23
Следующей ночью мы с Ульрикой опять сидели в разных концах дивана. Мы боролись со временем и с той раной, которая открылась в сердце нашей маленькой семьи. Воздух казался удушливым от всего того, что мы не говорили друг другу.
Мысли о Мю Сенневаль возвращались снова и снова, как непрошеные гости. Ее слова поселили в моей душе страх. Она была совершенно уверена, что в пятницу вечером видела Стеллу, потому что Стелла приходила домой к Кристоферу Ольсену не в первый раз.
Около двух Ульрика пошла за очередной бутылкой вина. На обратном пути она споткнулась и оперлась о стену.
– Может быть, нам не стоит больше пить? – сказал я.
– Нам?
Я пожал плечами.
Не раз говорил я в своих проповедях, что иной раз нужны трагедии и катастрофы, чтобы люди сплотились и объединились, чтобы мы могли остановиться и всерьез посвятить себя друг другу. В горе мы вновь открываем для себя друг друга и осознаем, что такое быть человеком среди людей. В беде мы как никогда нуждаемся друг в друге.
– Адам, дорогой мой, не говори, что мне делать и чего не делать, – сказала Ульрика. – Мою дочь подозревают в убийстве.
Она снова покачнулась, потом уселась в своем углу дивана. Я сделал глубокий вдох. Мы одна семья, мы должны держаться друг за друга. Нет места лжи и тайнам.
– Знаешь, мне кажется, Стелла была знакома с тем мужчиной.
– С Кристофером Ольсеном?
Я кивнул, а она отпила еще глоток вина.
– Что заставляет тебя так думать?
– Интуиция подсказывает.
Ульрика посмотрела на меня округлившимися глазами.
Рассказать ей все? Признаться, что я разговаривал с Мю Сенневаль? Я побоялся, что Ульрика меня не поймет. Выйдет из себя, сочтет, что я пытался воздействовать на свидетельницу. Само собой, это для нее дело чести. Узнай она об этом – возможно, даже сочла бы себя обязанной немедленно сообщить о моем поступке в полицию.
– Что мы сделали не так, дорогая? – спросил я. – Почему все пошло вкривь и вкось?
Глаза Ульрики заблестели.
– Меня на все не хватало, – тихо, почти шепотом, проговорила она. – Я плохая мать.
Я подвинулся ближе к ней:
– Ты чудесная мать.
– Да нет, Стелла всегда была папиной дочкой. Все так говорили. Только она и ты.
– Перестань.
Я протянул к ней руку, но она повернулась спиной, замкнувшись в своих переживаниях.
– У вас со Стеллой всегда были прекрасные отношения, – продолжал я. – В последнее время…
Она покачала головой:
– Чего-то всегда не хватало.
– Возможно, так и должно быть, – ответил я, сам не до конца понимая, что имею в виду.
Я долго ворочался, пока наконец не забылся беспокойным, прерывистым сном. То и дело я просыпался с болью во всем теле, недоумевал, где нахожусь, и пытался разобраться, что же реально, а что – лишь видения из моих полубредовых сновидений.
Ульрика полулежала рядом, посапывая во сне, ее веки подрагивали. На рассвете я перебрался поближе к ней, чтобы ощущать во сне ее присутствие.
Когда я проснулся в очередной раз, ее не было. Я поспешил в кухню. Утренние лучи заливали молчаливый дом. Взбежав по лестнице, я рванул дверь спальни. Кровать была пуста. В следующее мгновение я услышал ее шаги в комнате Стеллы.
– Пришли результаты из лаборатории. Сегодня будет новое заседание суда по избранию меры пресечения.
Она стояла в дверях с поникшими плечами и черными кругами под глазами.
– Что это означает?
– Человек может быть арестован на основании мотивированных подозрений или на основании правдоподобных подозрений. Мне кажется, разница очевидная. Для задержания на время следствия, когда человека подозревают в совершении преступления, требуется не много, но, чтобы задержать человека как обоснованно подозреваемого, требуются серьезные доказательства.
Слова звенели у меня в голове.
– По словам прокурора, у суда появились более веские доказательства против Стеллы.
Более веские? Сердце отчаянно забилось в груди.
– Что они нашли?
