29
Я подошел к первому попавшемуся подъезду на Тульгатан. Всего лишь взглянуть.
Может быть, за этой стеной сидит сейчас Линда Лукинд, бывшая сожительница Кристофера Ольсена? Кажется, Блумберг был уверен, что она имеет отношение к убийству.
Сердце застучало чаще, когда я стал читать фамилии возле домофона. Йербринг, Самуэльсон, Макка. Никаких Лукиндов.
Я двинулся к следующему подъезду.
По крайней мере, Линда Лукинд могла бы помочь мне понять, она могла бы рассказать мне о Кристофере Ольсене. Возможно, у нее есть какие-то мысли по поводу того, где он мог познакомиться со Стеллой и что между ними происходило.
У третьего подъезда я нашел, что искал. Лукинд, третий этаж. Я долго стоял, уставившись на это имя. Что я, собственно, затеял?
Я нажал на ручку двери. Закрыто. Наклонился, заглянул через стекло в подъезд. Что я ей скажу? Как смогу объяснить, кто я такой, не испугав ее? В ее глазах я буду выглядеть сумасшедшим. А что, если она вызовет полицию?
Снова проглядев список жильцов, я выбрал имя И. Янссон. Оно звучало дружелюбно. Я нажал на кнопку, и, когда старческий голос ответил: «Кто там?», я объяснил, что должен доставить букет цветов соседу, которого нет дома. И. Янссон тут же впустил меня на лестницу.
Возле лифта обнаружилась узкая мраморная лестница, по которой я и стал подниматься вдоль стен с нарисованными по шаблону ветвями деревьев и листьями. На третьем этаже я остановился и позвонил в дверной звонок.
Вспомнив визит к Мю Сенневаль, я задумался, как на этот раз обставить дело более удачно. Уже при посещении Мю Сенневаль я преступил границу дозволенного, а это еще более ужасное нарушение. Если выяснится, что я навещал Линду Лукинд… А что, если она опасна? В худшем случае это убийца, одержимый жаждой мести, а в лучшем – психопатическая лгунья, обвинившая своего бывшего сожителя в самых чудовищных вещах. У меня были все основания проявлять осторожность.
Когда дверь распахнулась, я попятился. Неужели это она? Стоявшая передо мной женщина выглядела как фотомодель.
– Линда? – спросил я.
– Да.
Она с подозрением оглядела меня.
– Я хотел бы поговорить с вами.
– А вы кто такой?
Я указал на свой пасторский воротничок.
– Можно мне войти?
Она охнула:
– Что-то случилось? Надеюсь, не с мамой?
– Речь идет о Кристофере Ольсене.
Линла Лукинд сразу же успокоилась.
– Хорошо, – проговорила она и впустила меня в квартиру. – Но я уже сказала, что не хочу быть замешанной в этом деле.
Квартира у нее была светлая и просторная. Стену между гостиной и спальней украшала символическая карта мира, а на полу под ней стояла ваза высотой в метр в виде бутылки с одинокой лилией. На полке было несколько книг по фитнесу, втиснутых между разноцветными декоративными слониками. Все это освещалось светом гигантской люстры современного дизайна.
– Мы можем присесть? – спросил я и указал на обеденный стол, стоявший возле французского балкона.
– Зачем? Чего вы хотите?
Она остановилась на пороге, уперев руки в бока.
– Я представляю семью Ольсен, – сказал я и выдвинул сам себе стул.
Теперь мне казалось, что план существовал с самого начала. Мне оставалось лишь привести его в исполнение.
– Я же сказала, что больше не желаю иметь ко всему этому отношения.
– Пожалуйста, присядьте на минутку, – попросил я. – Я пришел потому, что семья имеет право все знать.
– Какая семья? Маргарета?
– Именно, – поспешно кивнул я. – Кристофера больше нет. Мы хотим лишь одного – чтобы стала известна правда.
– Что вы имеете в виду?
Само собой, я и не ожидал, что она тут же сознается в убийстве, но наблюдать ее реакцию было интересно. Мне всегда неплохо удавалось определить, когда человек лжет.
– Что произошло между вами и Кристофером? – спросил я.
– Я уже все рассказала в полиции.
– Вы не могли бы рассказать еще раз? – попросил я.
– Эта женщина-полицейский, Агнес Телин, она мне не поверила. Я попыталась добиться, чтобы ее заменили, но меня просто никто не стал слушать.
Линда Лукинд, вне всяких сомнений, была привлекательной женщиной, однако за гладкой кожей и правильными чертами лица угадывалось и нечто другое: забитость и нерешительность. Сколько ей? Двадцать два? Двадцать три? Я мог бы с уверенностью сказать, что она рассказала не всю правду, однако я был почти уверен, что она не тот хладнокровный убийца, которого я себе представлял.
– Я понимаю, что Маргарете тяжело смириться с этой мыслью, но ее сын психопат. Вернее, был психопатом. Крис был психически болен.
Я ничего не ответил. Имея многолетний опыт общения с самыми разными людьми, я знал, что молчание нередко вытягивает ответ. Молчание требует реплики. Молчание напрягает, его хочется прервать. Люди желают выговориться, многие просто мечтают об этом – стоит только показать, что готов их выслушать.
Первые два года все шло хорошо, рассказала Линда. Во всяком случае, она так думала. Уже задним числом она поняла, что и раньше их отношения нельзя было назвать безоблачными: тайны, предательство, измены. Однако прошло не менее двух лет, прежде чем благополучный фасад начал рушиться.
Когда они познакомились, Линда была очарована. Крис Ольсен был хорош собой, обаятелен, умен и общителен. Из бурной страстной влюбленности вскоре выросла любовь с планами на будущее. Слишком поспешно, как она теперь понимала. Вероятно, она могла бы вовремя заметить первые тревожные сигналы, если бы ей удалось трезво оценить ситуацию.
– Не обвиняйте себя, – сказал я. – И сердце, и голова могут быть хорошими помощниками. Но только задним числом понимаешь, на какие дорожки не стоило ступать.
Она улыбнулась. Несмотря на то что она явно что-то скрывала, мне она начинала нравиться – ее неприкрытая наивность и острое желание, чтобы ее поняли.
– Кода он впервые меня ударил, я поклялась себе, что больше этого не допущу. Я просто не из таких женщин. Даже не знаю, сколько раз я давала себе эти клятвы.
– Никто не определяет себя как «такую женщину».
Она кивнула. Улыбка исчезла, глаза затуманились.
– Это звучит абсурдно, но Крис во многом был замечательным человеком. Когда не дрался. Каждый раз я думала, что это в последний раз, что этого больше не повторится. Что я должна уйти. Но потом все начиналось заново, и во мне опять загоралась надежда. Может быть, на этот раз все будет по-другому. Если только я дам ему шанс. Глупо, правда?
– Вовсе нет.
Я верил ей. Мне довелось слышать немало рассказов других женщин, оказавшихся в такой же ситуации.
– Сам я не могу себе этого представить, но в своей работе мне часто приходилось встречаться с мужчинами, склонными к насилию. И я понимаю, что это лишь одна сторона их личности. Ни один человек не может быть только хорошим или только плохим.
– Я легко могла бы уйти, – проговорила Линда и провела мизинцем под глазами. – Никогда себе не прощу, что я этого не сделала. Не могу больше считать себя тем человеком, которым была раньше. Вы представить себе не можете, какой это ужас – когда рушится твое представление о самой себе.
Она была совершенно права. Этого я представить себе не мог. Во всяком случае, тогда.
– Но Крис – негодяй, который заслуживает того, чтобы гореть в аду. То, что он сделал со мной… Об этом вы можете прочитать в полицейском протоколе. У меня нет сил еще раз все это рассказывать. Все равно это уже не имеет значения.
– Ради Маргареты…
– Мне нет до нее дела. Я не сожалею, что Крис умер.
Взгляд ее был холоден как лед. Было очевидно, что она говорит это очень серьезно, – впервые я подумал, что она, возможно, все же причастна к убийству. Может быть, преступников несколько? Может быть, она наняла киллера?
– И я нисколько не удивлена.
И снова я использовал молчание как стратегию, выжидая, когда она продолжит.
– С ней он наверняка проделывал то же самое.
Я изо всех сил сдерживал любопытство, сложил руки и смотрел на нее, но на этот раз продолжения не последовало. Линда сжала губы и устремила взгляд в окно.
– С кем? – спросил я наконец.
– Со Стеллой. С той, которая его убила.
Что она имеет в виду? Откуда ей известно имя Стеллы?
– Она всего лишь подросток. И она сделала то, что я должна была сделать давным-давно.
Я не мог отогнать от себя эту картину. Блестящий нож, которым наносят удар за ударом. Красивая улыбка Кристофера Ольсена, сменяющаяся гримасой боли. Оглушенный, я пытался исключить из этой сцены лицо Стеллы. Все это просто не может быть правдой.
– Почему вы так говорите? – выдавил я из себя.
– Что именно?
– Что его убила Стелла?
Линда с удивлением взглянула на меня:
– Ведь ее за это арестовали.
– Вы ее знаете?
Она покачала головой:
– Но я надеюсь, что ей удастся выкрутиться.
Я буквально лишился дара речи. Неужели правда, что Кристофер Ольсен напал на Стеллу или подверг ее каким-то издевательствам? Тогда почему она ничего не рассказала полиции? А что, если во всей этой истории Стелла является настоящей жертвой?
– Как чувствует себя Маргарета? – спросила Линда Лукинд.
Погруженный в свои мысли, я не успел ответить.
– Должно быть, ей сейчас тяжело, – проговорила Линда. – Собственно, мне нравилась Маргарета. Вернее, я ничего против нее не имела. Ко мне она всегда была добра. Не ее вина, что Крис психопат.
– Нет, не ее вина, – согласился я, но внутри засомневался.
Разве Маргарета совсем ни в чем не виновата? Как-никак она его мать.
– А что говорит Станни?
Я почесал затылок. О ком это она?
– Станислав? – продолжала Линда.
Ее взгляд вдруг стал суров и строг.
– Вы сказали, что представляете семью Ольсен. Вы что, не знаете, кто такой Станислав?
– Да нет, само собой, знаю.
Линда отодвинула стул и сделала несколько резких шагов назад:
– Кто вы такой? Вы так и не представились.
– Правда?
В моем сознании сразу возникло имя, но что-то мешало мне его произнести. Сколько раз можно лгать? Рано или поздно пересекаешь границу допустимого, каким бы благим целям ни служила ложь.
– Я хочу, чтобы вы ушли, – сказала Линда.
Она отступила к стене за большой стеклянной вазой. Теперь она точно напугана. Но в ее глазах мне почудилось и нечто другое – она в одном шаге от безумия.
– Я немедленно ухожу, – сказал я и поспешил к двери. – Спасибо, что согласились уделить мне время.
Она встала на пороге, пристально глядя мне вслед. В руке она держала телефон, готовая позвонить одним нажатием на кнопку.
Я присел в узкой прихожей, чтобы надеть ботинки. Завязал один шнурок и собирался взяться за второй, когда мой взгляд упал на полку для обуви, стоявшую рядом. Там было семь-восемь пар обуви, но мое внимание привлекла одна из них.
Дрожащими руками я сумел завязать второй ботинок и снова бросил взгляд на полку. Сомнений быть не могло. На полке стояли туфли абсолютно такой же модели, как у Стеллы. Возможно, даже того же размера. Те самые туфли, оставившие отпечатки в песке на месте преступления. Те самые, которые были на убийце Кристофера Ольсена.
