Глава 6
Аллодия, крепость Ланрон
Шарельф Лоусель сам хотел возглавить вылазку.
Не дали.
А суть дела была проста.
Степняки через пень-колоду, но собирали осадные башни. Дело это достаточно сложное и неприятное, сразу, за один день, не справишься. Но вот за несколько…
Работы не прекращались ни днем ни ночью.
Всего было две башни. Постепенно они росли, а вот уверенность защитников падала. Одно дело – разнести таран. Башни поведут к стенам там, где защита меньше. И стоит хотя бы одной из них приблизиться…
Степняков в десять раз больше, чем защитников крепости, стоит им прорвать оборону в одном месте – и все. Не удержишь…
Шарельф мог подождать и попробовать разделаться с башнями, когда их поведут к стенам.
А мог…
Плоха та крепость, в которой нет потайных ходов. Второй вариант нравился коменданту намного больше. Сначала попробовать выслать отряд диверсантов и поджечь проклятые башни ночью. А если уж не удастся, можно и при штурме попробовать их уничтожить.
И он пошел бы с людьми, он пробился бы к башням, шервуль их сожри, но – нельзя. Умрет он, считай, потеряна крепость. Командир не может себе позволить такой роскоши, как ранения или смерть. Вот выиграет войну, тогда – пожалуйста. И то подумать надо, награды тоже на дороге не валяются.
Отряд состоял из восьми человек.
Много? Мало? В самый раз.
По четыре человека на одну башню. Как раз дойти, поджечь и уйти. Тут ведь не силой пробиваться надо, а хитростью и умом. Не получится у четверых – и у сорока не получится. Просто четверки обычно сработанные.
Шарельф лично выделил из своих запасов тряпки, фитили, горшки с земляным маслом, выдал каждому огниво и кремень, проверил снаряжение…
Доспехов, оружия и одежды степняки им поставили щедро. Выйди да набери. Люди и таскали, что получалось, да и в стычках кое-что прибавлялось. Грим на лицо, чтобы глаза казались узкими, а люди смуглыми, наклеенные усики и бороды, даже кожу на руках затемнили.
Инструкции были простыми.
Дойти, поджечь, удрать…
Надо. Не сделаете вы – не сделает никто. А умереть… Двум смертям не бывать, одной не миновать.
С тем четверки и пошли. Ночью, в предрассветный час, когда сон наиболее сладок, а часовые невнимательны.
Шарельф лично провожал их по подземному ходу, открывал и закрывал решетку, и стоял, стоял, вцепившись в нее, прижавшись щекой к гладким ледяным прутьям…
Пара минут.
Всего пара минут слабости.
Потом он вернется в крепость и опять станет орать, и строить всех, кто попадется под руку, и раздавать оплеухи и пинки, и командовать, и посылать людей на смерть, и сам пойдет…
Потом.
А здесь и сейчас можно просто стоять, почти висеть на решетке и молиться.
Брат Воинственный, Сестра Милосердная… да хоть бы и Восьмилапый! Я душу заложу! Что хотите сделаю, пусть меня все шервули разом жрут, только помогите им!
Помогите нам…
Люди ведь за мной! Мои люди… я бы сам сто раз умер, но у меня лишь одна жизнь и одна смерть. И сейчас я могу только молиться…
Помогите, прошу вас, Боги…
Боги привычно не ответили.
Но когда Шарельф уже вернулся на стену…
Это напоминало звезду. Разгоревшуюся, полыхнувшую… Земляное масло сбоев не давало, шервуля лысого ты эту дрянь потушишь! И на воде горит, и под водой горит, и где угодно!
Лишь бы времени хватило. А его – хватило.
А через десять минут полыхнула вторая башня. Так же весело, ярко… только вот к подземному ходу вернулись двое из восьми.
Всего двое.
Один из них, тот самый Ригей Вилор, стражник, и рассказал коменданту, как было дело.
Две четверки, две разные башни. Четверка Ригея пошла первой.
Степняки – не регулярная армия. Они держатся своими родами, кланами, семьями, а не десятками и сотнями, поэтому затеряться было достаточно несложно. Именно поэтому их и бьют – подлость выучки не заменит.
Ригей умудрился пройти почти всю дорогу до башни, когда одного из его ребят окликнули и приказали привязать коня. Пришлось повиноваться, все же кан-ар, не хвост шакалий…
Так они потеряли одного, вырвется или нет – неизвестно. Сам Ригей на его месте, когда началась пляска, попробовал бы удрать в лес. К крепости-то поди пробейся в одиночку… даже к потайным ходам не получится.
Второго положили там, у башни.
Когда они подошли, начали помогать, что-то подносить, Корм смог пройти внутрь, там и грохнул об стену горшок с земляным маслом. А потом взялся за огниво, тут его степняк и застал. Заорал, поднимая тревогу, Корм схватил его, так степняк, тварь, умудрился парня ножом достать, да как! Кровь фонтаном брызнула.
Ригей и Дрост сразу поняли, что это конец. Но искру высечь успели, подперли дверь – и ходу.
И так уж неудачно срослось…
Поднялась тревога, а ребята были у второй башни. Ригей сам видел, как вторая четверка пробилась внутрь, то есть уже тройка, один упал по дороге, а потом в башне и полыхнуло.
Поняли, что вырваться не удастся, а раз так…
Гори оно ясным гаром!
Шарельф только лицо потер руками.
Страшная смерть. Жуткая… смог бы он вот так? Когда враги вокруг, когда точно не выберешься, когда нет надежды на спасение… и обречь себя на другую, не менее мучительную смерть, лишь бы нанести урон врагу?
Глупый вопрос.
Смог бы не смог…
Надо. Просто – надо.
Им – надо стоять. А героям – вечная память. Шарельф ни одного из них не забудет. Пенсии семьям, помощь детям… отца это не заменит, но дети будут жить. А их жизнь стоит любой, самой мучительной смерти.
* * *
Кал-ран Бардух думал примерно так же.
Да, такая подлость стоит любой, лучше – самой мучительной смерти!
Эти твари!!! Эти ланронские мрази!!!
Таран – в щепки. Не починишь. Осадные башни погорели. Не восстановишь, проще новые построить. Это ведь не простая лестница, которую сбить – ума не надо, две палки да перекладины, это серьезное сооружение.
Три этажа, на первом – таран, на втором – перекидной мост, на третьем – площадка для лучников. Мостик выдвигается, лучники защищены зубцами, сама башня укреплена металлическими листами и обшита воловьими шкурами для защиты от стрел.
Снаружи!!!
Снаружи она обшита, а изнутри беззащитна. Не предполагалось, что поджигать ее будут изнутри!!!
Но этим сволочам неведомы правила благородного ведения войны! Выслали диверсантов, подожгли сначала одну башню, потом вторую… удалось взять двоих… то есть два трупа. Один сдох сразу, второй прожил еще минуты три, добиться от них ничего не удалось. Сначала вообще за своих приняли, потом уж разглядели, когда рассвет затеплился.
Во второй башне трое сгорели. Там и косточки нашли… эти твари изнутри дверь заблокировали и подожгли все, от первого до третьего этажа.
Башня в хлам выгорела, остались только металлические листы, шкуры – и те погорели.
В первой башне одного удалось взять – дохлым. Значит, должны быть еще как минимум двое… Лагерь степняков больше всего напоминал разворошенный муравейник. Они просто кишели.
Орали, бегали, и ладно бы на пользу дела… Понятное дело, никого не поймали. Зато согрелись.
Шарельф наблюдал за этим со стены, Бардух увидел сухопарую фигуру коменданта на фоне рассвета – и погрозил кулаком.
– Твар-р-р-р-рь!
– Мой кал-ран. – Кан-ар Калех поклонился, не боясь, что нарвется на гнев. – У нас нет башен…
– Я знаю, – Бардух почти рычал…
– Но если враги пришли откуда-то… может быть, есть подземный ход?
Гнев Бардуха схлынул.
Подземный ход?
А ведь и верно… может быть.
– Сообразил, Калех… Что ж, будем искать. А когда найдем, эти собаки пожалеют, что посмели на нас тявкать.
– Можно еще подкоп сделать, мой кал-ран, – заметил кан-ар Чевух.
Бардух кивнул.
Крепость надо было взять. Да, осада затягивалась, но каган должен понять… наверное… Не все замки и города удается взять с налета. Бардух, конечно, напишет кагану сегодня вечером, такое не скроешь, но он надеялся к тому времени уже найти подземный ход.
А дальше… кто знает?
Рид, маркиз Торнейский.
Боевые действия в районе Интары
– Стоим, командир?
– Стоим…
– И долго мы еще тут простоим?
Рид пожал плечами.
– Думаю, нет. Что с водой?
– Приносим буквально в руках. А нужно лошадям, нужно людям… эти твари нас с того берега просто расстреливают. Пытаются. Но за водой десятками ходим, со щитами.
Сашан Риваль не сгущал краски. Все так и было.
Степняки, узнав, что здесь Торнейский, просто озверели. Как же! Давний враг – и сам пришел! Уж сколько им Рид крови попортил…
Постоянный обстрел прекращался только потому, что у степняков кончались стрелы. У защитников – тоже. Стало даже каким-то шиком подобрать стрелу врага и отправить обратно…
Рид искренне надеялся, что кагану тоже доложили и что скоро сюда пожалует все войско. Нечего им шляться где ни попадя! Там деревни, там люди, а тут болота, холмы и Торнейский. Как не уважить старого знакомца?
– Думаю, ночью надо пробиваться отсюда к Дорану, – честно ответил Рид.
– Этой ночью?
– Да. До ночи мы простоим?
– Должны продержаться. А потом?
– Строимся, грузим раненых… сколько у нас не может двигаться?
– Человек сорок.
– Телег хватит?
– Сейчас Эльтца озадачу. Но должны. Граф нам лучших отдал, я-то знаю…
– Что у Ланса?
Сашан вздохнул.
Что у Ланса?
Да ничего хорошего! Баллисты – штука такая, степняки быстро разобрались, откуда им больше урона, и буквально полосовали стрелами их позиции. Целых у Ланса просто не было. Уже сам наводил и стрелял, до того дошло…
Две баллисты, кстати, степняки все же извели. Изрубили буквально в лапшу, прежде чем их отогнать успели. И четырнадцать ребят Ланса – тоже.
От отряда оставались человек триста пятьдесят. Раненых… Да все! Целых нет! Может, человек шесть на весь полк, и то не факт, что найдутся. Когда ведется непрерывный обстрел, а степняки лезут, как шервули, никто не уцелеет. Это вам не с дамами на балах…
– Паршиво у Ланса. Четыре баллисты, человек по пять на каждую надо. А у него все ранены…
– Пусть берет сколько нужно из ваших сотен. Но баллисты должны стрелять.
Сашан кивнул.
– Командир, ты уверен, что мы прорвемся?
Не стоило бы спрашивать. Но…
Рид весело хмыкнул. На измученном, осунувшемся и невероятно грязном (вода была только для питья и на раны) лице зубы сверкнули не хуже бриллиантов.
– Думаешь, от нас этого ждут?
Сашан подумал пару минут. Нет. Наверняка не ждут.
– Будем пробиваться с шумом? Или?..
– Как получится. Попробуем уйти потихоньку, но сам видишь – за нас взялись всерьез, и это хорошо. Выиграем время до подхода Иллойского.
– Думаешь, идет?
Рид не думал, он был уверен.
– Идет. Нам надо просто продержаться.
Сашана это утешало мало, но командиру он верил.
– Значит, продержимся. Сейчас скажу ребятам, и будем стоять. А Эльтц и Даран пусть готовятся, чтобы сразу – и удирать.
– С баллистами плохо… – вздохнул Рид. – Грузи их на телеги, таскай, а для раненых – и то места маловато будет.
– Я поговорю с Дараном. Наверняка он что-нибудь придумает…
Рид кивнул, и Сашан не стал задерживаться.
Ланса он застал у баллисты. Тот осматривал канаты и ругался себе под нос. Надолго ли их хватит? Уже заменяли, и не раз…
Сашан церемониться не стал и изложил все как есть. Телег нет, проблема – вот. Можно ли ее решить?
Ланс задумался. А потом ухмыльнулся.
– Если добудете мне дерева – можно.
– И как же?
– Поставлю баллисту на платформу. Сама поедет…
Сашан прищурился.
– А успеешь?
– Колеса у Эльтца найдутся наверняка. Или цельные сделаем, худо-бедно, но пройдут. Дерево нужно. Добудете?
Сашан задумался.
Дерево… нельзя сказать, что это драгоценность. Но надо будет сделать вылазку…
Что ж. Надо – так надо. Пойти сказать маркизу, поискать добровольцев – и вперед.
* * *
Добровольцы нашлись быстро. Вызвались и гвардейцы, и пехотинцы, всего выбрали двадцать человек. Тех, кто был не сильно ранен.
В их число попал и Роман Ифринский с друзьями. Сам напросился.
Рид посмотрел в горящие азартом глаза молодого гвардейца, махнул рукой и решил, что лучше он пусть свою энергию на степняков изливает. Тех – не жалко.
Остальное было делом техники.
Сбиться в клин, прикрыться щитами, и – вниз по склону. До подножия. Там развернуться – и налево.
Не просто так, за деревом, а где у нас деревья?
Леса рядом нет, зато есть степняки, которые ведут обстрел из-за больших деревянных щитов. Кажется, они просто телеги попереворачивали – то, что надо.
Задача простая – степняков отогнать достаточно далеко, чтобы обозники успели затащить так необходимые деревяшки под прикрытие рва.
Простая?
Рид понимал, что это задание для смертников. С другой стороны, чуть раньше, чуть позже – все знали, куда и зачем они идут. Все согласились.
Щиты, экипировка, клин, готовность – и наконец команда:
– Вперед! За короля и Аллодию!
– УР-Р-Р-А-А-А-А-А!!!
Безумие?
Безумная отвага, равно как и боевой клич – везде одинаковы.
Роман Ифринский бежал на острие клина.
Это так легко говорить – бежал. А на самом деле…
Трава мокрая и скользкая от крови, земля под ногами хлюпает и разъезжается, щит тяжелый, снаряжение – тоже…
Пятнадцать-двадцать килограммов, правильно распределенных, – пустяк для человека. Бодрого, полного сил, отоспавшегося, здорового. А когда ты устал, ранен, вымотан до предела – каждый грамм в копилку. И страшно упасть, потому что ты не встанешь.
Шаг, другой… и бешено бьется сердце, понимая, что может отсчитывать последние мгновения, и кровь кипит в жилах, и забывается все. Вплоть до ран и смерти.
Здесь и сейчас – смерти нет.
И приближаются заграждения, и ошалелые лица степняков, которые не понимают – что хотят сделать эти безумцы? Что?
Как им вообще в голову пришло такое? Атаковать превосходящие силы противника? Это же неправильно, так не должно быть, это безумие какое-то!!!
А аллодийцы приближаются, и из груди рвется то ли клич, то ли вой, устрашая врага еще больше. Мы – не погибнем! Мы останемся героями, сомкнув зубы на глотке врага! А вы…
Вы пришли на нашу землю – и вы ее получите! Два метра в длину, метр в ширину, на каждого!
– УР-Р-Р-А-А-А-А-А!!!
* * *
Не стоит загонять в угол мышку. Она может броситься и больно укусить кошку за нос. И кошка даже не успеет отреагировать.
Она этого не ждет! Это не прописано в кошачьих мозгах. Мыши не нападают на кошек!
Осажденные должны сидеть смирно, отбиваться и никак не пытаться прорваться из окружения. Особенно из такого, где холм взяли в три кольца! Не должны!
Роман Ифринский об этом не знал, да и знать не хотел.
Добежать, почти доскользить, упасть сверху вниз, перелететь через заграждение, на плечах, на руках, обрушиться на головы врага, который просто не ждет – у них есть луки и арбалеты, но нету копий, слава богам, их просто нет! Не то бы ждала Романа участь медведя.
Даже если копья и были где-то там… степняки – не регулярная армия. Налетчики, которые попросту растерялись, давая осажденным так необходимую им фору.
Удар.
И еще один.
Палаш в руках Романа почти танцует, голова степняка не отделяется от тела, но откидывается назад, из перерубленных артерий щедро хлещет поток крови, окатывая тех, кто стоит с ним рядом, тело еще не успевает осесть, а Роман разворачивается – и еще один степняк с воем хватается за живот. Кожаная куртка иногда плохая замена кольчуге. На землю выпадают сизые внутренности, словно клубок червей.
Степняк воет, а Роман идет дальше и дальше. Падают люди, падают на землю чудовищными плодами отсеченные руки и головы, кто-то кричит, брызгает на лицо кровь, Роман даже не вытирает ее – не яд, и идет вперед.
И рядом с ним бесчинствуют Виктор Лейнский и Эрон Шорский. Бросать друга они не собирались.
Шесть гвардейцев, четырнадцать пехотинцев…
И степняки отшатываются назад.
Так человек врезается в волну – и на миг отталкивает ее своим телом. Потом волна обнимет его, захлестнет, повлечет за собой, но это – потом, потом…
А сейчас – удар!
И еще один! Получи, гадина! И – сдохни!
Они зубами выгрызают пару минут передышки.
Степняки в ужасе отшатываются от этих чудовищ, которые с ног до головы покрыты кровью и больше похожи не на людей, а на древних демонов. И обозники, которые выскочили вслед за вояками из лагеря, успевают утащить к себе несколько щитов – действительно телеги, даже колеса есть.
Вот и отлично, то, что надо!
– Роман!
Виктор встряхивает друга за плечо. Ифринский дергается, поворачивается на голос… знакомый?..
Он пьян от крови и усталости, почти безумен от ярости, но друга Роман узнает. И медленно опускает палаш.
– Назад! Отходим назад!
Роман прищуривается, обводит взглядом окрестности. И верно, степняки начинают собираться для отпора. Кто-то в красной шапке бежит, кричит…
И плевать!
Пусть приходят, он их всех здесь положит!
Всех, все-е-ех…
Виктор размахивается и что есть силы бьет Романа открытой ладонью по щеке.
Есть что-то волшебное в пощечинах. Есть. Что-то такое… изначально неприятное и гадкое. Но сейчас это только на пользу – Роман приходит в себя. И кивает.
– Отходим!!! НАЗАД!!!
И медленно начинает пятиться, прикрывая своих.
Степняки уже опомнились, они уже хватаются за луки, в плечо Романа бьет стрела, но кольчугу не пробивает. Видимо, лук плохой, стрелок поторопился или стрела на излете ударила.
Но синяк будет!
И плевать!
Важно другое. Из двадцати человек в лагерь возвращаются шестнадцать. Еще четверых принесли.
Рид пожимает ему руку и хвалит, а Ифринский смотрит на него и все яснее понимает – надо уходить. Глупо класть свою жизнь под мечи этих грязных тварей, глупо! Не нужна ему война, в которой он не победит!
Каган Хурмах.
Район Интары, Аллодия
Грамотка от Мурсуна прилетела достаточно быстро. Мальчишка гнал коня что есть сил и попал к кагану вскоре после завтрака.
Говорят, сытые тигры благодушны. Врут нагло. Или каганы – зверюги похуже тигров.
Получив известие, что Мурсун наткнулся на авангард противника под командованием маркиза Торнейского, Хурмах едва не взвыл от радости.
Маркиза Торнейского?
Попался, шакал?! Достаточно ты нервов потрепал, достаточно крови попил! Пришла пора ответить за свои злодеяния!
Убитые тобой степняки требуют отмщения!
Тот факт, что Рид первым в Степь не ходил, он просто отлавливал налетчиков (ну и вешал, а что с ними еще делать), в сознании Хурмаха не умещался. Никак.
Рид был виноват. Рид был убийцей. И сейчас судьба отдавала мерзавца ему в руки.
Хурмах быстро черкнул ответ.
Атаковать. Взять врагов живыми, и побольше, побольше, Торнейского обязательно, остальных как получится. Хурмах же идет к Мурсуну. Он желает лично насладиться смертью врага.
Трубить общий сбор!
Войско степняков дрогнуло, разворачиваясь в ту сторону, где стоял маркиз Торнейский.
Рид добился своего. Равель получил небольшую, но отсрочку, а того и надо было.
Симон спешно эвакуировал людей, укреплял город, писал в столицу, ждал… Теперь у него было на это дополнительное время. Пусть два-три дня, пусть это совсем немного! Иногда и меньшего хватает, чтобы выжить!
Хурмах же…
Он вызвал к себе старую Бурсай и приказал глаз с Шарлиз не спускать. А случись что…
Живой она уйти не должна. Ни в коем разе. Обратно Торнейский свою невесту не получит, особенно если он ее любит. А разве нет? Что его еще могло сюда привести?
Только Шарлиз. Ведь не станешь кидаться в бой, если не любишь, так? И есть, есть там что любить. Хватает прелестей. Лично оценил, так-то.
Бурсай выслушала приказ и поклонилась.
– Я все исполню, мой каган.
Хурмах довольно кивнул. Интересно, удастся ли взять Торнейского живьем? Надо будет дать ему посмотреть на утехи кагана с его невестой. Тоже пытка. Не обязательно прижигать человека огнем, чтобы ему стало больно, иногда достаточно поиздеваться над его близкими. Чаще всего этого хватает.
Ничего, возьмут врага живым, куда он денется? Тридцать тысяч человек, кто сможет устоять против такого войска? Сколько их там… Мурсун написал – тысяча? И половину они положили?
Надо будет взгреть кал-рана! Что это такое – не раздавить жалкую тысячу противников? Давно бы уже уничтожили нахалов!
С другой стороны – Торнейский…
Ладно. Сильно карать Мурсуна не будем, так, поругаем для острастки.
Приняв это решение, Хурмах принялся отдавать приказы.
Выступаем!
Аланея, королевский дворец.
Аллодия
Остеон чувствовал себя просто отвратительно.
Голова болела так, что даже травяные отвары не спасали. Кружилась, а в виски словно гвозди вбивали. Раз за разом, поворачивая их, чтобы больнее было.
Барист честно пытался что-то объяснить королю, но Остеон понимал в лучшем случае одно слово из трех, так что стряпчий плюнул, махнул рукой и начал просто подсовывать его величеству бумаги на подпись. Со всем уважением.
Остеон тоже махнул на все рукой, решив довериться Тальферу, так что мужчины быстро управились, и его величество кивнул на балкон.
– Составишь мне компанию?
– Это честь для меня, ваше величество.
– Пошли…
На балконе Остеон опустился в кресло, кивнул Баристу на второе. Да, честь. Но преданным и умным людям можно многое простить и позволить.
– Что хорошего расскажешь?
– Про что вы хотите послушать, ваше величество? По зерну у нас будет более-менее нормально, вот я еще разберусь, как закрыть внешние долги…
Остеон махнул рукой.
– Я не о том. О леди Френсис.
Барист помрачнел.
Л-леди, видали мы таких леди! Но…
– Мои люди пока не говорят ничего нового. Следят, но молчат.
– Может, и нет ничего?
Барист пожал плечами. Может – нет, может – есть, он ведь не скажет королю, что его интересует рыбка пожирнее?
И отвернулся, склонился над столиком, пряча лицо от короля. Дураком он своего господина не считал, нет. Иначе не смог бы с ним работать.
– Налить вам отвара, ваше величество?
Остеон не ответил.
Барист повернулся.
– О нет… Восьмилапый, ты не мог найти худшего времени!
Его величество потерял сознание.
Барист опрометью бросился звать лекаря, а потом за флаконом с нюхательными солями.
* * *
Не прошло и получаса, как его величество был приведен в чувство, напоен, а еще лекарь рекомендовал прочистительное. И клистир, конечно. Что может быть лучше хорошего клистира, правильно составленного, в соответствии с фазами луны?
Нельзя сказать, что Остеон был в восторге, но – лечиться-то надо? Так что из королевской спальни выставили всех и кивнули лекарю. Проводи свои процедуры, гад, издевайся над королем!
Барист ждал лекаря на выходе.
– Мэтр, мне надо с вами поговорить.
Мэтр Шионский, личный лекарь его величества, наклонил голову. Подмастерье, который следовал за ним, поклонился и отступил, почти слился со стенкой.
– Слушаю вас, Тальфер?
С лекарем отношения не то чтобы не сложились. Просто Шионский, как и всякий выскочка, хоть и получил титул, но не мог простить окружающим знания о себе. Начинал-то он аптекарем, торгующим вразнос порошками, и сейчас хоть и стал дворянином, но безземельным. Поместье ему король даровать не торопился.
– Что с королем?
– Я подозреваю разлитие черной желчи в пищеварительной системе пациента, – важно произнес мэтр. Внешность у него при этом была самая лошадиная. И важность – тоже. Точь-в-точь какающая лошадь.
– Чем это грозит?
Задавать идиотские вопросы вроде: «А вам зачем?», «Разрешит ли его величество разглашать подобные тайны?», «Не пойти ли вам с вашими вопросами?» – мэтр не стал, ума хватило. Вместо этого он прищурился еще более надменно.
– Думаю, после моего клистира ему станет легче. Особенно если несколько дней он будет принимать промывательное.
Барист кивнул и принялся благодарить. Но не был бы он собой, если б не заметил, какими искрами блеснули глаза помощника лекаря. Ох, не просто так.
Отловить одного помощника было и вовсе несложно.
Промывательное Шионский предпочел давать королю без свидетелей. Его величество распорядился, а лекарь послушался, так что помощник остался в приемной, перед дверью спальни. Там-то его Барист и прижал.
– Что не так с королем?
Молодой, лет двадцати, парень, даже и не пытался юлить. Кто такой Тальфер, во дворце даже собаки знали. И что предан он не хуже тех собак – тоже.
– Господин, конечно, свое мнение имеет…
– А ты? – вкрадчиво поинтересовался Барист.
– А я подозреваю, что без желчи там обошлось. – Парень поежился. Его сильно напрягало то, что он хотел сейчас сказать, но и промолчать не мог. Права не имел.
На Ромее лекари клятву тоже давали.
И – верили.
Клялись Сестре милосердной и знали, что если они причинят вред больному, то милость Сестры их оставит. А вот шансы попасть под покровительство Восьмилапого и на обед к шервулям сильно вырастут.
Этого пареньку не хотелось.
– Так что там случилось? – Барист давил, не давая времени придумать правдоподобную ложь. – Что?
– Я-я-яд-д-д…
Паренек почти заикался.
И то…
Сказать такое – считай, подписать себе путевку в департамент Дознания. А уж как там спрашивать будут – лучше о таком и не думать, особенно на ночь. Только вот для Бариста слова юноши были просто подтверждением его собственных мыслей, и озвучивать их он никому не собирался.
– А разобраться, что за яд, – сможешь?
Парень покачал головой.
– Н-нет.
– Почему?
Взгляд в сторону спальни был более чем красноречив. Ну да, паренек полностью во власти наставника, а мэтр Шионский не одобрит подобные научные изыскания. Он-то за свою шкуру боится больше, чем за королевскую жизнь, ему в департамент не хочется.
– А как лечить? Хоть примерно?
Парень пожал плечами.
– Знать бы, куда подливают… в пищу, в купальню, еще куда? Могут же и постельное белье обсыпать…
Мальчишка рассуждал со знанием дела. И то – яд в последнее время применялся все чаще. Слишком уж удобное оружие, каждый им воспользоваться может.
Барист догадывался. Не просто ж так принц зачастил к его величеству, ой не просто…
– Можно добавлять листья сенны в отвары, которые будет готовить господин, да и в простое промывательное, клистиры, тоже будут давать эффект.
Барист вздохнул.
– Вот что, парень. Я с его величеством поговорю, если что – будешь ему еще отдельно настои готовить. Подумай, какие…
– Да, господин.
– И – молчи. Сам понимаешь, такое абы кому не ляпнешь…
Парень закивал.
Он и молчал, просто Тальфер сам догадался. И удержать догадки стало выше его сил. Страшно жить в мире, в котором могут отравить короля!
Тяжко и жутковато.
Понятное дело, Барист не собирался разговаривать на эту тему с королем. Пусть мальчишка сварит противоядие, а уж подливать и Тальфер сможет. Конечно, ему несдобровать, если узнают, но снадобье-то безвредное, он его лично на собаке проверять будет. Так что кроме опалы ему ничего не грозит, а немилость…
Вот он у Найджела-то в милости будет! Ха!
Интересно, что там Варсон поделывает?
* * *
Варсон следил за леди Френсис.
Не бывает таких женщин, которые спокойно уступают любовника другой, а сами наблюдают со стороны, еще и улыбаются. Такое может быть, когда на любовника наплевать, но – чтобы на принца?
Положение королевской фаворитки – это вам не картофелина гнилая, его интригами завоевывают, за него и убивают, и убивали, а тут – вдруг? Что, Лофрейнская не попытается воспользоваться случаем? Сыграть в свою пользу?
Да запросто!
И почему терпит леди Френсис?
Ответ прост. Принц ей небезразличен, но у дамы есть и другие резоны. Угрозы? Тогда она бы злилась, хоть служанке б пощечин надавала, а она была спокойна. И на балу, и после бала…
Так что же у нее за соображения?
Это Варсон и собирался выяснить, договариваясь с самыми лучшими шпионами мира. Уличными мальчишками.
За пару монет эти мелкие негодяи и за королем следить не побрезгуют. И нищие опять же… тут опаснее, потому что все сведения пойдут не только Варсону, но и старшему нищих, а тот может попробовать сыграть в свою игру. Но – иногда приходится рисковать.
Что ж там за дом такой, на улице Кожевенной?
Варсон честно обошел его вокруг – и выругался.
Не просто так был снят домик!
Восьмилапый знает, что такое!
Две стороны примыкают к соседям, так что наблюдать придется за тремя домами. Наверняка есть ходы или туда, или сюда.
С третьей стороны такие заросли, что в них отряд солдат спрятать можно.
Фасад прикрывает высокий глухой забор. Варсон в нем, конечно, дырочку нашел, да толку-то с лицезрения пустого двора?
К окнам не подберешься, не подглядишь, не подслушаешь. Еще и кобель во дворе такой, что смотреть страшно, с примесью степной крови. Есть там такие, волков душат… Жуткие зверюги, мохнатые, по пояс человеку, а зубы – что твой капкан.
Варсон задумался.
Притравить? Нет, не получится, таких псов натаскивают, чтобы их только один человек кормил, край – двое, из чужих рук они ничего не возьмут. Сучку ему подкинуть? В течке? Это можно, только это на раз, а Варсону-то нужно узнать, что, кто, когда – ему нужен постоянный доступ в дом. Знакомства. Не будешь же искать течную дворнягу каждый раз, когда в домик кто-то приедет?
А ведь мясо для псины кто-то и где-то должен покупать. Варсон вздохнул и отправился на обход мясных лавок. Где-то же ему должно будет повезти?
* * *
Повезло в шестой по счету лавке.
Кобель? А у тебя сучка в течке? Дворнягу подпускать неохота… понятно, дело житейское…
Да, живет тут такой. Дом сторожит, хе-хе, с кобелем своим. И мясо ему покупает, где-то раз в три дня. Берет побольше и уходит.
Когда будет?
Тут тебе не повезло, вчера только был, так что дня через два. Может, через день…
Нет, стучать бесполезно. Как-то разговорились – у него условие. Никого не пускать, кроме тех, кого господин назовет. Платит этот господин щедро… да небось снял кто домик, чтобы с бабами баловать, вот и стережется, дело-то житейское. Он и говорил, что сплошь бабы ездят…
Варсон вздохнул. Ладно, зайдет он сюда послезавтра. Днем больше, днем меньше, в таких делах спешка только вредна. Это ведь та же рыбалка… вот и не надо дергаться. Подсекать рыбку следует точно, со вкусом, одним движением, чтобы она не сорвалась с крючка.
И не сорвется.
А пока займемся опять горничными.
* * *
Как уж Найджелу не хотелось ехать на улицу Могильщиков! Кто бы знал!
Но…
Зелье действовало гораздо медленнее, чем хотелось бы. Чем обещано. Этот вопрос надо было разъяснить.
С другой стороны, стоит вспомнить перекресток, разноцветные огни костра, жуткие глаза ведьмы – и мороз бежит по коже. Какие уж тут претензии?
Но прояснить вопрос надо.
Так что под вечер Найджел, закутавшись в плащ и надвинув на нос шляпу, постучал в домик Лэ Стиорты. Ждать пришлось недолго, всего пару минут, но принц и к тому не привык. Ему эти минуты длиннее часа показались!
Дверь скрипнула и сама открылась, заставив принца недовольно поежиться. И показалось на миг, что из темноты дверного провала смотрят на него жутковатые черные глаза и следят, и готова уже паутина, и капает яд с острейших жвал…
Жутью повеяло. Жутью и смертью.
Вереш Трипс, который и открывал дверь через систему веревок-блоков, ехидно улыбнулся. Ведь и есть-то – две серебрушки у кузнеца, а какой эффект? Какой результат?
Стоит, дрожит…
Принц?
Хвост ты заячий, а не принц! Вереш не одобрял, что его обожаемую Ластару втягивают в великосветские интриги, это – да, но, глядя на принца, он мог понять и бунтовщиков. Ведь окажется такое на тр оне…
Слабый король – искушение для сильных заговорщиков.
Найджел сделал шаг вперед, второй… Вереш поскрипел специальными половицами, потом подул на принца из мехов, под конец коридора и вообще развеселился – выпустил из потайного окна кроличью лапку и коснулся лица Найджела.
Принц подскочил на полметра вверх, взвизгнул и так ввалился в комнату к Ластаре, которая как раз успела подготовиться к приему высочайшего гостя.
Загримироваться, одеться и устроиться перед светящимся шаром, в котором словно бы красные облака клубились.
Жутковато?
Всего-то обычный шар из стекла, просто плохого, мутного, а внутри вставлена свеча.
– Что привело тебя сюда, великий король?
Ластара говорила нарочито тихо и медленно, чтобы Найджел прислушался и проникся.
И – сработало.
– Я до сих пор не король…
– Хм-м… мое зелье должно подействовать. Ты подливаешь его регулярно?
– Да. Ни дня не пропускаю.
Ластара искренне посочувствовала королю Остеону, которого травил родной сын, но исполняемая ею роль требовала другого отношения. И женщина положила руки на шар.
В красноватом свете они казались костлявыми лапами самой смерти.
– Сейчас посмотрю… так… твоего отца любят.
– И?
– За него кто-то молится. Чистая душа…
– Чего? – не понял Найджел.
– Если чистая душа будет искренне молиться за человека, все возможно. И даровать ему жизнь, и даже нарушить мои чары…
– Что?
– Не до конца, нет. Скажи мне, Господин, – слово было произнесено так, что даже Найджел понял – речь идет не о нем, о другом Господине, которого не поминают к ночи. – Умрет ли король?
Шар вспыхнул и погас. И в этой вспышке, на стене…
Найджел задохнулся, дернулся, вспискнул от ужаса.
На стене резко выделялась тень здоровущего паука.
– Это… это…
– Господин ответил. Король умрет – и скоро.
Найджел медленно кивнул.
– Д-да…
– Продолжай подливать зелье – и жди. Жди – и мой Господин призовет его душу.
Найджел кивнул еще раз. Дрожащими пальцами отвязал от пояса кошелек, положил на стол – и вышел. На улицу, подальше от всего этого… кошмара. Голова кружилась, его подташнивало.
А Ластара фыркнула, вытащила из носа два шарика корпии, пропитанной маслом, – и хлопнула в ладоши.
– Вереш! Гаси коптильню!
– Уже, – отозвался помощник. А что – пускать все на самотек? Немножко зелья в огонь – и восприятие будет не таким четким, а вера в слова – выше. – Щас окно открою!
А уж силуэт паука – вообще прелесть. Лично его из проволоки гнули. Паучок, удачно расположенный источник света – и вот тебе жуткий Восьмилапый.
Стра-ашный. Кошма-арный…
Ластара потерла лицо, размазывая к Восьмилапому весь макияж.
– Ну и слизняк!
– Не то слово, – поддакнул Вереш. – Ласти, а что дальше-то?
Любимая женщина мечтательно улыбнулась.
– Дальше? Дальше все будет хорошо.
– А если – нет?
Ластара вскинула брови. Выразительные даже под размазанной краской.
– Нет? Что это значит?
– Мало ли что случится? Разные бывают проблемы…
Ластара пожала плечами.
– Я верю, что все будет хорошо.
– Ласти, я тоже в это верю. Но… ты мне поможешь подстраховаться?
– Как?
– Если что-то пойдет не так, нам надо будет где-то спрятаться, может, сбежать? – мягко намекнул Вереш. – А может, и помочь твоему… другу?
Ластара задумалась.
– Я не думаю, что это понадобится. Тратить время, силы, деньги…
Вереш мысленно обругал несговорчивую дуреху.
– Ласти, поверь мне. Я же никогда тебе не врал, и не подводил?
Женщина подумала еще пару минут и наконец неохотно протянула:
– Ну… ладно. А что для этого нужно?
– Я все тебе расскажу. Но ты согласна?
– Ладно, ладно, согласна я. Записочку отнесешь?
– На улицу Кожевенную?
– Да.
– Ладно, пиши.
Вереш вздохнул. Его любимая сама шла в расставленные сети. Радовало, что сейчас и в его, а не только в чужие. А уж он извернется, он все сделает, чтобы уцелеть, потому что, глядя на Найджела, Вереш чувствовал тупую боль под ложечкой.
Свербело там, давило, сверлило и выгрызало. Словно сотня диких котов кошку делила. Вереш шкурой чувствовал, что будет плохо. Ласти бы спасти…
Ластара быстро писала записочку.
Посыпала песком, стряхнула, запечатала.
– Спасибо, милый.
Вереш изобразил придворный поклон.
– Для вас – любой каприз, моя королева!
И получил в ответ улыбку.
О том, что записку он по дороге распечатает, прочитает, скопирует и запечатает вновь – сложно ли оттиск с кольца сделать? – Вереш скромно промолчал. Ни к чему.
Рид, маркиз Торнейский
Вечером состоялся военный совет.
Все те же, все там же…
Сам Рид, раненный в руку и лицо – посекло неудачно камешком, щеку располосовало, зар-раза! А и плевать. Прижечь выгонкой – и забыть. С рукой хуже, а это ерунда.
Стивен Варраст – едва стоящий на ногах и держащийся на одной гордости. Возраст, такие игры и молодым тяжеловаты, а уж ему – втрое, но не бросишь же мальчишек без пригляда? Нельзя, никак нельзя…
Хромающий на левую ногу Сашан – подвернул.
Забинтованный от пояса и выше Шерс Астани – перелом ребер.
Забинтованный точно так же Симон – степняк полоснул, чудом кишки на землю не вывалились. Повезло, самым концом сабли достал, но шкуру распахал только так.
Аллес Рангор – как ни странно, целый.
Ланс Даран – изрядно потрепанный, со множеством мелких ран, но ничего особо серьезного.
Станс Грейвс – усталый, с перевязанной головой – степняк отсек ему ухо, ну и чуть не добил. Повезло, помощь подоспела вовремя.
И Хенрик Эльтц. Усталый, как неизвестно что, но довольный.
Первым слово взял Рид.
– У нас есть два выхода. Первый – мы остаемся здесь.
– И погибаем, – припечатал Станс. – Простите, командир.
– Плевать. Что-то узнал?
– Сюда спешно идет Хурмах. Этот… Мурсун доложил кагану о вашем знамени, и ответ уже получил. Держать нас здесь, получится – удавить, нет – живьем взять. Второе – лучше.
Рид только фыркнул. Идет – и отлично, того и добивались.
– Значит, здесь тем более оставаться не будем. Пусть он за нами бегает.
Принято было единогласно.
– К Дорану? – Стивен смотрел без особой радости – тяжко в его возрасте да по лесам. А надо…
– Ага. Пойдем к Дорану, возьмем его штурмом…
Глаза у подчиненных были весьма выразительными, но Рида это не смутило.
– Выбора у нас все равно нет, а там можно будет нормально поесть, отдохнуть и – кто знает? – дождаться помощи. Я Иллойскому верю.
Неверующие вздохнули, но…
Крепость?
Штурмом?
Пошли, захватим! Не догоним, так хоть погреемся! Опять же от Дорана до Равеля топать дольше, все время выиграем.
Рид прутиком расчертил на земле примерную схему.
– Где-то часа в два ночи надо будет отправить вперед отряд. Пусть перережут часовых. Станс?
– Выполню, командир. Сам пойду.
– Самому лучше не надо, бинты за перестрел видны.
Станс фыркнул, но спорить не стал.
– Сделаем, командир.
– Перережут часовых, три раза подряд крикнут совой – и мы тихонько двинемся. Эльтц, что с телегами?
– Хватит на всех.
– Баллисты?
– Готовы. В первую очередь ими занимались, с утра, как дерево получили. Все погрузим уже к ночи…
– Лучше чуть позднее, как стемнеет, чтобы не насторожились. Колеса не заскрипят?
– Командир!
– Сам понимаешь. Один звук…
Хенрик кивнул. Все он отлично понимал и жить хотел. Так что все телеги сам сейчас проверит, переберет, в крайнем случае – на руках груз потащат. На плечах…
– Раненых – по максимуму в телеги, чтобы не шумели. Стивен, приглядишь.
– Да, командир.
– И гвардейцам внушение сделай, а то брякают пряжками, что конь яйцами. Коровы-то с колокольчиками…
Стивен кивнул. Это он сейчас сделает, только так.
– Аллес, что со стрелами?
– Есть. Нас друзья хорошо снабжают, не пожалуешься. Хоть и невысокого качества болты, а на халяву и неплохо.
– Это хорошо. На тебе прикрытие. Мало ли кто… один выстрел, и нет проблемы.
– Да, командир. Понял.
Рид посмотрел на Сашана, Шерса и Симона.
– Ребята, говорите со своими, формируйте колонны, кто на ногах не держится – пусть идет в телеги или рядом с обозниками, с кем-то, кто поможет… В два часа ночи мы выступаем.
Ответом Риду были согласованные кивки.
А что тут еще скажешь?
Выступаем, командир. И – точка.
* * *
Ночь опустилась на Аллодию вполне ожидаемо.
Окутала землю мягким темным покрывалом, заслонила луну, затенила звезды…
Куда вы, глупые? Зачем воевать в такую ночь? Спите, а я спою вам колыбельную. Шорохом ветра в камышах, криком совы, заячьим перескоком, шелестом листвы…
Спите, люди…
Люди ночь слушать не собирались. Им было не до сна – намечалось веселье.
Примерно в час ночи из лагеря аллодийцев выползли шесть разведчиков. Выползли – в буквальном смысле слова. Разведчик – по определению не может шуметь, греметь или показываться на глаза неприятелю. Сейчас от людей Станса требовалось снять два караула на нужном направлении. Каждый численностью в два степняка.
Это требовало времени. Чтобы выступить в два, убийцы выскользнули из лагеря заранее. И – да. Ползком. Не во весь же рост, на фоне ночного неба, красоваться? Чтобы каждый увидел и порадовался. А то и прицелился?
Нет уж…
Это ветер шуршит в камышах. И тени чертят полосы по земле, а людей здесь нет, совсем нет…
Повезло еще, что это была не первая ночь. В первую степняки атаковали и атаковали, только что менялись, а вот сейчас уже притомились, уже успокоились, решили начать с утра… ну-ну, Восьмилапый в помощь!
К часовому надо подкрасться. Лучше – с подветренной стороны. Люди очень хорошо чувствуют непривычные запахи, а уж запахи пота, крови, дерьма (а война – она не розами пахнет) точно могут учуять.
Степняки стоят парами. Убивать придется обоих, лучше одновременно, и обязательно так, чтобы часовые не подняли шума. Тоже – жди подходящего момента.
Так что выползаем заранее и горячо молимся Брату Воинственному. Поддержи нас, что тебе стоит?
Шестеро разведчиков были достаточно опытными, а потому сначала все шло как по маслу.
Они разбились на три двойки. Две направились на место известных лежек степняков, третья двойка прочесывала окрестности. А кто их, паразитов, знает? Вдруг еще чего нового придумали? Не хватало еще пропустить кого-нибудь, чтобы сбежал, гад, и поднял тревогу в неподходящий момент.
Не пропустили. Третьей двойки не было. Аллодийцам повезло.
* * *
Арк Сирс дождался, пока степняк повернется к нему спиной, переглянулся с товарищем – и вырос из травы за спиной врага. Обхватил шею локтем, как учили, ладонь закрыла рот, давя крик, и острый нож скользнул под лопатку.
Тело степняка выгнулось в его руках и обмякло. Хрип был и вовсе не слышен.
Рядом так же поднялся из травы товарищ Сирса. Он, правда, бил не под лопатку – в печень, жестко, повернув нож в ране, чтобы быстрее, чтобы наверняка…
Арк дождался, пока прекратились судороги умирающего, и только тогда отпустил степняка. Мало ли… Бывали случаи. Нет уж, бешеную собаку надо добивать с гарантией…
Арк бросил взгляд на друга, тот ответил кивком, и ночь огласило уханье совы.
– Угу! У-ху-ху…
А теперь досчитать до пятидесяти – и повторить. То же самое.
И доносится ответ слева.
– Угу-у-у! У-ху-ху…
У всех порядок. А что там со временем? Быстрый взгляд на луну дает ответ. Уложились.
Они управились в срок. Командир, наверное, как раз выступает…
* * *
– Когда спустимся с холма – сразу налево, – шепнул Роман Виктору.
Друг повторил то же самое для Эрона.
Сегодня ночью три друга задумали бежать. С ними собирались уйти еще шесть человек.
Хватит добраться до Саларина. А там… а, посмотрим, что там наплести!
Роман даже не сомневался, что Торнейский и сам поляжет, и всех остальных погубит. И что? Подыхать рядом с ним?
В честь чего?
Аллодию защищать?
Без него справятся, скоро Иллойский подойдет, вот и разберется. У него всяко сил побольше будет. А Роман – самое лучшее, что он может сделать, это сохранить свою жизнь.
Равель?
Да кому нужно все это быдло? Кто успел, тот успел, они и так дали Симону времени более чем достаточно. Хватит!
Умный человек в такой ситуации позаботится о себе, так Роман и поступит. А Торнейский пусть помирает! Не жалко!
Так что…
Спускаемся – и налево.
* * *
Рид ждал, пока обоз не пройдет мимо него.
Тихо-тихо, совсем неслышно, как призраки, крашенные в черный цвет телеги выскальзывали из лагеря. Хенрик Эльтц оказался мастером своего дела, нигде ничего не гремело, не шумело, не звякало… отлично!
Брат Воинственный, помоги! А нет, так я и к Восьмилапому обратиться не побрезгую, хоть где, да не откажут! Нам позарез нужно выскользнуть из окружения и оттянуть на себя врага. И мы это сделаем!
Коснуться образка на груди – и вперед. Только вперед.
Рид дождался последней телеги и присоединился к пехоте. Вот так, нога в ногу, тихо-тихо, оружие обмотано грязными тряпками – меньше шума будет, да и блеск ни к чему. И – вперед.
Ночь кричала совой, подтверждая, что дорога свободна. Молодец, Станс.
Какая там инстанция помогла, высшая или низшая – неизвестно, но отряд Рида выскользнул из окружения и направился в сторону Дорана.
Тревога поднялась, но спустя два часа. Когда какому-то избыточно бдительному степняку (конское копыто ему в… инициативу!) пришла в голову мысль проверить патрули.
Обнаружив дохлых часовых, степняк взвыл так, что услышала вся округа.
Услышал и Мурсун. Примчался как был, в одних шароварах, даже без сапог, по закону подлости вляпался в навоз (лошади, они так, где идут, там и идут), выругался и дал команду «на штурм».
Штурмовать оказалось некого.
Холм был пуст, разве что навоз остался, ну и так, по мелочи. Бинты, сломанные стрелы, затоптанные костры…
Кал-ран взвыл еще громче подчиненного, понимая, что с ним сделает каган.
И заорал собираться. Благо рассвет, не ночь-полночь. Срочно!!! Разослать отряды по следам, выяснить, куда он ушел, проследить, задержать!!!
Вот ведь гад!
Нет бы честно сдохнуть, а он? Одни проблемы!!!
Увы, одно дело сняться с места отрядом в триста человек, а другое – пять тысяч. Даже с большой убылью.
У Рида-то была регулярная армия, в которой люди понимали, что такое приказ и как его надо исполнять (молча и бегом!). Степняки этим похвастаться не могли, зато…
* * *
В войске не хватились ни Ифринского, ни его друзей. Не те величины.
Ну гвардейцы. И что? Не одни они гвардейцы, а под слоем грязи там уже всем плевать, пехотинец ты, нет, благородный, простолюдин… Да хоть Восьмилапый! Лишь бы оружие держать умел, а что восемь лап, так это и лучше, больше поместится.
Зато степняки…
Презрительно относиться к ним было большой ошибкой со стороны Ифринского. Пусть они моются не каждый день, ну так что? Где вы в степи много воды видели? Там это драгоценность.
Зато как они следы читают!
Вот и обнаружили, что примерно десять человек ушли в сторону…
А зачем?
Нельзя ли их догнать и это выяснить?
Как оказалось – можно.
Ифринский с приспешниками честно сопротивлялись, когда их настигли, и даже убили человек пятнадцать. А потом их просто повязали арканами и так, на арканах, потащили за лошадями.
Хоть так утешить кал-рана Мурсуна.
Надо сказать, они не прогадали.
* * *
Кал-ран Мурсун как раз орал на подчиненных, требуя собираться быстрее… ЕЩЕ БЫСТРЕЕ!!
СЕЙЧАС!!!
Но против такой радости не устоял.
– И кто это тут у нас?
Роман гордо сплюнул на землю, за что так же молча получил в печень от степняка, стоящего рядом, и скорчился в позе червяка-мученика. Эрон оказался умнее и строить из себя героя не стал. Бежали от степняков, не удалось, попали им в руки… что ж теперь?
Изворачиваться надо.
Жить хочется.
– Я – Эрон Шорский. Это мои друзья, Роман Ифринский, – кивок, – и Виктор Лейнский. Мы знатные люди, и наши семьи богаты. Вы можете получить много денег за нас.
Мурсун ощерился.
– Посмотрим, птичка. Но чтобы мы начали переговоры, чтобы остаться целым и уйти на своих ногах, ты мне сейчас споешь.
– О чем?
– Обо всем, птенчик. Обо всем. Сколько вас, откуда…
Эрон и не подумал запираться. Он у себя один, а голым задом в костер или мордой лица в клетку с крысами… неуютно как-то. Спасибо, наслушался рассказов о том, что степняки творят со своими пленниками, теории хватило.
Мужчина пел соловьем, рассказывая и про Рида, и про Доран. Единственное, о чем он умолчал, – про Равель и идущего на подмогу Иллойского. Не из героизма, а чтобы оставить себе шансы. Мало ли…
Его слова подтвердили сначала Роман, а потом и Виктор. Мурсун подумал немного…
Что ж, Доран – так Доран. Хотя по следам и так все понятно. Жаль, обогнать Торнейского по дорогам не получится – Интара, с-стерва.
В болотистой местности, с прихотливо извивающейся рекой, лучше всего было передвигаться по воде. А по дороге…
Можно. Только кругаля втрое дашь.
Рид шел прямо через лес, ну так у него людей меньше и животных. Проще пойти за ним и нагнать у Дорана.
А эти предатели…
Мурсун с удовольствием разорвал бы их конями, как положено в Степи. Собаке – собачья смерть, и простите, песики, что вас сравнили с такой мразью, как предатели. Останавливала нехватка времени – раз. Ну и…
Каган их догонит и будет весьма недоволен. Вот и предъявить ему пленников, пусть срывает зло на них. Все одно – не жалко.
Так что…
– В обоз их, и стеречь. Кагану покажем.
Кан-ары быстро сообразили, что происходит, и закивали.
Да. В обоз.
И беречь, беречь… во всяком случае – пока, в хозяйстве пригодятся. А потом как каган решит.
И – вперед!
Выступаем! Надо догнать Торнейского, пока нас каган не догнал! А то и пленники не помогут.
