Книга: Рэй Брэдбери. Избранное
Назад: II Шайло и далее[13]
Дальше: Послесловие Как важно удивляться

III
Аппоматокс

Глава 36

Почему-то весь городок заполонили девчонки: они то бегали, то чинно прогуливались, то скрывались в дверях, то выскакивали на улицу, толкались в дешевом магазинчике, сидели, болтая ногами, у стойки с газировкой, отражались в зеркалах и витринах, ступали на проезжую часть и поднимались на тротуар, и все как на подбор вопреки осени пестрели яркими платьицами, и все как одна – ну ладно, не все, но почти все – подставляли волосы ветру, и все опускали глаза, чтобы проследить, куда направятся их туфельки.
Это девчоночье нашествие приключилось нежданно-негаданно, и Дуглас, шагавший по городу, как по зеркальному лабиринту, оказался почему-то вблизи оврага, начал продираться сквозь джунгли кустарников и только теперь понял, куда его занесло. С верхушки косогора ему мерещился озерный берег, песок и шатер с вопросительным знаком.
Он пошел куда глаза глядят и необъяснимыми путями забрел в палисадник мистера Квотермейна, где остановился как вкопанный и стал ждать неизвестно чего.
Квотермейн, почти невидимый на затененной веранде, подался вперед в кресле-качалке; заскрипело плетеное сиденье, заскрипели кости. Некоторое время старик смотрел в одну сторону, а мальчик в другую, пока они не встретились взглядом.
– Дуглас Сполдинг? – уточнил Квотермейн.
– Мистер Квотермейн? – уточнил мальчик. Как будто никогда прежде не встречались.
– Дуглас Сполдинг. – На сей раз это было подтверждение, а не вопрос. – Дуглас Хинкстон Сполдинг.
– Сэр. – Мальчик тоже подтверждал, а не спрашивал. – Мистер Келвин Си Квотермейн. – И добавил для верности: – Сэр.
– Так и будешь стоять посреди лужайки?
Дуглас удивился.
– Не знаю.
– Почему бы тебе не подойти поближе? – спросил Квотермейн.
– Мне домой пора, – сказал Дуглас.
– К чему такая спешка? Давай-ка сочтемся славой, освежим в памяти, как науськивали бойцовых псов, как сеяли панику в стане врага – нам ведь есть что вспомнить.
Дуглас еле удержался от смеха, но поймал себя на том, что не отваживается сделать первый шаг.
– Смотри сюда, – сказал Квотермейн, – вот я сейчас зубы выну и тогда уж точно тебя не укушу.
Он притворился, будто вытаскивает изо рта вставные челюсти, но вскоре оставил эту затею, потому что Дуглас уже оказался на первой ступеньке, потом на второй и наконец ступил на веранду, а там старик кивком указал на свободное кресло-качалку.
После чего случилась удивительная вещь. Как только Дуглас опустился в кресло, дощатый настил веранды чуток просел под его весом, буквально на полдюйма.
Одновременно с этим мистер Квотермейн почувствовал, как плетеное сиденье приподнялось под ним на те же полдюйма!
А дальше Квотермейн устроился поудобней, и настил просел уже под его креслом.
В тот же миг кресло Дугласа беззвучно поползло вверх, этак на четверть дюйма.
Так и получилось, что каждый из них каким-то чутьем, каким-то полусознанием догадался, что они качаются на противоположных концах невидимой доски, которая в такт их неспешной беседе ходит вверх-вниз, вверх-вниз; сначала опускался Дуглас, а Квотермейна малость поднимало вверх, потом снижался Квотермейн, а Дуглас незаметно приподнимался – раз-два, выше-ниже, плавно-плавно.
Вот в ласковом воздухе умирающего лета оказался Квотермейн, а через мгновение – Дуглас.
– Сэр?
– Да, сынок?
А ведь раньше он меня так не называл, подумал Дуглас и с капелькой сочувствия отметил, как потеплело стариковское лицо.
Квотермейн склонился вперед.
– Пока ты не засыпал меня вопросами, дай-ка я у тебя у тебя кое-что выясню.
– Да, сэр?
Старик понизил голос и выдохнул:
– Тебе сколько лет?
Этот выдох проник сквозь губы Дугласа.
– М-м-м… восемьдесят один?
– Что?!
– Ну, не знаю. Примерно так. Точней не скажу.
Помолчав, Дуглас решился:
– А вам, сэр?
– Однако… – протянул Квотермейн.
– Сэр?
– Хорошо, давай навскидку. Двенадцать?
– Сэр?!
– Не лучше ли сказать, тринадцать?
– В точку, сэр! Вверх-вниз.
– Дуглас, – заговорил наконец Квотермейн. – Вот объясни. Что это за штука – жизнь?
– Ничего себе! – вскричал Дуглас. – Я то же самое у вас хотел спросить!
Квотермейн откинулся назад.
– Давай немного покачаемся.
А качели – ни туда ни сюда. Остановились – и как заколодило.
– Лето нынче затянулось, – проговорил старик.
– Я думал, ему конца не будет, – подтвердил Дуглас.
– Оно и не кончается. До поры до времени, – сказал Квотермейн.
Потянувшись к столику, он нащупал кувшин с лимонадом, наполнил стакан и передал Дугласу. Тот чинно сделал небольшой глоток. Квотермейн прокашлялся и стал изучать собственные руки.
– Аппоматокс, – произнес он.
Дуглас не понял:
– Сэр?
Квотермейн оглядел перила крыльца, ящики с кустами герани и плетеные кресла, в которых сидели они с мальчиком.
– Аппоматокс. Не доводилось слышать?
– В школе вроде бы проходили.
– Как узнать, кто из них ты и кто – я? Это важно.
– Из кого «из них», сэр?
– Из двух генералов, Дуг. Ли и Грант. Грант и Ли. У тебя какого цвета военная форма?
Дуглас оглядел свои рукава, штанины, башмаки.
– Стало быть, ответа нет, – заметил Квотермейн.
– Нет, сэр.
– Давно это было. Двое усталых, немолодых генералов. При Аппоматоксе.
– Да, сэр.
– Итак. – Кел Квотермейн наклонился вперед, поскрипывая тростниковыми костями. – Что ты хочешь узнать?
– Все, – выпалил Дуглас.
– Все? – Квотермейн хмыкнул себе под нос. – На это потребуется аж десять минут, никак не меньше.
– А если хоть что-нибудь? – спросил Дуглас.
– Хоть что-нибудь? Одну, конкретную вещь? Ну, ты загнул, Дуглас, для этого и всей жизни не хватит. Я довольно много размышлял на эту тему. «Все» с необычайной легкостью слетает у меня с языка. Другое дело «что-нибудь»! «Что-нибудь»! Пока разжуешь, челюсть вывихнешь. Так что давай-ка лучше побеседуем обо «всем», а там видно будет. Когда ты разговоришься и вычислишь одну-единственную, особенную, неизменную сущность, которая пребудет вечно, сразу дай мне знать. Обещаешь?
– Обещаю.
– Итак, где мы остановились? Жизнь? Это, между прочим, тема из разряда «все». Хочешь узнать о жизни все?
Дуглас кивнул и потупился.
– Тогда наберись терпения.
Подняв глаза, Дуглас припечатал Квотермейна таким взглядом, в котором соединились терпение неба и терпение времени.
– Что ж, для начала… – Он умолк и потянулся за пустым стаканом Дугласа. – …освежись-ка, сынок.
Стакан наполнился лимонадом. Дуглас не заставил себя упрашивать.
– Жизнь, – повторил старик и что-то зашептал, забормотал, потом снова зашептал.

Глава 37

Среди ночи Келвина Квотермейна разбудил чей-то возглас или зов.
Кто же мог подать голос? Никто и ничто.
Он посмотрел в окно на круглый лик башенных часов и почти услышал, как они прочищают горло, чтобы возвестить: три часа.
– Кто здесь? – выкрикнул Квотермейн в ночную прохладу.
Это я.
– Неужели опять ты? – Приподняв голову, Квотермейн посмотрел сначала налево, потом направо.
Да я, кто ж еще. Узнаешь?
И тут его взгляд скользнул вниз по одеялу.
Даже не протянув руку, чтобы удостовериться на ощупь, Квотермейн уже понял: его старинный дружок тут как тут. Правда, на последнем издыхании, но все же он самый.
Не было нужды отрывать голову от подушки и разглядывать скромный бугорок, возникший под одеялом пониже пупа, между ног. Так только, одно биение сердца, один удар пульса, потерянный отросток, призрак плоти. Однако все чин-чином.
– Ага, вернулся? – с короткой усмешкой бросил Квотермейн, глядя в потолок. – Давненько не виделись.
Ответом ему было слабенькое шевеление в знак их встречи.
– Ты надолго?
Невысокий холмик отсчитал два удара собственного сердца, нет, три, но не изъявил желания скрыться; похоже, он планировал задержаться.
– В последний раз прорезался? – спросил Квотермейн.
Кто знает? – последовал молчаливый ответ его старинного приятеля, угнездившегося среди блеклых проволочных завитков.
«Если голова медленно, но верно седеет – плевать, – когда-то давно сказал Квотермейн, – а вот когда там, внизу, появляются пегие клочки – пиши пропало. Пускай старость лезет куда угодно, только не туда!»
Однако старость пришла и к нему, и к его верному дружку. Везде, где можно, напылила мертвенно-снежную седину. Но не зря же сейчас возникло это биение сердца, осторожный, неправдоподобный толчок в знак приветствия, обещание весны, града воспоминаний, отголосок… этого… как его… вылетело из головы… как в городе называют удивительную нынешнюю пору, когда у всех соки бурлят?
«Прощай-лето».
Господи, ну конечно!
– Эй, не пропадай. Побудь со мной. Без дружка плохо.
Дружок не пропал. И они побеседовали. В три часа ночи.
– Откуда на сердце такая радость? – спрашивал Квотермейн. – Что происходит? Я потерял рассудок? А может, исцелился? Не в этом ли заключено исцеление? – От непристойного смеха у него застучали зубы.
Да я только попрощаться хотел, шепнул слабый голосок.
– Попрощаться? – Квотермейн подавился собственным смехом. – Как это понимать?
Вот так и понимай, ответил все тот же шепот. Лет-то сколько минуло. Пора закругляться.
– И вправду пора. – У Квотермейна увлажнились глаза. – Куда, скажи на милость, ты собрался?
Трудно сказать. Придет время – узнаешь.
– Как же я узнаю?
Увидишь меня. Я тоже там буду.
– А как я пойму, что это ты?
Поймешь как-нибудь. Ты всегда все понимал, а уж меня – в первую очередь.
– Из города-то не исчезнешь?
Нет-нет. Я рядом. Но когда меня увидишь, не смущай других, ладно?
– Ни в коем случае.
Одеяло и пододеяльник начали опадать, холмик таял. Шепот стал едва различимым.
– Не знаю, куда ты собрался, но… – Квотермейн осекся.
Что «но»?
– Живи долго, в счастье и радости. Спасибо.
Молчание. Тишина. Квотермейн не мог придумать, что еще сказать.
Тогда прощай?
Старик кивнул; влага застила ему глаза.
Кровать, одеяло, его собственное туловище сделались теперь плоскими, как доска. То, что было при нем семьдесят лет, исчезло без следа.
– Прощай, – сказал Квотермейн в неподвижный ночной воздух.
«Все же интересно, – подумал он, – чертовски интересно, куда его понесло?»
Огромные часы наконец-то пробили три раза.
И мистер Квотермейн уснул.
В темноте Дуглас открыл глаза. Городские часы отсчитали последний из трех ударов.
Он поглядел в потолок. Ничего. Перевел взгляд в сторону окон. Ничего. Только легкое дуновение ночи шевелило бледные занавески.
– Кто там? – прошептал он. Молчок.
– Кто-то тут есть, – прошептал он. А выждав, снова спросил: – Кто здесь?
Смотри сюда, раздался невнятный говорок.
– Что это?
Это я, был ответ откуда-то из темноты.
– Кто «я»?
Смотри сюда, опять прошелестело из темноты.
– Куда?
Вот сюда – совсем тихо.
– Куда же?
И Дуглас поглядел по сторонам, а потом вниз.
– Сюда, что ли?
Ну, наконец-то.
В самом низу его туловища, под грудной клеткой, ниже пупка, между бедер, там, где соединялись ноги. В том самом месте.
– Ты кто такой? – шепнул он.
Скоро узнаешь.
– Откуда ты выскочил?
Из прошлого в миллион веков. Из будущего в миллион веков.
– Это не ответ.
Другого не будет.
– Не ты ли был…
Где?
– Не ты ли был в том шатре?
Это как?
– Внутри. В стеклянных банках. Ты или не ты?
В некотором роде я.
– Что значит «в некотором роде»?
То и значит.
– Не понимаю.
Поймешь, когда мы с тобой познакомимся поближе.
– Звать-то тебя как?
Как назовешь. Имен – множество. Каждый мальчишка называет по-своему. Каждый мужчина за свою жизнь произносит это имя десять тысяч раз.
– Но я не…
Не понимаешь? Лежи себе спокойно. У тебя теперь два сердца. Послушай пульс. Одно бьется у тебя в груди. А второе – ниже. Чувствуешь?
– Чувствую.
Ты и вправду чувствуешь два сердца?
– Да. Честное слово!
Тогда спи.
– А ты никуда не денешься, когда я проснусь?
Буду тебя поджидать. Проснусь первым. Спокойной ночи, дружище.
– Честно? Мы теперь друзья?
Каких у тебя прежде не бывало. Друзья на всю жизнь.
По полу затопотали заячьи лапы. Кто-то натолкнулся на кровать, кто-то нырнул под одеяло.
– Том, ты?
– Ага, – ответил голос из-под одеяла. – Можно, я рядышком посплю? Ну пожалуйста!
– Ты чего, Том?
– Сам не знаю. На меня страх напал: вдруг ты наутро исчезнешь или помрешь, а еще хуже – и то и другое разом.
– Я помирать не собираюсь, Том.
– Когда-нибудь все равно придется.
– Ну, знаешь…
– Так можно мне остаться?
– Ладно уж.
– Возьми меня за руку, Дуг. Да сожми покрепче.
– Зачем?
– Сам подумай: Земля крутится со скоростью двадцать пять тысяч миль в час или около того, верно? Перед сном обязательно нужно за что-нибудь уцепиться, а то сбросит тебя – и поминай как звали.
– Давай руку. Вот так. Теперь не страшно?
– Не-а. Теперь и поспать можно. А то я за тебя испугался.
Короткое молчание, вдох-выдох.
– Том?
– Ну?
– Как видишь, я тебя не кинул.
– Слава богу, Дуг, ох, слава богу.
В саду поднялся ветер; он раскачал ветки, отряхнул листья, все до единого, и погнал их по траве.
– Лето кончилось, Том.
Том прислушался.
– Прошло лето. Осень на дворе.
– Хэллоуин.
– Ого! Надо что-нибудь придумать.
– Я уже придумываю.
Они подумали вместе и вместе заснули.
Городские часы пробили четыре раза.
А бабушка села в постели, не зажигая света, и назвала по имени то самое время года, что намедни кончилось, миновало, кануло в прошлое.
Назад: II Шайло и далее[13]
Дальше: Послесловие Как важно удивляться