Айрис попробовала пошевелить ногами, но они отказывались повиноваться, словно Сайлас подрезал ей сухожилия. На мгновение она представила себе его руку с зажатыми в ней хирургическими ножницами. Щелк! Щелк! А ведь он и правда способен на что-то подобное, подумала Айрис и похолодела от ужаса. Тогда ей точно не выбраться, значит, надо спешить.

И, едва услышав, что Сайлас куда-то вышел, Айрис резко наклонилась вперед, пытаясь встать на цыпочки с тем расчетом, чтобы стул, к которому она была привязана, оказался у нее на спине. Увы, едва коснувшись пальцами пола, Айрис испытала такую сильную боль, что не удержалась от крика. Мышцы на ногах одеревенели и настолько ослабли, что она едва не завалилась лицом вперед. Лишь в последний момент она успела откачнуться назад и принять первоначальное положение.

Некоторое время Айрис сидела неподвижно, набираясь сил. Закрывавшая рот тряпка мешала ей дышать, кожа вокруг губ чесалась и саднила, а собственное дыхание казалось несвежим и затхлым. Нет, она непременно должна освободиться, чтобы снова дышать свежим воздухом, ощущать ароматы цветов, а не собственной мочи, видеть что-то помимо слепящей темноты. И, почувствовав, что боль в ногах немного улеглась, Айрис повторила попытку. Это был почти акробатический трюк, который отнял у нее все силы, но в этот раз ей удалось придвинуться вместе со стулом почти вплотную к стене.

Это был большой успех, и она позволила себе передохнуть еще немножко. Прислонившись виском к холодному, влажному камню, Айрис тяжело дышала, ожидая, пока мускулы перестанет сводить жестокой, выворачивающей суставы судорогой.

Я чувствую боль, думала она, значит, я еще жива.

Холодный пот еще стекал по ее лицу, но Айрис, помня о необходимости спешить, снова встала на цыпочки и попыталась разбить стул о стену. Поначалу она действовала не слишком решительно, боясь пораниться или нанести себе серьезное увечье, но стук дерева по камню прозвучал так глухо и безнадежно, что Айрис отбросила осторожность. Удар! Еще один! На этот раз она прищемила предплечье и взвизгнула от боли. По коже заструилась теплая кровь, но ей было все равно. Айрис даже испытала какую-то извращенную радость от сознания, что способна вынести и это, и вообще все что угодно.

От усилий ее ноги снова начало сводить судорогами, в затылке запульсировала боль, но Айрис продолжала исступленно биться о стену. Снова и снова она бросалась на нее всем телом, стараясь повредить стул. Раз или два ей показалось, будто она слышит сухой треск ломающегося дерева, но, когда Айрис попробовала пошевелить рукой, подлокотник не поддался, и она снова ударила стулом о стену. Ах, если бы ей только удалось освободить руку – одну только руку! Тогда развязать узлы и освободиться не составило бы труда.

Иногда, отдыхая, Айрис закрывала глаза и думала, что все ее усилия тщетны. Ей казалось, будто она барахтается в какой-то глубокой реке и вот-вот камнем пойдет ко дну. Силы ее на исходе, ей не освободиться, не убежать. От этих мыслей пересохшее горло Айрис сжималось, окружающее смазывалось и начинало кружиться в бешеном водовороте, дурнота наплывала волнами, и ей стоило огромного труда не потерять сознание.

Нет, твердила она себе, нельзя опускать руки. Она будет бороться до конца. Должна бороться.

Ее рука и плечо покрылись синяками и ссадинами, икры пылали от напряжения, но Айрис продолжала ударять стулом о каменную кладку, мысленно считая разы.

«… Двенадцать… тринадцать… четырнадцать…»

В какой-то момент ей стало казаться, что ее члены сделаны из фарфора, как у куклы, что ее изгвазданное, порванное платье – роскошный кукольный наряд из плотного блестящего атласа с кружевной оторочкой, что на ногах у нее нарисованы черной краской туфли с белыми пуговицами и что боль – это всего лишь случайные уколы иглой, которой Роз сшивает платье на тряпичном теле.

«Живой или мертвый?» – спрашивает она сестру, и та прячет улыбку.

«Неужели тебе еще не надоела эта глупая игра?»

«Смотри, глаза на снимке чуть смазаны. Значит, ребенок живой!»

А сама-то она жива??!

И, зарычав от ярости, Айрис снова атаковала стену. Сила собственных ног на мгновение ошеломила ее, но она тут же об этом забыла, потому что наконец-то услышала самый прекрасный, самый замечательный в мире звук – треск ломающегося дерева.

На этот раз это не была игра воображения. Айрис сразу почувствовала, как ослабли путы. Вспыхнувшая в запястье боль прострелила руку до плеча. Усталость и боль заставили ее на несколько секунд замереть, но вместо уныния и безнадежности Айрис испытывала глубочайшее удовлетворение от того, что все-таки добилась своего. Она сделала то, что, как ей казалось, было выше ее сил. Стряхнув с себя апатию, Айрис быстро развязала оставшиеся узлы на руках и на ногах и отшвырнула в сторону ненавистный кляп. Теперь нужно попытаться встать.

И тут она услышала шаги. Сайлас… Он ходил наверху из стороны в сторону, потом остановился возле люка. Если он сейчас спустится вниз, то сразу увидит сломанный стул и лежащие у ее ног матерчатые полосы. Бороться с ним Айрис не могла – для этого она была слишком слаба. Конечно, Сайлас легко ее одолеет, а потом снова свяжет – еще крепче, чтобы она не могла повторить свой трюк. Быть может, он даже изобьет ее или сломает ей ногу, чтобы предотвратить новую попытку побега. И тогда ей конец. Она больше ни за что не сумеет освободиться.

Наверху заскрежетал по доскам сдвигаемый тяжелый предмет, и Айрис едва не завизжала от отчаяния. Скрипнули петли, люк распахнулся, вниз хлынул желтоватый гангренозный свет, и Айрис увидела, что ее руки в крови, что ее платье испачкано и изодрано чуть не в клочья. Негромко лязгнула лампа, зашуршали по ступенькам подошвы. Еще секунда, и Сайлас будет здесь…

Она хотела крикнуть, обругать его самыми страшными словами, но ее язык словно прилип к пересохшей гортани и не желал повиноваться. Вместо крика из горла Айрис вырвался лишь хриплый булькающий звук, который и на человеческий-то голос не был похож.

«Уходи! – мысленно приказала она Сайласу. – Прочь! Не смей сюда спускаться!».

И – о чудо! – ноги Сайласа вдруг исчезли, люк захлопнулся, и она услышала его удаляющиеся шаги.

Когда Айрис рискнула наконец встать со стула, ноги под ней подгибались, едва выдерживая ее тяжесть. Примерно так же она чувствовала себя, когда попыталась подняться после того, как целый час позировала, подогнув ноги под себя. Ее шатало как пьяную, и Луис, смеясь, обнял Айрис за плечи, не дав упасть. Сейчас она тоже чувствовала его руки, которые поддерживали ее под локти, слышала знакомый голос, советовавший переносить тяжесть тела с одной ноги на другую.

Рядом с Луисом стояла и Роз.

«Держись, сестренка! – шептала она. – У тебя получится». Прошло, наверное, минут пять, прежде чем Айрис убедилась, что может стоять. Тогда, двигаясь все еще не слишком уверенно, она принялась обыскивать подвал. Единственным ее оружием был сломанный подлокотник от стула – слишком легкий, чтобы им можно было ударить как следует. Айрис надеялась найти на полу хотя бы осколок стекла, но поиски оказались тщетными – Сайлас убрал все, не оставив ей ни одной мелочи. И вдруг она вспомнила о звонке, который несколько раз звонил где-то в углу. Быть может, подумалось ей, она сумеет вырвать протянутую к нему проволоку? Правда, Айрис не знала, как ею воспользоваться, но это было хоть что-то. И она решила попробовать.

Подойдя к стене, она стала водить кончиками пальцами по сводчатому потолку подвала, стараясь не пропустить ни одного ряда камней. Потолок был сырым, скользким от плесени; местами на камнях наросли острые кристаллы, которые кололи ей кожу и забивались под ногти. Наконец Айрис наткнулась на холодный металл. Это была проволока. Совсем рядом висел заплетенный паутиной колокольчик с маленьким язычком.

Снять с крюка колокольчик, чтобы тот не упал на пол и не наделал шума, было нелегко, но в конце концов Айрис с этим справилась. Вырвать из стены подсоединенную к нему проволоку оказалось гораздо труднее. Она раскачивала ее из стороны в сторону, повисала на ней всей тяжестью и в конце концов оступилась и упала на пол. Цепляясь за камни, Айрис снова вскарабкалась на ноги и попробовала еще раз. На этот раз ей повезло. Послышался какой-то глухой стук, и проволока подалась. Медленно, дюйм за дюймом, Айрис вытаскивала ее из невидимых креплений, морщась каждый раз, когда металл скрежетал о металл. Сверху, впрочем, не доносилось ни звука – ни шагов, ни скрипа половиц, ни голосов. Должно быть, Сайлас снова куда-то ушел или лег спать.

Когда проволока оказалась у нее в руках, Айрис снова задумалась, что ей с ней делать. Впрочем, от одного сознания того, что у нее есть еще что-то кроме подлокотника, ей стало легче на душе. Сможет ли она связать Сайласа? Или задушить? В том, что у нее хватит на это сил, Айрис сомневалась, но твердо решила попытаться. И уж на этот раз она не станет бояться нанести ему увечье или убить. Справиться с Сайласом будет, конечно, непросто, но Айрис поклялась себе, что, когда настанет решающий момент, она постарается вложить в удар всю свою силу и ненависть.

Теперь ей оставалось только дождаться, когда чучельник спустится в подвал.

Ждать пришлось долго. Бесконечно долго.

На какое-то время Айрис даже задремала, присев на стул с отломанным подлокотником. Она не собиралась спать, но ее глаза закрывались сами собой. Чтобы восстановить силы, Айрис сидела не шевелясь, вставая, чтобы пройтись по комнате из стороны в сторону, только когда мышцы начинало сводить судорогой, и все же с каждой минутой она чувствовала себя все слабее. В голове плавал туман, мысли путались, давали о себе знать голод и жажда.

Жажда была особенно мучительной. Еще никогда ей не хотелось пить так сильно, что она готова была отдать жизнь за глоток самой обыкновенной воды. Жажда терзала ее внутренности, выворачивала их наизнанку и вдобавок вызывала мучительную головную боль, от которой буквально раскалывалась голова. Айрис думала только о воде, грезила водой. В минуты забытья ей мерещилось, будто она стоит у мольберта, но вместо того, чтобы окунать кисть в банку с мутной от краски водой, она подносит ее к губам и выпивает до дна.

Время от времени ее сознание прояснялось, и тогда Айрис пыталась сосредоточиться на своем теле, на дыхании, на бешеном стуке крови в ушах.

Она жива.

Она готова действовать.

Она должна действовать. Почему он не приходит?..

Айрис пыталась слизывать влагу со стен, но ее желудок отвечал на это болезненными спазмами. В нем давно ничего не было, и, наверное, только поэтому ее не стошнило. Порой она всерьез задумывалась о том, чтобы укусить себя за руку и напиться собственной крови, но не была уверена, что это принесет какую-то пользу. Скорее наоборот, так она еще больше ослабеет, и Сайлас справится с ней без особого труда.

Когда Айрис в очередной раз погрузилась в грезы, ей привиделось, будто она плавает в огромном озере с прозрачной, чистой водой. Вот она ныряет до самого дна и широко открывает рот в надежде, что прохладная вода хлынет внутрь, но этого почему-то не происходит. Вместо этого ее наполняет сухой, горячий воздух, и Айрис начинает всплывать на поверхность. Стараясь удержаться под водой, она хватается за какой-то камень на дне, но это оказывается фарфоровая кукольная голова с грязно-серыми разводами краски на щеках. Это та самая голова, которую она испортила, когда опрокинула стакан… Айрис попыталась отбросить голову в сторону, но почему-то не смогла; когда же она вновь взглянула на нее, это оказалась не голова, а череп. Откуда-то она знала, что это женский череп, больше того – Айрис была уверена, что это ее собственный череп. Все дно озера было сплошь покрыто черепами, безволосыми кукольными головами и женскими телами, и все они были мертвы, мертвы…

Где же он? Сколько ей еще ждать?

Ведь еще немного, и никаких сил у нее вовсе не останется.

Все, что могла, Айрис вложила в борьбу со стулом и теперь чувствовала себя выпотрошенной, как рыба.

Из темноты возникло лицо Луиса. Она даже почувствовала на щеке тепло его дыхания.

«Хочешь, вернемся в дом?» – сказал Луис, уткнувшись лицом в ее шею.

«А зачем? Нас и здесь никто не увидит», – ответила она, и он принялся лить ей в рот согретый солнцем портвейн. Айрис кашляла и отплевывалась, вино попадало на платье, а он вдруг стал целовать ее в губы. Он целовал и целовал Айрис, покуда она не перестала ощущать что-либо.

Темнота вокруг была мягкой и теплой, словно пуховое одеяло. Айрис завернулась в нее, завернулась в Луиса, и подумала: наконец-то они снова вместе.