Книга: Записки феминиста. О женщинах и не только, с любовью и улыбкой
Назад: Сладкая ложь
Дальше: À la guerre comme À la guerre[7]

Старость – не в радость

Вчера моя женщина окинула меня критичным взглядом и сказала:
– Ты такой… Ай, ладно!
– Какой? Какой? – заволновался я, предвкушая какую-нибудь похвалу.
– Старый!
А мне всего-то шею продуло. Да, я вправо поворачиваюсь теперь всем телом, как робот Вердер. Это выглядит смешно.
Но «старый»!
Представляется синяя тушка петуха на прилавке, которую никто не хочет покупать. Или протухший бутерброд. Моховик, который от прикосновения превращается в слизь.
Старый!
Удар под дых.
Потому что да! Мне тридцать пять. Девочки, которые курят возле колледжа, родились примерно в момент моего совершеннолетия! Возможно, кого-то из них я видел в коляске студентом. Она тыкала варежкой себе в глаз и размазывала слюни по пеленке. И вот стоит. В дерзкой мини-юбке…
И я думаю, ну куда тебя, старого дурня, тянет! Именно так: «старого».
Смотрю спортивные трансляции и вижу. Они легенды. Они добились всего. Они заработали сотни миллионов. Кому-то тридцать шесть, кому-то тридцать девять. Они ветераны. Они уходят.
Раньше, бывало, смотрел, как они там бегают в телевизоре, и думал: а ведь я бы смог, в принципе… Ну, похудел бы, привел себя в форму немножко, выпил бы энергетика и на площадку! И в решающий момент мяч отскакивает мне в руки… Ну, помните анекдот про «ни фига себе угадал с заменой!».
И понимаю, что не будет этого. Я еще и играть-то не начал, а уже ветеран.
Моему знакомому доктор обследовал колени. Колени болели от баскетбола, жена говорила ему, сиди дома, ешь борщ. Он обошел всех врачей города, пока не нашел того, кто сказал, что он может играть. Если быть точным, доктор сформулировал так: «Приходишь на тренировку, хорошенько разминаешься, разогреваешь мышцы, связки… И идешь домой».
В тридцать пять тебя нет-нет да накроет ощущение, что все уже было. И что ничего другого уже не будет. Ну, кроме того, что у тебя есть.
С профессией ты определился. Семьей обзавелся. Увлечения оставил только наименее травматичные. Дух авантюризма отбит начисто. Ты просчитываешь, готовишься заранее, думаешь о последствиях. Ты надежен, ответственен… Обычно в американских лентах в этом месте татуированная нимфетка закатывает глазки: «Boring!»
Я с надеждой читаю о писателях, ставших знаменитыми после сорока. И с ненавистью о молодежи, разбогатевшей до тридцати.
Вот, ты же выбрал свою судьбу уже. Выбрав, соответственно, отклонил все прочие варианты: актер кино, стэндап-комик, эстрадный певец, король вечеринок, звезда спорта, юный миллиардер… И все, кто преуспел в этих параллельных твоих судьбах, они тебя бесят!
А количество опций, доступных в возрасте старшем, нежели твой, постепенно тает.
Думаю, это называется кризисом среднего возраста. Хотя в нашей стране мужики живут до 66, значит, средний возраст свой я уже проскочил. Но могу же я похандрить? Осень на носу!
Так вот, выходов из кризиса я знаю три: красная спортивная машина, молодая любовница и строительство бани.
Первое – не вариант. Я слишком практично отношусь к автомобилю. То, что он для меня лишь средство передвижения, видно и снаружи, и внутри. Из серии: зачем мыть машину, если скоро дождь?
Второе комично, по-моему. Уверен, что она за глаза станет называть меня «мой старикан», обсуждая с подружками все прелести секса со зрелым мужчиной. «И тут у него заклинило спину, я так ржала!» Да и жена не разрешает. Не принят у нас в семье адюльтер как бы.
Остается, пожалуй, только стройка, хотя к ней тоже душа лежит не шибко. Моюсь я прекрасно и так, без бани.
Значит, буду заниматься старческим фаном. Собирать грибы, ходить на рыбалку, играть с такими же дряхлыми тридцатипятилетними в бридж, потягивая односолодовый виски.
А за окном нашего поместья будут резвиться жизнерадостные юные крестьянки, мечтая о том, что все непременно сбудется.
А может, шея-таки отойдет от ударной дозы «финалгона» и жена скажет, что я «еще ниче». И вот они, крылья! Мне ж много не надо…
Назад: Сладкая ложь
Дальше: À la guerre comme À la guerre[7]