Книга: Лесной Охотник
Назад: Глава четвертая
Дальше: Часть пятая. Комната у Подножья Лестницы

Глава пятая

 

Облаченный в робу сторож спустился по лестнице, целясь из винтовки в центр груди Майкла Галлатина. Итак, вот он, благоприятный момент для Гантта и мальчика, чтобы пробраться через колючую проволоку, подумал Майкл.
— Кто твой вождь? — спросил он. Он понимал, что вопрос придется задать еще раз на туарегском наречии, потому что сторож, разумеется, его не понял. Вопрос был задан снова, но ответа не нашел, хотя подтекст его был кристально ясен: кто ваш лидер? Начальник племени — человек, который берет на себя обязанность защищать свой народ — у туарегов всегда назывался вождем.
Через несколько секунд рядом появились другие туареги, отреагировав на зов рупора. Они были вооружены пистолетами и винтовками, отнятыми у солдат разных наций: британцев, немцев и итальянцев. У некоторых облаченных в робы воинов были при себе факелы или масляные лампы. Прибывшие столпились вокруг Майкла, не позволяя ему ни пройти дальше, ни отступить. Они размахивали оружием и кричали так, будто каждый из них воображал себя главнейшим человеком в племени. Ружейные стволы начали грубо толкать Майкла в ребра, один раз он мучительно зашипел от боли, когда особо суровый тычок пришелся в травмированное плечо, однако он заставил себя не потерять лицо и даже сохранить на нем подобие кривой и самоуверенной полуулыбки.
Сквозь растущую толпу пробиралась фигура в малиновой робе, и, почувствовав его приближение, воины довольно быстро разошлись в стороны, давая этому человеку свободно пройти. Он остановился рядом с Майклом. Сейчас его куфия была завязана в тюрбан, поэтому его красивое и немного хищное лицо предстало пред непрошеным гостем во всей красе. Черные глаза под густыми черными бровями смотрели с негодованием. Лидеру было около тридцати пяти лет, кожа имела полированный темно-коричневый оттенок. Вождь обладал высокими скулами и длинным изящным носом, которому мог легко позавидовать любой знатный англичанин.
В каком-нибудь другом мире этот мужчина в темно-красных одеждах мог бы легко стать ливийской кинозвездой. Он был чисто выбрит, а в его глубоко посаженных глазах отмечалась печать высокого интеллекта и хитрости. Он заговорил бархатным голосом, в котором слышалась тихая угроза, изъясняясь на наречии, имевшем некоторую схожесть с туарегским, но все же Майклу этот язык был незнаком.
Он не ответил. Человек в темно-красных одеждах протянул руку и указал на униформу пришельца.
— Брит, — коротко отчеканил он.
— Английская униформа, да, — кивнул Майкл.
— Брит, — повторил человек, явно обладая скудными познаниями в чужом языке. Он ткнул себя в грудь. — Нури, — и добавил с царской интонацией вождя, желавшего просветить невежду. — Значить «огонь».
— Занимательно, — ответил Майкл, теперь говоря только с человеком в темно-красной робе и не обращая внимания на толпу. Похоже, вождь даласиффов был прирожденным артистом и имел определенную склонность к театральности. К затылку Майкла прижался ствол винтовки, другой ткнул его в основание позвоночника.
— Кто ты есть? — язык Его Величества совершенством не отличался.
— Я? — Майкл сохранил на лице легкую полуулыбку. — О, я Дьявол, пришедший уничтожить тебя.
— Уничтожить… меня? — переспросил Нури. Его брови недоуменно поползли вверх, а лицо еще несколько секунд сохраняло торжественное выражение. А затем от открыл рот и рассмеялся, а другие быстро подхватили его смех. Впрочем, казалось, что никому из толпы была толком не ясна причина веселья, но они хохотали громко, демонстрируя свое полное почтение вождю. Видимо, такова была сила воздействия Человека-Огня на свой народ.
Успокоившись, Нури повернулся и перевел своим людям то, что сказал Майкл, и бездна смеха вновь обрушилась на пустынную ночь, растягиваясь в ширину. Некоторые даласиффы начали так усердно хохотать, что даже запрыгали на месте. Особенно отличившиеся энтузиасты пустили слезу сквозь смех.
Майкл терпеливо наблюдал за тем, как утихает веселье. Когда Нури перестал смеяться, остальные мгновенно затихли. Он очень быстро произнес что-то на своем языке, и Майкл не смог разобрать ни слова.
— Ты говоришь, ты Дьявол, — хмыкнул Нури. — Но не знаешь мою речь? Как это?
— Всем известно, что Дьявол — англичанин, — ответил Майкл, и, когда Нури перевел, толпа взорвалась сумасшедшим смехом, как самая благодарная публика на Западном Побережье.
На этот раз сам Нури только улыбнулся, но не стал хохотать. Он жестом призвал всех к тишине, и тишина настала. Его внимание привлекло разбитое лицо Майкла, его опухоль над левым глазом, протянувшаяся на несколько дюймов, также он не преминул рассмотреть руку, покоившуюся на перевязи, и печально покачал головой.
— Ты не быть Дьявол. Ты ранен и тебе болеть. Ты похож на сумасшедший дурак.
— Это лишь моя маскировка, — сказал Майкл. Нури, похоже, его не понял, поэтому пришлось пояснить. — Моя маска.
Человек-Огонь скользнул рукой под свою робу и извлек нож с изогнутым лезвием, тут же приставив его к подбородку Майкла.
— Нури срезать твой маска, — сказал он, и глаза его блеснули в свете факелов. — Тогда я знать твой настоящий лицо.
Майкл готовился к этому. Он знал, что не имеет права потерять самообладание, и у него было ощущение, что переходить в наступление еще не время. Очень скоро оно придет, но не сейчас.
Он легко сказал, вздохнув:
— Я проделал сюда путь из Ада, Нури. Длинный путь. Не хочешь ли ты показать мне свою деревню, прежде чем я уничтожу тебя?
Кончик ножа кольнул плоть Майкла в знак предупреждения, но недостаточно сильно, чтобы пролилась хоть капля крови. Нури снова засмеялся. Это был низкий и угрожающий смех, который решились подхватить лишь немногие. Человек-Огонь опустил свой нож и криво ухмыльнулся.
— Всё — Ад, — сказал он, широко разводя руки, будто хотел объять ими весь мир. — Везде. Я. Король Ада. Я. Король для все дьяволы. А ты есть просто сумасшедший дурак здесь, — он прикоснулся к вырезанному на рукояти ножа черепу. — Откуда ты приходить? Не знать. Куда ты приходить? Нури знать, — он воскликнул нечто призывное, похожее на команду. Ствол винтовки поднялся к точке между лопатками Майкла, другой вооруженный пистолетом человек прицелился ему в висок. Нури отвернулся и пошел сквозь толпу. Ствол винтовки ткнул Майкла вперед.
Какой-то мужчина, у которого отсутствовало три передних зуба, вдруг метнулся в первые ряды конвоя и принялся обсуждать что-то со своими соплеменниками, постоянно указывая на ботинки Майкла, словно сравнивал их со своими сандалиями. Майкл перемещался вместе с даласиффами, плывя внутри толпы. По крайней мере, думал он, я двигаюсь в правильном направлении — в направлении водопоя.
Он отметил, что сторож не вернулся на свой пост, однако Нури не был дураком и отправил тройку своих воинов проверить окрестности на предмет того, не притаились ли рядом еще какие-нибудь черти. Что ж, теперь Гантт и мальчик были предоставлены сами себе.
Майкла вели через деревню даласиффов. Женщины, дети и собаки примыкали по ходу процессии и шли по бокам от вооруженных людей, окружавших его. Одна собака подбежала и начала неистово лаять, извергая слюну, и Майкл даже подумал, что она вот-вот укусит, но какой-то мужчина отвесил псине увесистого пинка, который отправил ее к своим менее норовистым собратьям. Это явно были не нежные люди. Майкл понимал, что любой обычай гостеприимства, который продемонстрируют даласиффы, придется ему не по духу.
Его остановили где-то в пределах деревни. Факелы и масленые лампы окружали его, и ствол каждого пистолета и каждой винтовки готовился нанести ему смертельную рану.
Толпа снова расступилась, когда подошел Нури. Он пристально посмотрел в лицо Майкла.
— Деревня моя, — сказал он. — Люди мои. Нури управлять тут. Ты скажешь другое, Дьявол?
Майкл, не дрогнув, посмотрел в глаза этого человека.
— Я скажу, что скоро Нури будет стоять на коленях. Я скажу, что скоро Нури будет молить о пощаде.
Это вызвало широкую улыбку Человека-Огня и заставило его радостно захлопать в ладоши. Очевидно, Нури наслаждался этой игрой, как и любой закоренелый убийца, которому была необходима острота ощущений. Возможно, в какой-то степени он искренне верил словам Майкла. По крайней мере, он не знал, кто еще осмелился бы говорить с ним в таком тоне. Разве что, действительно, сам дьявол?
— Дьявол, — сказал Нури. — Познакомься с мой сын.
В поле зрения показался мальчик лет четырнадцати, передвигавшийся на костылях, которые сверху были обвязаны марлей — похоже, из лекарского снаряжения.
Мальчик, одетый в свободную белую рубашку и красные штаны, был похож на своего отца. За исключением того, что его правая нога от бедра отсутствовала, а от левой ноги осталось нечто, способное слегка загребать землю, напоминавшее по форме копыто. Майкл представлял себе, что это была за травма — такие увечья могла оставить подорвавшаяся мина. Даже если сам ты переживешь взрыв, часть тебя не переживет его. Глядя в запавшие глаза мальчика, Майкл не представлял себе, как тому вообще удалось выжить. Правый глаз у него был белым, словно закатанным кверху, незрячим. Вся правая сторона лица странно подергивалась, что могло быть результатом травмированных лицевых нервов.
— Мой Хасиб, — тихо сказал Нури, наклонившись к самому уху Майкла. — Старший сын. Мой гордость. Он быть красивый мальчик? Говори мне, Дьявол.
Мальчик посмотрел на Майкла с такой ненавистью, какой Майкл никогда прежде не видел. Казалось, если бы у этого ребенка был пистолет, вся эта маленькая игра быстро закончилась. Ненависть составляла все его существо. Он напоминал ящерицу с покрытой шипами кожей, и от него пахло, как от охваченного огнем мира. Майкл знал этого мальчика. Он хорошо знал его. Таким же мальчиком был каждый страдалец, каждый, кому довелось пройти через ужасы войны, каждый сирота, каждая вдова, каждый инвалид, каждый озверевший выживший, нашедший труп своего товарища в канаве. Каждый кусочек человеческой плоти его издавал безмолвный крик.
О, Майкл Галлатин хорошо знал этого мальчика, и он чувствовал страх по отношению к его искалеченной душе.
— Красивый, — прошептал он.
— Ах! — вскликнул вождь, улыбаясь. — Спасибо!
Майкл почувствовал дуновение ночного ветерка, в котором повеяло соблазнительной влагой. Желание попить воды напало на него неистово, несмотря на то, как ошеломлен он был до сих пор печатью ужаса войны на ребенке, которая сделала его слабее.
— Я хотел бы немного воды, — обратился он к Нури.
— Дьявол хотеть пить? Как это? — голова вождя склонилась набок, в глазах стояло кровоточащее зло. — Пить! — бросил он, плюнув в лицо Майкла.
Толпа одобрительно закричала, некоторые принялись приплясывать на месте, другие начали палить в ночное небо. Майклу казалось, что время почти настало…
Нури выкрикнул еще серию команд. Чьи-то руки схватили Майкла, кто-то грубо дотронулся до его левого плеча, что заставило его стиснуть зубы от боли и опустить голову, чтобы не дать себе застонать. Толпа наполовину потащила, наполовину поволокла его за собой. Казалось, весь народ даласиффов собрался здесь, как сплошное людское море в пустыне, двигавшееся волнами.
Они повели его к яме.
Он поднял голову и увидел, что яма была примерно шесть метров глубиной и около трех шириной, и по всей ее длине протягивался надежный пальмовый ствол, закрепленный на обоих концах грудами мешков с песком. Рядом с ямой стояло множество глиняных горшков. Толпа пребывала в праздничном предвкушении, музыканты начали снова играть, и Майкл подумал, что угодил в тот еще переплет.
У него была возможность заглянуть в яму. При свете мерцающих факелов он увидел, что примерно на полтора метра по высоте ямы поднимается копошащийся черный столб, из которого, не доходя до края ямы, ведет короткая лестница. Приглядевшись, он понял, что видит внутри ямы несколько сотен скорпионов, а на дне лежат мертвенно-бледные тела тех, кто проиграл в эту смертельную игру. Судя по виду скорпионов, они не были смертельно-ядовитыми, как тот, что укусил Гантта, но в таком количестве их жала запросто могли принести смерть.
Майкла выдвинули и подтащили к одному концу пальмового ствола и поставили там, наконец, отпустив его правую руку и левое плечо. Переведя дух, Майкл заметил, что Нури занял позицию на противоположном конце ствола и провозгласил в толпу:
— Дьявол! — крикнул он. — У нас быть конкурс!
Майкл молчал. Два десятка пушек из трех разных стран были направлены на него. Нури ступил на пальмовый ствол. Держался он уверенно и широко улыбался.
— Дьявол! — воскликнул он. — Встретимся в… — он замялся, подбирая нужное слово, — Там, — он указал в центр ствола. — У нас… как ты это говорить? Быть маленький война. Я, король для все дьяволы. И ты, сумасшедший дурак с битый лицо! — он перевел сказанное своему народу, и толпа рассмеялась так громко, что — Майкл был уверен — некоторые из них обмочили свои одежды. Что ж, как немного нужно, чтобы осчастливить этих людей!
Сочтя молчание Майкла страхом, Нури обратился снова:
— Дьявол не быть храбрый?
Майкл наблюдал за скорпионами. Скорее всего, их больше трехсот, решил он. Но не ядовитые. Он знал, что должен был принять вызов.
— Дьявол смел, — ответил он.
— Ах! Тогда хорошо! — Нури отдал приказ. Один из мужчин перевернул глиняный сосуд, и ядовитые черные скорпионы десятками полетели вниз.
Зрители снова начали танцевать и хлопать в такт музыке. Нури взмахнул своей робой и показал изогнутый нож, зажатый в руке. Правая рука схватила кусок железной трубы, на которой было закреплено полдюжины коротких цепей с гвоздями на концах.
Перевернули второй горшок, и еще десятки черных скорпионов скользнули в яму. Некоторые из них, очевидно, умерли, пока пребывали в заточении, но легче от этого остановилось. И оставалось достаточно много извивавшихся от гнева опасных скорпионов, которые готовы были впиться жалом в добычу.
Еще один даласифф потянулся к короткой лестнице, выдернул ее из ямы и отбросил в сторону.
— Дьявол! — воскликнул Нури. — Приди! Приди! — он приблизился к нему по бревну, вооруженный ножом и цепями, которые кружились над его головой, нисколько не нарушая его равновесия.
Майкл кивнул, соглашаясь с самим собой.
Время почти настало.
Оставался лишь вопрос: где носит Гантта и мальчишку?
Не торопясь и с особой осторожностью Майкл шагнул по бревну вперед над ямой со скорпионами. Это действие было воспринято ревом восторга даласиффов, которые, очевидно, очень приветствовали такие неравные бои. Им было интересно посмотреть, как незадачливый противник будет бороться за свою жалкую жизнь или как начнет молить о пощаде. А ведь дальше его ждет плачевная судьба — он в любом случае окажется подушкой для жал скорпионов…
— Ну, Дьявол! — кричал Нури, размахивая цепями. — Приди! Приди!
Он шел по бревну так уверенно, что, казалось, мог идти по нему даже во сне. Когда Майкл оказался в диапазоне его досягаемости, гвозди с цепей бросились ему в лицо, и ему пришлось рвануться обратно, чтобы сохранить при себе нос. Левая нога соскользнула. Он чувствовал, как в яме под ним копошится множество злобных тварей. Нужно было отвлечься от этого и сосредоточиться только на борьбе. Нури шел вперед, ничего не опасаясь и размахивая цепями. Гвозди вновь полетели в голову Майкла, и он едва успел увернуться. В следующую секунду ему пришлось уходить уже от атаки кривого ножа и снова отступать под крики и улюлюканье толпы.
Нури был быстр и беспощаден и с дикой улыбкой на лице продолжал двигаться на Майкла, раскручивая цепи, попадая ему по левому бицепсу, разрывая рубашку и задевая плоть. Из ранок с шипением боли выстреливали алые капли крови и летели вниз.
Майкл увернулся от нового вихря цепей, но нож направился в его правое бедро. Ему удалось отвести ногу, чтобы избежать удара. Он едва удержал равновесие, миновал очередной вихрь цепей, прорвался вперед и ударил своего противника лбом в нос, который тут же сломался, кровь мощным потоком хлынула из обеих ноздрей, и толпа затихла.
В воцарившейся тишине Нури издал звериный рык и размахнулся цепями так, чтобы достать грудь Майкла с левой стороны. Бешеная центрифуга вновь захватила куски ткани, полетели капли крови. Нож сверкнул, но Майкл уже изменил свою позицию, потому что был готов к такой атаке.
Он поймал запястье вождя и удержал его. Нури отвел свою правую руку назад, чтобы ударить цепями, но Майкл уже знал: время пришло.

 

 

Он открыл клетку души, позволил ей треснуть, чтобы зверь выбрался наружу и освободился.
Его рука, державшая запястье Нури, исказилась и начала меняться. Майкл умел направлять свою трансформацию и полностью владел ею. Через несколько секунд рука его покрылась темной шерстью, изменила форму, пальцы изогнулись и превратились в лапы убийцы. Черные волосы взбежали вверх по руке, опоясав ее полностью.
Также Майкл приказал измениться и своему лицу.
Движения Нури вдруг стали заторможенными, потому что он видел, как рука, захватившая его запястье, обращается в звериную лапу. Кровь выступила на его коже, и давление вот-вот могло сломать ему кости. Его глаза округлились от ужаса, рот раскрылся, так и не произведя ни звука на свет — ни крика, ни стона, ни, разумеется, смеха, который мог бы подхватить его народ.
Лицо. Лицо — вот, что вызвало его настоящий страх, и заставило жалобный, слабый крик прорваться на волю.
Изменяясь, Майкл прерывисто вздохнул.
Вслед за хрустом костей меняли свою форму мышцы и сухожилия, уходя все дальше от человеческой формы, перестраивая себя подобно континентам некоего сказочного мира. По лицу Майкла пробежала тень, и из тени этой вынырнула волчья пасть, зеленый глаз — тот, что не был травмирован — с яростью уставился на лицо Нури, демонстрируя, что пощады ждать не стоит. В следующую секунду волчья челюсть распахнулась, обещая своему противнику нескончаемую агонию. То было правосудием Дьявола. Майкл не собирался держать Нури долго. Он обвил одноглазым светящимся взором толпу, и черная шерсть начала уходить обратно в кожу его руки, лица и шеи. Он ощутил, как его кости и суставы снова ломаются и принимают то положение, которое было дано ему по умолчанию. Примитивное положение. Даласиффы — все, как один — замерли на месте. Кто-то бросил масляную лампу, и та разбилась оземь. Женщина закричала, и ребенок взвыл от страха. Голос человека… нет, голоса нескольких человек, слившиеся в единый хор, взлетели в ночное небо.
Майкл Галлатин балансировал не только на бревне сейчас, но и между мирами. Зеленый глаз оборотня всмотрелся в лицо Нури и увидел, как ужас превращается в безумие. Это произошло за один удар сердца. Слюна брызнула у него изо рта, подбородок опустился, глаза будто запали и выгорели изнутри. Он действительно видел, что скрывается за маской Дьявола, и это уничтожило его.
Майкл отпустил запястье врага.
Нури отступил, поскользнулся и упал. Упал на спину в центр ямы, полной скорпионов, и коричневая кожа смешалась с черными тельцами пустынных убийц. Он тщетно пытался изворачиваться и уходить от жал, но даже сквозь его куфию и одежду в тело проникло достаточно яда в первый же миг. Такого количества — подумал Майкл — хватило бы, чтобы убить и настоящего короля Ада, что уж говорить о самопровозглашенном?
Прошло несколько тягостных секунд, а затем некогда ликующая толпа даласиффов повернулась к Майклу лицом и разом опустилась на колени, начав на своем языке просить о помиловании. Впрочем, уже в следующий миг большая часть зрителей предпочла броситься бежать в страхе за свою жизнь.
Вдруг по деревне пронесся взрыв, взметнув вверх красный и белый фейерверки. Или, вернее, то были куски шрапнели. Второй взрыв прогремел, быть может, секунд через пять, и шум слился в один оглушающий громовой раскат. Очевидно, Гантт и мальчик нашли нужную палатку. Впрочем, основная работа была уже сделана, потому что теперь даласиффы даже не попытаются их остановить — основной их задачей станет убежать и сохранить свою жизнь. Масса людей с визгом бросалась к противоположному концу деревни, ища спасения в любом месте, где Дьявол не найдет их. Даже собаки бежали прочь. Майкл посмотрел вниз, в яму и увидел, что Нури перевернулся на живот и попытался вскарабкаться вверх слабеющими руками, по которым взбиралось несколько скорпионов.
Майкл решил оставить Человека-Огня лицом к лицу с его надвигавшейся смертью. Он осторожно вернулся по бревну на песок, и сейчас мог поклясться, что вряд ли когда-либо раньше испытывал такое блаженство от того, что его нога ступила на твердую землю. Сейчас он уже полностью принял человеческую форму. Особенно сильно после трансформации болели зубы. Инстинкты животного подсказывали ему — новому хозяину территории — пометить свои владения, и он решил не отказывать своей натуре в этом.
Деревня опустила. Может быть, даласиффы перестанут существовать, и никто из них не доберется до Каира, ведь на пути их будет лежать минное поле… как знать!
Майкл направился к палатке, которая горела и испускала яростный фейерверк, пригодный для самого яркого праздника. Другой взрыв взметнул в воздух столб рыжего пламени. Возможно, в ход пошли мины? Другие палатки под дождем горящих боеприпасов тоже быстро занялись пламенем: похоже, ночка предстоит праздничная.
В лучах огня к Майклу приближались две фигуры — высокая и низкая.
— О, Боже! — воскликнул Рольф Гантт, когда расстояние между ними достаточно сократилось. — Какого дьявола ты там натворил?
— Именно, — усмехнулся Майкл.
— Именно… что?
— Ничего, — он посмотрел вокруг, но не увидел ни одного даласиффа. Мальчик уже начал снова играть в кости, не зная усталости в этом занятии. — Нам лучше быть осторожными, — посоветовал Майкл. — Большинство людей ушли, но трое сторожей отправились искать вас двоих. Они могут вернуться, так что дай-ка мне пистолет.
Он протянул руку. Гантт уже начал передавать ему «Кольт», как вдруг остановился. У немецкого летчика было два пистолета. Да, он был слаб и едва держался на ногах, но все еще контролировал свои чувства. Майкл знал, о чем он думает.
— Ты должен убить меня, — сказал Майкл, и он утверждал, не спрашивал.
Игральные кости щелкали… щелкали… щелкали. Мальчик открывал свою руку и смотрел на то, какие ему выпадают значения.
— Прекрасный пистолет, — сказал Гантт с коротким кивком. — Но не немецкого качества, — он вложил пистолет в протянутую руку Майкла, глаза его прищурились. — Тебя изрядно потрепало. Надо бы найти здесь аптечку. Впрочем, мне тоже не помешает.
— Позже. Сначала… вода.
Три человека стремительно направились в сторону водопоя. Несколько либо слишком храбрых, либо слишком глупых собак плелись неподалеку от них. Пламя все еще горело высоко, и раздавались частые взрывы оставшихся боеприпасов.
— Пожалуй, я не буду спрашивать, — сказал Гантт, пока они шли.
— О чем спрашивать?
— Как тебе удалось так их запугать, что они понеслись прочь отсюда. И я полагаю… что действительно не хочу этого знать, — он покосился на Майкла, и Майкл невольно задумался, не мог ли один из его пальцев бесконтрольно измениться, пока он протягивал руку, чтобы взять пистолет?
Нет, конечно же нет. Просто он так устал! Ну, конечно, нет.
Они практически дошли до водопоя, когда в поле видимости показалась фигура на костылях, возникнув между палатками, и в руках ее был пистолет. Возможно, он просто упал на землю, пока даласиффы бежали, и решил сражаться за свою жизнь? Как ему удалось завладеть оружием? Должно быть, взял из своей палатки. Так или иначе, сын Нури Хасиб был вооружен и опасен. Первым делом он направил пистолет на Майкла, но что-то в лице мальчика… в его единственном зрячем глазу подсказало ему, что стрелять в дьявола бесполезно, поэтому он перевел прицел на Гантта.
Два выстрела прогремело, когда Майкл уже толкал летчика в сторону.
Хасиб выстрелил снова, и Гантт упал на колени. Затем Майкл дважды выстрелил в сына Нури, но не знал, попал ли, потому что подросток уже ковылял на своих костылях прочь, в тень, а его раздвоенное копыто оставляло за собой брызги песка.
Еще через несколько секунд сын Человека-Огня исчез из виду.
— Ах! — устало выдохнул Гантт. — Ah, verdammen Sie alles dieses! [Да пошло оно все к черту! (нем.)]
Майкл опустился на колени рядом с ним. Обе руки Гантта были прижаты к животу. Кровь выступила на рубашке, и красное пятно продолжало расплываться. Майкл понял, что обе пули попали в живот.
— Черт, убери руки, — строго проговорил он, но Гантт не послушался. — Давай, Рольф, дай мне посмотреть!
— Jeder möglicher Dummkopf kann Sehen, dass ich Sterben Werde [Каждый дурак увидит, что мне предстоит умереть (нем).]
— Нет, если я смогу найти аптечку, — упорствовал Майкл, начиная вставать.
Гантт ухватил его за запястье окровавленными пальцами.
— Береги свои силы. Ты хирург? Нет. Так что, как говорится… ich bin kaput [мне конец (нем.)], — он мучительно поморщился. Тонкая нить крови показалась на его нижней губе. — Помоги мне… прислониться к чему-нибудь спиной. Поможешь?
Майкл помог ему подняться, но не смог протащить его слишком далеко, потому что Гантт слишком страдал от боли. Майкл осторожно опустил его вниз так, чтобы спина его была поддержана палаткой, находившейся далеко от очага пожара.
— Лучше, — слабым голосом сказал Гантт. — Спасибо, — он не потел, но глаза его были влажными. Руки прижимались к животу так, будто он пытался помешать своим внутренностям вывалиться наружу.
Мальчик встал на колени рядом и начал бросать свои кости на землю.
— А ему обязательно… это делать? — мучительно спросил Гантт, тут же слабо махнув рукой, отменяя собственный вопрос. — Ах, черт с ним. Думаю, это единственное удовольствие, которое у него есть. Да?
Двигаясь с болезненной медлительностью, немецкий ас достал «Вальтер» из-за пояса. Майкл не предложил ему в этом помощи, понимая, что на такое действие Гантт способен сам.
— Немецкое качество, — хмыкнул летчик. — Не может быть побеждено.
Какое-то движение справа привлекло внимание Майкла. Двое оставшихся мужчин даласиффов с винтовками шли через деревню. Возможно, они были частью того трио, которое Нури отправил на охоту.
Майкл выстрелил в них, и они исчезли, как шустрые зайцы.
— Ты сможешь за себя постоять, пока я не принесу тебе воды? — спросил Майкл.
— Я смогу. Но… знаешь, очень интересно, Майкл. Я больше не хочу пить. Пожалуйста, иди вперед. Вы оба — идите.
— Оставайся тут, — приказал Майкл мальчику. Во второй палатке, в которую он вошел, нашелся подходящий сосуд для воды — немецкая фляга с выгравированным нацистским символом и печатью Африканского Корпуса. Он попытался найти аптечку, но на этот раз удача ему не улыбнулась. Майкл направился к водопою. Он встал на колени, уперся здоровой рукой и принялся жадно пить, как не пил никогда. Вода была слаще любых вин из самого сочного винограда. Затем он наполнил флягу полностью и, пока делал это, успел выстрелить в человека, который показался у оазиса с противоположного направления. Нарушитель взметнул полами робы и помчался прочь. Казалось, без своего вождя даласиффы готовы были прятаться от собственной тени. Что ж, Майклу это было только на руку. Он провел еще несколько секунд, наслаждаясь брызгами воды на иссушенную кожу лица, затем взял флягу и вернулся тем же маршрутом, которым пришел. Он знал, что не мог дать Гантту много воды — спазмы желудка только усилят агонию, и без надлежащей медицинской помощи Гантту, как он и сказал, настанет kaput. Получается, все, что можно было сделать для раненого сейчас, это оставаться с ним рядом. Майкл знал, что тяжелые раны в живот могут убить примерно через час… с другой стороны в зависимости от обстоятельств раненый может находиться в своем состоянии почти сутки, и здесь распорядиться могла только судьба.
Кости все еще перекатывались по земле. Гантт поднял револьвер при приближении Майкла, а затем снова опустил его. Майкл протянул мальчику флягу, но тот не отвлекся от своих игральных костей, даже когда жадно начал пить. Слишком быстро, отметил Майкл, и слишком много. Он забрал флягу и сел на землю в нескольких футах от Гантта, заняв позицию, из которой удобно будет наблюдать за даласиффами, которые могут оказаться поблизости. Если осмелятся.
Казалось, что смелости у них поубавилось. Никто больше не возвращался, пока шел первый час… а затем и второй. Мальчик уснул, свернувшись клубком с костями в руке. Под глазами Гантта пролегли темные круги, веки тоже потемнели и закрылись, но Майкл Галлатин бодрствовал и оставался начеку.
Через некоторое время Майкл встал и направился обыскивать ближайшие палатки, надеясь все же получить аптечку. Он нашел коробку британских бинтов и смог перевязать раны Гантта, пока тот спал. Вся рубашка летчика превратилась в кровавый беспорядок. Два пулевых отверстия находились на расстоянии около четырех дюймов друг от друга, и пули все еще оставались в его кишечнике.
Наконец, на востоке небо начало светлеть. Это было началом нового дня.
Красные осколки солнечного света лопнули из-за горного хребта, сжимая тени. Тепло начало постепенно расти.
Мальчик пробудился. Майкл дал ему попить побольше воды, и тот с благодарностью принял ее, продолжая перекатывать в кулаке игральные кости. Сам Майкл сидел, скрестив ноги и глядя на спящего Гантта. В какой-то момент он наклонился вперед, чтобы проверить пульс. Гантт очнулся и открыл глаза.
— Я не умер, — сказал он, хотя лицо его — тощее, с заостренными чертами и постаревшее за один день (даже удивительно, как такие изменения могли произойти настолько скоротечно!) — напоминало маску смерти.
Гантт почувствовал бинты.
— Хорошая работа, — отметил он со слабой улыбкой, посмотрев на небо. — О… светает.
— Жаркий будет день, — ответил Майкл.
— Как будто в пустыне… бывают другие, — Гантт улыбнулся ему, но улыбка быстро поблекла, превратившись в гримасу боли. — Ah, Scheisse, die verletzt! [Ах, дерьмо, как больно! (нем.)]… ммм… нет… уже лучше… уже лучше. Боже, — он дышал неглубоко, принимая воздух внутрь осторожными порциями. — Майкл, — обратился он, передохнув.
— Да?
— Я хочу извиниться. За то, что… сбил твой самолет. Я не хотел… сбивать невооруженный самолет… это было… недостойно…
— Думаю, что достоинство мало имеет отношение к войне.
— Может, и так… но… есть…. принципы, — ему пришлось снова замолчать, потому что боль накатила с новой силой. Майкл подумал, что было бы милосерднее ударить Гантта, чтобы он отключился, но был ли в том смысл?
Кости мальчика перекатились еще раз.
— В любом случае, сэр… прошу прощения, — выдавил Гантт.
— Это была твоя обязанность.
— Да. Была, — Гантт поморщился вновь и закрыл глаза. На мгновение он стал похож на мумию, каждая пора на его побледневшем лице была забита песком и пылью, а рот исказился мрачной линией боли. Глаза снова открылись, но Майкл понял, что они уже не совсем в этом мире. Цвет их из янтарного превратился в бледно-выгоревший на солнце желтый.
— Я всегда… любил… рассвет, — выдавил Гантт с усилием. — Чистейший воздух… Лучше всего самолет… летает на рассвете. О, Майкл! — он сумел натянуть еще одну слабую улыбку. — Тебе бы хоть раз побывать со мной там!
— С тобой или против тебя? — невесело усмехнулся Майкл.
— Со мной. О… ты не продержался бы… и мгновение… против меня. Сколько у меня счет?.. Я думаю… сорок шесть… нет… пятьдесят. Я думаю, пятьдесят…
— Внушительное число, — сказал Майкл, видя, как мальчик наклоняется снова над своими игральными костями и смотрит, что на них выпало.
— А мы нашли… воду? — вдруг спросил Гантт, глаза его прищурились от света восходящего солнца.
— Да. Нашли.
— Sehr gut [Очень хорошо (нем.)].
Глаза Гантта прищуривались все сильнее, и вдруг захлопнулись. Майкл и мальчик стали ждать.
Примерно минут через десять Гантт очнулся и невидящим взглядом посмотрел на Майкла.
— Ты англичанин… играешь в войну. С вашими… перерывами на чай… ты… что это? Лосьон после бритья? О, Боже! Ну, ты… чтобы победить… должен пахнуть… как джентльмен… С чем тебя… и поздравляю.
— Большое спасибо, — отозвался Майкл, понимая, что уже не может смотреть в лицо Гантта, потому что этот человек угасал с каждой секундой.
Если раньше время было сущностью, то теперь — сущность стала временем. Гантт поднял руку и начал снимать свои наручные часы.
— Что ты делаешь? — спросил Майкл.
— Вот, — Гантт отшвырнул свой «Брайтлинг» прочь. — Я хочу, чтобы ты… чтобы он… — и указал Майклу кивком на часы.
— Я не могу принять это.
— Если ты этого не сделаешь… они сами сделают…
Майкл принял часы.
— Я позабочусь о них.
— Позаботься, — перебил Гантт. — Тебе предстоит… долгий путь.
Кости снова упали на землю, а после скользнули в ладонь мальчика.
Восходило солнце, распространяя горячий яркий рассвет. Вот она, летняя погода в пустыне…
Гантт снова заговорил:
— Майкл, — прошептал он почти угасшим голосом.
— Да?
— Мы… люди… действия… — сказал он, улыбнувшись. — Никогда не должны… прекращать… попытки. Да?
— Никогда, — согласился Майкл.
— Хороший человек, — одобрительно произнес Гантт, затем уставился на возвышавшееся в небе солнце.
В течение нескольких следующих минут он покинул этот мир.
Майкл почувствовал это и, взглянув в лицо немецкого летчика, увидел в его глазах пустоту. Когда он проверял пульс, он уже прекрасно понимал, что ничего не услышит. Мальчик перестал кидать кости, а молча сел, глядя на тело Рольфа Гантта, знаменитого аса «Мессершмитта», яркого примера для немецкой молодежи, знаменитость, великого человека, человека действия, героя…
Через некоторое время мальчик пополз вперед. Он положил пару игральных костей в правую руку Гантта — возможно, на удачу в загробной жизни — а затем сомкнул его пальцы, встал и потянулся, словно только что пробудился от долгого сна.
Майкл положил «Брайтлинг» в карман. Не было никакой необходимости хоронить Гантта. Даласиффы, вернувшись, могли попросту выкопать тело, но Рольфа уже здесь не будет — это будет лишь костюм из плоти, а сам летчик уже будет далеко.
Настало время найти дополнительные фляги, наполнить их и снова начать искать способ вернуться домой.
Мальчик жестом указал на верблюда в загоне.
Майкл не имел ни малейшего понятия о том, как справиться с таким передвижным средством, как оседлать его и как править. Но, к счастью, мальчик это знал и проявил свои навыки на очень высоком уровне.
Они обернули вокруг своих голов влажную ткань, повесили фляги на кожаные седельные шнуры и отправились в ту сторону, откуда пришли. Верблюд Майкла, казалось, ненавидел своего наездника и плевался, как недовольный мстительный старик. Вероятно, он что-то почувствовал, думал Майкл. Но, несмотря ни на что, верблюд продолжал шагать по пустыне весь день и на следующий день тоже.
На исходе второго дня, когда горячий ветер подул с юго-запада, оба наездника наткнулись на взвод солдат в сопровождении пары танков «Матильда». Солдаты носили британскую униформу цвета хаки. Когда Майкл дал командиру взвода понять, кто он и откуда родом, он и мальчик были размещены в одном из танков и доставлены на небольшую авиабазу Аль-Массир, примерно в двадцати километрах к востоку.
На базе была больница. Возможно, не самая хорошая, но там были мягкие кровати и пальмовые вентиляторы, закрепленные на потолке. Сломанное плечо Майкла было выправлено и помещено в гипс, а порезы обработаны и смазаны йодом. Он решил некоторое время не смотреть в зеркало, потому что видел, как на него поглядывала симпатичная брюнетка-медсестра, и представлял, насколько непривлекательно сейчас выглядит. Майкл и мальчик проспали около двенадцати часов, а, когда проснулись, то получили на завтрак по стакану апельсинового сока, яичницу, инжир и маслины. Розовощекий, серьезный рыжий капитан по фамилии Финдли-Хьюз явился к ним, чтобы расспросить Майкла и сделать заметки о произошедшем. Допрос шел в довольно официальной форме, пока Майкл не спросил, отпраздновал ли этот молодой человек свой восемнадцатый день рождения.
После этого оба держались более непринужденно и по-свойски.
Мальчика почти никто не навещал… за исключением привлекательной брюнетки-медсестры. Она приходила довольно часто, чтобы увидеть его, посуетиться над ним, расчесать ему волосы, а один раз даже посидеть на его кровати и напеть ему пару колыбельных.
Она, похоже, просто не могла оставить мальчика. Вскоре молодая женщина принесла ему несколько простых игрушек, в числе которых был мячик и игральные камушки. Майкл наблюдал за тем, как ребенок перекатывает их в руке, и понял, что теперь — после того, как игральные кости остались в руке мертвеца — медсестра стала самым лучшим другом для этого травмированного ребенка, может быть, не только в пределах больницы, но и во всем мире.
Врач дал мальчику прозвище: Джеки. В один прекрасный день Майкл услышал, как медсестра называет его Джеком, и мальчик посмотрел на нее так, будто всю жизнь жаждал услышать это имя, чтобы его произносил голос, похожий на ее голос.
Майкл узнал, что муж медсестры был пилотом «Спитфайра», который умер под Дюнкерком. Ее маленький сын был убит немецкой бомбой в Лондоне в 1940-м. Он не спрашивал, как его звали. Ему казалось, что не стоило…
Что ж, даже грубейшая дорога куда-то ведет, подумал он.
Утром на пятый день два офицера в чистой униформе с полированными пуговицами прибыли на базу в транспортном самолете «Дуглас Дакота». Майкл знал, что один из этих людей иногда берет себе имя Мэллори — на нем были отличительные знаки полковника. Позже, когда они сидели под тентом лицом к взлетно-посадочной полосе и пили «Гиннес Стаут», который привезли в бочке на «Дакоте», Мэллори объяснил Майклу, что ему сейчас необходимо вернуться в Каир и, как он выразился, вернуться на коне.
Ему сказали, что он может улететь обратно с ними в «Дакоте» или же — памятуя о его недавнем опыте и общей нелюбви к воздушному транспорту — направиться в штаб-квартиру в грузовике. Разумеется, во времени между этими дорогами будет большая разница, но решать предстояло только Майклу.
На него никто не собирался давить, разумеется.
Майкл Галлатин потягивал свой бокал «Гиннеса» и слушал шум двигателя самолета на поле. Небо было ясным и безмятежным, не возмущенным немецкими истребителями, но откуда знать, где может притаиться следующий ас «Мессершмитта»?
Майкл обратился внутренне к самому себе, и сердце его забилось чаще. Возможно, даже блеск пота выступил на его висках.
Он вынул из кармана наручные часы.
Некоторое время он смотрел на кожаный ремешок. Это ведь обычная коричневая кожа, но теперь она привлекала его внимание. Он думал о старых самолетах Великой Войны, о том, как в них сочетались провода, кожа и дерево. Как они были придуманы, как поднялись в воздух… и подняли с собой маленьких людей с большими мечтами о небе.
Он провел пальцем по полоске коричневой кожи, продолжая слушать обороты двигателя.
В этих кабинах все еще сидели маленькие люди с большими мечтами. На деле — храбрые великаны.
Может быть, и ему настало время вырасти?
Он дал свой ответ.
— Я полечу.

 

Назад: Глава четвертая
Дальше: Часть пятая. Комната у Подножья Лестницы