83
У Винни-Пуха в глазах слезинки.
– Возьми себя в руки, – говорю я.
Сентиментальное прощание – это не мое. Естественно, я делаю все наоборот.
– Я еще буду тут сидеть, когда ты вернешься.
– Не думаю, – отвечает Винни-Пух, закусывая губу.
Он уезжает завтра и будет отсутствовать три недели.
– Скоро суд, да? – спрашивает он.
– Похоже на то.
Об этом мне не хочется говорить.
– Канарские острова? – произношу я со скептическим выражением лица. – Наверняка еще можно отказаться. Ты же купил страховку от невылета?
Грустная физиономия Винни-Пуха переходит в сияющую улыбку.
– Ты просто дразнишься. Там двадцать семь в тени.
– Не забудь крем от солнца, – смеюсь я. – Все включено, да?
Он кивает, наморщив нос.
– Ты такой предсказуемый, Винни-Пух.
– Да, увы. Иногда мне хочется быть таким, как ты.
– Нет, тебе этого не хочется.
И снова он улыбается:
– Нет, не хочется.
– Можно задать тебе один вопрос, Винни-Пух?
– А ты вообще чем-нибудь другим занимаешься?
– Нет, правда! Серьезный вопрос.
Он перестает смеяться и кивает. Я пытаюсь подобрать слова, но это не так легко.
Всю ночь я пролежала без сна, думая о папе. Почему он утверждает, что я вернулась в тот вечер намного раньше, чем на самом деле?
– Как далеко ты готов зайти, чтобы защитить свою дочь?
– Что-то я тебя не понимаю, – бормочет Винни-Пух. – Ради Ловисы я готов на все. Думаю, так поступил бы любой, у кого есть дети.
– И даже лжесвидетельствовать?
– Что?
Винни-Пух смотрит на меня с подозрением.
– Это означает, что человек лжет на суде.
– Я знаю, что значит это слово, – но мне кажется, человека не могут заставить под присягой давать показания против собственного ребенка.
– Нет, но черт с ними, с подробностями. Ты мог бы солгать на суде, чтобы защитить Ловису?
– Трудно сказать, – отвечает он. – Это зависит от…
– Нет, серьезно, Пух!
– Хорошо, – решительно произносит он. – Я наверняка сделал бы все, что в моих силах. Даже солгал. Даже на суде.
– Отлично.
– Но о чем на самом деле речь?
Я отвожу взгляд. Сожалею, что вообще завела этот разговор. Винни-Пух все равно не поймет. Между ним и папой сто световых лет.
– Родитель способен на самые невероятные вещи, чтобы спасти свое дитя, – говорит он.
– Но мой папа не такой, как ты. Он все делает ради самого себя. Или чтобы другие не заметили, что он и его семья не такие идеальные, как ему хотелось бы.
На лбу у Винни-Пуха появляется складка. Проходит некоторое время, прежде чем он снова что-то произносит.
– Знаешь, что я тебе скажу? Мне кажется, это не так уж и редко встречается. Все мы хотим, чтобы наша семья выглядела чуть-чуть более гармоничной и образцовой, чем на самом деле.
Я качаю головой. Винни-Пух не понимает – ему себе такого даже не представить.
– Мой папа не воспитывал меня. Он хотел создать меня, словно он – сам Бог Отец. Хотел, чтобы я стала такой, как он. Вернее, нет – он хотел, чтобы я стала такой, какой он представлял себе свою дочь. А когда этого не произошло…
Больше я не могу говорить. Горло сжимается, голос пропадает.
– Не думаю, чтобы твой папа стал лгать, чтобы защитить себя или репутацию семьи.
Я отворачиваюсь от него. Что Винни-Пух может знать о моем папе?
– Тогда почему он это делает?
– Потому что так поступают папы. Потому что он любит тебя.
Я не смотрю на него. Мне хочется сказать что-нибудь жесткое, ранящее, разрушить это мелодраматичное настроение, но я не могу выдавить из себя ни слова.
– Все будет хорошо, Стелла.
Я чувствую его нежную ладонь на своей руке и хочу лишь одного – чтобы он ушел.
– Послушай… – шепчет он.
Из глаз у меня льются слезы. Уходи, черт тебя подери!
Он медленно гладит меня по спине. От него веет надежностью, однако я знаю, что он сейчас покинет меня. Скоро он будет сидеть в шезлонге у бассейна на одном из Канарских островов и щекотать малышку Ловису, чтобы она смеялась до упаду.
Не глядя на него, я отталкиваю его руку.
– Эссе, – говорю я и вытираю слезы на щеках. – Я не много написала.
Винни-Пух глубоко вздыхает.
– Да бог с ним, – произносит он.
Я тру глаза ладонями.
– Мне надо идти, – говорит Винни-Пух и поднимается.
Я по-прежнему сижу спиной к нему.
– Сейчас мне и вправду надо идти, Стелла.
– О’кей.
Обернувшись, я вижу, как он топчется у двери. Заглядывает себе за плечо, переступает с ноги на ногу.
– О’кей, – снова произношу я.
Затем я делаю два шага вперед и обхватываю его за шею.
Я снова плачу. Слезы льются из меня, как фонтан.
Винни-Пух обнимает меня долго и крепко.
– Удачи тебе, – шепчет он.
Я не отвечаю. Голоса у меня нет.
