Часть Четвертая - Последний Шаг Глава 33
Часть четвертая
ПОСЛЕДНИЙ ШАГ
Мелкие капли воды лениво падали из свинцовых туч, затянувших небо. Дождинки разбивались об асфальт, оставляли темные кратеры в пыли, размеренно стучали о белую крышу жигуленка, оседали мокрой пленкой на подрагивающих руках Григория.
За последние пять минут он превратился в натянутую до предела струну, готовую лопнуть от малейшего колебания. Кудри стояли дыбом, промокшая борода, казалось, стала чуть длиннее. Плечи напряжены, припухшие от недосыпа глаза прищурены. Он стоял неподвижно, широко расставив короткие ноги, как моряк в бурю на пляшущей палубе. Его коренастая фигура была напряжена, словно Григорий ожидал прихода огромной волны, которая должна была ударить в борт, прокатиться по доскам, сбить его с ног и смыть, как щепку, в черную, кипящую неизвестностью, бездну.
Волна пришла слева. Явилась под тихий скрип и побрякивание мелких безделушек, громом разносившихся по замершей улице.
Обернувшись, Григорий расправил плечи и впился тяжелым взглядом в приближающуюся хрупкую фигурку.
Дарья ехала ему навстречу по тротуару. На маленьком дешевеньком самокате с крохотными колесиками, громыхающими по асфальту. Ее круглое детское личико, наводящее на мысли о мультяшных персонажах, было непривычно серьезно. Копна пышных волос, свисавшая до самых плеч, на этот раз была выкрашена в бледные оттенки розового. Сквозь него пробивался белый цвет, местами рыжий, но самые длинные пряди были отчаянно розовыми и свисали растрепанными «перьями» на воротник куртки.
Коричневая кожанка, тонкая, очень мягкая, уже потемнела от капель дождя. Рукава закатаны, как обычно, до самых локтей, и браслеты с бесчисленными бусинками тоже намокли. Небесно-голубые джинсы, подвернутые так, что были видны щуплые девчачьи щиколотки, были в мокрых пятнах, как шкура леопарда.
Отталкиваясь кончиком легкой туфельки от влажного асфальта, Дарья медленно подкатила к жигуленку. Остановилась, разжала руки и дала самокату упасть. Сделала шаг вперед, остановилась напротив Григория, задрала голову и заглянула ему в глаза.
Гриша, не отличавшийся особым ростом, был, все же, чуть выше и глянул на нее сверху вниз, чувствуя, как холодеют пальцы рук. Огромные кукольные глаза Дарьи глубоко запали, словно она не спала неделю, веки набрякли, пытаясь превратиться в синяки. Губы отливали фиолетовым, как у утопленницы, и модная помада тут была не причем. В уголках век поселились морщинки – крохотная россыпь, которую не заметишь, если не присматриваться. Борода знал, что девушка только в прошлом году закончила универ. Но сейчас она выглядела лет на десять старше своего возраста.
-Даша, - тихо позвал он, не отводя взгляда от ее лица. – Ты – как?
-Сейчас, - хрипло отозвалась она. – Подожди минутку. Это сложнее, чем мне казалось.
Тяжело вздохнув, она закрыла глаза и запрокинула голову, подставляя лицо дождю. Холодные капли скользнули по ее запавшим щекам, оставляя за собой мокрые дорожки, походящие на следы от слез. Гриша ощутил, как следом за пальцами похолодела и спина. Все было плохо. Он чувствовал, все – плохо. Но не мог сказать, что именно.
-Даша, - позвал он, на секунду забыв о проклятом банке. – Дарья!
Словно очнувшись, предсказательница резко опустила голову, распахнула огромные кукольные глаза и посмотрела в лицо Григория – пронзительно, настойчиво, словно в душу заглянула.
-Пистолет, - потребовала она, вытянув хрупкую руку.
-Чего? – поразился Борода, ощущая, как его мокрые волосы становятся дыбом.
-Дай мне свой пистолет, немедленно, - отчеканила девчонка. – Или ты умрешь.
В ее хриплом голосе было столько силы, столько уверенности, что Борода потянул из кобуры Беретту, хранящую тепло его тела. Положил пистолет в ладонь девчонки, открыл рот, чтобы предостеречь…
-Знаю, - коротко выдохнула она, клацая затвором и взводя курок.
Она держала пистолет двумя руками, перед собой. Неумело, но ровно, словно следуя заученной инструкции. И настроена она была весьма решительно.
-Э… - протянул Гриша.
Дарья вскинула пистолет и выстрелила ему в лицо.
Борода бросился на землю, хлопнулся боком о дверцу жигуленка, сполз по ней на землю. А Дарья продолжала жать на спуск, как заводной механизм, выпуская пулю за пулей, и визжа так, что заглушала грохот выстрелов.
Извернувшись, Гриша бросил взгляд за спину, туда, куда целилась пророчица. Он заметил три тела – крепкие ребята в черных куртках валялись на асфальте. Первый у арки, ведущей во внутренний дворик дома, второй на полпути к машине, третий – совсем рядом. Словно след из хлебных крошек, ведущий к старому жигуленку.
Большего Григорий увидеть не успел, потому что на них налетел четвертый громила, оставшийся на ногах. Большой, массивный, не меньше Гриши, но выше его на голову, он с разгона врезался в девчонку, отшвырнув ее в сторону, как фарфоровую куклу. Пистолет вылетел из рук Дарьи и ускакал куда-то на середину дороги. Здоровяк в пухлой черной куртке, под которой явно скрывался бронежилет, шагнул к Дарье, но Гриша успел схватить его за рукав и рванул на себя.
Громила крутнулся на месте, обернулся к поднимающемуся координатору и с размаху ударил его локтем в лицо. Перед глазами Бороды вспыхнуло крохотное солнце, но он, рыча, подался вперед, обхватил своими ручищами противника, облапил его, как медведь, и потянул на себя.
Тот ловко обхватил координатора в ответ, подбил ногу, толкнул. Григорий полетел назад, но рук не разжал. Он ударился спиной в жигуленок, а следом в него влетел здоровяк. Гриша сдавленно хмыкнул, боднул противника головой в лицо, одной рукой впился в ворот куртки, а второй попробовал отодрать чужую пятерню от своего горла. Здоровяк отшатнулся, потом подался вперед, толкнул коленом в живот координатору. Противники стояли слишком близко, удар не получился, и они завозились на месте, пытаясь половчее ухватиться друг за друга.
От столкновений с их телами, жигуль качался, гремел железом и стеклом. Борода был ниже ростом, но сил ему было не занимать. Враг был ему под стать, – мощные плечи, огромные руки, фигура округлая, как у профессионального борца. В какой-то момент, притиснув координатора к машине, он навис над ним, отчаянно сопя огромным сплюснутым от удара носом. У него был покатый лоб, глубоко посаженными глазами, толстые щеки. Он напоминал цепного пса, бесконечно преданному своему хозяину, готовый умереть, но выполнить приказ. В его глазах тлел огонек ярости, и плескалось обещание неминуемой смерти.
Резко опустив подбородок, Гриша заставил противника разжать пальцы, снова ударил лбом в огромный нос. Враг отшатнулся, выдернул запястье из захвата и коротко, но сильно, стукнул координатора по руке. Прямо по ране от пули.
Замычав от боли, Гриша ослабил хватку. Носатый, воспользовавшись случаем, оттолкнул его от себя и тут же коротко, как боксер, отвесил пару ударов – в ухо и в живот. Утробно ухнув, Борода выбросил перед собой руки с растопыренными пальцами. Ему удалось зацепить широкий черный рукав и дернуть на себя, не давая руке отойти для нового удара. Громила ловко отпихнул вторую руку координатора, скользнул вперед, проводя захват. Борода резко повернул корпус, не давая вывести себя на бросок, убрал ногу, чтобы ее не подбили, и ухватил громилу за воротник. Тот снова стукнул по раненой руке Гриши, заставив его застонать. Шагнув вперед, носатый толкнул координатора, впечатав грузное тело в помятый борт жигуленка.
Рука у Григория пылала огнем, легкие горели, в горле клокотало дыхание. Он чувствовал, что долго так не протянет. Нужна помощь. И быстро. Пока помощь не подоспела к этому ублюдку.
-Стреляй! – хрипло каркнул он. – Дашка! Стреляй!
-Убей его, - раздалось в ответ. – Ты должен убить его, Гриша!
От неожиданности Борода пропустил удар в ребра, и сдавленно охнул. Даша не просто кричала – она рыдала в голос. Григорий пялился в искаженное от напряжение лицо громилы, но как наяву увидел картинку, – предсказательница лежит на мокром асфальте, и, заливаясь слезами, пытается подняться.
-Убей его, Гриша, - всхлипнула где-то за машиной Дарья. – Или мы все…
Громила тоже услышал девчонку. Он повернул голову, бросил в сторону девчонки острый взгляд хищника, вышедшего на охоту за ценной добычей. Борода вдруг понял, почему нападавшие не стреляли. Им была нужна предсказательница – целой и невредимой. Они выследили его, сидели тихо в засаде, дожидаясь, пока на сцене появится главный персонаж. Небольшой и незаметный отряд, предназначенный для захвата одной маленькой хрупкой девчонки.
Рыкнув, Гриша оттолкнулся от машины, попер вперед. Здоровяк извернулся, вырвался из захвата, отступил и отвесил прямой удар в челюсть координатору. Борода отлетел назад, ударился спиной о «шестерку», замотал головой. И тут же получил еще один удар – в скулу, справа. Он пошатнулся, перед глазами вспыхнули звезды, а следом пришел еще один удар. И еще. Мир затянула алая дымка, в ушах загудело. Но сквозь этот шум Григорию удалось разобрать тоненький девчачий голосок.
-Гриша! Григорий!
В нем было столько отчаянья, столько простого детского ужаса, что Борода не выдержал. Взревев раненным медведем, он шагнул вперед сквозь алую пелену, разрывая ее своими мощными руками.
Он стал чуть выше ростом, курчавые волосы рывком упали до плеч, а борода, завивающаяся кольцами, раскинулась по раздавшейся вширь груди. И на этот раз в ней проглянула длинная седая полоса, рассекшая бороду надвое, словно широкий меч.
Пуская пену и рыча, Григорий вцепился стальными пальцами в противника, встряхнул его, как зверь встряхивает закогченную добычу. Не обращая внимания на град ударов, ухватил здоровой рукой за горло и резко вскинул над собой. Громила повис над землей, отчаянно пытаясь нашарить носками ботинок асфальт. Григорий стиснул пальцы, чувствуя, как под ними мнется человеческая плоть. Здоровяк с раздавленным горлом впился обеими руками в пятерню Гриши, пытаясь отодрать ее от своей шеи. Он ударил координатора ногой – раз, другой. Григорий даже не заметил. Мощный, кряжистый, с огромными руками, напоминающий кузнеца из сказки, он застыл у своей машины, легко держа на одной руке здоровенного противника. Кожаная куртка разошлась на широких плечах, лопнула по швам, и толстые нитки выглянули из дыр, как порванные сухожилия.
Носатый забился в судорогах, все еще цепляясь за кисть Григория, дернулся пару раз, чуть не вырвался. Борода швырнул свою жертву на землю, обхватил громилу за плечи и с размаха воткнул его головой в борт жигуленка – раз, другой, третий. Грохотало железо, звонко осыпались разбитые стекла. А Григорий навис над едва живым здоровяком, ухватился огромными ручищами за его голову и резко повернул.
Мертвое тело безвольно повалилось под ноги координатора, вздрогнуло пару раз и затихло, уткнувшись лобастой головой в заднее колесо машины.
Григорий медленно распрямился. Тяжело дышащий, со сверкающими из-под кустистых бровей глазами, лохматый, с отросшей до груди бородой, он напоминал чудовище, вылезшее из лесной берлоги, чтобы сожрать незваных гостей. Повернувшись, он резко остановился, наткнувшись на взгляд огромных девичьих глаз.
Она стояла напротив чудовища. Хрупкая девчонка с дрожащими бесцветными губами, с мокрыми, то ли от слез, то ли от дождя, щеками и с распахнутыми огромными глазами. Григорий замер, не в силах оторвать взгляда от девчонки, похожей на разбитую фарфоровую куклу. Потом рывком подался к машине, тяжело облокотился о крышу, уткнулся в руки лохматой головой. И тихо завыл.
Это длилось секунду, не больше. Вой перешел в стон, а потом сменился тяжелым всхлипом. Когда Григорий поднял голову, его волосы снова стали нормальными. Борода резко укоротилась, вернувшись к прежнему состоянию. А седина осталась – в самом центре, словно небрежный маляр ткнул кистью в подбородок. Глубоко запавшие глаза покраснели от лопнувших сосудов, а на щеках проступили желтые пятна.
Даша стояла рядом. Мрачная, с синяками под глазами, с расцарапанной губой. Она медленно протянула тонкую руку и потрепала Григория по плечу. Тот тяжело вздохнул, обернулся, окинув взглядом трупы на асфальте. Это вам не машины у входа в банк. Скоро тут станет людно, если только Рыжий не распорядился перекрыть улицы.
-Что? – спросил он и тут же сглотнул пересохшим горлом. – Что дальше?
Даша повернулась к дороге, кивнула на авто с мигалкой.
-Надо подождать, - хрипло сказала она.
-Чего? – слабо осведомился Гриша.
-Кого, - сказала Даша. – Кобылин. Теперь все зависит от него.
Она сунула руку в карман, достала помятую пачку сигарет, непослушными пальцами выудила из нее тонкую белую палочку. Ухватила ее бледными губами и защелкала зажигалкой. Ее хрупкие длинные пальчики тряслись, ходили ходуном. Зажигалка сыпала искрами, но не загоралась.
Борода протянул вперед огромную руку. Нацелился было на мятую сигарету, но потом передумал. Выхватил зажигалку из холодных пальцев предсказательницы, щелкнул. Даша прикурила от вспыхнувшего огонька, глубоко затянулась – без всякого удовольствия – и выдохнула сизое облако.
-Так что Кобылин? – мягко спросил Григорий, пытаясь не спугнуть редкое откровение. – Что он должен сделать?
Предсказательница, не отводя взгляда от здания банка, снова затянулась, глубоко, спалив за раз чуть ли не половину сигареты.
-Если он выйдет из дверей, мы все умрем, - резко сказала она.
-Чего? – хрипло каркнул Борода. – А?!
-Если он сейчас выйдет, мы все умрем, - медленно повторила пророчица. – Некоторые прямо сегодня. Другие – позже. Остальные намного позже. Но мы все умрем. Все.
Борода перевел взгляд броневик, закрывавший вход в банк и сдавленно булькнул. Он уже ничего не понимал. Все это… Не укладывалось в его голове. Совсем. Никак. Но холодок страха полз по спине мокрым ручейком.
-Знаешь, в индийской мифологии есть один перец, - совершенно спокойно сказала Даша, прикуривая вторую сигарету от первой. – Аватар Калки, воплощение одного из богов. Он, типа должен начать конец света. Когда-нибудь. Спустить с неба на огромном белом коне, истребить всех погрязших в грехах, очистить мир. Чтобы можно было все начать заново. И знаешь что? Некоторые индусы верят, что воплощением этого божества будет не человек, а тот самый белый конь, а символом конца света будет лошадиная пасть, пожирающая мир.
Гриша покачнулся, словно получил удар кувалдой. Мысли прыснули в разные стороны, беспорядочно заскакали, пытаясь охватить необъятное.
-Это ты сейчас о чем? - хрипло, севшим голосом, спросил Борода, цепляясь враз заледеневшими пальцами за мокрую крышу жигуленка. – О Лехе?!
-Да это я так, - откликнулась Даша, дрожащими руками вынимая новую сигарету, хотя предыдущая еще тлела в ее пальцах. – Просто прикинула… Вот лет через пятьсот, когда все успокоится, кто-то вспомнит о человеке-лошади. О Кобыле. Он нес на себе, а вернее, внутри себя седока, грубо говоря - наездника, который начал конец мира. Типа похоже на легенду, да?
-Млять, - выдохнул Гриша, скребя ногтями белую краску. – Млять…
Его била крупная дрожь, боль отступила на второй план, скрылась в глубинах тела, уступая место ледяному ужасу, заворачивающего тело в мокрую простыню.
-Когда он должен выйти? – выдавил Гриша, стуча зубами. – Или не выйти? Когда?!
Даша вскинула руку, взглянула на крохотные часики, спрятавшиеся среди грозди разноцветных браслетов, резко затянулась тонкой сигаретой.
-Сейчас, - сказала она.
Ослепительная молния расколола свинцовые небеса, фотовспышкой выхватив из сумрака здание из стекла и бетона. Пришедший следом громовой раскат обрушился на притихшую улицу. Сотрясая окна, прижал загустевший воздух к земле, встряхнул листья с качнувшихся деревьев, рассыпался эхом по мокрым каменным домам.
В город пришла гроза.
***
Огромная белая дверь, напоминавшая железную плиту с круглым блестящим колесом, медленно дрогнула и, бесшумно скользя на невидимых петлях, приоткрылась. А миг спустя, словно получив хороший пинок, плавно распахнулась, открывая широкий темный проем. Из него, в коридор, залитый мертвенным светом мощных ламп, шагнул человек в обрывках костюма.
Кроссовки были залиты бурой жижей, белые брюки лопнули по швам и выглядели так, словно на них плескали чернилами. Рубашка, бывшая когда-то ослепительно белой, покрыта пятнами свежей крови, среди которых затерялись пара мелких дыр от пуль. Пуговицы отлетели, и сквозь распахнутый ворот проглядывала загорелая грудь. Тонкий черный галстук был оборван и больше напоминал ошейник с обрывком поводка.
Лицо человека, худое и обветренное, заляпанное мелкой россыпью черных пятен, казалось, светилось от радости. На бледных узких губах играла улыбка, глаза, отливавшие черным, довольно щурились. В левой руке человек держал большой армейский нож, а в правой – обрубок чьей-то руки.
Охотник бросил взгляд на свой трофей, брезгливо поморщился. Да, замок отозвался и на прикосновение мертвой плоти. Это было не так уж сложно, хоть и не слишком приятно. Разжав пальцы, он швырнул обрубок на пол. Мертвая кисть с тихим шлепком упала и замерла. Растопыренные белые пальцы напоминали лапки раздавленного бесцветного насекомого, но на бесцветной коже не было и следа крови.
Человек медленно обернулся, бросил взгляд назад. Там, внутри огромного зала из полированного металла, остались только безжизненные тела. Недалеко от входа, на ребристом полу, лежала груда гниющего мяса, начинавшая потихоньку расползаться зловонной лужей. Лишившись магической поддержки, мертвая плоть вернулась к своему обычному состоянию. В этом слизистом комке уже нельзя было узнать мускулистого киллера, ставшего прибежищем для духа с другой стороны.
Охотник помотал головой, прикоснулся к пистолету, небрежно засунутому за пояс брюк, провел пальцем по черной рукояти. Потом отбросил нож, заплясавший по плитке на полу, и шагнул вперед – к «стакану».
Мутноватое стекло было покрыто сетью трещин, разбегавшихся от двух пулевых отверстий, красовавшихся прямо в центральной панели. Хватило пары ударов ногой, чтобы стекло рассыпалось крошкой, мелкой и на вид совсем не острой.
Миновав «стакан», охотник вышел в длинный коридор и осторожно двинулся к лестнице, переступая через трупы. На его губах, как приклеенная, застыла странная улыбка. Черные глаза, напоминавшие дыры в простыне, суетливо перебегали от тела к телу. Волосы стояли дыбом, плечи подрагивали, словно пытаясь совладать сами с собой. Этот человек был похож на охотника Кобылина, но любой из его друзей, только взглянув на это существо, взялся бы за осиновый кол.
Кох пребывал в состоянии сладостного восторга. Мир, наполненный забытыми ароматами и яркими красками, медленно вращался перед его глазами, суля новые удовольствия. Он чувствовал себя прекрасно. Шульц, проклятая тварь, навеки упокоен. А он снова стоит на ногах, ощущает тепло, чувствует запахи. И наслаждается каждым движением этого тела.
Хрипло рассмеявшись, Кох прошелся по мягкому трупу в черном костюме, пнул мертвую крысу, валявшуюся у лестницы и, пританцовывая, вскочил на первую ступеньку. Весь мир расстилался перед ним, готовый покориться, стать его новым домом. С этим удивительным телом, и с этими соседями, шепчущими из-за плечей, он мог взять этот мир себе. Весь. Целиком. Память подсказывала чернокнижнику, что его знания пригодятся и здесь. Человеческое общество, как обычно, агрессивно, нетерпимо и уважает только грубую силу. Этот мир населен жестокими и властолюбивыми негодяями. Такими же, как он сам. Они найдут общий язык. Легко.
Мурлыкая себе под нос древнюю считалочку, с которой начиналось обучение любого заклинателя, Кох, перескочив через пару ступенек, добрался до двери. Потянул ее на себя. Заперто. Рядом, на стене, маленький квадратик, очень напоминающий тот, что отпер для него замок на бронированной плите.
Нахмурившись, чернокнижник обернулся, бросил взгляд на труп, лежавший внизу. Руки. Слишком большие. Этот замок поменьше.
Прищурившись, Кох рассмотрел около тела пластиковый квадратик с ленточкой, которую можно было нацепить на шею. Напевая про себя, чернокнижник быстро спустился, подхватил карточку, приложил к панели. Дверь тихо щелкнула замком и на этот раз – поддалась.
Распахнув ее настежь, Кох вышел на широкую лестницу из белого мрамор с полированными деревянными перилами. Чудесно! Просто чудесно!
Перешагивая через ступеньку, чернокнижник, продолжая улыбаться, начал подниматься вверх. Внутри все пело и светилось. Он чувствовал неутоленную жажду действий. Ему хотелось бежать, прыгать, петь, кричать – чтобы как-то использовать полученное тело. Да, кричать - это подойдет. А еще лучше помахать руками, хорошенько отдубасить кого-нибудь, разорвать надвое чужую плоть…
Нет, сначала надо найти убежище – одернул сам себя Кох. Обустроиться. Потом найти общий язык с местными. Надо только разобраться в воспоминаниях этого тела. Найти властьимущих. Оказать пару услуг тем, кто обладает властью. А потом они и сами не заметят, как окажутся в его руках. Жаль, его книги потеряны. А что книги? Он напишет новые, по памяти! А лучше – создаст свои, вкладывая в них знания, почерпнутые у тех шепотков, что вертелись за спиной, не в силах приблизиться к его пылающей огнем персоне.
Поднявшись на пару этажей, Кох разглядел знакомую дверь и пошел медленно, с удовольствием впечатывая каждый шаг в ступеньки. Где-то далеко бухали выстрелы, а над головой, в вышине, слышался женский крик. Кох улыбнулся, теребя карточку от дверей, повешенную на шею. Это все его не касается. Ему нужно просто выйти из этого странного дома и заняться своими делами. Вот только, кажется, он что-то забыл. Запамятовал и никак не может…
Он двигался все медленней и медленней, уже не улыбаясь, а хмурясь. Прямо перед ним раскинулась площадка с заветной дверью, на ней – два трупа в черных костюмах. Лежат на белом мраморе, заливая его густой багровой кровью.
Хмурясь все сильнее, Кох сделал еще один шаг, взобрался на последнюю ступеньку и застыл, не в силах оторвать пальцы от полированного дерева перил.
Чернокнижник с недоумением взглянул на кисть. Загорелая, жилистая, с блямбой огромных золоченых часов на запястье, она цеплялась окровавленными пальцами за перила. Ее словно судорогой свело, заклинило в одном положении. Кох повернулся всем телом, чтобы упереться, дернуть посильней. И понял, что левая нога не слушается. Она продолжала упираться в ступеньку всей подошвой, не желая отрываться от мрамора. Чернокнижник взвизгнул и вцепился правой рукой в мятежную левую ладонь, пытаясь отодрать ее пальцы от дерева.
-Не смей! – крикнул он. – Мое!
Спохватившись, он прикрыл глаза, пытаясь нашарить в темноте черный проем, из которого веяло холодом. Да, эта дверь здесь, она всегда рядом. Дыра, напоминающая колодец, ведущий в те бездны, из которых он поднялся.
Провал был бездонным. В нем ворочались невидимые создания, походившие на самого Коха. Да, из этой тьмы веет силой. Сочится тонкий ручеек, мешающий ему…
-Убирайся! – крикнул Кох, не открывая глаз.
Он лихорадочно обшаривал края провала, прикидывая, как его заткнуть. Конечно! Следовало ожидать, что он не единственный из легиона душ, кто явится к дыре. Где же они? Где эти чертовы надоеды, болтавшиеся рядом и пытавшиеся помочь? Дохлый мальчишка, какая-то баба, старик, где они все?
Их не было. Коху удалось найти только самого мелкого – пылающий крохотный огонек, вечно ноющий, кричащий, беспокоящийся о какой-то ерунде. Вот и сейчас он медленно поднимался из тьмы, сверкая, как хрустальная капля дождя. Крохотный, бессильный, надоедливый – он всегда больше мешался, чем помогал.
-Прочь, - прошептал Кох, пытаясь мысленно смахнуть огонек в сторону. – Прочь!
Тот вспыхнул ярче и вдруг в его зыбком свете, Кох увидел, как из темного колодца поднимается что-то громадное, плотное, заполняющее собой весь черный проем. Сила. Могучая, великая, она следовала за пылающим огоньком, как подводная лодка, восстающий из пучин океана на свет маяка. Ее движение вверх было медленным, но неотвратимым, как прилив.
-Убирайся тварь! – крикнул чернокнижник огоньку. – Прочь!
Он сосредоточился, стараясь своей силой поймать огонек в ловушку и сбросить его обратно в колодец. Пылающая звезда дрогнула, поблекла, и сорвалась в черную бездну. Падая, она высветила то, что поднималось из колодца, и Кох задохнулся от страха. Это было его лицо. Лицо этого самого тела, которое он видел в разбитом стекле.
-Нет, - захрипел он, - мое!
Тугая сила перехлестнула через края черной дыры, растеклась в стороны, тесня чернокнижника, и распалась на отдельные прозрачные куски, колыхающиеся во тьме. Один из них собрался в плотную фигуру и скользнул навстречу чернокнижнику.
-А вот и нет, - произнесли сами по себе губы Коха. – Это - мое.
Прозрачная фигура налилась цветом и превратилась в жилистого человека в разорванных белых брюках и грязной рубашке. Его лицо было мрачным, а серые глаза, отливающие металлом, смотрели твердо и зло.
-Сгинь! – завопил Кох. – Твое место там, внизу! Я получил власть над тобой, сопляк!
-Ты не знаешь эту песню, - шепнули непослушные губы захваченного тела. – И Шульц не знал. Ее помнил только Сенка… Но для него было слишком поздно.
-Какая песня! Что ты несешь?
-Все ищут кого-то. Кто-то хочет использовать тебя. Кто-то хочет, чтобы ты использовал его. Ты ее не знаешь. Но знаю я.
-Нет, - крикнул Кох, отчаянно пытаясь пошевелиться. – Ты слаб! Ты не заслуживаешь этого тела. Я уже победил тебя, и сделаю это еще раз!
Собравшись с силами, он ударил стоявшего перед ним охотника, пытаясь зашвырнуть его обратно в колодец – так же, как сделал это минуту назад с крохотным огоньком. Фигура человека лопнула, распалась на прозрачные бесформенные куски, присоединившись к остальным кляксам, медленно вращающимся у входа в черный провал.
-Ты был нужен мне, - шепнули губы сами по себе. – Ты знал, что нужно делать. Я использовал тебя, хотя ты думал, что используешь меня. Но теперь все кончено. Вернись туда, где твое место.
-Оно здесь! – крикнул чернокнижник. – Сгинь навеки!
Он снова ударил по прозрачному куску силы, заставив его разлететься мелкими каплями. Толкнул еще раз и еще – бешено, отчаянно, с той яростью, с которой пробивал путь наверх, к этому живому телу. Призрачная фигура разлетелась сотней капель, и потянулись к центру провала. Кох снова выплеснул свою ярость, пытаясь разогнать их в стороны, но они продолжали объединяться, и, через миг, слились в единый огромный бесформенный ком. Тот самый, что поднимался из черной бездны. Теперь он превратился в прозрачное лицо охотника. На нем не было злобы или ярости. Скорее – печаль.
-Ты лишь тень прежнего Коха, - беззвучно произнес он. – Искалеченный обрывок его сознания, осколок памяти, злой дух, одержимый ненавистью ко всему живому. Ты так и не понял самого главного. Того, о чем сразу бы задумался настоящий чернокнижник. Он бы первым делом поинтересовался, откуда взялось такое неуязвимое тело и почему именно в нем открылось окно в мир живых.
-Оно – мое! – взвизгнул Кох, извиваясь на месте так, что затрещали кости. – Мое!
-Последний шанс, - прошептал огромный шар и раздался в стороны.
В его центре появилась черная воронка. Медленно крутясь, она развернулась перед духом, затягивая его в свои глубины – в тот самый колодец, из которого он недавно выбрался.
-Пройди на ту сторону, - сказали губы живого тела. – И покойся с миром.
-Нет! – в ярости выдохнул Кох. – Никакого мира! Только война!
Он собрал остатки сил и ударил в центр бури. Воронка смялась, лопнула, и прозрачный шар распался. Ликующий чернокнижник, смеясь, ударил снова. Но прозрачные куски лишь расступились в стороны, принимая очертания людских силуэтов. Молодой парень в очках, китаянка в зеленой робе, старик, в кожаном плаще и ковбойской шляпе – они все были здесь. Сквозь их призрачные фигуры проглядывали другие. Десяток, нет, дюжина, две дюжины! Они стояли строем, немые, укоризненные, подчиненные чужой воле. Воле охотника со стальным взглядом, появившимся прямо перед Кохом.
Чернокнижник собрал свои силы в черное копье и нанес удар – прямо в грудь проклятому духу, собравшемуся вернуться в свое тело. На этот раз охотник не отступил. Он вскинул руку, и копье из жизненной силы Коха зависло перед ним, гудя от сдерживаемой ярости.
-Я вспомнил еще не все, - медленно произнес призрачный охотник, поднимая голову и пронзая Коха стальным взглядом. – Но память… Постепенно возвращается ко мне.
Его глаза полыхнули огнем, из глазниц заструился черный дым, расплываясь в пустоте подобно чернилам в банке с водой. За спиной охотника раскинулись огромные крылья и тени, окружавшие его, прыснули в разные стороны, как от вспыхнувшего огня.
-Мертвое должно оставаться мертвым, - прогрохотало существо. – Тебе не место в этом мире. Уходи.
Оно вскинуло руки, и тугая волна силы притянула Коха в объятья крылатого монстра. Чернокнижник завизжал что было сил, чувствуя, как призрачные руки прожигают его насквозь, заставляя таять, словно иней на солнце. Он вопил и задыхался, обращаясь в ничто, в дымку, в призрачный туман… Вопил, пока не кончились силы. А потом – исчез.
Кобылин распахнул глаза и медленно выдохнул. Высоко над головой раздался приглушенный рокот грома, все здание вздрогнуло, с потолка посыпалась белая пыль.
Алексей пошатнулся, но устоял на ногах - он, оказывается, цеплялся обеими руками за перила, покрытые сеткой трещин. Сердито отдуваясь, Кобылин медленно отлепил руки от деревяшки, взглянул на скрюченные пальцы, сведенные судорогой. Покачнулся. Опустил глаза.
Черные дыры на рубашке налились темной влагой, словно раны начали кровоточить, да вдруг передумали. По бедру стекал теплый ручеек, но он уже начал впитываться в ткань. Кобылин чувствовал боль – во всех ранах, царапинах, ссадинах. Он знал, что они кровоточат – как всегда, открываясь в тот самый миг, когда он в своих воспоминаниях забирался слишком далеко. Он сделал что-то. Что-то из прошлого, что едва не стоило ему жизни. Опять.
Покачнувшись, Кобылин снова ухватился за перила и замер, пытаясь восстановить силы. Холодный ветер гулял за его плечами, кто-то шептался за спиной, и сквозь тихие голоса пробивался тонкий и звонкий голосок. Выкрикивающий знакомое имя.
-Не сейчас, - отрезал Кобылин. – Хватит.
Он опустил веки, сосредоточился, и черная дыра в его сознании исчезла – резко, словно захлопнулась дверь. Вокруг сразу потеплело, а боль отступила, царапаясь теперь только в глубине затылка.
Открыв глаза, Алексей шумно выдохнул, мотнул головой, разминая шею. Плохо. Чертовски плохо. Это было… Опасно? Глупо? Паршиво? Стремно? Безумно? Все вместе взятое? Не в силах подобрать нужное слово, охотник тяжело вздохнул, оттолкнулся от перил и поднялся на последнюю ступеньку.
Он быстро осмотрел мертвые тела охранников, бросил взгляд на закрытую дверь, коснулся пальцем карточки, висевшей на шее. Там, за дверью, приглушенно грохотали выстрелы. Но Алексею казалось, что он должен был вернуться. Но не сюда. Он должен был вернуться… За кем-то?
-Ленка, - шепнул Кобылин, вспоминая расплывчатые женские фигуры за мутным стеклом. – Вот дура! Зачем?!
Он вскинул голову, заглянул в лестничный пролет, туда, откуда совсем недавно раздался женский крик. Потом выхватил из-за пояса пистолет и рванул вверх, перепрыгивая по две ступеньки за раз.
***
