19
После заседания суда мы с Ульрикой в полном молчании ожидали Блумберга в конторе. Я вставал, снова садился и снова вскакивал. Подходил к окну и вздыхал.
– Где он?
Ульрика сидела неподвижно, уставившись в стену.
– Когда нам дадут поговорить со Стеллой? – спросил я. – Это бесчеловечно – держать ее в полной изоляции.
– Так это и делается, – ответила Ульрика. – Пока идет следствие, она будет в изоляторе.
Наконец появился Блумберг. Его щеки, напоминавшие два апельсина, теперь казались еще краснее. Он говорил возбужденно, взахлеб, словно взволнованный персонаж из мультика.
– Я поручил всем своим людям проверить Кристофера Ольсена. Выяснилось, что у него тоже есть труп в шкафу – уж извините за это выражение, – и даже не один.
Извинять его мне не хотелось, но сказанное меня слишком заинтриговало, и я промолчал, желая услышать продолжение.
– Рассказывай!
– Будучи бизнесменом, легко наживаешь себе врагов, – сказал Блумберг. – Но в случае с Ольсеном это не просто враги. Похоже, он вступил в конфликт с поляками, у которых список прежних судимостей нескончаем, словно проповедь.
Я состроил скептическую гримасу. Уж слишком все это смахивало на плохой полицейский сериал.
– Весной Ольсен прикупил недвижимость. А поляки держат на первом этаже пиццерию, от которой он мечтает отделаться. Думаю, такое соседство не очень хорошо сказывается на ценах за жилье.
– Но способ не указывает на мафиозное убийство, – возразила Ульрика.
– Кто говорит о мафии? Я упомянул лишь о польских держателях пиццерии. Но дальше будет еще интереснее.
Мне вся эта ситуация все меньше нравилась. В моем представлении расследованием убийства занимается полиция, а не адвокат. Кроме того, как-то некрасиво в чем-то подозревать жертву преступления.
– Всего полгода назад на Кристофера Ольсена было подано заявление в полицию по поводу многократных избиений и изнасилований. Было начато предварительное следствие, но через пару месяцев прокурор решил закрыть его за недостатком доказательств.
Блумберг сделал театральную паузу, окинув нас взглядом:
– Заявление подала бывшая сожительница Ольсена, прожившая с ним три года. По ее словам, Кристофер – насильник и жестокий тиран, загубивший ее жизнь.
Ульрика изменилась в лице:
– Стало быть, ей не удалось ничего доказать?
– Нет, – сказал Блумберг.
– Ее наверняка переполняет жажда мести.
Блумберг кивнул.
Ульрика повернулась ко мне:
– Ты понимаешь, что это значит?
План Блумберга состоял в том, чтобы представить альтернативного подозреваемого и вызвать обоснованные сомнения в виновности Стеллы. Польские владельцы пиццерии были первым вариантом, но бывшая сожительница Ольсена оказалась куда более подходящей кандидатурой.
– Но она, возможно, не имеет ко всему этому никакого отношения, – сказал я Ульрике, когда мы сидели ночью на диване, не в силах уснуть. – Разве не лучше будет предоставить это полиции?
Она взглянула на меня как на глупого пастора:
– Именно этим и занимаются адвокаты.
– Но разве не достаточно будет доказать, что Стелла невиновна? Представь себе, что другой человек попадет в трудную ситуацию. Ее избивали, насиловали, а теперь…
Ульрика резко поднялась:
– Мы говорим о Стелле! Наша дочь сидит в следственном изоляторе!
Само собой, она права. Нет задачи важнее, чем как можно скорее вызволить Стеллу. Допив виски, я встал и подошел к камину. Когда я открыл стеклянную дверцу, жар ударил мне в лицо, и я вынужден был подождать пару минут, прежде чем засунуть в камин кочергу, так что пепел полетел во все стороны и облако дыма поднялось над моей головой.
– Ты любишь меня? – спросил я, не глядя на Ульрику.
– Солнышко мое, ясное дело, я тебя люблю. – Она потянулась ко мне и погладила меня по затылку. – Тебя и Стеллу. Я люблю вас больше всего на свете.
– Я тебя тоже люблю.
– Это просто какой-то кошмарный сон, – проговорила Ульрика. – Никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной.
Я сел и обнял ее одной рукой:
– Что бы ни случилось, мы должны держаться вместе.
Мы поцеловались.
– А что, если она… – проговорил я. – Как ты думаешь, а если она…
Ульрика отшатнулась от меня:
– Не надо так думать!
– Знаю. Но… ее блузка…
Я просто обязан выяснить, что с ней произошло. Должно быть, Ульрика забрала блузку. А в этом случае она, конечно же, обнаружила пятна – их невозможно было не заметить.
– Что ты имеешь в виду? – спросила она.
– Пятна на блузке.
– Какие пятна?
Она смотрела на меня так, словно я бредил.
Стало быть, она не брала блузку? В таком случае вещь должна была найти полиция. Мое сердце громко стучало, когда Ульрика положила руку мне на рукав:
– Мы знаем, что Стелла была дома, когда убили этого человека.
Больше она не произнесла ни слова.
