У нас с Аминой всегда были особенные отношения. Случалось, она предпочитала обратиться ко мне, а не к своим родителям. Думаю, я знаю об Амине такое, чего не знает никто из взрослых.

Это произошло четыре года назад. Поздняя осень после конфирмации. Девочки учились в девятом классе, и наша команда возглавляла рейтинг своего региона среди женских команд.

Однажды утром на лестнице приходского дома стоял Рогер Арвидсен, в меховой шапке. Вид у него был потерянный и расстроенный.

Рогер Арвидсен выглядел старше, чем был на самом деле. Ему только что исполнилось пятьдесят, но пренебрежение к гигиене и плохая наследственность в сочетании с малоподвижным образом жизни, курением и постоянным употреблением кофе придавали ему весьма своеобразный вид. Его очень портили коричневые зубы, двойной подбородок и грязные пальцы. Дети в нашем квартале прозвали его Монстром.

Каждое воскресенье Рогер честно сопровождал в церковь свою маму, у которой жил. У меня вскоре вошло в привычку беседовать с ним каждый раз, когда мы встречались, поскольку я предполагал, что, помимо матери, с ним мало кто общается. Ясно было, что умом Рогер обижен, однако он производил впечатление человека доброго и скромного, заслуживающего хорошего отношения.

Ни разу Рогер сам не обращался ко мне, и, когда мы беседовали, каждое слово приходилось тянуть из него буквально клещами. Поэтому я сразу понял, что что-то случилось, увидев его на церковной лестнице без мамы.

Я спросил, чем могу ему помочь.

В следующую минуту Рогер уже сидел в моем кабинете, по-прежнему в меховой шапке. Зубы у него стучали. От его рассказа я испытал почти физическую боль.

Рогер сообщил, что его дважды навещала юная девушка. Оба раза это происходило сразу после того, как его мать уезжала играть в бинго. Он знал, что девушка приходила не одна. Он видел ее подружку, которая стояла в подъезде на карауле.

Девушка спросила, не угостит ли Рогер ее кофе, что он и сделал. Его так воспитали. Когда приходят гости, им предлагают кофе. В первый раз они лишь немного поболтали, и девушка снова исчезла. Но в следующий свой приход в разгар беседы она попросила Рогера снять брюки. Само собой, он отказался. Он не понимал, каковы намерения у этой девушки, но догадывался, что вряд ли она влюблена в него. После долгих уговоров Рогер все же разрешил девушке посидеть у него на коленях. Она засняла эту сцену своим мобильным телефоном.

– А потом потребовала у меня тысчонку, – пояснил Рогер. – Если я не дам ей тысячу, она распространит эти фотографии и заявит в полицию. Сказала: тогда все подумают, что я педофил. Якобы обо мне уже слухи ходят.

Так что он дал ей тысячу крон. По поводу этой части рассказа его трудно было в чем-то упрекнуть. Он не первый человек на свете, пытавшийся откупиться от лживых обвинений.

Однако теперь он нашел в почтовом ящике записку от той девушки, где она требует еще тысячу крон, иначе фотографии окажутся в полиции.

– Я не хочу, чтобы у нее были неприятности, – проговорил он. – Я тоже виноват.

Решительно поднявшись, я заверил Рогера, что немедленно займусь этим делом.

Я даже не стал спрашивать имя девушки. И так было предельно ясно, о ком речь.

Я сказал диаконисе Монике, что у меня мигрень, понесся домой и стал так колотить в дверь Стеллы, что она тут же открыла мне.

– Какого дьявола ты натворила?

Я никогда не ругаюсь. Стелла была буквально раздавлена. Она тут же во всем призналась. Поклялась, что вернет деньги и попросит прощения. Это была просто дурацкая игра, которая вышла из-под контроля. Ничего подобного никогда больше не повторится.

Ульрике я ничего не рассказал. С одной стороны, мне казалось, что я ее обманываю, – такими вещами вроде бы положено делиться с супругой. С другой стороны, я пожалел ее, следуя пословице, что то, о чем мы не знаем, не может нам навредить. Задним числом вынужден признать, что за всем этим стоял стыд. Я не мог примириться с тем, что моя дочь могла так поступить, и не желал, чтобы кто-нибудь другой, даже моя жена, об этом узнал.

В следующее воскресенье после службы я отвел Рогера в сторонку. И снова мне пришлось тянуть из него каждое слово.

– Тебе вернули деньги?

– Угу.

– Все?

– Да.

– Стелла попросила прощения? Она раскаивалась? – спросил я.

– Да, – снова кивнул Рогер, нервно переступая с ноги на ногу. – Но это была не она.

– Что?

Он опустил голову.

– То была не Стелла, – сказал он, – а та, вторая, темненькая.