— Ты отпустишь его.

Хартли сказал это совершенно спокойным тоном, пока Джек Младший продолжал вырываться и брыкаться во время того, как Донни давил на его голову подушкой всем своим весом. Это было произнесено не как угроза или просьба, а, скорее, как пророчество.

Донни свирепо усмехнулся в свете лампы. Капельки пота блестели на его раскрасневшихся щеках. Он сказал:

— Заставь…

Но он не договорил свою фразу, потому что Хартли внезапно перекатился на колени. Его связанные изолентой руки метнулись к лицу Донни в мгновение ока, двигаясь слева направо. Кольцо на его мизинце с металлическим кораблем Бака Роджерса — сейчас разогнутым по шву и представляющим собой острое зазубренное лезвие длиной в пару сантиметров и толщиной с монетку в десять центов, которую он использовал в качестве инструмента — Хартли использовал, чтобы разорвать левую щеку Донни и его левую ноздрю. Алая кровь мгновенно брызнула из ужасной раны и испачкала стену.

Пророчество Хартли мгновенно сбылось. Донни громко взвизгнул, как раненое животное, и отпрянул от Джека Младшего, тут же натолкнувшись на Ниллу, которая, в свою очередь, со всей поспешностью отшатнулась от него. Ее мысленный крик, отправленный Кертису, все еще терзал ее мозг болью — словно в голове полыхал настоящий пожар.

Малыш Джек выкатился из-под подушки и стал лихорадочно хватать ртом воздух.

В своих конвульсиях Донни задел локтем фонарь. Стекло треснуло, но масляный резервуар остался цел, поэтому горящий фитиль продолжал бросать на стены причудливые светлые блики.

Одна рука Донни машинально попыталась закрыть изуродованное лицо. Вторая потянулась за ножом, который он держал за поясом. Он выполнил это движение с ужасающей скоростью и ринулся на Хартли. Тот не успел защититься от ножа, и острое лезвие погрузилось в его левый бок. Все, что мог видеть в этот момент Хартли, это зубы Донни прямо перед своим лицом. Нилла заметила, как окровавленное лезвие поднимается снова и опускается на левое предплечье Хартли. Не помня себя, девочка рванула вперед и ударила Донни под колени так сильно, как только смогла, лишив его равновесия и вызвав крик боли. Хартли отшатнулся назад, к стене, и качнулся от боли под взглядом горящих ненавистью глаз, смотрящих на него с изуродованного лица Донни. Но в этот момент разъяренный молодой человек начал поворачиваться в сторону Ниллы. Хартли бросился вперед, и зазубренное лезвие на его кольце вошло Донни прямо в горло, чуть ниже левого уха. Повинуясь инерции, оно взрезало плоть отчаянным рваным рывком, мизинец Хартли не выдержал такой силы удара и сломался со звуком, напоминающим треск сухой ветки.

Донни издал звук, непохожий ни на крик, ни на стон — скорее, он представлял собой вздох удивления.

Его глаза непонимающе моргнули, уставившись на Хартли.

Затем кровь веером брызнула во все стороны из разрезанной сонной артерии. Ее пульсация была быстрой — в такт сердцебиению Донни. Он выронил нож и схватился за горло. Пальцы лихорадочно пытались запечатать рану, словно это было возможно. Глаза широко распахнулись, из горла вырвался полный ужаса булькающий крик. Кровь била иссякающим фонтаном. Издавая неясные отчаянные звуки и мечась, как дикий зверь, пытающийся найти выход из ловушки, он запнулся о ставшую на его пути Ниллу и врезался в стену, оставив на ней свою красную подпись. В своем паническом безумии он полностью потерял ориентацию в пространстве и уже не понимал, что дверь находится всего в восьми футах позади него. Он шаткой походкой миновал малыша Джека, свернувшегося калачиком на полу и все еще пытавшегося нормализовать дыхание. Кровавые руки Донни хватались за стены, словно он таким образом пытался вырваться наружу, а из раны, тем временем, во все стороны продолжала хлестать кровь.

Подбежав к краю пирса, Джинджер и державшийся чуть позади нее Партлоу увидели вспышку молнии. Она промелькнула так близко от земли, что им показалось, будто они услышали шипение, с которым та пронзила воздух, а затем — с последовавшим за ней громовым раскатом, сотрясшим пространство — начался ливень. Дождь швырял свои жалящие капли прямо в лица Джинджер и Партлоу. Шторм стоном прокатился по глади озера, ветер взвыл, погнав по воде вереницу волн.

Они промокли до нитки в считанные секунды. Джинджер обвела бьющуюся о пирс воду фонарем. Партлоу свой фонарь «бычий глаз» также направил на волны.

— Там! — воскликнула она и выпустила четвертую пулю в озеро, но Партлоу не видел, во что она стреляет. Коробка с деньгами была прямо у их ног.

— Эй, мы получили деньги! — напомнил он ей, стараясь перекричать рев ветра. Докричаться было сложно, хотя Джинджер стояла от него всего в двух шагах. — Уходим!

— Я попала в него! — закричала она в ответ. Струи дождя стекали по ее волосам и лицу. — Я знаю, что попала в этого сукина сына!

— Ладно, ладно. А теперь поехали!

Отчего-то Партлоу показалось, что она не может просто взять деньги и уйти, хотя для него это имело наибольший смысл. Джинджер же продолжала изучать воду под светом фонаря, водя револьвером из стороны в сторону в поисках своей цели. Партлоу поставил свой фонарь поверх коробки и поднял драгоценную ношу.

— Джинджер, давай убираться отсюда! — призывно воскликнул он. — Сейчас же!

Наконец, она опустила оружие и фонарь. Затем молча направилась к двум автомобилям, припаркованным у подножия пирса, и Партлоу последовал за ней сквозь стену дождя. В «Олдсмобиле» он поставил коробку на заднее сиденье, сказал, что сам сядет за руль и, к своему удивлению, не встретил сопротивления: она скользнула на пассажирское место без лишних слов. Он запустил двигатель, включил стеклоочистители, поискал место для поворота и направился к Соумилл-Роуд.

— Черт! — воскликнул он. — Я промок до нитки!

Она не ответила. Револьвер лежал у нее на коленях, и она держала его так нежно, словно это был младенец.

— Двести пятнадцать тысяч, черт побери! — закричал Партлоу. — Он не обманул нас, я знаю! Он хотел вернуть своих детей, и ему было плевать на деньги! — несколько секунд он ехал молча, не говоря ни слова, и лишь затем смог озвучить то, что пришло ему в голову после первого выстрела. — Ты хотела застрелить его, ведь так? Хотела убить, если получится.

Ответа не последовало.

— Я полагаю… вот, почему ты не заставила его просто оставить коробку и уйти. Ты хотела, чтобы он остался там, и ты могла застрелить его. Несомненно, он дал тебе повод, разозлив тебя, но… неужели основная твоя цель все-таки состояла в этом? Застрелить богатенького мудака, чье имя трубят все газеты? Как будто не деньги были твоей основной целью, а его смерть. И вишенкой на торте стало то, что у него двое детей?

— Возможно, это и было частью плана, — ответила она, глядя прямо перед собой. — Но ты не прав: основная цель состояла в том, чтобы получить выкуп. И мы это сделали.

— Да. Точно. Мы это сделали.

Он нахмурился, несмотря на то, что богатство и видения своего светлого будущего в Мексике пьянили его — вместе со счастливыми образами ему в голову пришло кое-что еще.

— Я слышал, как тот ниггер что-то сказал о малыше Джеке незадолго до того, как Ладенмер взбесился. Ты не слышала, что…

— Ох… черт! — воскликнула она. — Вспомнила, что я забыла! Приз! В коробке с хлопьями! Донни сбил меня с толку… я забыла забрать приз из этой чертовой коробки!

— И что?

— Возможно, это была небольшая вилка или ножницы… что-то металлическое, что-то с острыми краями. Дерьмо!

— Погоди-ка. А что если… действительно там хранилось что-то подобное? Думаешь, они смогут использовать это, чтобы…

— Я думаю, что Донни слишком глуп, чтобы не заходить в ту комнату и не издеваться над ними. Нет, молчи! Не говори ничего. Просто жми на газ, Золотко. Доставь нас в хижину — и быстро!

Как только «Олдс» отъехал, две фигуры, цепляясь друг за друга, шатаясь от ударов волн и дождя, выбрались на грязный берег. Кертис не был хорошим пловцом, но плавал достаточно хорошо, чтобы не утонуть даже в беспокойной воде, одновременно поддерживая одной рукой Ладенмера. Он подумал, что им очень повезло, что озеро у основания пирса имело глубину всего в пять футов, и поэтому его длинные ноги сумели найти опору. Он помог Ладенмеру подняться и добраться до относительного укрытия леса. И там, в лесу, под проливным дождем, он опустил бизнесмена на землю, прислонив его к стволу ивы.

— Боже… — простонал Ладенмер. — Милостивый Иисус… Боже мой.

Молнии продолжали озарять небо, и в их свете Кертис заметил кровь на рубашке Ладенмера — справа, в районе ключицы. Второй выстрел, должно быть, задел голову Ладенмера с правой стороны: кровь струилась по его лбу, смешиваясь с дождем и превращая лицо бизнесмена в мучительную гримасу. Кертису пришлось перевести дух, прежде чем он смог заговорить. Его сердце бешено колотилось, и он начал дрожать — не от холода и не от бешеной борьбы с волнами, а от ужасающего опыта оказаться под обстрелом.

Все, что он смог выдавить из себя, было:

— Вы серьезно ранены?

Ладенмер выругался — так грязно, что Кертис понял, что никогда ничего подобного в своей жизни не слышал. Раненый ощупал свою ключицу левой рукой и снова выругался. Казалось, с этими проклятьями его покидают последние силы.

— Похоже, кость раздроблена, — простонал он. — Правая рука почти не действует. Твою мать… этот Парр… подставил меня. Ублюдок пришел в мой офис и подставил меня.

— Нам нужно выбираться отсюда, — сказал Кертис. — Вам нужно к врачу.

— Мои дети… — на мгновение голос Ладенмера сорвался и превратился почти в рыдание. — Что случилось с малышом Джеком? Он в порядке? Пожалуйста… спроси ее.

— Я спрошу, — но Кертис понял, что сказать легче, чем сделать. Его разум пребывал в смятении, мысли гудели, словно растревоженный улей, к тому же в его голове все еще звучали звуки выстрелов и шипение бурных волн. Вдобавок, его концентрации мешали последние слова того мужчины, пронизанные злобой. И все же, даже сквозь помехи в своем мозгу, он попробовал отправить сообщение.

— Нилла, что случилось с малышом Джеком?

Ответа не было. Кертис не чувствовал ее на другом конце их ментального радио. Воображаемые лампы не светились.

— Простите, сэр, — честно сказал он Ладенмеру, — я не могу сейчас с ней связаться.

— О, Боже… ты говорил… ты не умеешь водить машину?

— Нет, сэр, не умею, — Кертис сделал паузу и отер глаза от дождя. — Я доберусь до дороги и найду помощь. Найду дом… и кого-то, кто поможет нам. Кто-то должен жить в одной из тех хижин.

— Верно. Да… я не думаю… мне лучше уйти отсюда… черт… но я не думаю, что смогу двигаться. Кертис, я сейчас отключусь…

Кертис понятия не имел, умрет Ладенмер или нет. Он никак не мог определить, насколько серьезными были его ранения, но, по крайней мере, он знал, что именно он мог сделать, чтобы помочь.

— Я найду кого-нибудь, — заверил он. — Вы… держись, хорошо? Я скоро вернусь.

Ладенмер не ответил, и Кертис понял, что ему нужно идти как можно скорее. Он выпрямился под проливным дождем и — в своей рабочей форме носильщика и насквозь промокших ботинках — начал наполовину бегом, наполовину шатаясь продвигаться к расположенной в трехстах ярдах Соумилл-Роуд.

Донни упал на колени. Он смотрел на Ниллу, малыша Джека и Хартли, и хотя из его ужасной раны продолжала хлестать кровь, а лицо превратилось в серую предсмертную маску, его темные глаза все так же посылали немое сообщение, что он убьет их всех, как только сможет. Он издал рев, в котором, может, даже были слова, но разобрать их было невозможно. Может быть, Донни Байнс попросту был уже одной ногой в могиле, и свой яростный рев он адресовал некоему видимому лишь ему одному фантому, находящемуся в доме.

Он прерывисто вздохнул, словно это могло подарить ему несколько спасительных секунд жизни — впрочем, возможно, так оно и было — вздрогнул, как собака, сбитая самосвалом, и рухнул вниз лицом. Глаза его при этом остались открытыми, но смотрели они лишь в мертвую пустоту. Под телом быстро растекалась лужа крови, продолжавшей вытекать из смертельной раны, более напоминая небольшую приливную волну.

— Уходим, — прохрипел Хартли. — Надо выбираться!

Его лицо тоже было серым. В области живота на рубашке расползалось темно-красное пятно.

— Джек… можешь… взять лампу?

Мальчик явно пребывал в состоянии шока, он ошеломленно глядел на мертвеца, не в силах отвести взгляд.

— Джек! — крикнул Хартли, хотя этот крик был больше похож на отчаянный стон. Мальчик подпрыгнул, к глазам его подступили слезы, а с нижней трясущейся губы свесилась ниточка слюны.

— Я могу его взять, — сказала Нилла. Она просунула руки под ручку фонаря и позволила ей скользнуть на свои запястья, а затем подняла фонарь над полом. Хотя его наружное стекло треснуло, пламя все еще было ярким.

— Надо выбираться, — повторил Хартли. — Они вернутся, найдут его и убьют нас, — он оттолкнулся от стены, на которую опирался, и Нилла увидела гримасу мучительной боли, исказившую это волевое лицо с одним глазом. — Пойдем, Джек, — слабо простонал он. — Успокойся, слышишь?

— Да, сэр, — ответил мальчик, хотя взгляд его все еще выдавал состояние шока, а голос звучал опустошенно.

— Уведи нас отсюда, — обратился Хартли к Нилле.

Дождь яростно стучал по жестяной крыше. Фонарь Ниллы высветил, что Донни открыл заднюю дверь, чтобы проветрить хижину. Выйдя на крыльцо, беглецы обнаружили, что вторая москитная дверь заперта, но Хартли быстро решил эту проблему, навалившись на нее всем своим весом. Это лишило его огромного количества сил, и он едва не задохнулся от боли. Нилла заметила, что кровь у него идет не только из ужасных ран, но и изо рта, и ей не обязательно было быть медсестрой или врачом, чтобы понять, что это очень плохой знак.

Сделать два шага по размокшей вязкой земле под проливным дождем — это оказалось слишком тяжело для Хартли. Он запнулся и упал прямо на раненый бок, не сумев сдержать отчаянный вскрик боли. Когда Нилла наклонилась, чтобы помочь ему, она услышала в своей голове нечто, напоминающее неразборчивые слова. Возможно, это был какой-то вопрос, но — даже если это Кертис пытался до нее докричаться — она не смогла разобрать смысл. У нее не было ни времени, ни достаточной концентрации, чтобы ответить. Сейчас единственное, о чем она могла думать, так это о том, чтобы увести себя, мистера Хартли и своего брата как можно дальше от похитителей. При этом она понимала, что мистер Хартли может в любой момент умереть, и она была бессильна помочь ему. Она даже поднять его на ноги не могла.

— Я смогу встать… — болезненно произнес он после нескольких тщетных попыток. С огромным усилием он переместился на колени и на мгновение задержался в этом положении. Небо осветила вспышка молнии, за которой последовал громовой раскат. В следующий миг ливень начал хлестать по лицам и телам беглецов еще яростнее. Хартли, наконец, удалось встать, преодолев не только слабость и боль ран, но и воющую бурю. При попытке распрямиться он коротко застонал, согнулся и прижал руки к животу так, будто иначе у него могли вывалиться внутренности.

В стене дождя беглецы различили свет фар. Машина остановилась.

Нилла услышала, как две двери открылись и снова закрылись.

— Пошли! — призывно сказал Хартли и движением подбородка указал на лес слева от них.

— Джек! — Нилла ткнула его локтем в плечо, потому что он продолжал стоять с открытым ртом и тупо пялиться прямо перед собой. — Идем! — скомандовала она и толкнула его снова, чтобы заставить двигаться. Первые шаги он сделал так, будто пробирался сквозь что-то клейкое, но затем сумел перейти на бег и устремиться к лесу. Впереди было темно, как в могиле, поэтому мальчик быстро исчез во мраке. Нилла держала перед собой фонарь, чтобы хоть как-то освещать путь для Хартли. Они пробежали всего футов двадцать, когда он запнулся и снова упал, ударившись еще сильнее, чем прежде.

На заднем крыльце хижины мелькнул свет — похитители искали беглецов.

— Бегите! — простонал Хартли. — Со мной покончено, Нилла.

Теперь на крыльце сияла уже пара огней. Один из похитителей взял след, и второй последовал за ним.

— Я не могу вас… — начала Нилла.

— Спасай своего брата, — прошептал он ей. — Вот, что ты должна… — его взгляд переместился в сторону двух огней. — Они идут. Поспеши.

У нее не было выбора. Она бросилась вслед за малышом Джеком — в неизвестность.

— Глянь-ка сюда, — проворковала Джинджер, приблизившись к Хартли и осветив лучом фонаря его посеревшее лицо. — Вот, что я нашла… одноглазого покойника.

Позади нее стоял Партлоу, освещая лес фонарем «бычий глаз». В последние пару минут дождь перестал лить сплошной стеной, и теперь Партлоу мог видеть впереди удаляющийся огонек фонаря беглецов.

— Они не убегут далеко, — заверила его Джинджер, не отводя взгляда от Хартли. — Вся та грязь и трясина… нет-нет, им не удастся убежать далеко. Вскоре они переломают себе все ноги, и тогда мы найдем их по крикам, — она опустилась на корточки на безопасном расстоянии от Хартли, и Партлоу заметил револьвер в ее второй руке. — Ты устроил беспорядок. Как ты это сделал?

— Спроси Донни, — ответил Хартли с мрачной улыбкой, обнажившей его окровавленные зубы.

— Вот настоящий храбрец, Золотко, погляди. Ты говорил, он был на войне? О, да, шрам и все такое. Ну, похоже, он вот-вот подохнет от ран. Знаешь ли, смельчак, мы принесли тебе ножик, которым Донни — будем называть вещи своими именами — убил тебя. Дай его сюда, Золотко, — она отложила фонарик в сторону, переместила пистолет в левую руку и приняла из руки Партлоу окровавленный нож. — Похоже, он тебя хорошенько продырявил. И ты, кажется, убил его этим же ножом. Или ты каким-то образом сам смастерил себе оружие?

— Джинджер, — поторопил ее Партлоу, — у нас двести пятнадцать гребаных тысяч долларов на двоих! — он с трудом мог скрыть свой восторг от того факта, что теперь выкуп не нужно было делить на три части. В то же время он понимал, что шофер и дети выбрались из плена, и в ответ его жажда крови начала разыгрываться не на шутку. Он понимал, что хочет уладить все дела, прежде чем отбыть в Мексику и начать новую жизнь. — Давай просто прикончим его и смоемся! Дети нам не нужны!

— Да, — ответила она, продолжая пялиться на Хартли. — Так и сделаем. С ним, — она указала на шофера. — Но подумай, Золотко: если бы у Бонни и Клайда было двое детей в машине, разве законники расстреляли бы их? Конечно, нет. Так что мы догоним этих сопляков и заберем их с собой. Они станут нашим гарантом безопасности на случай, если нас перехватят по дороге.

— Дельная мысль, — отозвался он. — Но потом мы же выкинем их где-нибудь, верно? Как только уйдем от возможной погони?

— О, да, — Джинджер медленно вытерла лезвие ножа о брюки Хартли. — Мы выкинем их где-нибудь. Может быть, даже по частям, — она хищно улыбнулась и прошептала Хартли, — похоже, я убила твоего босса. А теперь… я не собираюсь тратить на тебя пулю, потому что ты умрешь и без нее. Мы вернем этих молокососов, и если к тому моменту ты еще не издохнешь… ты пожалеешь об этом, — с этими словами она глубоко вогнала нож в левое бедро Хартли и провернула.

Нилла нашла малыша Джека в промокшем насквозь лесу. Она оба услышали мучительный вопль боли позади себя, и этот крик заставил обоих остановиться и посмотреть друг на друга в ужасе. Расширенные от испуга глаза обоих блестели в желтом свете фонаря.

Нилла нарушила молчание первой:

— Мы должны продолжать двигаться. Мы найдем дорогу или какую-нибудь другую хижину.

— Да, — согласился ее брат, а затем спросил: — Как ты думаешь, что они сделают с мистером Хартли?

— Я думаю, они уже все сделали. Мы не можем ему помочь, Джек. Он хотел, чтобы мы продолжали идти.

— Да, — сокрушенно произнес он голосом, который, вероятно, был похож на голос их отца в этом возрасте. Но в одном этом слове прозвучала такая страшная боль, которая просто не могла принадлежать ребенку.

У них не было ни лишнего времени, ни лишних сил, и они оба это знали. Нилла не была уверена в том, преследуют их те два человека, или нет, но она не могла рисковать, поэтому не стала замедляться и выяснять это.

Они продолжили удаляться в чащу, ноги их увязали в грязи и путались в сорняках; дождь — хоть и чуть ослаб — продолжал неустанно лить с неба, а за племенем фонаря детей ждало лишь царство непроглядной темноты.