Глава 18

На следующий день я позвонил Джанет, договорился вечером встретиться с Карлом. Мне хотелось спросить его насчет дневника и шифра. Хотелось узнать, почему не нашлось контраргументов для такой важной части обвинительного заключения. Мне нужно было увидеть его лицо, когда он скажет, знал он или не знал, что имела в виду Кристал Хаген, когда писала в своем дневнике, что «сегодня все закончится». Мне хотелось проверить Карла на вшивость. Но сперва нужно было поговорить с Бертелом Коллинзом. Я несколько раз пытался до него дозвониться, каждый раз оставляя сообщения, но, когда Бертел наконец перезвонил, я уже был на пути в «Хиллвью манор».

– Джо, чем могу быть полезен? – спросил Бертел.

– Спасибо, что перезвонили, мистер Коллинз. Я наткнулся на нечто интересное в материалах процесса и хотел кое-что уточнить у вас.

– Это дела давно минувших дней, но я сделаю все возможное, чтобы ответить на твой вопрос.

– Там был дневник. Дневник Кристал Хаген. Но некоторые записи зашифрованы. Вы помните?

Коллинз замолчал, после чего, понизив голос, мрачно произнес:

– Да, я помню.

– Я нашел письмо в министерство обороны, где мистер Петерсон просит помочь ему найти ключ к шифру. Так чем все это закончилось?

После очередной длинной паузы Коллинз произнес:

– Под письмом стоит подпись Петерсона, но на самом деле письмо написал я. Так сказать, мой вклад в это дело. Тогда, в тысяча девятьсот восьмидесятом, у нас еще не было персональных компьютеров, по крайней мере всех тех средств, что есть сейчас. Поэтому мы прикинули, что в министерстве обороны могут найтись технические возможности подобрать ключ к шифру. Поэтому Петерсон поручил мне связаться с министерством обороны. Я потратил кучу времени, пытаясь найти хоть кого-нибудь, кто откликнется на мою просьбу. И вот после парочки недель безуспешных попыток я нашел парня, который сказал, что посмотрит, чем можно помочь.

– Итак, что случилось? Вы получили от них ответ?

– Нет. У нас события начали развиваться со скоростью света, а иметь дело с министерством обороны было все равно что плавать в желе. Не знаю, нашел ли ты это в деле, но Айверсон потребовал ускоренного рассмотрения дела.

– Ускоренного рассмотрения дела? А что это значит?

– Подсудимый может попросить, чтобы его дело было рассмотрено в суде в течение шестидесяти дней. Как правило, мы этого не делаем, потому что чем дольше длится процесс, тем больше шансов у защиты. Мы раскапываем много нового, у нас остается больше времени на собственное расследование, свидетельские показания становятся менее правдоподобными. У Айверсона не было никаких оснований требовать ускоренного рассмотрения дела, но он это сделал. Я присутствовал при том, как Петерсон уговаривал его отозвать свое требование. Нам необходимо было время для подготовки. Нам нужно было дождаться ответа из министерства обороны. Но Айверсона это не волновало. Помнишь, я говорил тебе, что он совсем не помогал нам с защитой, да? Он вел себя так, словно смотрел телевизор. Именно это я и пытаюсь тебе объяснить.

– А что у вас там вышло с министерством обороны? Почему им не удалось расшифровать записи?

– Наш запрос не был для них в числе приоритетных. Все это случилось еще до твоего рождения, но тогда, в тысяча девятьсот восьмидесятом году, иранцы захватили пятьдесят двух американских заложников. А еще это был год выборов. Все сосредоточились на кризисе с заложниками, и я не мог найти никого, кто согласился бы поговорить со мной или хотя бы перезвонить мне. Письма, которые я им послал, будто провалились в черную дыру. После процесса я позвонил сказать им, что больше нет необходимости работать над дешифровкой. А они и понятия не имели, о какой дешифровке идет речь.

– А прокурор пытался расшифровать дневник?

– Сомневаюсь. Я хочу сказать, чего ради ему это делать? Все свидетельствовало против Айверсона. Прокурору не было нужды расшифровывать записи в дневнике. Он знал: жюри присяжных прочтет там то, что он скажет им прочесть.

Я въехал на парковку «Хиллвью», остановил машину и откинул голову на подголовник. У меня оставался последний вопрос, но я не решался его задать. Где-то в глубине души мне хотелось верить, что Карл не был тем монстром, о котором говорил прокурор. Но я хотел знать правду.

– Мистер Коллинз, по мнению моей подруги, Карл не хотел, чтобы дневник расшифровали. По ее мнению, он знал, что дневник будет свидетельствовать против него.

– Твоя подруга очень проницательна, – задумчиво произнес Коллинз. – Тридцать лет назад у нас возник аналогичный вопрос. Думаю, Джон Петерсон придерживался того же мнения, что и твоя подруга. Похоже, Джон не особо жаждал, чтобы я нашел ключ к шифру, вот потому-то и дал мне это задание. В то время я был самым незначительным клерком в их конторе. Полагаю, Джон хотел задокументировать факт, что мы попытались, но на самом деле не хотел получить результаты, потому что… ну… – Коллинз тяжело вздохнул. – По правде говоря, иногда очень трудно самоотверженно защищать человека, который, как вы знаете, убил свою жертву.

– А вы когда-нибудь спрашивали Карла о ключе к шифру?

– Конечно. Как я уже говорил, Джон пытался убедить Карла отозвать прошение об ускоренном судопроизводстве, поскольку после дешифровки дневника мы смогли бы получить веские доказательства в пользу ответчика.

– А что сказал Карл?

– Это невозможно объяснить. Большинство парней, которые виновны, идут на сделку о признании вины. Но он отказался от второй степени. Ну и еще одно. Большинство парней, которые действительно невиновны, будут стараться оттягивать процесс, чтобы дать возможность лучше подготовить их дело. Но Карл потребовал ускоренного процесса. Мы пытались расшифровать записи, но у нас было такое чувство, будто Карл работает против нас. Должен сказать тебе, Джо, по-моему, Карл Айверсон хотел, чтобы его посадили в тюрьму.