Послесловие
Раньше и теперь

Летом, частенько усевшись в кафе на террасе, я притворяюсь, что читаю газету, а сам незаметно подслушиваю. В это время года меня окружают в основном туристы, а мне интересно знать, каковы их впечатления о Провансе. Примитивная и весьма ненадежная форма маркетингового исследования, но я все же сделал парочку интересных открытий.

На сегодняшний день самая популярная тема таких бесед в кафе – то, как изменился Прованс по сравнению со старыми добрыми временами, то есть с предыдущим приездом туриста. Цена за чашку кофе, например, вновь поднялась на головокружительную высоту в три евро. Возмутительно. Но турист не берет в расчет тот факт, что за свои три евро он получает место в первом ряду, откуда около получаса может наблюдать увлекательный парад деревенской жизни. Никто не будет ему мешать. Никто не попытается навязать еще кофе или сообщить, что другой посетитель уже давно ждет, когда он освободит столик. Раз или два я видел, как человек заснул в углу террасы, даже не успев выпить заказанное пиво. Его так и оставили дремать.

Но взлетели не только цены на кофе, утверждает турист. Вы видели, сколько стоит здешняя недвижимость? И куда делись маленькие ресторанчики с десятидолларовым меню? А эти толпы? Вчера был в Эксе, так еле мог сквозь них протиснуться. Раньше такого не было.

Подобные разговоры возникают снова и снова – ламентации по поводу более простого, дешевого и менее многолюдного мира, который, возможно, когда-то и существовал, но сейчас сохранился лишь в ностальгических воспоминаниях. Однако ностальгирующие забывают или не хотят замечать, что везде все меняется – и часто к лучшему.

Прованс обошли худшие признаки перемен двадцать первого века. Есть, конечно, новые здания, кварталы из бледно-розового бетона, лишенные очарования старой провансальской архитектуры. И если вам очень захочется, вы всегда найдете бигмак или двухлитровую бутыль кока-колы. Современность в разных своих проявлениях обычно доступна. Но люди продолжают приезжать в Прованс совсем по другим причинам, и вот эти-то причины по большому счету совсем не изменились.

Пожалуй, в самом начале списка стоит климат. Солнце светит десять месяцев в году, изредка прерываясь ливнями. Но когда дождь проходит, небо вновь приобретает насыщенный голубой цвет, а воздух светится, как бриллиант чистой воды. И все художники, в ком есть хоть крупица таланта, берутся за кисти.

У них есть из чего выбрать сюжет картины. Прованс – это и сельскохозяйственные угодья с виноградниками, оливами и дынями, и дикие ненаселенные земли, и бесстыдно роскошные виды. Десять акров лавандового поля в цвету – один из великолепнейших летних пейзажей. Если вам мало природы, то здесь, на вершинах холмов, раскинулись деревни, возраст которых насчитывает не одно столетие. Летом они особенно притягательны для художников, склонившихся к мольбертам и переносящих на холст каждую живописную деталь деревенских площадей, церквей и рынков. Куда бы ни бросили взгляд, вы, я думаю, всегда найдете что-нибудь достойное вашего внимания.

К сожалению, это никак не мешает появлению туристов, которые гоняются по Провансу высунув язык и тем самым превращая отдых в испытание на собственную выносливость. Таким высокоскоростным фотографам надо бы расслабиться, следуя примеру местных жителей, которые редко куда-нибудь спешат. Провансальцы не бегают, а фланируют. Если вам случится увидеть человека, энергично шагающего по деревенской улице, периодически поглядывающего на часы и оживленно разговаривающего по мобильнику, то будьте уверены – либо он опаздывает на обед, либо это парижанин. Местные привыкли наслаждаться каждым днем и делать это неторопливо, время от времени прерываясь на остановку в кафе. Если бы существовала шкала определения темпа жизни, то Прованс застрял бы на отметке «медленный».

Такой темп не так уж плох, потому что вы точно ничего не пропустите. Конечно, всегда прекрасны пейзажи. Но здесь природа вступает в острую конкурентную борьбу с творениями рук человека. Римские виадуки и амфитеатры, церкви двенадцатого и мосты пятнадцатого веков, и, наконец, одно из моих любимых мест – Марсель, второй по величине город Франции. Он был основан в 600 году до н. э. и растет до сих пор. Причем каждое столетие оставило на нем свой особый след. В Марселе есть замок Иф, богадельня Вьей-Шарите семнадцатого века, несомненно самая изысканная богадельня на свете, и возвышающаяся над городом великолепная базилика Нотр-Дам-де-ла-Гард, фундамент которой относится к двенадцатому столетию. Провести день в Марселе – все равно что отправиться в путешествие в глубь истории.

Но поскольку у нас речь идет о Франции, нужно уделить время гастрономическим удовольствиям. В отличие от более зажиточных районов на севере страны, Прованс раньше был беден. С деньгами было туго, и люди питались дома. Обычай посещать рестораны – роскошь, появившаяся сравнительно недавно, и Прованс так и не догнал остальные районы по части мишленовских звезд и всемирно известных шеф-поваров. Но в Ансуи и Лурмарене вы можете поесть простую и вкусную пищу без этикетных формальностей, которые, сопровождая хорошую еду, нередко существенно осложняют жизнь.

Изменения носятся в воздухе и заметны на кухне. Но я надеюсь и верю, что многие элементы провансальской жизни останутся такими же, как сегодня. Вот моя любимая четверка.

Согласно недавно обнаруженному мною исследованию, французы выпивают двадцать миллионов рюмок пастиса в день, или приблизительно сто тридцать миллионов литров в год. Бо́льшая часть этой настойки выпивается на юго-востоке Франции, и в Провансе редко можно найти барную стойку или столик кафе, где рюмка-другая пастиса не стояла бы на расстоянии вытянутой руки от посетителя.

Меня всегда поражало, что напиток, пользующийся такой популярностью во Франции, почти неизвестен в других странах. Не означает ли это, как утверждают многие, что вкусовые рецепторы провансальского любителя выпить настроены на более изысканный и изощренный лад, чем у прочих людей? Или же пастис своим прохладным привкусом сглаживает иногда чрезмерное увлечение чесноком в провансальской кухне?

Для ответов на подобные вопросы у меня, к счастью, есть почетный профессор провансальских наук месье Фаригуль, который неизменно помогает мне разбираться во многих любопытных явлениях местной жизни. Его-то я и попросил преподать мне урок на тему «Пастис».

Когда я пришел, месье Фаригуль уже сидел за столиком кафе и, хмурясь, читал «Фигаро». Я подсел к нему. «Надеюсь, вы никогда не попросите меня объяснять действия французских политиков, – сказал он, со вздохом отложив газету и откинувшись на спинку стула. – Ну и компания! Где нам теперь взять де Голля, которого так не хватает? Ладно. О чем поговорим сегодня?» Когда я сказал, что буду очень признателен, если он введет меня в курс дела по поводу пастиса, месье Фаригуль сразу же просветлел, заулыбался, закивал и подозвал официанта: «Pastaga deux fois, sans glaçons». И, повернувшись ко мне, продолжал: «Сначала нужно научиться правильно его пить: никаких кубиков льда. Они притупляют аромат, а я люблю ощущать вкус того, что пью».

Подошедший официант поставил перед нами две узкие прямые рюмки с пастисом и рядом маленький запотевший графинчик. Фаригуль одобрительно кивнул: «Если графинчик запотел, значит воду охладили как следует». Он осторожно налил воду в рюмки, и мы стали смотреть, как пастис меняет цвет с коричневого на туманно-молочно-желтый. «Bon. Так и должно быть. Это как материнское молоко для взрослых мужчин».

Хотя мы пили «Рикар», «le vrai pastis de Marseille», первым пришло не желание вздрогнуть и сморщиться от сорока пяти градусов алкоголя, а более мягкое, нежное и куда более приятное ощущение яркого анисового вкуса. Склонив голову набок, Фаригуль взглянул на меня: «Ну как? Ваши впечатления? Лучше, чем теплое английское пиво?»

Конечно лучше. Я признался Фаригулю, что поражен, насколько легко пастис проскользнул в желудок. «В этом проявляется некоторое его коварство, – ответил он. – Вам кажется, что вы пьете невинную анисовую водичку, и забываете, что „Рикар“ в вашей рюмке имеет больше градусов, чем коньяк, водка и многие сорта виски». С этими словами он заказал нам еще по рюмке. Никогда еще мое образование не было столь приятным на вкус.

С нашей первой поездки в Прованс меня всегда поражало и даже обескураживало то, как местные жители обращаются со временем в различных ситуациях. Свидания и деловые встречи воспринимаются как интересная возможность, а не как обязательство. Пунктуальности в этом случае ожидать не приходится, если, конечно, речь не идет об обеде. Возможно, причины такого отношения следует искать в истории, когда Прованс был главным образом сельской местностью и природа была важнее часов. Но старые привычки живучи. Как и старые оправдания.

За многие годы нам доводилось слышать удивительно хитроумные объяснения, почему назначенная встреча откладывалась или пропускалась, почему девять часов в понедельник превращались в половину четвертого в четверг. Перед вами никогда не станут извиняться впрямую. Вообще, любые категоричные утверждения, как правило, избегаются. Оправдания бывают запутанные, с многочисленными отступлениями и подробностями. В конце концов вам самому волей-неволей становится жаль сантехника, который подвел вас из-за старушки-матери, маляра, которому испортил все кисти бестолковый помощник, или электрика, у которого в мозгу что-то отключилось и который явился, взяв неработающие инструменты (впрочем, тут тоже всегда виноват поставщик).

Другая проблема – непредсказуемое поведение мобильника, который в Провансе теперь есть у каждого. Если вы поинтересуетесь, почему вам не позвонили и заранее не предупредили о срыве договоренностей, вам предложат список мини-катастроф: телефон погрызла собака, он выпал из кармана рубашки и утонул в унитазе, его вместе с брюками по ошибке сдали в химчистку, его конфисковали жандармы за разговор во время вождения. Нигде мобильники не ведут такую полную опасностей жизнь, как в Провансе.

И все же, несмотря на неудобства от несостоявшихся встреч и продолжительных отсрочек, мне до́роги эти моменты. Изобретательность и нетривиальные актерские способности тех, кто сочиняет оправдания, с лихвой компенсируют урон, наносимый надеждам на упорядоченную жизнь. Но зато если вдруг все происходит, как планировалось (а такое иногда случается), у вас возникает чувство, будто вы выиграли в лотерею.

Хотя я уже упоминал этот замечательный вид спорта, которым всегда можно заняться на досуге, хочется вернуться к нему еще раз. Ибо одним из множества несомненных достоинств игры в шары является тот факт, что лишь некоторые способны играть по-настоящему хорошо, кто угодно может играть плохо и все могут получать удовольствие в качестве зрителей. Для некоторых эта игра привлекательна еще и потому, что относится к очень немногим спортивным соревнованиям, в которых участникам разрешается, а иногда даже настойчиво предлагается выпивать по ходу матча. «Одна рука для мяча, другая – для рюмки» – вот совет, который мне дали однажды. Даже произошедшее изменение правил игры говорит о том, что традиционно в нее играют расслабившись и не спеша.

В начале двадцатого века игроки должны были быть если не атлетами в строгом смысле слова, то, по крайней мере, достаточно мобильными. Они подбегали к линии броска с шаром в руке, чтобы тем самым придать шару ускорение и добросить до кошонета, находящегося в двадцати метрах от них. Увлеченный игрок в шары Жак Ленуар – для многих друзей просто Блэки – заболел ревматизмом. Он больше не мог бегать и, следовательно, играть, но все равно оставался преданным зрителем. И в глубине души игроком.

Обычно для него ставили стул на краю площадки, чтобы он мог со всеми удобствами следить за игрой. Однажды его близкий друг Эрнест Питио расположился рядом, и мужчины решили поиграть между собой. Ленуар кидал шар сидя, а Питио – pieds tanqués, то есть «не отрывая ног от земли». Так родился современный петанг, который сразу же понравился пожилым игрокам, уже не способным быстро бегать. Начали организовывать соревнования, появились клубы, игра в шары стала именоваться петангом, и теперь в старую игру играют редко.

Петанг любят не только игроки. Для меня это удивительно изящная, зрелищная игра, и провести часок в наступающих сумерках жаркого летнего вечера, когда стук металлических шаров отзывается в хоре ночных насекомых, когда кто-то приглушенно чертыхнется после неудачного броска, когда, ко всеобщему удовольствию, из кафе вынесут наполненные бокалы – вот настоящее наслаждение.

Если вам надоели супермаркеты с их вездесущей упаковочной пленкой, нет лучшего лекарства, чем утренний поход на провансальский рынок. Не важно, большой это рынок или маленький, но он восстановит вашу чуть было не утраченную любовь к покупкам – в основном еды, но ведь никогда не знаешь, когда вдруг набредешь на ножи «Лайоль», охотничьи носки, шелковые шарфы, соломенные шляпы или потрясающие воображение своей основательностью розовые бюстгальтеры, которые обеспечивали нужды нескольких поколений.

Говорят, провансальские рынки существуют с двенадцатого века, когда фермеры и ремесленники собирались каждую неделю, чтобы продать то, что вырастили или сделали своими руками, и эту основную функцию рынки выполняют до сих пор. Но современный рынок – это не просто продажа товаров. Он является средоточием общественной жизни, местом проведения небольших музыкальных представлений заезжими трубадурами и, благодаря кафе, штаб-квартирой, куда стекаются деревенские сплетни и слухи.

Рыночный день начинается рано – к восьми часам прилавки уже расставлены, и продавщицы, болтая друг с другом, добавляют последние штрихи к разложенному товару. И здесь вы видите первое и самое явное отличие рынка от супермаркета: отсутствие упаковки. Перед вами продукты, собранные накануне, – салат, персики, картофель, вишня, виноград, среди них попадается огромный кабачок или свежие яйца. Все аккуратно разложено, и не заметно никаких указаний на торговую марку или фирму-изготовителя. Опытный посетитель всегда захватит с собой какую-нибудь тару, чтобы сложить купленное, потому что у продавцов вы сможете получить только скромный пакет из коричневой бумаги.

Проходя между прилавками, вы встретите небольшие группки людей, веселых и оживленных, и вам покажется, что это старые друзья, которые встретились после долгой разлуки. Они болтают, смеются, иногда шепчутся, и трудно поверить, что это соседи, живущие рядом на одной деревенской улице. Но таково магическое влияние последней сомнительной деревенской сплетни, раззадорившей всю компанию.

Вы идете дальше, мимо ароматного сырного ряда, мимо передвижного рыбного аквариума, мимо пекаря с еще теплыми батонами серого хлеба полметра длиной и наконец натыкаетесь на большую группу людей, пробующих какую-нибудь новинку, время от времени появляющуюся на рынке.

В этом году такой новинкой стал фуа-гра-бургер. Судя по первым отзывам, он имеет довольно экзотический вкус и, уж конечно, несопоставим с другими, более привычными членами семейства бургеров. Завоюет ли он Америку? Спровоцирует ли усовершенствования в рецептуре собратьев? Увидим ли мы однажды бургер с лососевой икрой – кевиар-бургер?

Около часа дня продавцы начинают собираться домой – они закончили свои дела. Рынок закрывается до следующей недели. Вновь наши корзинки наполнены вкусной пищей. И вновь нас ждет праздник желудка.

Так что мне пора. Скоро обед.