Глава шестая
— Ты не можешь мне приказывать, приятель! — парировал Тэбберс, нахмурившись. — Кем ты себя возомнил?
— Человеком, который этой ночью постарается сохранить жизнь вам и всем остальным. Когда зарядите свои винтовки, возвращайтесь в пассажирский вагон. Смотрите в оба и реагируйте быстро, — сочтя этот ответ достаточным, Лоусон повернулся к Гантту. — Идемте со мной, — скомандовал он, и проводник не стал противиться.
В пассажирском вагоне в приветственном свете масляных ламп первым голосом, нарушившим тишину, был голос Джонни Ребинокса.
— Так чего остановились, босс? Что там, бандиты или индейцы? — издевательски хмыкнул он.
— Лоусон, что происходит? — осмелился спросить Матиас. В голосе его звучала нешуточная тревога.
Преподобный Эстерли вернулся на свое место и молча наблюдал, как Лоусон перемещается по проходу, чтобы проверить, в каком состоянии находится раненая.
— Несколько минут назад она ненадолго приходила в себя и стонала от боли, — сообщила Энн. — Старалась дотянуться руками до раны, но я ее удержала. После этого она снова потеряла сознание.
Несколько секунд Энн проникновенно смотрела на Лоусона, и ее глаза задали вопрос раньше, чем голос:
— Они здесь?
— Да.
Снова это короткое слово, значащее так много…
Девушка постаралась не подать виду, однако ее волнение не укрылось от зоркого взгляда Лоусона.
— Тревор… как они нас нашли?
— У них свои способы слежки. Возможно, у них есть шпион среди людей, который сообщил им о нас. Возможно, у них есть своя система отправки сообщений с этим шпионом, которая мне недоступна… по крайней мере, пока недоступна.
— Что-то случилось с двигателем, мистер Лоусон? — спросил Эрик.
— Нет, с двигателем — ничего, — ответил Гантт, повесив свой фонарь на гвоздь. На лице его явно читался испуг, который дал Лоусону понять, что бравый проводник все еще не знал, что делать с испорченной фарой поезда. — Путь заблокирован. Случился обвал.
— Ха! — уродливая гримаса Ребинокса стала шире. — Дьюс, слушай сюда! Мы же можем выбраться отсюда хоть прямо сейчас! Кенни, ты в деле?
— В каком деле? — резко рявкнул Преско, прислонив лицо к оконному стеклу и постаравшись разглядеть что-либо через темноту, но в таком снегопаде это было просто невозможно. — Получить пулю или замерзнуть насмерть в такую погоду? У нас шансы, как у младенца в Аду!
— Младенцы не попадают в Ад, тупица! — прорычал Ребинокс. — С чего бы безгрешным деткам оказываться в Аду, а? М-да, я всегда подозревал, что у нас в команде трусы…
Похоже, этого было достаточно, чтобы заставить Преско распалиться. Он встал и грузно, как медведь, навис над проходом.
— А ты горазд болтать, да, Джонни? — заорал он голосом, звучащим резко, как скрежет сотен пил по стеклу. — Но на деле у тебя только одна рука! И ты ничего не сможешь!
— Я могу надрать тебе то место, где у тебя должны быть яйца! — огрызнулся Ребинокс, однако вперед не подался.
— Успокойтесь! — Лоусон сделал несколько шагов, чтобы стать между ними и, если понадобится, обезвредить агрессоров, однако он тут же заметил, что мужество Ребинокса пошло на убыль, потому что он понял: никто из его подельников не собирается рисковать своей шкурой ради него.
Тем временем Тревор внушительно посмотрел на второго взбушевавшегося разбойника.
— Не горячись, Преско. Сейчас никто никуда не пойдет.
— Младенец в Аду, — прищурился Ребинокс, явно не собираясь оставлять эту перебранку. — Вот, кто ты, кретин!
Он фыркнул, словно до его носа только что долетела какая-то отвратительная вонь.
— Лоусон, о чем вы говорили там, снаружи? — Гантт двинулся вперед по проходу. — По поводу того, что мы не вернемся обратно. Вы знаете что-то, чего не знаем мы?
Что им сказать? — спросил себя Тревор. Его мучила страшная жажда, нервы были на пределе, а ихор вяло тек по венам от голода. В его сумке было еще две бутылки с коровьей кровью, но разве можно было сравнить этот пресный заменитель с живительным эликсиром, что бежал по человеческим телам? В последний раз Тревор ощущал этот божественный вкус около двух месяцев назад, впившись в горло владельца отшельничьей лачуги на берегу Миссисипи. Тогда он оставил человека в живых, но это милосердие далось ему не без труда. Теперь же, так долго не вкушая человеческую кровь, он чувствовал, что превратился в бледную тень, застывшую между миром людей и вампиров. И монстр внутри него отчаянно пытался процарапать себе путь на свободу. Удерживало только одно: осознание, что с каждым глотком человеческой крови Тревор все ближе подходил к краю пропасти.
Люди ждали ответа.
Что им сказать?
Послышался звук шагов в передней части вагона. Дверь открылась, и, запустив внутрь вихри снега и холодный ветер, на пороге появился Рустер в сером шерстяном пальто, черной шапке и черных перчатках. Ему было около двадцати четырех лет. Рост — ближе к среднему, телосложение — худое, хотя спина и плечи от постоянной работы раздались вширь. Этот юноша обладал широким лицом с коротко стриженной бородой и глубоко посаженными настороженными глазами. В руках Рустер держал винтовку “Винчестер”.
— Мистер Тэбберсон не вернулся… — сказал он, пока вихри снега окутывали его, проникая с улицы. Он осознал, что слишком долго позволяет зимнему ветру уносить тепло из вагона, и поспешил закрыть дверь. Несколько секунд юноша растерянно оглядывал пассажиров. — Мистер Тэбберсон… — повторил он, пока снег таял на его одежде. — Он пошел посмотреть, что можно сделать с теми камнями. Я звал его, но он не ответил…
— Почему ты не пошел и не помог ему? — требовательно воскликнул Гантт. — Тэбберс мог упасть и пораниться!
— Я собирался, но… этот человек ведь сказал явиться сюда, как только заряжу винтовки. Я решил так и сделать. Сказал: “Давайте, мистер Тэбберсон”, но он сказал: “Никто не смеет мне указывать на моем поезде”! Поэтому он приказал мне оставаться в вагоне, а сам взял лампу и ушел. Я предупреждал его, что не стоит этого делать, потому что никто не понял, что случилось с фарой… но он сказал, что дело, должно быть, в разнице температур на улице и в фаре… Через некоторое время я его позвал — так громко, чтобы он точно услышал — но он не вернулся. Я надеялся… что кто-нибудь из вас пойдет со мной, и мы вместе… узнаем, в порядке ли он.
— Он не в порядке, — качнул головой Лоусон.
— Сэр?
— Он взял винтовку?
— Взял…
— Ты слышал выстрелы?
— Нет, сэр… я слышал только ветер, но… — Рустер нахмурился. — А в кого, по-вашему, он должен был там стрелять?
— Так, мне плевать, что вы скажете, Лоусон, — Гантт снова снял свой фонарь с гвоздя. — Я собираюсь выйти туда и помочь Тэбберсу, если это необходимо. А это, скорее всего, так, потому что такой тертый калач, как он, обязан был отозваться. Если не отозвался, стало быть, что-то случилось.
— А что с фарой? — встрепенулся Эрик. — Она сломалась?
— Такое иногда бывает. Не о чем беспокоиться.
— Вы знаете, что она не разбилась сама по себе, — предупреждающим тоном произнес Лоусон. — И это было сделано не просто для того, чтобы лишить нас света. Это было посланием.
— Не говорите ерунды!
— Они так сообщают нам, что взяли ситуацию под свой контроль.
— Они? Кто? Индейцы? Сиу выгнали отсюда уже давно!
— Поверьте, уж лучше бы это были индейцы, вышедшие на тропу войны.
— Если не индейцы, то кто же тогда?
И снова… что им сказать? Как заставить их понять? Лоусон осознавал, что, что бы он им ни сказал, они попросту сочтут его сумасшедшим. Он посмотрел на Энн в поисках помощи, но она смогла лишь покачать головой, потому что прекрасно помнила, как реагировала на месте этих людей, там, на болоте между Ноктюрном и Сан-Бенедикта. Она знала, что никто не поверит.
— Я думаю, — внезапно заговорил Илай Эстерли. — Что мистер Лоусон со знанием дела говорит кое о чем… нечестивом. И это нечто вернулось сюда, чтобы укусить его.
— Что ты там бормочешь? — в голосе Ребинокса прозвучало заметное опасение, не очень успешно маскируемое небрежностью.
— Взгляните на него! Внимательно посмотрите! Разве не отличается он своей внешностью от обычных людей? Я заметил, что он не осмелился коснуться Распятия, — Эстерли поднялся и вышел в проход. — Я видел многое в этой жизни. Я познал много Тьмы на своем опыте. Именно поэтому научился распознавать ее, — его палец указал на Тревора. — Этот так называемый человек, скрывающийся среди нас, друзья, может называться только одним словом: чернокнижник.
— Чернокто? — переспросил Преско.
— Мужской аналог ведьмы или колдуньи, — пояснил Эстерли. — Путешествует со своей ведьмой-спутницей, но она еще не полностью продала свою душу Дьяволу, поэтому смогла коснуться Распятия. У меня было странное чувство относительно этого человека с того самого момента, как я увидел его в первый раз и посмотрел на него. Он прочитал мои мысли. Он источает зло. Неужели вы не чувствуете, как оно разливается по этому вагону?
— Да! — воскликнул Матиас, голос его сорвался на предательский писк. — Черт, да! Я чувствовал это!
— Ох, да ради Бога! — закатил глаза Гантт. — Никаких ведьм не существует!
— Говорю вам, это существо перед нами! Просто посмотрите на него! И раз он боится чего-то, что блокировало пути, тогда есть всего два варианта, что это может быть: либо его колдун-соперник, такой же темный, как он сам, либо… отмщение и нечто светлое и праведное, посланное с Небес!
Лоусон нервно хохотнул, и это лишь распалило проповедника.
— Мы заставляем его нервничать, видите? — громогласно возвестил Эстерли, его палец все еще указывал на Лоусона. — Он не может выносить свет. Я заметил это, когда жил с ним и этой женщиной в одном отеле! Он никогда не выходил на улицу днем, только ночью. Она — могла, но он — никогда. О, нет… это существо не может вынести света истины! — рука проповедника медленно опустилась. — Господа, пред нашим Небесным Отцом нам выпало испытание оказаться лицом к лицу с чудовищем!
— А я считаю, что он обыкновенный мудак, — фыркнул Ребинокс.
— Преподобный Эстерли, — спокойно обратился к проповеднику Тревор. — Вы… скажем так… немного запутались после всего того, что вам пришлось испытать в жизни. Могу я называть вас Илаем? — он сделал паузу, позволив вопросу несколько секунд повисеть в воздухе. — Я соболезную вашей утрате, Илай, вы потеряли единственного сына. Пуля в спину и неизвестная могила в поле. Это было сложно для вас, я знаю. Особенно после того, как вы сами стольких людей отправили в такие же безвестные могилы, выстрелив им в спины…
Лоусон смотрел, как кровь — то ничтожное количество, что бежало по венам этого человека — отлила от лица Эстерли, и его бледность теперь делала его похожим на вампира.
— Я уверен, — продолжил Лоусон все тем же тихим тоном. — Что доброта все еще живет в вас, но она слишком долго пряталась на дне бутылки и прижималась Библией. Иногда вы блокировали ее обоими способами сразу. Я не чернокнижник, сэр, равно как и Энн — не ведьма. Хотя в ваших словах есть доля истины: я прочел ваши мысли, потому что у меня есть способность проникать в разум людей, я могу сделать это с каждым на этом поезде. И в том положении, в котором мы оказались, вам лучше считать меня… — он сделал паузу, представляя, какое слово следует сказать следующим. А затем он вспомнил недавний разговор с Эриком. Нечто, от чего он отрекся тогда, но должен был вновь принять на себя эту роль сейчас.
— Считать меня своим ангелом-хранителем, — вздохнул он, обращаясь теперь ко всем присутствующим. — Я — ваш единственный шанс на то, чтобы — как сказал мне мистер Матиас несколько часов назад — увидеть следующий рассвет, — он посмотрел туда, где лежала раненая девушка, имени которой он до сих пор не знал, и внутренности его скрутило тугим узлом от жажды. Ее кровь манила постоянно, но сейчас с каждой секундой все яснее становилась мысль, что, если в ближайшее время ничего не предпринять, девушка скорее всего умрет…
Так, может…
В конце концов, кем она была для Тревора? Кем был для него хоть кто-то из этого вагона? Кроме, разве что, мешков с кровью. Они были едой, которая может сделать сильнее, деликатесом. Так, может, пора принять это в себе и перестать идти путем Господа, который не желает принимать его в свои объятья?
— Мое имя Тревор Лоусон, — чуть подрагивающим от жажды голосом, заговорил он, уставившись в пол. Мгновенно повисло молчание, нарушаемое лишь завываниями ветра снаружи. — Я родился в Алабаме. У меня есть… у меня были жена и дочь. Я сражался на войне… под Шайло. Я человек. Я человек. Я человек… — он зажмурился так сильно, как только мог, и на несколько секунд застыл, руки его сжались в кулаки. — Я клянусь… что им и останусь.
Когда он, наконец, поднял голову, взгляд его устремился прямо к проводнику.
— Я пойду с вами, помогу отыскать Тэбберса, но ради собственной безопасности… держитесь ближе ко мне.
— Я тоже пойду, — заявил Рустер. — Мистер Тэбберсон — очень хороший человек, и я многим ему обязан.
— И я пойду, — сказал Эрик, но Лоусон махнул ему рукой. Не для того они с Энн проделали такой путь, чтобы позволить этому юнцу сгинуть в пастях тварей, что притаились в темноте.
— Готовь серебро, — Лоусон повернулся к Энн. — Расходуй патроны с умом и следи за задней дверью.
— Поняла, — с готовностью кивнула девушка.
— Справишься?
Она очень слабо улыбнулась.
— Сделаю все, что смогу.
Тревор посмотрел на остальных.
— Я надеюсь, что никто из присутствующих не будет достаточно глуп и не попытается покинуть вагон в мое отсутствие, — он сверкнул глазами на преподобного. — К слову сказать, сейчас самый подходящий момент для молитвы за вашу собственную душу.
Эстерли в немом ошеломлении уставился на него.
— Ладно, пора идти, — заключил Лоусон и направился вперед вместе с Ганттом, держащим фонарь, и Рустером, сжимающим винтовку. Тревору невольно казалось, что винтовка большую часть пути смотрит ему в спину.
Как только они добрались до локомотива, Лоусон обернулся и обратился к Рустеру.
— Я собираюсь вытащить пистолет, — он внушительно посмотрел на юношу, надеясь, что он не спустит из нервозности или неловкости курок винчестера. Тревор осторожно извлек из кобуры кольт с рукоятью из слоновой кости. Шесть серебряных патронов могли положить конец шести вампирам Темного Общества, если повезет.
Если.
Итак, они направились дальше по рельсам, навстречу снегу и ледяному ветру. Впереди показалось несколько валунов, которых уже хорошенько припорошило снегом. Свет фонаря Гантта выхватил из темноты отпечатки ботинок Тэбберса двенадцатого размера с правой стороны от завала. Поведя фонарем вправо, он заметил участок, заросший корявыми соснами, можжевельником, осинами, полынью и кустарниками. Лоусон полагал, что это было идеальным местом для засады — как для бандитов, так и для индейцев… или для кое-кого похуже…
— Тэбберс! — позвал Гантт. — Тэбберс, отзовись!
— Мистер Тэбберсон! — вторил ему Рустер. — Где вы?
— Не ходите дальше, — посоветовал Лоусон, когда Гантт начал приближаться к завалу. Как ни странно, проводник повиновался.
— Тэбберс! — Гантт поднял фонарь и поводил им из стороны в сторону. — Мы здесь, Джек! Ответь нам!
Лоусон заметил движение с левой стороны, там, где скалистые утесы тянулись ввысь. Затем что-то шевельнулось справа, внизу, в зарослях. Больше никто не мог уловить эти вспышки активности, но он — прекрасно представляя, с какой скоростью могли двигаться твари из Темного Общества и перемещаться с одного места на другое — заметил. Сколько их собралось здесь? Инстинкты хищника подсказывали Тревору, что рядом находилось сорок… или пятьдесят… или даже больше, и далеко не каждый из них походил на человека.
Он услышал звук, перемежающийся с ветром.
— Помогите… помогите мне… помогите…
Звук шел снизу, из подлеска.
— Помогите… на помощь…
Жалобный крик, практически рыдание, пронизанное ужасом и агонией.
— Слышали? — похоже, Рустер обладал хорошим слухом и зорким глазом. — Это доносится оттуда! — он набрал в грудь морозного воздуха и закричал. — Мистер Тэбберсон! Где вы?
— Помогите… пожалуйста… помогите…
— Я его слышу! — воскликнул Гантт. Он тоже прокричал в темноту. — Джек, ты ранен?
Крик о помощи угас. Ветер унес его и растворил в себе.
— Может, он ногу сломал! Неудачно упал и сломал! — Рустер принялся спускаться вниз по каменистой насыпи, рискуя переломать и собственные кости. — Я до него доберусь!
— Послушай меня, — Лоусон положил руку на плечо юноши, пока тот не ушел достаточно далеко, и хватка его была железной. — Ты не знаешь, что там внизу. Я не хочу говорить этого, но… Тэбберсу конец. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Даже если ты подберешься к нему достаточно близко, ты его не найдешь, зато… они найдут тебя!
— Пустите меня! Слышите? Я сказал, я должен…
Рустер дернулся, чтобы освободиться. Он был силен, но тягаться по силе с вампиром не мог — это было все равно что младенцу тягаться с силачом.
— Ты не пойдешь. Никто не пойдет. Говорю вам… с ним покончено. Сожалею.
Крик раздался снова, но сейчас он звучал дольше и казался… ближе.
— Помогите мне… пожалуйста… на помощь…
— Они его перемещают. Вам нужно возвращаться.
— Ни за что! Ни… За… Что! — Рустер постарался сбросить с себя хватку Лоусона, но это было равносильно тому, чтобы сдвинуть с путей один из валунов. — Сэр, пустите! Мистер Тэбберсон ранен, ему нужна помощь!
— Ты не можешь ему помочь. И я не могу. Гантт, возвращайтесь. Вы, юноша, пойдете следом за Ганттом! — не страшась винтовки в руках Рустера, Тревор встряхнул юношу за плечи, словно это могло заставить его повиноваться. — Я тебя потащу, если не послушаешься! Или отправлю в нокаут и понесу. Но мне лучше остаться здесь и обеспечить вашу безопасность, так что шевелись!
— Помогите… Бога ради, помогите….
И снова — крик смолк.
Ствол винчестера направился Лоусону в горло.
Лицо Рустера горело гневом, глаза смотрели прямо в глаза вампира, и, если юноша и заметил в его взгляде нечто устрашающее, то предпочел списать это на игру света и тени.
— Я пошевелюсь, мистер Алабама, — заявил он, хищно оскалившись. Припорошенная снегом шапка чуть сползла на лоб. — Пока что я не стану жать на курок. Но как только мы туда доберемся… мне наплевать, откуда вы, с кем боретесь и что вы, черт вас побери, такое… вы все расскажете! Все, что вы знаете об этом дерьме. Вам понятно?
— Понятно. А сейчас — делай то, что я тебе говорю.
Рустер вновь посмотрел в заросли. Лоусон опасался, что молодой человек все же ринется на помощь Тэбберсу, но в следующее мгновение ствол винтовки опустился, и Рустер вслед за Ганттом, держащим фонарь, направился обратно к пассажирскому вагону, минуя локомотив.
Убийца вампиров остался один.
Но он не пробыл в одиночестве достаточно долго.
Тревор почувствовал движение за своей спиной, в мгновение ока развернулся, и кольт, заряженный серебряными пулями, был готов выстрелить.
— Ты не хочешь этого делать, — произнес маленький мальчик, сидящий на вершине самого большого валуна.
