сейчас точно не стоило. Я принял стаканчик с какой-то жидкостью из рук Отшельника, принюхался, и чуть не заорал:
- Да это же тот самый нектар! Что это?
- Ну, нектаром его тоже зовут, но вообще, это живец. Он же живчик и живун. И еще куча названий. Ты, конечно, за вчера почти литр усосал, судя по пустой фляге, но все равно пей.
Я не стал противиться, сделал хороший глоток, наколол на вилку картофелину и принялся тщательно ее обдувать, в надежде не обжечься. Отшельник тем временем достал из кармана мешочек, очень похожий на тот, что я отобрал у «грабителей», мародеривших «Клевое», запустил в него руку, и принялся пересыпать шарики из ладони в ладонь.
- И откуда только у них столько? – задумчиво проговорил он. – Здесь с нескольких тварей добыча, с лотерейщиков минимум. Где они их нашли тут? Да и лохи они, сами добыть не могли. Отобрали, наверное, у кого-то.
- А что это? – пробормотал я с набитым ртом.
- Это горох и спораны. Добыча с опасных тварей, из которых убитый тобой лотерейщик — самый простенький.
- В смысле добыча? – не понял я.
- У тварей в области затылка есть такой вырост, мы называем его споровым мешком. Самое уязвимое место, проткнешь его – и любой, даже самый крутой, монстр подохнет почти моментально. Внутри разные штуки встречаются: спораны, горох, а у самых крутых, их еще элитными зовут — жемчужины.
- И в чем соль этих штук?
— Давай я сейчас заостряться на этом не буду. Достаточно сказать, что в обитаемых местах за них дадут многое. На этом пока закончим.
— Хорошо, — согласился я. Тут бы уже полученную информацию переварить, куда еще-то? Хотя осталось то. Что меня продолжало интересовать.
— Ты обещал рассказать про дары. И про то, как ты смог появиться из ниоткуда. И почему бандиты постреляли друг друга. И что-то мне подсказывает, что все эти объяснения будут связаны.
— Догадливый, — хмыкнул Бродяжник. — Хорошо. Улей справедлив — в своем понимании. Отнимая у нас возможность вернуться домой и превращая тех, кому не повезло, в кровожадных тварей, он дает кое-что взамен. У тех, кому повезло стать иммунными, со временем проявляются разные способности. В нашем мире таких людей назвали бы супергероями, но здесь тогда все — супергерои. Кто-то в большей, кто-то в меньшей степени. Кто-то может замедлять время — или ускоряться до немыслимой скорости. Кто-то может управлять огнем, кто-то — дышать под водой, кто-то на некоторое время становиться неуязвимым. Некоторые могут читать мысли, некоторые — внушить их, брать других под контроль. Кто-то даже невидимым становится.
— Дай угадаю. Про невидимость и внушение — это ты по себе знаешь, да? Получается, бандиты из-за тебя и передрались?
Бродяжник неохотно кивнул.
— А что ты еще умеешь?
Лицо моего спасителя посуровело.
— Здесь не очень приняты такие распросы. Если знаешь сильное место человека — знаешь и его слабость. Не треплят о дарах языком направо и налево.
— Принял, — кивнул я. — А какой дар получу я?
— Этого никто не знает, — покачал головой Бродяжник. — И ты сам не узнаешь достаточно долго. Пока дар не проявится сам. А теперь хватит. Спи. Тебе надо набираться сил, восстанавливаться. Перелом плохой у тебя, а нам еще завтра длинное путешествие предстоит.
Я не стал интересоваться у Бродяжника, как он представляет себе путешествие с открытым переломом, решив, что будет день — будет и пища. А чувствовал я себя и вправду уставшим, будто не провалялся без сознания сутки, а кросс бегал. Да и от съеденного клонило в сон. Сон… Лучше бы все окружающее оказалось дурным кошмаром. И проснуться я от него готов был где угодно — хоть в общем кабинете оперов в Суражском РУВД. Не так уж там и плохо, оказывается.
Эх, мечты…