Приближалось лето, и с каждым днем погода становилась все жарче. Горячий и душный воздух большого города окутывал Сайласа, словно тяжелое, плотное покрывало, и он обливался потом. Сняв свой залатанный синий сюртук, он поминутно проводил пальцем под воротничком рубашки, машинально следя глазами за бездомной кошкой, пробиравшейся вдоль улицы прямо за витриной заброшенной лавки. Худая кошачья спина была странно искривлена, и Сайлас задумался, что может быть тому причиной – врожденный порок развития или травма позвоночника? Всего несколько месяцев назад он пошел бы за этой кошкой и попытался ее изловить, чтобы как следует изучить ее скелет, но сейчас Сайлас почти сразу потерял к животному всякий интерес. В очередной раз вытерев вспотевшую шею под воротничком, он снова стал смотреть на дом Луиса. Пока ничего не происходило, если не считать мальчишки-посыльного, который доставил какое-то письмо. Дело шло к вечеру, и Сайлас подумал, что скоро, наверное, станет чуть прохладнее.

Внезапно напротив громко хлопнула дверь. Сайлас вскинул глаза и увидел Айрис, которая быстро бежала куда-то вдоль улицы. Она была без капора, а ее юбки развевались на бегу, поднимая клубы смешанной с сажей городской пыли.

Не успел Сайлас опомниться, как во втором этаже дома распахнулось окно, и он поспешно отпрянул от витрины вглубь лавки.

– Я люблю тебя! – услышал он крик художника и почувствовал, как его рот заполняется кислым и резким, как сок лимона, вкусом.

Рано или поздно Айрис придет к нему, подумал Сайлас упрямо. Она будет такой же, как на этой картине в Академии. Чуть опустив подбородок, на который ляжет отсвет масляной лампы, она скажет: «Ты помог мне полюбить тебя, Сайлас. Просто уму непостижимо, как это я не замечала тебя раньше!»

Он уже собирался последовать за Айрис, но потом вспомнил, что на девушке не было ни капора, ни платка, которые она всегда надевала, когда уходила куда-нибудь надолго. Значит, Айрис скоро вернется, рассудил он и снова стал ждать. И когда несколько минут спустя она снова появилась в конце улицы, Сайлас почувствовал вполне естественную гордость. Ах, если бы он служил в полиции, каким бы ценным работником он был, сколько бы пользы смог принести, сколько преступлений раскрыл бы благодаря своей наблюдательности и научному складу ума!

Потом Сайлас обратил внимание, что следом за Айрис медленно едет кэб, запряженный приземистой гнедой лошадью. Кэбмен – здоровенный деревенского вида парень с лихо закрученными усами – произвел на Сайласа не слишком приятное впечатление, и он испугался, что Айрис может оказаться с ним наедине, если поедет куда-то в этом экипаже.

Но скоро его страхи рассеялись. Кэб, во всей видимости, предназначался для Луиса, который уже вышел из дома с небольшим дорожным сундучком в руках. Сундучок он тут же взгромоздил на крышу экипажа, а возница привязал его веревкой. Лошадь заржала и фыркнула, но Сайлас все же расслышал слова Луиса:

– К причалу у Лондонского моста, приятель. И поскорее.

Потом Луис попытался взять Айрис за руку, но она отвернулась и сказала что-то таким резким, визгливым голосом, что Сайлас ничего не разобрал. Луис еще некоторое время пытался ее уговаривать, потом вздохнул и сел в кэб. Возница взмахнул кнутом, разворачивая повозку.

Сайлас так крепко стиснул зубы, что у него разболелась голова. Какое это счастье – знать, что Айрис не любит Луиса, не любит по-настоящему. Правда, он и раньше так думал, но одно дело думать, предполагать, и совсем другое – получить неоспоримые, твердые доказательства… И тут в его мозгу сверкнула еще одна мысль, мгновенное озарение, за которое Сайлас ухватился со всей решимостью человека, который долго ждал своего часа. Вот оно, подумал Сайлас. Вот тот подходящий момент, о котором он столько мечтал. В самом деле, ситуация складывалась просто идеальная; она настолько соответствовала всем его замыслам, словно он сам спланировал и осуществил только что развернувшиеся у него перед глазами события.

У него уже давно все было готово. Он очистил подвал, запасся хлороформом, оставалось только заполучить саму Айрис. В голове Сайласа само собой всплыло слово, которое часто употребляла одна проститутка, ненадолго приехавшая в Англию из Парижа. Это было слово séjour. Что оно значит, Сайлас доподлинно не знал, но догадался, что его можно перевести как «побывка» или «временное жительство». Айрис должна перебраться к нему на séjour. Главное, начать действовать, пока что-нибудь ему не помешало. Луиса Сайлас больше не опасался, но сестра Айрис могла появиться в любой момент и испортить все, что он подготовил с таким старанием и тщательностью.

Много лет назад, когда Сайлас имел обыкновение посещать пабы в окрестностях Университетского колледжа (ах, как давно он там не был!), ему удалось подслушать разговор двух хирургов, обсуждавших предстоящую операцию. Пациент на столе, говорил один, хлороформ подействовал, и нужно провести первый разрез. Действовать скальпелем необходимо быстро и точно, погружая его в плоть под правильным углом и на нужную глубину, однако успех операции зависит не только от этого, но и от того, насколько правильно выбрано время. Да, добавлял он, хирургическое вмешательство может спасти больному жизнь, однако поспешить с ним так же опасно, как и опоздать. Точно так же предстояло действовать и Сайласу – быстро, уверенно, не суетясь, но и не мешкая, иначе подходящий момент будет упущен и кто знает, когда представится новая возможность?

Тем временем кэб уже катил по улице прочь. Вот Луис в последний раз махнул из окна рукой (дурацкий жест!), и экипаж скрылся за углом, а Айрис все стояла у двери, обхватив себя за плечи. По ее лицу текли слезы.

«Как жизнь пуста, – она сказала…» – вспомнил Сайлас. Чушь! Он подарит ей радость и счастье.

Айрис осталась совершенно одна. И если так было предопределено свыше, подумал Сайлас, кто он такой, чтобы противиться судьбе?..

Впервые за много лет Сайлас бежал. Неуклюже выбрасывая перед собой худые голенастые ноги, он мчался все вперед и вперед, лавируя между леди и франтами, огибая метельщиков и бродячих торговцев. На бегу он задел прилавок торговки фруктами, яркие апельсины запрыгали по мостовой, как мячики, торговка что-то крикнула ему вслед, но Сайлас и не подумал остановиться. Он бежал, как бегают уличные мальчишки, и сердце в груди стучало часто и громко, во рту пересохло, по лицу градом катился соленый пот, но Сайлас ничего этого не замечал. Сейчас он думал только об Айрис – о том, как она пойдет этим же путем, пойдет по его следам. Конечно, несмотря на срочность она не будет бежать, ведь она – леди, но все равно она будет спешить… Она пойдет по этой же улице, мимо этих же домов… Какими они ей покажутся? Что она подумает?

Наконец Сайлас свернул в свой переулок и едва не споткнулся. Раньше он не замечал зеленых пятен плесени на стенах, не замечал, как близко стоят друг к другу покосившиеся, словно готовые рухнуть ему на голову дома, не замечал груд мусора и нечистот, от которых поднимался отвратительный запах. Пожалуй, такая картина может ее напугать. Войдет она в переулок или остановится на углу, гадал Сайлас. Пожалуй, нет – уж очень здесь темно и грязно.

Он еще некоторое время оценивал обстановку, потом поискал взглядом труп спаниеля, но его, должно быть, уже подобрал сборщик костей, чтобы продать на клееварню. В переулке никого не было – ни бродяг, ни оборванных детей, которые изредка прятались здесь от ветра. Со Стрэнда доносился оглушительный шум уличного движения – стучали копыта, ржали лошади, скрежетали по булыжнику железные ободья колес, кричали возницы. За этим шумом, подумал Сайлас, никто и не услышит, если она вскрикнет или станет звать на помощь. Правда, примерно через час закончится рабочий день, распахнутся двери контор и банков и сотни и сотни клерков ринутся по домам, однако никому из них и в голову не придет совать нос в темный и грязный переулок, так что на этот счет можно не беспокоиться. А если кто и заглянет сюда – что ж, Сайлас тоже не будет стоять на месте, и, прежде чем чужие глаза успеют приспособиться к полумраку, он будет уже у себя в лавке.

Да, темнота переулка – его верный союзник. Он и сейчас-то мало что может разобрать – особенно после широкой улицы, где стены домов так и сверкают на солнце. То же самое произойдет и с Айрис, как только она свернет в переулок: в первые секунды она не будет видеть ничего, кроме зеленых и желтых пятен, плавающих перед глазами, и, конечно, не заметит его, прильнувшего к стене за дверным косяком. Этих секунд ему с лихвой хватит, чтобы исполнить задуманное.

Сайлас был уверен, что в доме у него все в порядке, но все же захотел еще раз убедиться – он не упустил ни одной мелочи. Войдя в лавку, он тщательно запер входную дверь, потом поднял оленью шкуру, скрывавшую люк в полу, и попытался представить, как будет тащить к нему неподвижное тело. Айрис была легкой и изящной, и он не сомневался, что сможет нести ее на руках. Если же она сломает лодыжку, когда он будет опускать ее в подвал, это будет только кстати. Со сломанной ногой любая попытка побега, которую она могла бы предпринять (в первое время, о, только в первое время, пока Айрис не узнает его как следует!), была обречена.

От волнения у него вдруг затряслись руки, и Сайлас прикоснулся к флакону с хлороформом, стоявшему на буфете в полной готовности, а потом погладил шершавую кость – бедренную быка, которую собирался использовать вместо дубинки. Скоро… теперь уже совсем скоро. Конец его одиночеству.

Теперь ему нужен был только человек, который написал бы Айрис письмо, но на Стрэнде сидело множество мальчишек-писцов. К их услугам частенько прибегали служащие окрестных контор, которые только притворялись образованными, а на самом деле даже читали с трудом.

Слова, которые следует написать, Сайлас давно обдумал.