8
Они молча смотрели друг на друга. Эмма перестала двигать кушетку и выпрямилась. Ему показалось, что она стала выше и тоньше, холодный свет, заливавший сцену, ее не красил, худые руки висели точно палочки из закатанных рукавов свитера. Но хуже всего было с волосами. Она отрезала свои волосы, и теперь голова казалась маленькой, беззащитной и будто обросшей мхом. Как шкурка зверька.
И настороженный взгляд, точно она выжидала, какое он сделает движение и что скажет, прежде чем самой решить, в какую сторону ей прыгнуть. Роберт сунул руки в карманы, стараясь держаться как можно непринужденнее.
— Привет, Эмма!
Она вымученно улыбнулась.
— Эта кушетка, похоже, начинена свинцом, да еще, пока ее двигали туда-сюда, потеряла все ролики.
— Неужели нет никого, кто бы мог вам помочь? — Роберт подошел к краю сцены и теперь смотрел на нее снизу вверх. — Судя по виду, она очень тяжелая.
— Сейчас кто-нибудь придет. — Эмма не знала, куда девать свои руки. Потерла их о джинсы сзади, как будто они были грязные, потом сложила на груди, выставив вперед худые плечи, словно защищаясь. — Что вы здесь делаете?
— Приехали посмотреть «Маргаритки на лужайке»… Мы приехали из города. Познакомьтесь — это Джейн Маршалл. Джейн, это Эмма.
Они обе улыбнулись, кивнули друг другу, пробормотали: «Очень приятно». Эмма повернулась к Роберту.
— Вы… знали, что я здесь?
— Нет, но я знал, что здесь Кристофер, и подумал, что и вы можете быть здесь.
— Я уже недели две как тут работаю. Вот, чем-то занялась.
Роберт воздержался от комментариев. Быть может, это смутило Эмму — она вдруг села на злополучную кушетку, которую надо было куда-то задвинуть, и безвольно свесила руки между колен. Потом спросила:
— Это Маркус вас послал?
— Нет. Мы просто приехали вас повидать. Я хотел удостовериться, что с вами все в порядке.
— Со мной все в порядке.
— Когда вы здесь заканчиваете?..
— Примерно через полчаса. Я должна освободить сцену для завтрашней репетиции. Почему вы спрашиваете?
— Подумал, почему бы нам всем не поехать в какую-нибудь гостиницу или еще куда-то, подкрепиться сэндвичами и чего-нибудь выпить. Мы с Джейн еще не ужинали…
— Спасибо за приглашение… — Особого энтузиазма в ее голосе он не услышал. — Вообще-то… я обычно что-нибудь готовлю к ужину и оставляю в духовке… Иначе Джонни и Крис ложились бы спать голодными. Мы должны зайти домой, а то все сгорит.
— Джонни?
— Джонни Риггер. Он играл жениха. Вы помните? Биржевого маклера. Он живет вместе с Кристо… и со мной.
— Понимаю.
Снова наступило молчание. Эмма совсем смешалась.
— Я пригласила бы вас к нам, если вы не против, — напряженно сказала она, — но у нас, кроме нескольких банок пива…
— Пиво мы любим, — поспешил вставить Роберт.
— И в квартире жуткий беспорядок. Нет времени, чтобы убраться как следует. Я имею в виду, сейчас, когда я начала работать.
— Это совершенно неважно. Как нам туда добраться?
— Э-э… вы на машине?
— Да. Стоит у обочины.
— Хорошо… Тогда идите в машину и подождите нас. Мы с Кристо присоединимся к вам немного погодя. Если это удобно… И покажем дорогу.
— Отлично. А как же Джонни?
— Он придет позднее.
— Значит, мы ждем вас на улице.
Роберт вынул руки из карманов, повернулся, и они с Джейн пошли по наклонному проходу к дверям. Они уже дошли до них и Роберт приоткрыл дверь, пропуская Джейн, когда на сцене разразился жуткий скандал.
— Где эта литтоновская дочка, черт бы ее побрал?
Роберт повернулся как раз в ту минуту, когда Эмма вскочила с кушетки, как будто кто-то ее подпалил, и стала снова пытаться сдвинуть с места тяжеленную уродину. На сцену выскочил коротышка с черной бородой, похожий на бешеного пирата. — Послушай-ка, цыпка, я просил тебя отодвинуть кушетку к стене, а не спать на ней. Господи, и когда только вернется моя помощница и ты сгинешь с глаз моих долой…
Надо было либо пойти и дать ему по роже, либо исчезнуть. Ради Эммы Роберт предпочел исчезнуть.
Двери закрылись, но пока они шли по фойе, коротышка все еще орал.
— Она же полная идиотка — это всем известно! Другой такой не сыщешь…
— Очаровательно, — сказала Джейн, когда они спускались по лестнице. Роберт ничего не ответил. Приступ яростного гнева он сумел подавить, но и говорить на эту тему не хотелось. — Должно быть, это мистер Коллинз, помощник режиссера. Не самый приятный господин. Да еще когда ты у него в подчинении.
Они вышли из дверей театра, спустились по каменным ступеням, перешли на другую сторону мостовой и сели в машину. Городок окутала мягкая темнота, но дневная жара не спешила отступать с узких мощенных булыжником улочек. Ярко светилась неоновая вывеска «ТЕАТР», но когда они сели в машину, кто-то в здании выключил вывеску. Вечернее развлечение окончилось. Роберт достал сигареты, дал одну Джейн, поднес ей зажигалку, потом закурил сам. Немного погодя он почувствовал себя спокойнее.
— Она обрезала волосы, — сказал он.
— Подстриглась? А какие у нее были волосы?
— Длинные, шелковистые, темные.
— Она не хотела нас приглашать. Ты это понял?
— Да. Но мы должны поехать. Ненадолго.
— Ненавижу пиво.
— Извини меня. Может, тебе приготовят кофе.
— …Для такой работы мозги не нужны. Любая идиотка, только что окончившая училище, сделает это лучше тебя!
Коллинз не мог остановиться, все накопившееся за день напряжение, всю горечь неудачника он выплескивал на Эмму. Он ненавидел ее. Повинны в том были Кристофер и ее отец, такой удачливый и знаменитый. Вначале Эмма пробовала защищаться, но потом поняла, что лучше и не пытаться остановить этот бешеный поток. Она выслушивала брань, продолжая делать свою работу, стараясь не показать злобному коротышке, как она уязвлена.
— …ты получила эту работу, потому что мне нужен был помощник… Очень был нужен. Это не Кристо тебе ее выхлопотал, хотя он везде сует свой нос, и не в честь твоего папочки я тебе ее дал, хотя какие-то дураки и отваливают ему по двадцать тысяч за его мазню, наляпает красных клякс на голубом фоне, а они и в восторге. Нет, плевать мне и на твоего Криса и на папочку! И не думай, что ты тут можешь бездельничать и развлекать твоих надутых друзей… и когда они в следующий раз осчастливят наше скромное зрелище своим присутствием, скажи им, чтобы они, черт возьми, дождались, когда мы тут все закончим. Смотри, не забудь! А теперь давай двигай кушетку, чтобы она не торчала здесь…
Было уже около одиннадцати, когда он наконец отпустил Эмму. Она нашла Кристо — он дожидался ее в кабинете Томми Чилдерса. Дверь была открыта, и Эмма заглянула внутрь.
— Я готова, — сказала она. — Извини, что заставила тебя так долго ждать.
Кристо поднялся.
— Ничего… — Он загасил сигарету. — Всего доброго, Томми.
— Всего, Кристо.
— Спасибо за все.
— Все хорошо, дружище…
Они пошли к выходу. Кристо обнял ее. Их тела соприкасались, но Эмма не отстранилась, хоть ей и стало еще жарче, но от Кристо исходил покой. На аллейке, которая вела к улице, он остановился закурить.
— Что так долго? Опять Коллинз куражился?
— Разозлился, что к сцене подошел Роберт Морроу.
— Роберт Морроу?
— Он шурин Маркуса Бернстайна и работает в его галерее. Я тебе говорила. Приехал посмотреть спектакль… С девушкой.
Кристо повернул к ней голову.
— Посмотреть спектакль или увидеть тебя?
— Думаю, и посмотреть спектакль, и увидеть меня.
— Пусть и не пытается увезти тебя отсюда. Скажи ему, что ты уже совершеннолетняя.
— Да он и не пытается.
— Тогда все в порядке.
— Думаю, что да. Вот только я, дурочка, пригласила их к нам. Я и не собиралась приглашать, но почему-то пригласила, и они придут. Они ждут нас у обочины, в машине. Ах, Кристо, мне ужасно жаль!
Он засмеялся.
— Я не возражаю.
— Они не надолго.
— Да пусть хоть всю ночь сидят. Не смотри на меня так — никакой трагедии нет. — Он обнял ее и поцеловал в щеку.
Как было бы хорошо, если бы вот сейчас, на этом месте и закончился этот день, этот бесконечно длинный день, подумала Эмма. Она боялась Роберта. Она устала защищаться, устала отвечать на его вопросы, уклоняться от взгляда его внимательных серых глаз. Ей ли соперничать с его блондинкой — она такая хорошенькая и так великолепно выглядит в синем платье без рукавов, от нее словно веет прохладой. А она, Эмма, так устала, она не сможет сейчас хоть немного навести порядок в квартире, убрать одежду, папки с пьесами и пустые стаканы, открыть банки пива, приготовить кофе и вынуть из духовки ужин для Кристо.
Кристо потерся подбородком о ее щеку.
— Что не так? — мягко спросил он.
— Все в порядке. — Ему не понравится, если она скажет, что устала. Сам он никогда не уставал. Он даже не знал, что означает это слово.
Он сказал ей на ухо:
— Хороший был день, правда?
— Да, конечно. — Она отстранилась от него. — Хороший день. — Рука об руку они пошли к улице.
Роберт услышал их голоса и вышел из машины. Они шли к нему, то вступая в пятна света, отбрасываемого уличными фонарями, то снова исчезая в темноте. Шли как любовники, Эмма со свитером в руке, Кристо с пухлой папкой под мышкой и с зажатой между пальцами сигаретой. Дойдя до машины, остановились.
— Привет, — улыбаясь, сказал Кристофер.
— Кристо, это Роберт Морроу. И мисс Маршалл.
— Миссис Маршалл, — поправила Джейн, наклонившись над спинкой переднего сиденья. — Привет, Кристофер.
— Простите, что заставили вас так долго ждать, — сказал Кристо. — Эмма только что сказала мне, что вы здесь. Она выдержала очередную схватку с Коллинзом, так что оба мы были заняты. Прошу вас к нам на кружку пива или что там у нас есть. Боюсь, что ничего крепче не найдется.
— Пиво — это прекрасно, — сказал Роберт. — Если вы еще покажете, куда ехать.
— Конечно.
Квартира помещалась в цокольном этаже одного из старых викторианских домов, который знавал лучшие времена. Их была целая улица — домов с остроконечными крышами и выступающими мансардными окошками, с затейливым рисунком кирпичной кладки и витражами, но сама улица производила гнетущее впечатление: шторы в эркерах были унылых цветов и не везде чистые. К площадке с мусорными баками вели выщербленные каменные ступени, и когда они спустились к цокольному этажу, раздался возмущенный кошачий визг и кто-то черный, похожий на крысу, проскочил у них между ногами. Джейн испуганно вскрикнула.
— Не бойтесь, — сказала Эмма. — Это кот.
Кристо открыл дверь и прошел вперед, включил холодный верхний свет — других ламп в квартире не было. Джонни начал было мастерить настольные лампы из двух бутылок из-под кьянти, но только купил адаптеры и узорчатые абажуры — дальше дело не пошло. Квартира была спланирована неудачно, как видно, строилась наспех, и помещение это изначально предполагалось для кухонь, кладовых и прачечных. Из капитальной стены был вынут слой старой кладки и в образовавшуюся нишу встроили полки; никто не удосужился их хотя бы окрасить. На них складывали все: книги, ботинки, пьесы, сигареты, письма; тут же лежала стопка старых журналов. Посередине стояла накрытая ораньжевой шторой софа, судя по всему, она служила и кроватью, и лежал ряд жидких подушек. Пара шатких кухонных стульев и складной стол дополняли обстановку; плиточный пол был частично застлан старым вытертым и выцветшим ковром. Стены были выкрашены белой краской, но на них проступили пятна сырости и у афиши боя быков, прикрепленной к стене, начали отгибаться уголки. Пахло мышами и гнилью, и даже в этот жаркий летний вечер духота казалась липкой, как в пещере.
Кристо бросил пьесу на стол и пошел открыть окно, снаружи которого была железная решетка, как в тюрьме.
— Впустим немного воздуха. Из-за кошек приходится держать окна закрытыми, не то они тут же влезают. Что предпочтете пить? Пиво?.. Если только Джонни все не вылакал… Или кофе? Эмма, у нас есть кофе?
— Растворимый. Другой я не покупаю — не в чем сварить. Садитесь, пожалуйста… садитесь на кровать. Куда угодно. Вот сигареты…
Она нашла полупустую пачку, пустила ее по кругу и, пока Роберт передавал зажигалку, поискала пепельницу. Не нашла и пошла на кухню за блюдцами. Раковина была полна грязных тарелок, и с минуту Эмма соображала, когда это они ими пользовались и когда сама она была здесь в последний раз. Напрягшись, вспомнила: сегодня утром; а ей казалось, что это утро было, по меньшей мере, три недели назад. Никогда еще день не был таким долгим, как сегодня. Сейчас уже пошел двенадцатый час пополуночи, а день все еще не кончился. Еще надо было накормить ужином Криса и Джонни, вскипятить чайник для кофе, найти открывалку.
Она отыскала два чистых блюдечка и отнесла в комнату. Кристо поставил пластинку. Без музыки он не мог существовать и даже разговаривал под музыку. Это были Элла Фицджеральд и Коул Портер.
Каждый раз, когда мы прощаемся,
Мне кажется, что я умираю…
Они обсуждали «Маргаритки на лужайке».
— Если вы смогли вдохнуть жизнь в такой текст, — говорила Кристоферу Джейн, — уверена, вы пойдете далеко. — Она смеялась. Эмма поставила чистую пепельницу, и Джейн посмотрела на нее. — Спасибо… Помочь вам?
— Нет-нет. Сейчас я принесу стаканы. Будете пить пиво или предпочитаете кофе?
— Кофе, если это не доставит вам хлопот.
— Нисколько… Я тоже выпью кофе.
Вернувшись на кухню, Эмма плотно притворила дверь, чтобы они не услышали звякание тарелок, надела фартук и поставила на горелку чайник. Газ всегда давал сильную вспышку, когда она его зажигала, и это очень ее пугало. Она достала поднос, чашки, блюдечки, банку с кофе, сахар; пиво лежало в ящике под раковиной. У ящика притаились черные тараканы — Джонни не вынес мусорное ведро. Она взяла его, чтобы отнести в контейнер для мусора, в этот момент дверь за ее спиной отворилась, Эмма повернулась и увидела Роберта Морроу.
Он смотрел на ведро.
— Куда вы это выносите?
Эмма смирилась.
— В мусорный контейнер. Рядом с дверью. В которую мы входили.
Роберт понес ведро по коридору, вид у него был довольно глупый. Эмма вернулась к раковине. Она была совершенно подавлена. Зачем он приехал! Ему тут не место — в Брукфорде, в театре, здесь, в их квартире! Она не хочет, чтобы он жалел ее. И, собственно, почему ее надо жалеть? Она с Кристофером, и это главное, а как они тут живут, Роберта совершенно не касается.
Она молила Бога, чтобы он со своей изысканной подругой уехал, пока не пришел Джонни Риггер.
Когда Роберт вернулся с пустым ведром, Эмма перетирала тарелки, делая вид, что очень занята.
— Спасибо. Я скоро закончу, — холодно бросила она ему, не оборачиваясь и надеясь, что он поймет намек и удалится.
Но это не помогло. Роберт притворил дверь, поставил ведро на место и, взяв Эмму за плечи, повернул к себе. Костюм на нем был будто только что отглаженный, голубая рубашка и темный галстук, а у Эммы в одной руке полотенце, в другой тарелка. Она заставила себя поднять глаза и встретить пытливый взгляд его серых глаз.
— Лучше бы вы не приезжали. Зачем вы приехали?
— Маркус беспокоится о вас. — Роберт взял полотенце и тарелку у нее из рук и сунул их назад, в раковину. — Почему вы не сообщили ему, где вы?
— Ну вот теперь вы и можете ему сообщить, не так ли? Роберт, мне еще много чего надо сделать, а в этой кухоньке двоим не поместиться.
— Да неужели? — Он улыбался. Потом сел на край стола, и теперь его лицо оказалось на одном уровне с ее лицом. — Знаете, когда я увидел вас сегодня в театре, я вас не узнал. Почему вы отрезали волосы?
Он мог совершенно обезоружить. Эмма провела рукой по затылку.
— Волосы мне ужасно мешали, когда я начала работать в театре, было так жарко, да я еще все время пачкала их краской, когда оформляла сцену. Здесь их даже негде вымыть, а даже если и вымоешь, и за час не просушишь. — Эмма ужасно не любила, когда кто-то начинал сокрушаться о ее волосах. Она тосковала по ним, тосковала по их тяжелой волне, такой привычной, по чувству покоя, которое приходило к ней, когда она расчесывала их перед сном. — Одна девушка из театра отрезала их. — Они лежали на ковре в Зеленой комнате точно клубок коричневого шелка, и Эмма чувствовала себя убийцей.
— Вам нравится работать в театре?
Она подумала о Коллинзе.
— Не очень.
— Но вам необходимо работать?..
— Нет, конечно, нет. Но, понимаете, Кристо там весь день, а я тут одна, и делать мне нечего. Брукфорд ужасно скучный городок. Я и не представляла, что существуют такие скучные городки. Поэтому, когда у той девушки случился приступ аппендицита, Кристо обо всем договорился и помог мне выбраться из дома.
— Что вы будете делать, когда та девушка вернется?
— Не знаю. Я еще об этом не думала.
На плите закипел чайник. Эмма поспешно повернулась, чтобы погасить газ, и поставила на поднос чайник, но Роберт сказал:
— Не сейчас…
Она нахмурилась.
— Я хочу заняться кофе.
— Кофе может подождать. Давайте сначала разберемся.
Лицо у Эммы стало непроницаемым.
— Нам не в чем разбираться.
— Нет, определенно, есть в чем. Я должен знать, как мне объяснить Маркусу, что случилось. Например, как вы добрались до Кристофера?
— Позвонила ему… рано утром в то воскресенье. Пошла в телефонную будку и позвонила. У них шла репетиция в костюмах, и он был в театре. Дело в том, что он уже раньше звал меня в Брукфорд, но я не могла поехать. Из-за Бена.
— Когда я приехал к вам попрощаться в то утро, вы уже поговорили с Кристофером по телефону?
— Да.
— И ничего мне не сказали?
— Нет, не сказала. Я хотела начать новую жизнь и не хотела, чтобы кто-то об этом знал.
— Понимаю. Итак, вы позвонили Кристоферу…
— Да, и вечером он взял у Джонни Риггера машину, приехал в Порткеррис и привез меня сюда. Мы вместе с ним закрыли коттедж, а ключ от мастерской оставили в «Неводе».
— Хозяин кабачка не знал, где вы.
— Я ему не сказала, куда еду.
— Маркус ему звонил.
— Маркус не должен был этого делать. Маркус больше не несет за меня никакой ответственности. Я уже не маленькая девочка.
— Эмма, то, что Маркус чувствует, — это не просто ответственность, он вас любит, и вы должны это понять. От Бена есть какие-то известия?
— Да, тогда, в понедельник утром, пришло письмо — я еще была в Порткеррисе. И письмо от Мелиссы… они меня звали приехать к ним.
— Вы им ответили?
Эмма покачала головой:
— Нет. — Ей стало стыдно, и она опустила глаза.
— Почему же?
Эмма пожала плечами.
— Не знаю. Наверно, подумала, что буду чувствовать себя там лишней.
— Я предпочел бы быть лишним там, чем очутиться вот здесь… — Он обвел рукой замусоренную кухню, всю убогую квартиру.
Это была не самая удачная реплика.
— Что вам здесь не нравится?
— Дело не в квартире, дело в этом жалком театрике, в этом сумасшедшем с бородой, что орал на вас и требовал, чтобы вы двигали кушетку…
— Вы же сами говорили мне, чтобы я нашла работу.
— Но не такую. Вы умная, образованная девушка, говорите на трех языках. Что это за работа — двигать мебель на сцене третьеклассного те…
— Моя настоящая работа — быть с Кристо!
После этого взрыва наступила гнетущая тишина. По улице проехала машина. Из комнаты донесся голос Кристофера, сопровождаемый тихой музыкой. Где-то завыл кот.
Наконец Роберт нарушил молчание.
— Вы хотите, чтобы я сказал об этом вашему отцу?
Эмма снова бросилась в атаку.
— По-моему, вы для этого сюда и приехали! Чтобы шпионить за мной и докладывать отцу.
— Я приехал, чтобы найти вас и узнать, как вы себя чувствуете, — только и всего.
— И доложить во всех подробностях! Для меня и для Кристо это не имеет значения, да и Бен не обратит на это никакого внимания!
— Эмма…
— Не забывайте, он не совсем обычный, заурядный родитель, как вы недавно очень любезно мне объяснили.
— Эмма, послушайте!..
Договорить он не успел — дверь за его спиной распахнулась, и раздался веселый, хотя и не совсем внятный голос: — Как мило вы тут болтаете, однако!
Роберт круто повернулся. В дверном проеме стоял молодой человек, который в «Маргаритках на лужайке» играл роль скучного биржевого маклера. Однако с тех пор он сильно развеселился, точнее — был пьян в стельку, и чтобы удержаться в вертикальном положении, повис на притолоке, как обезьяна на качающейся трапеции.
— Привет, дорогуша! — сказал он Эмме. Он отцепился от притолоки и ввалился в крошечную кухню, заполнив собой все пустующее пространство — теперь в кухоньке негде было повернуться. Упираясь ладонями в стол, он потянулся поцеловать Эмму. Поцелуй получился громкий и смачный, только в воздухе, до Эммы он не дотянулся.
— У нас гости, — отметил он. — И шикарная машина у дома. Прямо как в роскошном предместье. — Ноги у него подогнулись, и секунду-другую он держался только на руках. Он повернулся к Роберту и расплылся в улыбке. — Позвольте узнать ваше имя?
— Это Роберт Морроу, — коротко сказала Эмма. — Сейчас я дам тебе кофе.
— Не хочу кофе, не хочу кофе! — Джонни воинственно вскинул кулак, и ноги у него опять подогнулись. На сей раз его подхватил Роберт и выпрямил.
— Спасибо, старина. Ты добрый. Эмма, а как насчет чего-нибудь пожрать? Заморить червячка? Надеюсь, ты пригласила Роберта поужинать с нами — он парень что надо! А там, в гостиной, еще и такая блондиночка — пальчики оближешь, треплется с Кристофером, прямо соловьями разливаются. Ты про нее знаешь?
Никто не удостоил его ответом. Эмма повернулась к плите, сняла крышку с кастрюли и снова ее закрыла. Джонни Риггер уставился ей в спину, потом перевел взгляд на Роберта, терпеливо ожидая, чтобы ему что-то объяснили.
Роберт не мог выдавить из себя ни слова. Ему ужасно хотелось схватить этого пьянчужку за шиворот и зашвырнуть куда-нибудь подальше и разделаться таким же образом с Эммой — забросить ее на заднее сиденье в машину и отвезти в Лондон, в Порткеррис, в Париж — куда угодно, только бы подальше от этой ужасной квартиры, от театра, от унылого городишка.
Он смотрел на ее упрямую спину и ждал, чтобы она повернулась, но она не двигалась, и ее тонкая шея, коротко остриженная голова, опущенные плечи — все, что, он знал, должно было бы его растрогать, нисколько его не трогало, а только бесило.
Наконец он сдержанно произнес:
— Это пустая трата времени. Для всех нас. Я думаю, нам с Джейн пора отправляться в путь.
Эмма приняла это молча, зато Джонни горячо запротестовал.
— О нет! Оставайся, старина! Оставайся, надо ведь чего-то поесть…
Но Роберт был уже в коридоре. Джейн и Кристофер оживленно беседовали, не подозревая о том, что творится на кухне.
— Замечательная пьеса. А какая роль! Какой простор для актера! Играй как тебе хватит выдумки и ничего не нарушишь, никакой режиссер не придерется.
(И Роберт, усмехнувшись, вспомнил старую шутку про актеров: «Поговорим-ка о тебе, дружище. Как ты считаешь, я хорошо сыграл?»)
— Надеюсь, вы обсуждаете не «Маргаритки на лужайке»?
Кристофер повернулся к Роберту.
— Боже упаси! «Тот, кто весел…» Что там делает Эмма?
— Только что явился ваш приятель.
— Джонни? Мы видели, как он прошел, держась за стенку.
— Он пьян.
— Это с ним частенько случается. Напоим его черным кофе и уложим спать. Утром будет свеженький как огурчик.
— А, собственно, по какой причине вы его тут терпите?
Брови у Кристофера поползли вверх.
— По многим. — Голос у него стал холодным. — Это его квартира. Он въехал в нее первым. Я вторым. Эмма стала приятным добавлением.
Наступила пауза. Джейн, почувствовав напряжение, осторожно вмешалась:
— Уже поздно, Роберт… — Она взяла сумочку, перчатки и поднялась с софы. — Не пора ли нам возвращаться?
— Но вы и кофе не выпили. И пива. Вообще, ничего не выпили и не съели. Что Эмма там возится?
— Старается подпереть мистера Риггера, чтобы он не грохнулся, — ответил Роберт. — Пожалуй, вам стоит помочь ей. Собственные ноги его не держат.
Кристофер кивнул в знак согласия и вывинтил свое длинное тело из низкого кресла.
— Ну что ж, если вы и вправду считаете, что вам пора ехать…
— Думаю, да. Спасибо за…
Фраза повисла в воздухе. Благодарить было не за что. На лице у Кристофера появилось смешливое выражение, и Джейн снова пришла на помощь Роберту.
_…спасибо за вашу прекрасную игру сегодня вечером. Это незабываемо! — Она протянула Кристоферу руку. — До свидания.
— До свидания, Джейн! До свидания, Роберт.
— До свидания, Кристофер… И позаботьтесь об Эмме, — заставил себя добавить Роберт.
В Лондон они мчались на недопустимой скорости. Стрелка спидометра ползла все выше и выше. Восемьдесят, девяносто, сто…
— Хочешь попасть в беду? — сказала Джейн.
— Я уже попал, — коротко ответил Роберт.
— Поругался с Эммой?
— Ты угадала…
— Ты чем-то недоволен. В чем дело?
— Сую нос в чужие дела. Учу жить. Во все вмешиваюсь. Стараюсь хоть сколько-то вразумить, вообще-то, далеко не глупую девушку. И выглядит она ужасно. Она выглядит больной.
— С ней все будет хорошо.
— В последний раз, когда я ее видел, она была смуглая, как цыганка, волосы чуть не до пояса, она сияла, светилась, словно спелый персик. — Он вспомнил, как поцеловал ее, прощаясь, — вспомнил вкус этого поцелуя. — И почему только люди по собственной воле Бог знает что с собой делают?
— Не знаю, — сказала Джейн, — но, может, Кристофер всему виной.
— Ты, кажется, нашла с ним общий язык. Уж не говоря о том, что влюбилась в него.
Джейн проигнорировала это высказывание.
— Он умный, — сказала она. — Целеустремленный. Амбициозный. Я думаю, он далеко пойдет. Но один.
— Ты хочешь сказать — без Эммы?
— Да.
Даже в час ночи Лондон был полон огней и движения. Они свернули на Слоан-стрит, объехали Слоан-сквер и поехали по узкой дороге, которая вела к переулку, где жила Джейн. У домика он выключил мотор, и стало очень тихо. Свет от уличных фонарей падал на камни мостовой, на блестящий капот автомобиля, золотил светлые волосы Джейн. Роберт только сейчас почувствовал, как он устал. Он полез в карман за сигаретами, но Джейн его опередила. Она вставила сигарету ему в рот и чиркнула зажигалкой. Глаза ее в полутьме казались большими и таинственными, под изгибом нижней губы темнела ямка.
Она погасила зажигалку.
— Кошмарный получился вечер. Это я во всем виноват.
— Не извиняйся. Что-то посмотрели — всегда интересно.
Роберт снял кепку и швырнул ее на заднее сиденье.
— Как ты считаешь, какие у них отношения? — спросил он.
— Откуда мне знать, дорогой.
— Но она влюблена в него?
— Я бы сказала — да.
Минуту-другую они сидели молча. Потом Роберт потянулся, расправил затекшую спину — поездка была такой долгой.
— Мы ведь так и не поужинали. Не знаю, как ты, а я голоден.
— Могу приготовить тебе взбитую яичницу, если хочешь. И большой стакан виски со льдом.
— Не откажусь…
Они тихонько рассмеялись. Ночной смех, подумал Роберт, приглушенный смех в подушки. Он обвил левой рукой ее шею, запустил пальцы в ее волосы, наклонился и поцеловал в губы. Ее мягкие, свежие, прохладные губы раскрылись, и он бросил сигарету и крепко прижал ее к себе. Потом, оторвавшись от ее губ, спросил:
— Чего мы ждем, Джейн?
— Одно препятствие есть.
Он улыбнулся.
— Какое же?
— Я. Я не хочу начинать то, что чуть раньше или чуть позже, но кончится. Не хочу больше страдать. Даже из-за тебя, Роберт, хотя, Господь тому свидетель, — я очень тебя люблю.
— Я не причиню тебе страданий, — сказал он и поцеловал темное пятнышко под ее губой. Он был уверен, что никогда не причинит ей горя.
— И прошу тебя — забудем о Литтонах, — сказала она.
Он поцеловал ее в глаза и в кончик носа.
— Обещаю. Больше никаких Литтонов, — сказал он и выпустил ее из объятий. Они вышли из машины и, улыбнувшись друг другу, бесшумно закрыли дверцы. Джейн отыскала ключ, Роберт взял его и открыл дверь, они вошли, Джейн включила свет и стала подниматься по лестнице. Роберт тихо притворил парадную дверь и пошел следом за ней.
