90
– Передаем слово прокурору, – говорит председатель суда.
Йенни Янсдоттер не шевелится. Ее суровое лицо сосредоточенно, каждый мускул под контролем. Весь зал суда ждет, что она скажет.
И вот она поднимает глаза и обращается к Стелле:
– Кого там не было?
Голос звучит сурово и надменно.
– Что?
– Вы только что сказали: «Их там не было». Кого вы имели в виду?
Стелла делает неопределенный жест рукой.
– Криса, – отвечает она. – Кристофера Ольсена. Его не было в квартире, и поэтому я села на велосипед и уехала домой.
– Но вы не сказали «его». Вы сказали «их». Во множественном числе. Более одного лица. Кого еще, помимо Кристофера Ольсена, там не было?
Стелла бросает быстрый взгляд на Микаэля:
– Амины, как я полагаю.
– Амины Бежич?
Стелла кивает.
– Я должен просить вас ответить вслух на вопрос прокурора, – говорит Йоран Лейон. – Чтобы это было зафиксировано в записи.
Стелла смотрит на него. Верхняя губа дрожит.
– Да, – произносит она утрированно громко.
Повернув голову, я замечаю, что бородатый журналист внимательно наблюдает за мной. Едва наши взгляды встречаются, как он поспешно отворачивается.
Что он думает обо мне? Я оглядываюсь на других слушателей. Что они думают? Жалеют меня? Некоторые наверняка меня обвиняют. Считается, что родители несут часть вины за своих детей. Особенно в моем случае. Во-первых, я женщина и мать – к мужчине всегда больше снисхождения. Во-вторых, я хладнокровный адвокат защиты, в то время как мой муж – милейший пастор, проповедующий любовь Всевышнего и золотое правило христианской морали.
Может быть, мое место тоже на скамье подсудимых? Бок о бок со Стеллой, по обвинению в родительской несостоятельности и сопричастности преступлению. Уверена – есть люди, которые считают, что так и должно быть.
Йенни Янсдоттер бросает многозначительный взгляд на председателя суда и продолжает. Я понятия не имею, о чем думает прокурор, но то, что она считает меня совершенно неповинной, маловероятно.
– Почему вы сочли, что Амина может быть дома у Криса? – спрашивает она Стеллу.
– Не знаю. Я так не считала.
– Но вы только что сказали именно это.
Янсдоттер добивается эффектной тишины в зале. Стелла не знает, куда направить взгляд.
– Почему вы считали, что в этот вечер Амина была вместе с Кристофером Ольсеном? – спрашивает прокурор. – Разве вы не прекратили все контакты с Ольсеном? И вы, и Амина?
На лбу у Стеллы выступает испарина. Ее страх просачивается сквозь душный зал и пристает к моей коже, словно липкая масса. Я начинаю отчаянно чесаться.
Держись, Стелла! Не теряй самообладания!
– Мы перестали проводить время с Крисом, – говорит она, глядя на прокурора.
– Перестали? – переспрашивает Янсдоттер, не сводя с нее глаз, но Стелла не отводит взгляда. – У вас была договоренность?
– Типа того.
Янсдоттер не слушает ответа. Она уже задает новый вопрос:
– Вы утверждаете, что поехали на велосипеде домой, когда никто не открыл дверь в квартире Криса. В каком часу это было?
– Не знаю, – отвечает Стелла.
Она косится на Микаэля. Все происходит так быстро, что большинство сидящих в зале, вероятно, ничего не замечают. Но я все вижу. И я знаю, что процесс достиг критической точки. Если Стелла по-прежнему будет утверждать, что она пришла домой в два, свидетельские показания Адама рухнут. Не может он, выступая на суде, противоречить словам Стеллы. В груди у меня словно бы все залито цементом.
Микаэль тянет за узел галстука. Пот начинает проникать через рубашку. Сейчас станет ясно, удалось ли ему выполнить свою задачу.
– Вы даже примерно не знаете, сколько было времени? – спрашивает Янсдоттер.
Стелла чуть заметно поджимает губы:
– Что-то около половины двенадцатого или ближе к двенадцати. Типа того.
Цементный блок в моей груди перестает давить, воздух проникает в легкие.
– На допросе вы сказали, что пришли домой в два часа ночи, – сурово говорит Янсдоттер. – Это не соответствует действительности?
Стелла опускает глаза:
– Я сказала так, чтобы наказать папу.
Похоже, Янсдоттер искренне удивлена.
– Поясните.
– Когда я узнала, что папа дал мне алиби, я захотела выставить его лгуном.
Ни малейшего сомнения в голосе.
– Вы хотите сказать, что солгали на полицейском допросе, чтобы наказать своего отца?
– Да.
– Почему вы захотели наказать своего отца, Стелла?
– Он всегда слишком меня опекал. Временами у нас совсем портились отношения. Я вела себя по-детски.
Я рада, что Адам этого не слышит. И я знала, что ему не придется это слышать.
– Вы наверняка понимаете, что это звучит очень странно, – говорит Янсдоттер.
– Да, но это так.
– Все действительно так? Может быть, вы лжете сейчас, Стелла? Чтобы защитить своего отца?
Она поднимает глаза и уверенно качает головой:
– Нет!
Янсдоттер листает свои бумаги:
– Когда вы вернулись домой в тот вечер, Стелла? На допросе вы заявили, что вернулись в два часа ночи…
– Я была дома до двенадцати. Между половиной двенадцатого и двенадцатью.
Прокурор громко вздыхает.
– Стало быть, вы с Аминой Бежич заключили соглашение, что никто из вас не будет встречаться с Кристофером Ольсеном, – произносит прокурор. – Я правильно поняла?
– Это не было соглашением. Мы просто решили, что не будем больше иметь с ним дело.
– Почему вы решили не общаться с Кристофером?
– Мы обнаружили, что он лжет. Он типа хотел поссорить нас с Аминой, а это никому никогда не удастся.
– А не в том ли дело, что вы узнали о сексуальных отношениях Амины и Кристофера?
– У них не было сексуальных отношений.
– Вы обнаружили, что Кристофер обманывал вас, Стелла?
– Вовсе нет.
Я узнаю стальные нотки в ее голосе. Ее терпение скоро иссякнет.
– Не обстояло ли дело так, что вы узнали о том, что ваша лучшая подруга и мужчина, с которым у вас только что начались отношения, общались без вашего ведома? Вы ведь не могли всерьез верить, что их общение было чисто платоническим?
У меня перехватывает дыхание.
Взгляд Стеллы скользит по залу. На десятую долю секунды мы видим друг друга. Этого достаточно.
Известно ли ей, что я тоже знаю?
– «Платонический» означает… – начинает Янсдоттер, но Стелла отмахивается от ее объяснения.
– Я знаю, что означает слово «платонический». Во всяком случае, мне кажется, я знаю, на что вы намекаете. На самом деле Платон не говорил о том, что истинная духовная любовь не предполагает телесной близости и секса, но это очень распространенное заблуждение, так что вам не следует переживать по поводу своей необразованности.
Какой-то мужчина, сидящий на местах для слушателей, смеется, а бородатый, сидящий рядом со мной, ободряюще улыбается мне.
– Платон – мой любимый философ, – говорит Стелла.
– Лично я всегда предпочитала Сократа, – отвечает Янсдоттер.
– Неудивительно.
Микаэль прячет улыбку, прикрывшись ладонью. Присяжные переглядываются, и даже у председателя суда Йорана Лейона на губах мелькает улыбка.
– Амина не спала с Крисом Ольсеном, – заявляет Стелла, и атмосфера веселья гаснет так же быстро, как и возникла.
Йенни Янсдоттер как раз собирается сформулировать новый вопрос, но Стелла еще не закончила. Она поднимает руку. Голос у нее тонкий и дрожащий.
– Амина ни с кем не спала. Она была… и есть… девственница.
