10. Демид Аладьев

Двухметровый здоровенный кайюр поднял вверх кулак и зарычал, разевая пятиугольную зубастую пасть. По коротким тупым шипам на спине дистанта забегали разноцветные искры, срываясь и щелкая. Тело, будто сложенное из разномастных кубов и пирамид, окутало сияние.

У ног дистанта, силясь встать, корчился человек в алом плаще и закрывающей лицо маске с прорезями для глаз. Каюр вот-вот применит на нем свой знаменитый прием, раздавит поверженного противника мощным ударом.

– Это тебе за отца! – в бой неожиданно ворвался второй человек, его измененная кожа отливала багровыми прожилками углей. – Вот тебе!

Он в прыжке толкнул двумя ногами ничего не подозревающего дистанта. Тот от неожиданности оступился и яростно развернулся к новому врагу.

– Коля, кофе, – из-за фактурной спинки массивного кресла выпросталась рука с выжидающе раскрытыми тонкими сухими пальцами.

Коля, преисполненный важностью и учтивостью, достал – нет, не из дешевого синтезатора – из настоящей кофеварки маленькую чашку с ароматным содержимым и, торопливо отнес ее боссу.

Демид Аладьев проводил своего коллегу завистливым взглядом, желая тому споткнуться.

Почему босс постоянно просит о чем-то именно Колю, а не его, Демида? В следующий раз нужно будет опередить этого выскочку и первым занять место возле кофеварки.

– Эмоции политика – это эмоции публики, – сильный и, как всегда, насыщенный чувством превосходства голос заставил двух помощников встрепенуться и застыть с повернутыми к креслу головами. – Разница лишь в том, что политик знает, когда следует смеяться, а когда плакать. Публика же всегда ждет того, кто укажет ей, когда следует смеяться, а когда плакать. Мудрый политик всегда дает публике то, что нужно ему, но в том виде, в котором нужно ей.

У Демида вспотели ладони, перехватило дыхание. Неужели этот паук уловил его неодобрение?

Но Адам Савельев, сенатор от Проксима Центавра, всего лишь размышлял вслух, попивая кофе на фоне транслируемого визором спортивного шоу.

Между тем бой между двумя людьми и кайюром завершился, их сменили обменивающиеся колкостями бойцы с тяжелыми кувалдами в руках.

Кто бы мог подумать – влиятельный, жесткий и принципиальный парламентарий, сожравший добрый десяток конкурентов, вершивший дела общеимперского масштаба, любит смотреть глупые развлекательные каналы словно недалекий ребенок.

Демид подумал так и вздрогнул, испуганно ища глазами зеркало, потому как Савельев снова попал в точку, произнеся:

– Смотрите шоу, ребятки. Шоу – соль политики. Эти тупоголовые актеры научат вас большему, чем напыщенные лекторы-неудачники в ваших элитных академиях. Они стараются сделать из вас картонных лидеров, чистых и непорочных. Но настоящие политики это, черт возьми, герои снафф-фильма, которые дарят публике секс, смерть и чужие секреты. Мы – быки-осеменители. Мы можем быть имперцами, рхейцами, склизскими бхутами или, черт возьми, дикими каюрами, но все равно будем делать одно и то же. Задача политика развернуть публику мордой к шоу и пока та восторженно жует свою жвачку, отодрать ее промеж мягких ягодиц.

Чашка с легким стуком опустилась на блюдце.

Один боец выбил из рук противника кувалду и теперь намеревался загнать того в угол, но к арене уже подтягивался третий участник боя – девушка в обтягивающем трико.

– Ни один ученый не получит столько же внимания, сколько грязная шлюха, – Савельев отодвинул блюдце с чашкой на край подлокотника. – Ни одно спасение тонущего ребенка не затмит по просмотрам кровавую аварию с расчлененкой. Знаете почему? Демид?

– Из-за страха смерти? – мучительно предположил Аладьев, вспоминая все, чему его учили. – Желание жить вступает в конфликт с осознанием неминуемой смерти, порождает экзистенциальный страх…

Кресло скрипнуло и этот звук оборвал речь Демида, словно лязг опустившейся гильотины. На фоне изображения визора появился острый, словно полотно пилы, профиль сенатора. Он не старался увидеть своего помощника, ему было достаточно просто обозначить свою позицию.

– Какого хрена ты несешь, парень? Ты меня вообще слушал?

Демиду бы остановиться, но он краем глаза заметил быструю и острую, словно укол иголки, ухмылку Коли, у него вырвалось:

– Но я…

В комнате повисла тишина, гробовая и холодная.

– «Но я» что? Это что вообще значит, твое «но»? – без единой нотки милосердия осведомился сенатор, повернув голову чуть сильнее в сторону замершего в ужасе Демида.

– Простите меня…

– Ты вообще знаешь, что означает союз «но»? «Но» – это противопоставление, содержащее возражение. Ты решил что-то противопоставить моим словам, парень? Или возразить? Хочешь доказать, что верно ответил на мой вопрос?

Демид не смог ничем парировать, лишь промычал что-то нечленораздельное. Его сердце, кажется, вовсе перестало биться.

Но паук на сей раз всего лишь подтянул к себе жертву, ограничился запугиванием. Удалился в свою нору, убравшись обратно за спинку кресла.

– Не будь ты сыном моего старого друга, выгнал бы тебя как прокаженного, – сенатор сделал глубокомысленную паузу. – Что вы знаете о страхе, чтобы обсуждать его? Знаете ли вы отличие между страхом и фобией? За страхом всегда стоит реальная опасность, за фобией – надуманная. Но именно фобии делают из нас слюнявых ссыкунов, жмущихся друг к другу. Страх быстротечен, фобии живут с нами до самой смерти. Поэтому мы не должны пугать реальностью, мы должны внедрять предчувствие неминуемого. И именно так работает политика. Так работает власть.

На арене вновь сменились декорации. Теперь дрались восемь бойцов одновременно – финальная схватка.

– Поэтому повторяю – смотрите шоу, – нравоучительно подытожил сенатор. – Учитесь держать внимание публики. Без внимания публики вы – никто. Станьте для них не страхом, но фобией, живущей так глубоко, чтобы ни один психиатр не смог до вас дотянуться.

Он небрежно постучал ногтем по краю пустой чашки. Коля вновь отреагировал первым, сукин сын. Демиду было не до того, он был рад, что не попал под раздачу.

В последние годы Савельев стал заметно раздражительнее и сварливее. Политическая паранойя превратилась в основную черту его характера, который и раньше не отличался покладистостью. Многие говорили, что старик сдал, заигрался в бога, что ходит по краю и ему давно пора слезать с пьедестала. Однако, Савельев все игрался и не слезал, бросаясь молниями со своего Олимпа. И, как мифический Зевс, тоже не умел прощать.

Сенатору наскучили постановочные бои, он сменил канал, включив экономическое обозрение.

– Итак, – кресло черным айсбергом надвинулось на помощников, отъезжая от визора и разворачиваясь. – Вам есть что сказать по моим поручениям?

Савельева называли по всякому, придумывая клички и ярлыки. Попадались откровенно издевательские, попадались грозные, попадались смешные. Самой известной была «Циркуль». Демид находил это сравнение вполне уместным. Худой и угловатый старик, чьи черные блестящие туфли выглядывали из-под бритвенно отглаженных стрелок на брюках, действительно напоминал древний инструмент с острыми металлическими ножками.

Савельев перевел взгляд черных с искусственно добавленным «огоньком» глаз с одного помощника на другого, кивнул Демиду.

– Что ж, господин Аладьев, бросайте перчатку первым.

Демид кивнул, внутренне ликую – представлялся шанс реабилитироваться. Причина его уверенности покоилась в засекреченном секторе инбы, словно козырь дожидаясь удачного расклада. И происшествие в Альфа-Эрсо подвернулось как нельзя кстати.

Аладьев одернул рукав, раскрывая на ладони виртуальный планшет – босс не любил, когда читали «из головы», говорил, что в такие моменты лица докладчиков напоминают ему морды срущих котов.

– Адам Валентинович, – начал Демид. – Я уже докладывал о разговоре с капитаном Кимурой в штабе флота. Он, как и другие военные, ставшие свидетелями исчезновения Эрсо-1515, не смог сообщить о наличии в зоне инцидента иных неопознанных судов, объектов либо иной активности. Я запросил данные локальной телеметрии, которые лишь подтвердили сказанное выше.

– Сотрудники Института? – Савельев мог не договаривать, Демид знал, о чем речь.

– Среди экипажей патруля нет сотрудников Института, даже бывших. Нет и тех, кто хоть как то имел отношение к исследованию Горизонта. Все кадровые военные из расформированной Первой Имперской эскадры, – Аладьев позволил себе чуть улыбнуться. – Однако, я пошел чуть дальше и навел справки о преступнике, за которым охотился патруль, о пропавшем Эфиопе Расте…

– Мне известно кто такой Эфиоп Раст, – нетерпеливо перебил помощника Савельев.

Демид торопливо перешел к сути:

– Мне удалось узнать, что Раст длительное время работал во французском секторе Евро-Африканского Халифата. Во время Язидского конфликта его люди обеспечивали безопасность самопровозглашенного халифа Омейяда, за которым, по слухам, стояло несколько влиятельных корпораций. Одна из них – «Якамоз», занималась, помимо прочего, проектами освоения дальнего космоса.

Бросив быстрый взгляд на Савельева, Демид понял, что смог таки завоевать интерес босса. Что ж, возможно удалось сделать еще один шажок к должности советника.

– В те времена главой «Якамоз», – Аладьев сделал короткую паузу, наслаждаясь предстоящим эффектом. – Был Феликс Майер, сенатор от Полости Глизе, нынешний куратор Императорского Института изучения дальнего космоса.

О, как заерзал Коля, нервно теребя полу пиджака. Как многозначительно дернулась бровь сенатора. Еще бы – прозвучало имя, от которого у того стойкая изжога.

– Занятное расследование, – признал Савельев. – Проследить связь от мелкого контрабандиста до политика из самых высоких кругов – это достойно похвалы. Однако, хотелось бы уточнить у вас вот что, господин Аладьев.

Сенатор неторопливо перекинул ногу на ногу, разглядывая подопечного. Демид лихорадочно соображал, что же именно он упустил.

– Хотелось бы уточнить, господин Аладьев, – повторил сенатор, глядя как бы мимо своего помощника. – Уж не от госпожи Миррис вы получили эту информацию?

Черт! Откуда он узнал?

– Госпожа Миррис просто озвучила личность преступника на приеме, дальнейшие выводы я делал сам…

– Возможно ли в одной фразе сопоставить такие понятия, как «прожженная журналистская шлюха», сиречь «Миррис», и «просто озвучила»? – Савельев перевел взгляд на Демида, который отрицательно замотал головой. – В наших кругах всем известно, что эта генетически сконструированная тварь живет тем, что собирает и продает информацию, время от времени выдавая сенсационные материалы под очередную премию. Она не может, она просто физически не способна просто что-то говорить. Все ее слова – это код, набор психологических уловок и крючков.

При упоминании Миррис, даже в таких нелестных фразах, память Демида подсунула тот образ, который взволновал молодого человека на том приеме – упругие округлости, бархатные полуоткрытые губы со снующим между зубами влажным языком, большие томные глаза с длинными и пушистыми ресницами. От этой женщины буквально исходил аромат желания, способный вскружить голову любому.

Если Миррис действительно собрали в пробирке по чьему-нибудь заказу, то собрали чертовски удачно.

– Я очень рекомендую держаться от нее подальше, – закончил сенатор, перебирая пальцами по подлокотнику. – Будем считать это моей промашкой – не подумал, что и этому вас придется учить.

Савельев расслабил плечи, склонил голову на бок.

– Ладно, Демид, работай дальше по направлению. Но будь осторожен, вокруг нас нет друзей. Кстати, готова статистика «Сфорца»?

– Да, с живым графиком, как вы любите. Если кратко…

– Не надо кратко. Слей отчет на мой рабочий стол, я сам посмотрю. Нужно кое-что подкорректировать в работе наших военных вложений.

Демид ликовал – босс назвал его по имени! Еще один балл в копилку будущего советника Аладьева.

И пока его соперник отчитывался о скучных финансовых делах многочисленных активов сенатора, Демид позволил себе перенестись мыслями туда, где вырвавшийся из-за Горизонта исследовательский корабль летел в сторону ближайшей Арки. И если этот заморыш Куржа не врет, то уже через неделю в руках Аладьева будет такая информация, от которой у сенатора отвиснет его старая острая челюсть.

А пока можно расслабиться и помечтать об округлостях Миррис.