Неуверенной рукой Амина поднесла к губам бокал.

– Мы хотели сделать тебе сюрприз, – проговорила она. – Что-то устроить вместе. Он предложил мне прийти к нему.

Я смотрела на нее, не отводя взгляда. Она быстро отхлебнула вина.

– Он поцеловал меня, – сказала она затем, как бы мимоходом.

– Что? Крис поцеловал тебя?

Я отпила большой глоток розового.

– Клянусь тебе, он застал меня врасплох. Просто вдруг подошел, совсем близко, и его губы… Я пыталась его отпихнуть. Ты должна мне поверить.

Я уставилась на нее, потом допила остатки вина. Мы сидели на веранде на Главной площади, была среда, повсюду масса народу. Но несмотря на это, мне казалось, что мы с Аминой совершенно одни в каком-то пузыре. Остальные звуки звучали фоном, как музыка в лифте.

– Ты доверяешь мне? Ты ведь понимаешь, что я никогда не стала бы ничем таким с ним заниматься, – сказала Амина.

Ее большие зрачки двигались туда-сюда. Вопрос чести, конечно. Ведь мы с ней лучшие подруги.

– Само собой, – ответила я, поскольку знала – Амина не умеет лгать.

– Он скотина, настоящий бабник, – сказала она. – Так не поступают. Он знает, что мы лучшие подруги. Какая разница, что ты…

Она сбилась.

– Что я – что?

Она опустила глаза, теребя свой кулон – серебряный шарик, который я подарила ей на восемнадцатилетие.

– Что ты собиралась его бросить.

– Но он-то, черт подери, об этом не знает, – сказала я.

– Нет, ясное дело, нет.

Она продолжала теребить серебряный шарик.

– Ты ему рассказала?

Лгать она и правда совершенно не умеет.

– Прости. Он все спрашивал и спрашивал. Сказал, что отправил тебе кучу сообщений, но ты не отвечаешь. Он понял, что что-то не так.

Я не могла выдавить из себя ни звука. Даже смотреть на нее не хотелось.

– Он оказался плохим питомцем, – проговорила Амина, пытаясь выдавить из себя улыбку. – Может, и хорошо, что все так получилось. Теперь мы знаем, какая он скотина.

Мне не хотелось улыбаться. Да и ничего хорошего в том, что произошло, я не видела. До меня еще не дошел весь смысл произошедшего.

Более всего мне хотелось разозлиться. Позвонить Крису и сказать ему, какая он жалкая свинья – и чтобы убирался ко всем чертям. Но злость заслоняли другие чувства, к которым я совершенно не привыкла.

В первую очередь я чувствовала себя обманутой.

На следующий день он вновь засыпал меня сообщениями в «Фейсбуке» и «Snapchat». Сдержав первое импульсивное желание – ответить, я заблокировала его везде. Больше я не хотела иметь дела с Крисом Ольсеном.

В течение недели я старалась о нем не думать. То есть бывали минуты, когда он не наводнял мой мозг. Бывали часы, когда на сердце не давило. Я решила для себя, что это вопрос времени, что я должна продержаться. Это как бросать курить.

В среду, вернувшись домой с работы, я поняла, что мыслей о Крисе у меня не возникало с самого утра. Это уже хорошо, и те чувства, которые, возможно, у меня к нему были, теперь погребены глубоко-глубоко – и больше я не намерена выкапывать это дерьмо. Все прошло быстрее, чем я думала.

Ни Крис Ольсен, ни Линда Лукинд не станут частью моего будущего. Как тысячи других людей, они прошли по периферии моей жизни. Всего лишь краткие гастроли, ничего больше. Скоро я забуду об их существовании. Через десять или двадцать лет я буду со смесью ужаса и удивления вспоминать эту безумную историю и рассказывать новым друзьям про мужика на четырнадцать лет старше меня, который возил меня на лимузине в Копенгаген и снимал для нас номер люкс в Гранд-отеле, и его психически неуравновешенную бывшую подругу, которая меня преследовала. У меня останутся лишь смутные воспоминания о них и о том, как все это происходило. Само собой, я буду смеяться над всей этой чушью, а мои слушатели будут сомневаться в правдивости моей истории.

Так все бы и вышло, если бы не Амина.