112
Адам делает шаг назад, чуть не налетев спиной на автомат с напитками:
– Ты сама понимаешь, что ты наделала?
Внутри у меня сплошная боль. В эту секунду я раскаиваюсь во всем. Я рискую потерять не только дочь. И Адама тоже.
– Я сделала это ради вас. Ради семьи.
– А как же Амина?
Я киваю.
– Тогда я ничего не понимаю. Я своими глазами видел у Линды Лукинд такие же туфли, как у Стеллы. И она преследовала ее в тот вечер.
Я допиваю последний глоток воды и, скомкав банку, бросаю ее в урну.
– Линда Лукинд не убивала Кристофера Ольсена, – говорю я. – Все, что говорила Линда, пытаясь предупредить Стеллу, вероятно, было правдой. Ольсен подвергал ее чудовищным издевательствам.
С особым усердием я подчеркиваю последние слова. Может быть, чтобы убедить Адама, что он поступил правильно? Или чтобы убедить саму себя?
Взгляд Адама по-прежнему блуждает, ни на чем не останавливаясь.
– А как же те поляки?
– Владельцы пиццерии? – Я пожимаю плечами. – Они, конечно, воришки и обманщики, но к смерти Ольсена не имеют отношения. Они хотели лишь сохранить свою пиццерию в принадлежавшем ему доме.
Адам качает головой.
– Безумие какое-то, – произносит он. – Почему Амина не рассказала? Как она могла бросить Стеллу одну, позволить ей пройти через все это?
Я открываю рот, но осекаюсь на полуслове. Адам ни за что не простит меня. Он никогда не поймет.
– А ты? – спрашивает он. – Ты?
Это, скорее, констатация факта, но в его голосе не слышно обвинения.
– Чего не сделаешь ради своих детей, – говорю я.
Адам смотрит мне в глаза. И у меня возникает мысль – а вдруг он все же в состоянии понять меня?
– Я люблю тебя, – шепчу я.
Теперь мне ясно, что это правда. Именно так. Я люблю Адама. Я люблю Стеллу. Я люблю нашу семью.
В динамике раздается треск, и всех приглашают обратно в зал заседаний номер два.
Мы с Адамом сидим, держась за руки. Места для посетителей почти пусты. Наверное, многие журналисты решили, что суд будет совещаться долго, и ушли. Другие, вероятно, не ожидают никаких сенсаций и рассчитывают, что Стелла останется в изоляторе, пока решение суда не вступит в силу, что произойдет позже.
Она сильно исхудала. Волосы свисают спутанными прядями, взгляд пустой и тусклый. В нашу сторону Стелла даже не смотрит. Как и все остальные, она не сводит глаз с Йорана Лейона.
– Совещание состоялось, – произносит он и смотрит на присяжных, – и суд готов огласить приговор.
Мое сердце на мгновение замирает в груди. Как, у них уже есть решение? Хотя прошло не более двадцати минут.
Адам сжимает мою руку:
– Они уже все решили?
Я киваю и подаюсь вперед.
В мире для меня не существует ничего, кроме голоса Йорана Лейона. Я не все могу разобрать, но самое главное достигает моего сознания. Самые важные слова проникают сквозь гул в голове и настигают меня, как мощные удары в лицо.
Я сижу не шевелясь. Мой мозг регистрирует информацию, но отказывается ее воспринимать.
Через некоторое время я поворачиваюсь к Адаму. Он сидит, уставившись в пол.
Это не может быть правдой. Я не могу поверить, что это правда.
– Суд постановил: уголовное дело в отношении Стеллы Сандель прекратить, меру пресечения отменить.
По залу пробегает шумок. У меня в мозгу сплошной хаос. Это правда?
– Что происходит? – спрашивает Адам, глядя на меня округлившимися глазами.
– Уголовное дело прекращено. – Только когда я произношу это вслух, до меня доходит смысл. – Стелла свободна!
В следующую секунду Микаэль встает и обнимает Стеллу. Люди, сидящие на местах для слушателей, начинают двигаться. Всем вдруг становится жутко некогда. Рослый охранник надувает грудь и смотрит по сторонам ястребиным взглядом. И я наконец способна осознать, что все это происходит на самом деле.
– Стелла! – кричу я, пробиваясь между стульями, прохожу мимо строгого охранника, мимо Микаэля, который улыбается мне едва ли не со слезами на глазах.
Я иду, как по мосту, перекинутому через все плохое, что было раньше, через тоннель сияющего света и падаю в объятия Стеллы.
За нами раздается удивленный голос Адама:
– Это правда? Что произошло?
– Цепочка улик рассыпалась, – отвечает Микаэль с такой гордостью в голосе, что можно подумать, будто это в первую очередь его заслуга. – После твоих и Амининых свидетельских показаний возникло чересчур много сомнений. Они были вынуждены освободить Стеллу.
Адам смотрит на Микаэля.
– Прошу прощения, что сомневался в тебе, но ведь я ничего не знал, – произносит он. – Теперь я понимаю, чтó ты сделал для нашей семьи.
Микаэль выглядит ошарашенным. Он кивает Адаму, а когда потом бросает взгляд в мою сторону, я замечаю у него на губах улыбку. Похоже, он наслаждается моментом. Так вот почему он все это делает!
– Прости меня, Стелла, – говорю я, убирая с ее лица прядь волос.
– За что?
– За это. За все.
Она смотрит на меня долгим взглядом. Моя девочка. Я обнимаю ее и не хочу больше отпускать. Ее сердце стучит у моей груди, наши глаза снова встречаются, и меня охватывает почти забытое ощущение покоя.
– Мама, – шепчет она.
Не имеет значения, сколько ей – девятнадцать лет или четыре недели. Она всегда будет моим ребенком.
Ради нее я готова на все.
– Я люблю тебя, мамочка.
Я пытаюсь ответить, но в горле стоит ком. Словно пробка из чувств. Многолетняя тоска, не имевшая выхода. И когда плотина прорывается, кажется, все мое тело превращается в воду.
Время останавливается, пространство не имеет значения. Мы соединяемся в вечности – моя доченька и я. Медленно наклонившись ко мне, она шепчет мне на ухо:
– Правда, я выбрала хорошего адвоката?
Когда Стелла отодвигается от меня, я вижу в ее глазах свое отражение. Она поворачивается к отцу.
Адам выглядит раздавленным. Словно что-то важное в нем сломалось.
Слишком часто я его предавала. Если Адам узнает обо мне и Микаэле… Это невозможно будет исправить.
Микаэль снова улыбается мне. Я поворачиваюсь к Стелле.
– Спасибо, – шепчет она папе.
Адам плачет, как ребенок. Не скрываясь и не пытаясь сдерживать слезы, без малейшего стеснения.
Стелла протягивает руку, чтобы прикоснуться к нему. Адам следит взглядом за движением ее пальцев, которые прикасаются к его коже. Тонкие волосинки у него на руке поднимаются дыбом.
– А теперь у тебя на сердце хорошо? – спрашивает Стелла.
