В Прибалтике, в Лифляндии, в доме пастора Глюка в маленькой убогой комнатушке жила прехорошенькая кухарка Марта. Было ей 17 лет, а может быть, 18 или 19. О ее возрасте, родителях она сама и ее хозяева могли только догадываться. Впрочем, тогда вряд ли кого-то это очень интересовало. Марта отлично мыла полы в небольшом доме пастора, славно стряпала. Этих сведений было достаточно. Однако уже через два десятка лет ее происхождением будет заниматься вся Европа. Затем три столетия подряд историки станут ломать копья в спорах – кто она? И как все это могло случиться? Как обернулась былью любимая детская сказка о Золушке, ставшей принцессой? Да если бы только принцессой! Ставшей самодержавной Императрицей самой обширной державы мира! И главное, как неграмотная кухарка смогла завоевать сердце ветреного и могучего властелина бескрайней державы?!

На этот вопрос помогают ответить сами герои этой истории – царь Петр и кухарка Марта. Осталась их переписка – 226 писем, из которых 180 принадлежат перу Петра и 46 посланы неграмотной Мартой. Свои письма Марта диктовала. Переписка охватывает двадцать лет: она начинается в 1704 году, когда Петр тайно поселил ее в нанятом доме, и заканчивается за год до его смерти, в 1724 году…

В помощь этим письмам мы привлечем воспоминания удивительного автора, который был необычайно близок к героине и герою нашего повествования, – француза Франсуа Вильбоа.

Впервые о его сенсационных воспоминаниях заговорили в середине XIX века, когда их использовал в своих трудах князь Петр Долгорукий.

В 1843 году в Париже под псевдонимом граф Альмагро и на французском языке вышло сочинение «Заметка о главенствующих фамилиях в России».

Сочинение вызвало скандал…

Из Парижа последовали доносы в Третье отделение. Граф Яков Толстой (литератор и осведомитель Третьего отделения) сообщал о возмутительном сочинении, где «открывались факты, которые автору, как доброму русскому, следовало бы придать забвению», а «русское дворянство описано как гнездо крамольников и убийц». Возмутил графа и образ Петра, «сурового до жестокости», в «теле которого легион демонов сладострастия».

Автором, скрывавшимся под псевдонимом, оказался Петр Долгоруков, личность весьма примечательная. В свое время его подозревали в сочинении пасквиля, ставшего причиной смертельной дуэли Пушкина. Но он всегда с негодованием отвергал эту клевету.

История с пасквилем заслонила ученые заслуги Долгорукова. Князь Петр был крупнейшим специалистом по русской генеалогии. Этот потомок Рюриковичей издал «Русскую родословную книгу» – первое наиболее полное родословие русского дворянства. Но певцом русской аристократии князь Петр не стал. Насмешливо именовавший себя «привилегированный холоп в стране всеобщего холопства», князь в будущем станет невозвращенцем. В своей книге «Правда о России» князь объяснит: «С цензурою русской, одержимою двумя неизлечимыми недугами – тупостью и глупостью, печатать истину о России можно только в чужих краях».

Но это все потом. А тогда, в 1843 году, князя вызвали в посольство и приказали немедленно вернуться в Россию. Граф Бенкендорф повелел по пересечении князем границы арестовать его и доставить со всеми бумагами в Третье отделение. Это и было сделано.

На допросах в Третьем отделении выяснилось, что среди главных источников, определивших вредный ход мысли Долгорукова, были некие «Воспоминания француза Вильбоа». Долгоруков заявил: «Должен сознаться, мнение мое о Петре Великом, который ранее был изображаем мною полубогом, в этот промежуток времени изменилось после чтения разных книг о той эпохе и чтения записок адъютанта Петра Великого Вильбоа…»

В арестованных бумагах князя произвели обыск, но рукописи крамольных записок, совершивших такой переворот во взглядах князя, не нашли. Долгоруков объяснил, что рукопись хранится в Парижской Королевской библиотеке, где он ее и прочел. Шеф жандармов Бенкендорф тотчас отправил повеление графу Якову Толстому немедля заказать копию и срочно доставить ее в Петербург.

Копия опасной рукописи была доставлена и помещена в библиотеку Зимнего дворца.

В рукописи подробно описывалась жизнь автора – Франсуа Вильбоа, полная опасных приключений, подчас героических, подчас скандальных, а иногда даже преступных, которые, однако, постоянно прощал государь Петр Первый.

Его подлинное имя Франсуа Гиймо де Вильбуа. Происходил из старинного французского дворянского рода. В России произошло его преображение. Он взял себе фамилию по названию поместья, принадлежавшего роду Вильбуа, принял православие и новое имя – Никита Петрович. Подновил и фамилию – Вильбоа.

Никита Петрович Вильбоа – достойное дитя золотого века авантюристов. Морскую службу начал во Франции в 1690 году. В морском сражении попал в плен к англичанам и… поступил на службу уже к ним – к врагам. На английском корабле его увидел Петр. (Он плыл из Голландии в Англию в дни Великого посольства). Царь оценил его уже во время плавания, и вот Вильбоа – на русской службе. Вильбоа сразу стал одним из самых доверенных лиц при Царе. Он сопровождает Петра во всех его путешествиях. Он неразлучен с Царем, отлучаясь лишь для выполнения его поручений.

В 1699 году он был с Петром I в Воронеже, оттуда ездил с ним в Азов и на закладку Таганрога, Вильбоа участвовал во всех событиях Северной войны: неудачном походе под Нарву в 1700 году, и последующих победах – взятии Нотебурга (Шлиссельбурга) в 1702 году, Ниеншанца в 1703 году, Нарвы в 1704-м. Он был с царем во время его неудачи в Прутском походе 1712–1713 годов. Удалой Вильбоа редко расставался с Петром. Если расставался, то по уважительной причине – участвовал в морских сражениях Северной войны. К примеру, удалой француз на рыбачьих лодках сумел захватить шведский корабль.

Но самое важное – он наблюдал весь фантастический роман Петра с Мартой, от начала до триумфального завершения. Не случайно Петр сделал его шафером на своей свадьбе с Екатериной. (Так стала именоваться Марта после перехода в православие.)

О царском доверии свидетельствует и тот факт, что Царь женил его на дочери пастора Эрнста Глюка Елизавете. Так Вильбоа вошел в семью, где выросла и работала служанкой будущая Императрица. Его женитьба на дочери бывшей хозяйки русской Императрицы праздновалась 27 января 1715 года в царском дворце Петра. Его жена Елизавета становится статс-дамой Екатерины I, их бывшей служанки. Сам Петр крестит сына Вильбоа и Елизаветы.

Войдя в семью, Вильбоа получил возможность узнать от своей тещи, бывшей хозяйки Золушки-Императрицы, о загадочном прошлом Марты-Екатерины.

У Вильбоа была длинная жизнь. Он пережил четырех правителей – Петра I, Екатерину I, Петра II и Анну Иоанновну… При пятой властительнице, дочери Петра императрице Елизавете, стал членом Адмиралтейской коллегии. Но у старого моряка начались столкновения с главой Морской Коллегии графом Николаем Головиным. Елизавета не посмела отправить в отставку любимца отца и назначила Вильбоа комендантом Кронштадта. Но Головин, ставший генерал-губернатором Петербурга, уже через год добился своего – освободил Вильбоа от должности «за дряхлостью». Его отправляют в отставку в чине контр-адмирала, наградив орденом Святого Александра Невского. «Дряхлый» прожил еще 20 лет! И думаю, «в благодарность» за аттестацию обиженный морской волк начинает писать свои беспощадные мемуары. Благо времени у него теперь было много…

Свои мемуары Вильбоа писал, конечно же, для себя и друзей. Но в это время великий Вольтер задумал создать историю великого Петра… Императрица Елизавета ненавидела атеиста Вольтера, но ее тогдашний любовник – граф Иван Шувалов – боготворил его. Он убедил Императрицу, доказал, как важно, чтобы кумир Европы написал книгу о ее отце. Любовь победила – Елизавета согласилась с любимым.

По приказу Елизаветы материалы для Вольтера собирали Иван Шувалов, Ломоносов и Миллер… И мы можем только догадываться, как доживавший свой последний год Вильбоа сумел обхитрить и присоединить к посылке свое не самое комплиментарное для Петра сочинение. Он не хотел уйти безгласно.

Впервые мемуары Вильбоа были напечатаны в Париже. Многие историки отказываются признать авторство Вильбоа. Считают, что слишком много темных сторон Петра в этом повествовании. И потому не мог всё это написать человек, стольким обязанный Императору. Но даже они соглашаются, что написаны мемуары современником событий, человеком посвященным – очень близко наблюдавшим жизнь Петра и Марты-Екатерины.

На наш взгляд, автором был, конечно, Вильбоа. Только он со слов своей тещи – хозяйки молодой Екатерины мог так описать ее загадочное прошлое: юность, первый брак… И, конечно же, Вильбоа в этих воспоминаниях боготворит Петра. «Царь необыкновен как в своих добродетелях, так и в своих недостатках», – пишет француз. Но он не хочет скрыть правду, он решает описать реального человека, которого наблюдал так близко. Восхищаясь трудолюбием Царя, он описывает другого Петра, который необуздан в своих страстях: в его теле – легион демонов сладострастия, заставлявших не различать пол. Описывает он и участие Петра в гибели сына. Только Вильбоа, который был одним из самых доверенных членов петровской «кумпании» – узкого круга друзей-собутыльников Всепьянейшего Всешутейшего Собора, мог так описать этот Собор. «Не было такой непристойности, которая не совершалась бы в этой ассамблее», – почти восхищенно восклицает француз. Сам Вильбоа был достойным собутыльником великого Императора. Он лихо пил – почти все его сохранившиеся письма к сестре упоминают о попойках. Только ближайшему собутыльнику и преданнейшему человеку Петр мог простить, когда Вильбоа спьяну весьма вольно поступил с Мартой-Екатериной.

«Если когда-нибудь мои воспоминания явятся перед публикой, читатель не должен забывать, что они были произведением солдата, более способного владеть мечом, чем пером… Беспристрастие и истина – вот капитальное их достоинство», – писал Вильбоа. Что ж, он имел право так написать…

Лукавый Вольтер опубликовал Мемуары в пятитомном издании документов о Петре. Но в его собственном сочинении, щедро оплаченном панегирике Петру, им не было места.

После смерти Вольтера его библиотека, включая названные пять томов рукописных материалов, была куплена Екатериной II. Мемуары Вильбоа благополучно вернулись в Россию. О чем не знал Бенкендорф, когда платил за копию записок из Парижской Королевской библиотеки.

Благодаря историку профессору Леониду Алексеевичу Никифовору, считавшему весьма достоверным авторством Вильбоа, записки были опубликованы в 1991 году в журнале «Вопросы истории».

Они состоят из введения, где говорится об авторе, и пяти частей, в которых повествуется о смерти Петра I, Всешутейшем Всепьянейшем Соборе, о Стрелецком бунте и царской расправе, о жизни несчастной Евдокии – первой жены царя – и об Александре Меншикове…

Но главное – они повествуют о служанке Марте и ее фантастической судьбе.

Вильбоа (как и общепринятая версия) утверждает: ее звали Марта Скавронская, родилась она в Дерпте, скорее всего, в 1686 году, крестили ее в том же году в католическом костеле. К этой религии принадлежали ее отец и мать, бежавшие из Польши. Они, видимо, были крепостными, то есть рабами, и бежали в свободу – в Дерпт, маленький городок в Ливонии. Здесь нужда заставила их поступить в услужение, чтобы зарабатывать на жизнь. Они жили поденной работой, но чума, охватившая Ливонию, заставила бежать из Дерпта. Они переселились в окрестности Мариенбурга, где эпидемия их настигла – они умерли от чумы! После них в Мариенбурге остались малолетние дети – братья и сестры. Сирот приютили добрые люди. Марту взял на попечение местный священник. Но чума шла по пятам за несчастной Мартой, и уже вскоре священник и его семья умерли. Несчастная крохотная девочка осталась одна в опустевшем доме.

В это время Его Высокопреосвященство господин Глюк, архипастырь этой провинции, узнал о бедствии, которое постигло Мариенбург. Глюк был выдающимся религиозным деятелем – переводчиком Библии на латышский (впоследствии и на русский) язык. Как и положено истинному пастырю, Глюк тотчас отправился в Мариенбург, чтобы оказать помощь и духовное утешение пастве, оставшейся без пастыря… Начал он свою поездку с дома покойного священника, где и нашел голодную малышку. Она оказалась умна. Увидев его, она побежала навстречу, крича: «Отец! Отец!» Пастор не смог устоять. Девочка попросила есть, а наевшись, крепко вцепилась в его платье и уже не отпускала. Пастор Глюк был очень тронут…Он попытался выяснить, чей это ребенок, навел справки в округе, спрашивал всех, не знает ли кто ее родителей. Но никто ничего определенного о ней не сказал. И пастор взял на себя заботу о ребенке. Она была с ним в течение всей его поездки.

Наконец они вернулись в Ригу, в резиденцию пастора Глюка. Жена с изумлением смотрела на девочку, с которой приехал муж. Узнав о ее несчастьях, Христина (так звали пастырскую жену) приняла ее в дом. Она воспитала ее вместе со своими детьми. Пастор с семьей переехал в Мариенбург, оставшийся после смерти священника без религиозного наставления.

Время шло, Марта выросла. Грамоте ее не учили, считая, что ей это ни к чему. Да и она не любила учиться. Зато прекрасно убирала, отлично стирала, готовила, шила – в общем, стала работать служанкой в доме пастора. Как и все лютеранские священники, пастор жил бедно и вынужден был сдавать комнаты внаем. Марта же была очень экономной и берегла его деньги. Квартиранты пастора жаловались на то, что очень скудно накладывает Марта масло и сыр на бутерброды.

Работа сделала молоденькую служанку выносливой, сильной, неприхотливой и очень умелой в домашнем женском труде.

В эти дни в далекой Московии, которую будущий муж Золушки превращал в Российскую Империю, уже готовилась ее судьба.

Во время Великого посольства Петра был создан Северный союз – для борьбы с гегемоном Северной Европы – Швецией. Союзники – Россия, Датское королевство и король Август, правивший Саксонией и Польшей, были уверены в своей быстрой победе. Как мы уже писали, момент казался благоприятнейшим – на шведском троне сидел восемнадцатилетний мальчишка, в пятнадцать лет ставший шведским королем Карлом XII.

И союзники начали Северную войну.

Но они ошиблись в юноше. Карл XII был король-война. Она являлась главным смыслом его жизни. Во главе своей небольшой армии тощий, длинный юноша Карл покинул Стокгольм…

Больше в свою столицу он не вернется. Этот последний викинг будет воевать до конца своих дней. Война останется навсегда на его лице – в сражении ему изуродуют нос. И конец его будет концом воина – он станет последним европейским монархом, который погибнет на поле боя.

Но тогда юный Карл победоносно начал Северную войну. Он сразу показал союзникам, как они в нем ошибались. Мощным ударом молодой шведский король разгромил Данию и вывел ее из войны. Стремительно была решена и участь русской армии…

19 ноября 1700 года Петр с 35-тысячным русским войском стоял у пограничной Нарвы. Но к Нарве уже спешило шведское войско – всего восемь тысяч солдат. Карл доказал, что «побеждают не числом, а умением», наголову разгромив многочисленное войско Петра. Царь потерял семь тысяч убитыми, остатки армии бежали с поля боя. Карл захватил брошенную артиллерию, русские знамена и царскую казну.

В это время война еще не пришла в Мариенбург, и городок жил своей тихой размеренной жизнью. К семнадцати годам Марта расцвела – густые темные волосы, высокая грудь, белоснежная кожа, вздернутый носик… Она не была красива, она была больше соблазнительна. В ней был «зов», от которого сходят с ума мужчины… Но выросла не только Марта, выросли и дети пастора Глюка. Христина родила мужу двух девочек и двух ребят. Один был сверстником Марты, и Христина не могла не заметить, как смотрит семнадцатилетний отрок на чаровницу кухарку.

Как пишет Вильбоа, Христина поняла: нужно поспешить выдать замуж опасную служанку. Несмотря на строгое воспитание, которое они дали Марте и своим детям, природа явно готовилась взять верх над рассудком. И Христина поторопилась.

В гарнизоне, стоявшем в Мариенбургской крепости, она нашла нужного молодого человека – Иоганна Крузе, удалого шведского кавалериста. Иоганн был бедным, зато видным парнем – отличная пара для кухарки без роду и племени. Переговоры прошли успешно. Красотка Марта показалась Иоганну желанной, и он охотно попросил ее руки. Вильбоа (видимо, со слов своей тещи Христины) пишет: «Не существовало никаких препятствий для выполнения церемониальных формальностей совершения брака. И если они не были выполнены с большой пышностью, то, тем не менее, было большое стечение народа… Можно найти не одного свидетеля, заслуживающего доверия, который помнит эту свадьбу… Тем, кто отрицает эту свадьбу, остается единственное средство против стольких свидетелей – предположить (без всяких к тому оснований), что, поскольку союз этих двух людей был очень непродолжителен, а официального акта скрепления этого союза не имелось, следовательно, брак этот следует рассматривать как недействительный. Говорят, будто молодые люди не успели найти за три дня момент, необходимый для того, чтобы поставить последнюю печать на своем союзе.

«Да нет, – утверждает Вильбоа (опять же, видимо, со слов тещи), – за три дня и три ночи, которые они провели в доме пастора Глюка, новобрачные сумели не раз поставить желанные печати на своем союзе…» Марта успела – переспала со своим мужем…

Но, к сожалению, на третий день привезли приказ по гарнизону: полк Иоганна Крузе должен был уйти из Мариенбурга. Король Карл решил продолжать военные действия в Польше. Счастье Марты было разбито. Бедный Крузе отправился воевать, а безутешная Марта осталась его ждать.

Как только Карл увел основные силы завоевывать Польшу, русские войска вторглись в Лифляндию, фактически брошенную шведом. Немногочисленные шведские гарнизоны оказались беспомощны. Лифляндия стала легкой добычей для русских.

Воевали жестоко. Под руководством генерал-фельдмаршала графа Бориса Шереметева, первого русского главнокомандующего, армия Петра опустошила Лифлянлию и Эстляндию. Свои победоносные действия описал сам полководец: «Послал я во все стороны пленить и жечь, не осталось целого ничего, все разорено и сожжено, и взяли твои ратные государевы люди в полон мужеска и женска пола и робят [детей. – Э. Р.] несколько тысяч, также и работных лошадей и скота с 20 000 или больше… и чего не могли поднять, покололи и порубили».

Среди захваченных Шереметевым городов был и Мариенбург. Хотя в центре городка посреди озера на островке стоял старинный замок с запасом оружия, Мариенбург не сопротивлялся. В страхе разрушений он предпочел сдаться на милость победителей.

Пастор вместе со своей семьей и служанкой Мартой, которая считалась членом семьи, отправился поклониться графу Шереметеву и просить смилостивиться над горожанами и его семьей.

Шереметев принял пастора благосклонно. И хотя граф «нарисовал великолепную картину счастья народов, живущих под властью такого великого монарха, как Петр Первый… – пишет Вильбоа, – …я не буду подробно описывать, что он сделал, когда овладел городом… Скажу только, что он поступил, как тиран, воспользовавшись своим правом победителя…» Семью пастора Глюка вместе с горожанами Шереметев отправил в Россию, а вот служанку Марту, несмотря на все протесты пастора, оставил у себя. Что делать – «на войне как на войне».

Пастор и его семья вместе с 400 горожанами были высланы в Псков. В 1703 году из Пскова пастор Глюк, единственный из пленных, вместе с семьей переехал в Москву. В столице его судьба начала волшебно меняться. При удивившем его благорасположении Царя он создает в Немецкой слободе школу, где обучал детей иностранным языкам и светским наукам. Его школа процветала. Причем сам Петр, к изумлению пастора, постоянно занимался его делами. В Москве при поддержке Петра пастор Глюк перевел на русский Библию.

Пастор умрет, так и не поняв, почему в московском плену на него пролился этот дождь благодеяний… Но его жене и детям предстоит узнать, что случилось с их кухаркой Мартой.

Итак, «чернобровая жена», как назовет Марту впоследствии Пушкин, оказалась в доме графа Шереметева. Она перешла из положения свободной служанки в положение служанки-рабыни. Пышногрудая красотка стала служить и шваброй, и телом пятидесятилетнему графу Шереметеву. Марта быстро примирилась со своей новой участью и умело исполняла обе работы. Главное, она всегда была жизнерадостна, так как знала – это первая обязанность хороших слуг. Но ждала… И дождалась.

В 1699 году на пороге нового века умер Лефорт. «Я потерял лучшего друга своего в то время, когда он мне более всего нужен», – сказал Петр. Теперь место лучшего друга в сердце царя занял Меншиков…

И действительно, отныне во всех великих петровских делах Алексашка рядом – и в безумных пирушках, и в кровавых расправах. Вместе с Петром он отправился в Европу. И если в Голландии Петр плотничал, то и Меншиков с быстротой освоил плотницкое ремесло – даже получил звание «корабельного подмастерья». Если Петр воевал, то и Алексашка сумел стать бесстрашным, искусным воином. В Азовском походе Меншиков – еще денщик, но уже в горьком сражении под Нарвой он поручик Преображенского полка. Алексашка бесстрашно рубился, прикрывая отступление разбитой русской армии. И при победном взятии шведской крепости Нотебург (Орешек) осенью 1702 года Меншиков сумел проявить себя. В расстегнутой рубахе отчаянно смело вел в атаку кавалерию… Он стал первым комендантом завоеванной крепости, переименованной в Шлиссельбург. Уже после этого штурма вчерашний пирожник – граф Священной Римской Империи. И когда Петр, взяв Ниеншанц, решил основать в этой болотной топи новую столицу, Меншиков с бешеной энергией принялся воплощать в жизнь строительный план повелителя. Первым генерал-губернатором строившегося Санкт-Петербурга станет он, вчерашний продавец пирогов.

Соратник Петра на поле брани, на корабельной верфи и на эшафоте, Меншиков – неутомимый исполнитель всех личных проектов Государя. Он одобрил и организовал ссылку первой жены Царя Евдокии в монастырь. Конечно же, он стал сподвижником и в царской охоте на дам. Он много способствовал росту постельного реестра, который Петр пополнял почти ежедневно.

Но царские любовные приключения не наносили ущерба российской казне. И Петр не уставал гордиться этим. Остался разговор Петра с датским королем.

Король: «Я слышал, брат мой, что у вас тоже есть любовницы, и много?»

Петр: «Брат мой, мои любовницы обходятся мне недорого, а вы на свою, как я слышал, тратите тысячи талеров, которые можно употребить с куда большей пользой».

Единственным исключением в плеяде многочисленных недорогих нимф была Анна Монс, первая красавица Немецкой слободы. Петр гордился этой победой, он влюбился в Анну, но влюбился обычно – то есть спал и с нею, и с ее подругой. Они обе писали царю письма: подруга – с нежными словами, Монсиха – со сплошными просьбами. К примеру, просила дать землю или построить роскошный дом. И скупой Царь хотя и со скрипом, но давал и строил.

Любил ли ее Петр? Скорее, желал! Кроме того, она была иностранкой, красавицей! А Петр обожал оскорблять Московию. Представлял, как вытянутся лица бояр, когда Царь всея Руси женится на немке, дочери простого ремесленника. .

Главные любовные игры Петр устраивал у своей любимой сестры Натальи. Она обитала также в селе Преображенском, во дворце, со своими придворными девицами. После смерти матери, Царицы Натальи Кирилловны, дворцовый быт значительно изменился. Некому стало сторожить Царевну, и Наталья Алексеевна уже не держалась прежнего затворничества.

Теперь Петр был частым гостем в ее дворце. И, конечно, Царя сопровождал веселый друг Алексашка. Они оба радостно превращали двор Натальи – этот цветник молоденьких красавиц – в счастливый гарем, честно, по-братски передавая девиц друг другу… Эта широкая общая постель способствовала тому, что Алексашка постепенно превращался в друга-наперсника и приобретал все большее влияние на своего повелителя.

Возглавляли любовный реестр друзей сестры Арсеньевы – Дарья и Варвара. Благо отец их воеводствовал далеко, в Сибири, и сестры были предоставлены сами себе. С красавицей Дарьей сначала был Петр, затем – Меншиков (это водилось в обычае у неразлучных друзей). Но вторая сестра, Варвара Арсеньева, осталась за Царем… Варвара была умна и зла. Царь как-то в шутку объявил ее некрасивой. Вильбоа так рассказывает эту историю: «Однажды царь Петр, посмотрев на нее, сказал с состраданием: «Ты такая страшная, что я не думаю, чтобы кто-нибудь сказал, что не питает к тебе отвращения. Но так как мне особенно нравятся необыкновенные вещи, я хочу тебе оказать милость и поцеловать… После чего ты не умрешь нетронутой». И он сделал это: бросил ее на кровать в присутствии князя Меншикова и, наспех закончив свое дело, сказал ей: «Хотя и не должно объявлять о добрых делах, я думаю, что не будет выглядеть совсем тщеславно, если я объявлю о той милости, которую я сделал для тебя».

Петр и Алексашка будут получать на войне нежные весточки от своих дам с маленькими трогательными подарками.

Но скоро произойдет событие, которое совершенно изменит многолюдный царский любовный пейзаж. И причастным к этому событию окажется, как всегда, удалой Алексашка.

В это время Меншиков все чаще исполнял обязанности «ока Государева». В частности, держал связь между главнокомандующим Шереметевым и Царем. Именно он доставил графу приятнейшее известие о присвоении ему звания фельдмаршала…

В конце 1703 года вчерашний денщик Меншиков приехал в Ливонию сменить графа во главе действующей армии. Осматривая дом графа, в котором собирался жить, Меншиков увидел его кухарку и… попросил Шереметева оставить её ему вместе с домом. Как же не хотел этого граф! Марта не просто стала необходимой хозяйкой дома – она пробралась в его сердце. Но… Шереметев безропотно отдал желанную плоть. Потомок князя Гедимина, первый русский фельдмаршал знал древние правила и чтил их: граф – всего лишь «привилегированный холоп» и должен подчиняться холопу любимому.

Так будущая «чернобровая жена» улеглась в кровать повыше. И не только улеглась. Уже вскоре пленница… пленила и Меншикова! Впрочем, пленила ли? Или верный слуга забрал ее у графа, хорошо зная вкус Хозяина? Меншиков давно овладел главным искусством фаворита – смотреть на мир глазами повелителя. Как успели убедиться и Петр, и Алексашка, – у них одинаковые вкусы.

Меншиков оценил великолепные темные волосы, розовую кожу, очаровательный вздернутый носик, пышную грудь и сильные руки Марты. И главное достоинство: несмотря на положение бесправной прислуги, ее покровительственно-ласковую манеру. Марта обращалась с ним с доброй улыбкой – как хозяйка, как мать. Она умела успокоить. Он знал – это Петр тоже оценит.

Так что, скорее, он взял ее, исходя из их постоянного правила: попользовался сам – передай другу. Но Меншиков недооценил «чернобровую жену».

Она обладала искусством великих рабынь – умением, подчиняясь… подчинить себе повелителя. Необычайно скоро Марта смогла завладеть своим хозяином. Уже через несколько дней после ее появления в доме «трудно было узнать, кто из них был рабом или господином, кто был жертвой, а кто охотником», – пишет Вильбоа.

В это время она окончательно усвоила правила охоты на подобных супермужчин. Все они были «сиротами», все они не знали, что такое материнская женская ласка… Это не только страсть, это – забота! И она, познавшая сиротство, сумела стать матерью для старого вояки Шереметева, а теперь – для не ведавшего материнской ласки Меншикова.

Она умела стать сразу любовницей, служанкой и матерью. Так что большой вопрос – был ли рад Меншиков, когда в его доме появился тот, для кого он ее приготовил?

Царь, проезжая из строившегося Петербурга в Ливонию, привычно остановился у Алексашки. Меншиков не посмел утаить Марту. Пришлось велеть ей быть среди слуг, прислуживавших за столом.

Все было как положено: если царь собрался ночевать, Меншикову следовало позаботиться о царской постели. Вильбоа описывает сцену со слов свидетелей: Петр тотчас увидел Марту, «он долго смотрел… и, поддразнивая ее, сказал, что она умная, а закончил свою шутливую речь тем, что велел ей, когда она пойдет спать, отнести свечу в его комнату. Это был приказ, сказанный в шутливом тоне, но не терпящий никаких возражений. Меншиков принял это как должное, и красавица, преданная своему хозяину, провела ночь в комнате царя».

Петр, как правило, быстро отправлял дам из своей постели. Опустошение после любви – для него всего лишь способ расслабиться. Но с ней всё было иначе. Он был тронут ее спокойной ласковостью. Она с самого начала взяла всё тот же проверенный тон – заботливой матери. Ведь Петр тоже был «сирота», как Меншиков и Шереметев. Да, рос при матери, но… без нее! Мать никогда не понимала его. И той ночью, после яростной страсти, успокоенный добротой Марты, он, видимо, рассказал ей о своем недуге – возможном приступе эпилепсии. А она не только не испугалась, как другие женщины. Все с тем же милым добросердечием, которое описывали современники и в котором так нуждался вечно возбужденный Петр, нежно успокоила его. И всю ночь не смыкала глаз – стерегла его сон.

На следующий день Царь уезжал утром. Как повелось у них с Меншиковым, он с благодарностью возвратил фавориту то, что тот ему одолжил. Бережливый Царь был «щедр», как обычно. Расставаясь с Мартой, сунул ей в руку жалкий дукат (10 франков). Это была обычная офицерская такса за услуги девок.

Петр обожал щеголять скромностью своих расходов. Например, износив ботинки, он работал в кузнице и требовал за это положенную плату, а на заработанные деньги покупал себе новые ботинки, которыми очень гордился. Что же касается дуката, сам Петр признавался: «Хотя такса и скромная, но к концу года данная статья расходов становилась значительной». Страстен был Царь. Не только пьянством, но и любовью лечился он от приступов бешеной энергии, которая его сжигала.

Однако забыть служанку он уже не мог. К тому же Марте повезло – само Провидение устранило единственно серьезную соперницу.

11 декабря 1703 года после очередной веселой петровской ассамблеи утонул в Неве пьяный саксонский посланник. Несчастный оказался не готов к нашим отечественным развлечениям. В вещах мертвеца нашлись интереснейшие письма, тотчас доставленные Царю. Петр сразу узнал знакомые каракули красотки Монс… Содержание его поразило. Вместо обращений требовательной попрошайки, которые все эти годы получал он от Анны, он увидел нежнейшие объяснения в любви. Взбешенный Петр понял, что изменница спала с утопленником, пока Царь пребывал за границей. В ярости Петр велел арестовать потаскуху. Ромодановский подверг ее строгому домашнему аресту. Анну обвинили в ворожбе, у нее конфисковали дворец. Петр изгнал красавицу из своего сердца…

А красавица тотчас обзавелась… другим посланником, на этот раз прусским. Пруссак даже решил жениться на ней. Но когда он пришел к Государю ходатайствовать о браке, Петр разгневался, а Алексашка громко закричал: «Молчите лучше о вашей Монсихе! Хаживала она здесь ко всякому и меня не забывала!» Посланника мстительно спустили с лестницы… Но так поступать с чужими посланниками не полагалось, разгорался дипломатический скандал – посланник вызвал Меншикова на дуэль. Тогда в произошедшем пришлось обвинить… гвардейцев, которых даже приговорили к смерти (потом, конечно же, помиловали). Только так и сумели замять неприятную историю.

Но вернемся к Марте. «…Как только царь уехал, она обрушила на Меншикова град упреков за то, что он так с нею поступил, – пишет Вильбоа. – Хочу верить, что она не играла комедию, если же она ее играла, то вполне очевидно, что Меншиков ей поверил, так как его любовь после этого события не только не стала меньше, а, наоборот, усилилась…» Но он знал Царя и с печалью ждал того, что должно было случиться.

Случилось скоро…

В это время Алексашка в очередной раз проштрафился. Слишком активно Меншиков занимался делом, которым будет заниматься всю жизнь. Он никак не мог забыть свою нищету. А жаднее богатых только бедные. Вчерашний бедняк, нищий продавец пирогов всю жизнь жадно собирал деньги и драгоценности. Он неутомимо брал взятки, обирал союзников, обворовывал казну. Его одежду покрывал сверкающий панцирь из бриллиантов. Пуговицы, камзол, пряжки на туфлях – все украшено драгоценными камнями. Но главное – деньги, много денег. Как насмешливо пишет Вильбоа, он «был по своей сущности ненасытным скифом в своем стремлении к богатству».

Несчастные ливонцы покидали свои земли и бежали в соседние страны, спасаясь от поборов Меншикова. Петр не уставал наказывать его и… прощать. Что делать, «рука вороватая, но верная», – скажет о нем Петр. В тот раз, узнав об очередном воровстве Алексашки, Царь, как обычно, осыпал его градом самой непристойной брани. Меншиков пытался оправдаться, Петр «прибил» его и, обругав, показал немилость – поселился отдельно в одном из рижских дворцов. Но подозрительно скоро простил и вновь приехал ужинать к Меншикову. Войдя, сразу спросил о Марте. Меншиков понял: это «плата за прощение».

Алексашка позвал ее. Она появилась. Но на лице ее было замешательство… По словам Вильбоа, Царь с изумлением понял, что ей тягостна роль, которую она должна мечтать исполнить. Но все было проще: она почувствовала, что именно такое поведение понравится Царю. «…Замешательство было так явно написано на ее лице, что Меншиков был смущен, а царь, так сказать, озадачен, что было редким явлением для человека его характера. Это продолжалось лишь одно мгновение… Царь пришел в себя, стал шутить с Екатериной [так француз именует Марту. – Э. Р.], задал ей несколько вопросов, но, заметив в ее ответах больше почтительности, чем игривости, был задет этим и заговорил с другими присутствующими. Он оставался задумчивым в течение всего остального времени, пока длился ужин».

Меншиков хорошо знал свои обязанности. В конце вечера, как положено, Царю поднесли на подносе рюмку ликера. Сделать это Меншиков велел Марте.

«Царь, посмотрев на нее, сказал: «…Мне кажется, что мы оба смутились, но я рассчитываю, что мы разберемся этой ночью». И, повернувшись к Меншикову… сказал: «Я ее забираю с собой»… И без всяких формальностей он взял ее под руку и увел в свой дворец».

Вильбоа продолжает: «На другой день и на третий он видел Меншикова, но не говорил с ним о том, чтобы прислать ему ее обратно. Однако на четвертый день, поговорив со своим фаворитом о разных делах… он… сказал ему, как бы размышляя: «Послушай, я тебе не возвращу Екатерину, она мне нравится и останется у меня. Ты должен мне ее уступить». Меншиков безропотно согласился».

Так что не прошло и года, как кухарка Марта сменила кухню пастора на царскую постель. В связи с этим событием впоследствии был нарисован народный лубок. На нем Царь восседал за пиршественным столом, а вельможа подводил к нему грудастую, дебелую красавицу. Подпись гласила: «Верноподданный уступает царю самое дорогое».

В тот же день Петр сказал Меншикову: «Ты, конечно, и не подумал о том, что эта несчастная совсем раздета. Немедленно пришли ей что-нибудь из одежды».

Меншиков понял, чего ждет властелин. Отсылая ее платья, он вложил ларчик с великолепными бриллиантами (как справедливо пишет Вильбоа, «никогда ни один человек не имел столько драгоценных камней, как Меншиков»).

Описал француз и дальнейшую сцену: «Ее не было в комнате, когда этот багаж прибыл, она находилась в комнате у царя… Вернувшись в свою комнату, она была удивлена, увидев там все свои пожитки, которых она не просила. Она возвратилась в комнату царя и сказала в шутливом тоне, который очень ей шел: «Я была довольно долго в Ваших апартаментах, и теперь Ваша очередь совершить прогулку в мои. У меня есть нечто весьма любопытное, чтобы показать Вам». И, взяв за руку, она его повела… Показав вещи, присланные Меншиковым, она сказала ему более серьезным тоном: «То, что я вижу, говорит о том, что я буду здесь до тех пор, как Вы этого пожелаете, а поэтому будет неплохо, если Вы посмотрите на все эти богатства, которые я принесла». Тотчас она распаковала свои свертки и сказала: «Вот вещи служанки Меншикова», но, заметив ларец… воскликнула: «Здесь произошла ошибка, вот вещь, которая мне не принадлежит и которой я совсем не знаю». Она его открыла и, увидав там очень красивое кольцо и другие драгоценности стоимостью в 20 тысяч рублей, или 100 тысяч франков, посмотрела в упор на царя и сказала ему: «Это от моего прежнего хозяина или от нового? Если от прежнего, то он щедро вознаграждает своих слуг». Она немного поплакала и некоторое время молчала. Затем, подняв глаза на царя, который внимательно смотрел на нее, сказала: «Вы мне ничего не говорите? Я жду Вашего ответа». Царь продолжал смотреть на нее, ничего не говоря. Она еще раз взглянула на бриллианты и продолжила: «Если это от моего прежнего господина, то я, не колеблясь, отошлю их ему обратно». И затем добавила, показав маленькое кольцо, не очень дорогое: «Я сохраню лишь это… как воспоминание о том добре, что он сделал для меня. Но если это мне дарит мой новый хозяин, я их ему возвращаю, мне не нужны его богатые подарки. Я хочу от него нечто более ценное». И она прекрасно доиграла сцену. Как пишет Вильбоа: «…Залившись слезами, она упала в обморок, так что пришлось давать ей воду «Королева Венгрии». Когда она пришла в себя, царь сказал ей, что эти драгоценности были не от него, а от Меншикова, который сделал ей прощальный подарок. Он же признателен ему за это и хочет, чтобы она приняла этот подарок. Благодарить за подарок он станет сам».

«Эта сцена, – пишет Вильбоа, – происходила в присутствии двух слуг, которых прислал Меншиков, и одного капитана Преображенского полка, которого царь, не предвидя, что произойдет, позвал, чтобы дать ему приказания. Она наделала много шуму в обществе, и вскоре только и говорили, что о знаках внимания и уважения со стороны царя к этой женщине. Все были удивлены его утонченной галантностью обхождения с ней. И это было тем более необычно, что до тех пор все его манеры обхождения с прекрасным полом были крайне бесцеремонны, даже с дамами самого высокого положения. По одному этому уже можно было судить, что он питал к ней настоящую страсть…»

«Любовь, – пишет опытный француз, – когда она завладевает серьезно сердцем мужчины, меняет весь его характер. Никогда еще смертный не был столь мало щепетилен в скромности и постоянстве, как Петр Первый. Его страсть к Марте была первой и, может быть, единственной, и он старался ее скрыть от посторонних глаз. В течение его недолгого пребывания в Ливонии… эта женщина находилась в его дворце, в маленькой смежной комнате, хотя об этом знали все, он никогда никому не проговаривался о ней, даже своим ближайшим доверенным лицам».

Так начался новый период в жизни не только вчерашней служанки, но и Царя всея Руси.

Вильбоа продолжает: «Когда Петр… отправился в Москву, он поручил одному гвардейскому капитану отвезти ее туда самым секретнейшим образом. Он приказал оказывать ей в дороге всяческое внимание и заботу и поселить ее у одной женщины, к которой он дал ему письмо».

Женщина эта была Анисья Толстая, его дальняя родственница.

Петр «приказал капитану непременно в течение всей дороги посылать ему регулярно известия о ней. Это последнее обстоятельство приоткрыло капитану, насколько серьезной и сильной была любовь царя к этой женщине: он достаточно хорошо знал царя и его способность забывать, чуть ли не на другой день, обо всех тех, которым он оказывал внимание».

Приехав в Москву, Марта «жила там очень скромно, если не сказать замкнуто, в течение двух или трех лет. Она жила в малонаселенном районе, вдали от света, у одной небогатой женщины из хорошей семьи», – писал Вильбоа. «Небогатая женщина из хорошей семьи» – это все та же Анисья Толстая, которая в письмах Царя к Марте будет зваться «Теткой».

Тайная жизнь Золушки и Петра продолжалась: дом, где он содержал Марту, был очень невзрачным снаружи, но роскошным внутри. Уже вскоре потребовался особый комфорт. «Страсть Царя была такова, что Марта начала рожать детей – одного за другим», – сообщает Вильбоа. В письмах Петр теперь звал ее «Маткой».

Через девять месяцев после той первой ночи Марта родила Царевича Павла Петровича (он умер до 1707 года), в сентябре 1705 года появился на свет Царевич Петр Петрович (умер также до 1707 года)…

Негоже было матери детей русского Царя носить басурманское имя. И в 1706 году Марта в третий раз поменяла религию (пастор Глюк наградил католичку Марту лютеранской верой). Теперь она стала православной Екатериной Алексеевной Михайловой. Царь дал ей свой любимый псевдоним – Михайлов (Царь Михаил – основатель династии Романовых). Ее крестным отцом был сын Царя, наследник престола Царевич Алексей.

Служила новоиспеченной Екатерине Алексеевне все та же Анисья Толстая, с которой впоследствии познакомился (видимо, близко) француз Вильбоа. «Именно от этой женщины я получил большую часть тех сведений, которыми поделюсь с читателями, – писал он. – Поселив Екатерину в этом доме, царь преследовал единственную цель: сохранить свой роман в глубокой тайне. Он не хотел, чтобы она принимала у себя людей и сама наносила визиты. Этот приказ Петра, по-видимому, отвечал желаниям Екатерины. Ее ум был направлен на более высокие цели, чем обычная женская болтовня».

Первое время Царь, превратившийся из несдержанного и распущенного в скрытного и стеснительного, видел ее тайно. Он «не пропускал ни одного дня или, точнее, ночи, не повидав ее. Он выбирал именно ночное время для своих тайных визитов и действовал с такой осторожностью, что, опасаясь быть узнанным по пути к ней, брал с собою только одного гренадера, который вез его на санях». Это была его вторая, теперь настоящая жизнь, в которую он не хотел впускать даже своих ближайших соратников по веселым оргиям, в том числе Алексашку…

Но Алексашка мог потирать руки. Он знал: рядом с царем была его подруга.

Итак, любовь. Это подтверждает источник – даже более беспристрастный и осведомленный, чем Вильбоа, – переписка Петра и Марты-Екатерины.

Сначала Петровские письма похожи скорее на повеления офицера солдату. Возлюбленная получает страстные короткие приказы ехать к нему: «Поезжайте сюды, не мешкав», «Приезжайте на Киев не мешкав», «Приезжайте скорее чем можно»…

И страсть гнала ее… Любовь и богатырское здоровье позволяли мчаться по российскому убийственному бездорожью сотни верст к нетерпеливому любовнику, будучи постоянно беременной.

27 декабря 1706 года она родила девочку – Екатерину. Она знает: он хочет мальчика. Но Петр, заботясь о ней, пишет: «8 января 1707 г. Госпожи тетка и матка! …больше раду быть дочери, нежели двум сынам». Она родит одиннадцать детей (по другим источникам – тринадцать), но перешагнут детский возраст только две дочери…

Петр в письмах 1707–1708 годов продолжал раздавать нетерпеливые приказы. В эти годы он сражался на Северной войне с великим Карлом, решалась судьба его главного проекта – пробить русское окно в Европу. Но ехать на войну «на сносях» даже она не может.

Отправляясь воевать, Петр составляет записку-завещание: «Ежели что мне случится волею Божиею, тогда три тысячи рублей, которые нынче на дворе господина князя Меншикова, отдать Катерине… с девочкой [дочерью Екатериной. – Э. Р.]». Записка не отличалась щедростью, но скупой Петр впервые в жизни заботился о своих незаконнорожденных детях.

Приехав в армию, он тотчас жалуется ей. «29 января 1708 г. …объявляю нужду здешнюю: обшить и обмыть некому, а вам вскоре быть здесь, сами знаете, что нельзя…»

Да, приезжая, она, отличная служанка, весело и легко все исполняла. Ей в радость была изнурительная грязная фронтовая жизнь. Любовь!

В зимние дни 1708 года, сразу после его отъезда, она родила Анну. Теперь она была одна с двумя девочками… На фронте без нее решались судьбы мира. Но ей, только что родившей, там не место.

Петр продолжал исправно писать ей. Видимо, многие послания не сохранились, ибо когда две недели прошли без его писем, Царь уже оправдывается: «Не подивуйте [удивляйтесь. – Э. Р.], что долго не ответствовал, ибо довольно здесь много дела, и теперь неприятеля увидели». Вскоре он насмешливо описывает победу в знаменитой битве при Лесной: «…пред очами непрестанно неприятные гости, на которых уже нам наскучило смотреть: того ради мы… на правое крыло короля шведского с восемью батальонами напали, и по двучасном огню оного… с поля сбили, знамена и прочая побрали. …Сей танец в очах горячего Карлуса изрядно станцевали».

В это время в отсутствие Петра 27 июля 1708 года умерла Екатерина, одна из его двух дочерей. Но другая, черноволосая, так похожая на него Анна, слава Богу, жива – первое их дитя, которое доживет до совершеннолетия. Впоследствии Анна благополучно вырастет, выйдет замуж и родит будущего императора Петра Третьего, несчастного мужа великой Екатерины Второй.

Только что похоронив дочь, Екатерина уже мчится к нему… И после встречи – опять беременна…

27 июня 1709 года Петр одержал самую важнейшую победу в истории России XVIII века. Под городком Полтава он уничтожил армию шведского короля Карла Двенадцатого, заставив знаменитого полководца бежать с поля боя с жалкой горстью солдат.

В тот же вечер Петр писал к ней: «Матка, здравствуй! – (Впервые нет обращения к Тетке, он пишет ей одной, потому что сообщает о великой победе.) – Объявляю вам, что всемилостивый Господь неописанную победу над неприятелем нам сего дня даровать изволил… вся неприятельская сила на голову побиты, о чем сами от нас услышите; и для поздравления приезжайте сами сюда». В этот самый главный, самый счастливый момент царствования он не может без нее!

Наш знаменитый историк Соловьев так писал о победе при Полтаве: «…эта виктория была одним из величайших всемирно-исторических событий… исчезла завеса, скрывавшая Россию от остальной Европы, и пред изумленными народами Запада явилось новое, обширное и могущественное государство, умевшее победить вождя и войско, считавшиеся до сих пор непобедимыми. При громе Полтавской битвы родился для Европы, для общей европейской жизни новый великий народ…»

По возвращении, будто в завершение бессмертного года Полтавы, 18 декабря Екатерина родила дочь Елизавету – будущую Императрицу. «Дитя Полтавы, рожденное в дни торжества русского Марса», – так будут воспевать Елизавету поэты. Теперь их двое выживших – блондинка Елизавета и брюнетка Анна. Обе необычайно хороши – дети любви.

Петр вернулся властелином Севера. После победы над Карлом Двенадцатым он стал сильнейшим монархом Северной Европы. Россия вошла в круг влиятельнейших европейских государств…

Вместе с Петром солнце полтавской победы осветило еще одного участника битвы – Алексашку Меншикова…

Велика роль Меншикова и его кавалерии в главной русской победе века. Этот фантастически талантливый человек постигал воинское искусство прямо на поле боя. После разгрома Карла Двенадцатого под Полтавой Меншиков со своей кавалерией бросился в погоню за отступавшими. Он настиг их у Днепра. Чтобы обмануть шведов, превосходивших числом его кавалерию, он ссадил своих кавалеристов с лошадей. Издали шведам показалось, что их нагоняет не только русская кавалерия, но и пехота. В итоге шестнадцать тысяч шведов сдались десятитысячному корпусу Меншикова.

Светлейший князь, фельдмаршал, глава Военной коллегии, генерал-губернатор столицы… Царь осыпал титулами своего тщеславного друга. Но у этого блистательного человека имелась тайная беда, которую он скрывал всю жизнь, – Меншиков был неграмотен. В это невозможно поверить, но… Известный русский историк Павленко, написавший монографию о Меншикове, перерыл весь его огромный архив. После Меншикова осталось множество черновиков военных приказов, бесчисленные личные письма. «Среди десятков тысяч листов, сохранившихся в фамильном архиве Меншикова, не обнаружено ни одного документа, написанного рукою князя. Не попадались и следы правки составленных документов. Даже сотни писем к Дарье Михайловне [Арсеньевой. – Э. Р.], сначала наложнице, а затем супруге… все до единого были написаны канцеляристами. Не осталось ни строчки, написанной фельдмаршалом, президентом Военной коллегии Меншиковым. На документах только подпись – каракулями», – писал Павленко.

Но как и многие знаменитые люди, Меншиков решил вести дневник – для истории. Эти «Поденные записки» писал секретарь Алексашки. Мстя судьбе, неграмотный фельдмаршал стал (возможно, за деньги) почетным членом Британского научного Королевского общества. В 1714 году Меншиков получил от Общества послание: «…английские негоцианты дали знать нам, что ваше превосходительство по высочайшей просвещенности, особому стремлению к наукам, а также вследствие любви к народу нашему желали бы присоединиться к нашему обществу. …услышав про сказанное, все мы собрались, чтобы избрать ваше превосходительство…» Диплом почетного академика был подписан великим Ньютоном.

Так что вместе с Петром на гребне славы и почета – блистательный фельдмаршал, вчерашний продавец пирогов Алексашка Меншиков.

Петровская гегемония на Севере привела к охлаждению отношений с остальными членами коалиции. Петр отправился в Европу – встретиться со своими союзниками и урегулировать разногласия.

20 сентября 1709 года он пишет: «Матка, здравствуй!…мы сего дня отсель едем водою в Прусы и первые будем в Торуне у [польского. – Э. Р.] короля Августа, а потом к прусскому поедем; и чаем по двух или трех неделях вас видеть… Вы поезжайте… до нашего полку, при котором будьте неотлучно». Он уже без нее не может… Две дочери у них растут, их дочери, которых он любит. Но обе незаконные, бесправные. Петр решает уладить семейную проблему, но вначале закончить с проблемами насущными – политическими.

Побежденный Карл бежал к турецкому султану. Султан приютил беглеца, дав Петру повод начать войну с Турцией. Теперь, когда у Петра есть Прибалтика, ему нужно Черное море.

Накануне похода против турок, боясь погибнуть и оставить ее бесправной с незаконными двумя дочерьми, Петр тайно женился на Екатерине.

6 марта 1711 года – в мартовские, судьбоносные для России дни (в марте умер Иван Грозный, в марте будут убиты Павел Первый и Александр Второй, отречется Николай Второй, умрет Сталин) – состоялось тайное венчание Царя и вчерашней кухарки. После венчания внебрачные дочери были привенчаны и стали законными. Для этого исполнили старинный обряд – девочек вместе с матерью обвели вокруг аналоя, на котором лежало Евангелие.

Перед отъездом в поход Петр объявил о тайном венчании царской Семье.

Все дипломаты тотчас сообщили об этой тайне своим Государям. Английский посол даже описал всю церемонию (его рассказ приводит историк Павленко): «Его Величество за два часа до своего отъезда… пригласил к себе вдовствующую царицу [жену покойного сводного брата Ивана. – Э. Р.], родную сестру Наталию и двух сводных сестер [родных сестер покойной Софьи. – Э. Р.] и объявил им Екатерину Алексеевну царицей. Он сказал им, что они обязаны оказывать ей должное этому сану почтение, и если бы с ним случилось несчастье во время войны, дать ей титул, почести и содержание, какие обыкновенно присваиваются вдовствующим царицам, потому что она действительно его супруга…»

Меншиков поспешил отправить подобострастное письмо царской супруге. «Всемилостивейшая Государыня Царица» – так величал он в этом послании свою вчерашнюю наложницу.

Петр плохо подготовился к походу – слишком самоуверен стал после Полтавы. Поход был тяжелым. Екатерина разделяла с супругом все тяготы изнурительного перехода от Днестра к Пруту по испепеленной солнцем безводной степи. «Царь передавал мне, – писал позднее датский дипломат Юст Юль, – что сам видел, как у солдат от жажды из носу, из глаз и ушей шла кровь, как многие, добравшись до воды, опивались ею и умирали, как иные, томясь жаждою и голодом, лишали себя жизни…»

Позицию для боя Петр выбрал бездарно – у реки Прут. Турки прижали к реке его войско и окружили. Люди гибли от жажды. Петр сидел в палатке, он чувствовал себя виновником надвигавшейся катастрофы…

Он предложил жене оставить армию и отправиться в Польшу, к его союзнику Августу. Там можно было в безопасности, без лишений ожидать конца похода. Но она наотрез отказалась…

Его военачальники граф Шереметев и князь Василий Долгорукий предложили атаковать турок. И, избежав позорного плена, с честью погибнуть в неравной схватке. Царь окончательно приготовился к худшему – к плену и пыткам. Он написал Сенату: «Господа Сенат! Извещаю вам, что Я со всем Своим войском без вины или погрешностей нашей… в сем крат сильнейшею турецкою силою так окружен, что все пути к получению провианта пресечены, и что Я без особливыя Божия помощи ничего иного предвидеть не могу, кроме совершенного поражения, или что Я впаду в турецкий плен. Если случится сие последнее, то вы не должны меня почитать своим Царем и Государем, и ничего не исполнять, что Мною… от вас было требуемо, покамест Я Сам не явлюся между вами… Но если я погибну… то выберите между собою достойнейшего Мне в наследники».

По легенде (они в нашей истории часто заменяют документы и столь же часто оказываются правдивыми), Екатерина спасла павшего духом мужа. Она предложила подкупить турецкого главнокомандующего. Посланцы Петра тотчас вступили с ним в тайные переговоры. Была названа сумма, за которую тот разрешал царю убраться восвояси.

Как пишет Вильбоа, узнав об этом, Царь «сказал с восхищением: «Екатерина, этот выход чудесен, но где мы найдем все то золото…» «У меня есть драгоценности, – ответила она, – и… я соберу в нашем лагере все деньги, вплоть до последнего гроша. А Вас я прошу не предаваться унынию и поднять Вашим присутствием дух бедных солдат. Пойдемте, покажитесь им. Впрочем, позвольте мне действовать…» Царь ее обнял и последовал ее совету, вышел из палатки, показался солдатам и направился в штаб фельдмаршала Шереметева».

Услышав о подкупе, граф Шереметев будто бы сказал: «Тот, кто присоветовал Вашему Величеству сделать этот шаг, должен считаться самым бессмысленным человеком на свете. Но если их командующий примет это, самым бессмысленным будет он». Пока царь беседовал с не верящим в ее идею графом, «она верхом на лошади объехала все палатки офицеров, говоря им: «Друзья мои, мы находимся здесь в таких обстоятельствах, что можем либо спасти свою свободу, либо пожертвовать жизнью, либо сделать нашему врагу мост из золота. Если мы примем первое решение, то есть погибнем, защищаясь, то все наше золото и наши драгоценности будут нам не нужны. Давайте же используем их для того, чтобы ослепить наших врагов и заставить их выпустить нас… Нужно, чтобы каждый из вас внес свою лепту». И так она говорила каждому офицеру в отдельности: «Что ты можешь мне дать, дай мне это теперь же. Если мы выйдем отсюда, ты будешь иметь в 100 раз больше, и я похлопочу о тебе перед царем, вашим отцом». Все были очарованы ее обходительностью, твердостью и здравомыслием, и каждый, вплоть до самого простого солдата, принес ей все, что мог. И в тот же момент в лагере воцарилось спокойствие, все воспрянули духом. Их уверенность возросла еще больше, когда вернулся человек, которого она тайно посылала к Каймакаму [турецкому главнокомандующему. – Э. Р.]. Он принес ответ, что можно посылать к Великому везиру русского комиссара, имеющего полномочия вести мирные переговоры. Дело было вскоре завершено, несмотря на интриги и угрозы шведского короля, который, узнав о положении русских войск, самолично приехал в турецкий лагерь. Он говорил везиру во всеуслышание: «Противника нужно лишь бить камнями. Я требую от тебя только этого. Чтобы тебе выдали царя со всем войском, вплоть до последнего солдата, живыми или мертвыми».

Вильбоа, изложивший всю эту историю, писал: «Можно представить, какое впечатление произвело поведение Екатерины на умы и сердца солдат! Вся русская империя воздавала должное ее достоинствам и заслугам. Царь, бывший все более и более очарованным ее качествами, не мог их замалчивать и всенародно воздавал ей должное… И чтобы оставить будущим поколениям память о той славе, которую она завоевала на берегах Прута, он учредил в ее честь орден Святой Екатерины, сделав ее покровительницей этого ордена». В Манифесте о венчании с Екатериной Петр писал о ее великих заслугах во время Прутского похода…

Было ли все здесь рассказанное правдой или легендой, пущенной Петром, чтобы оправдать перед народом женитьбу Царя всея Руси на безвестной, безродной лифляндке?

Но есть куда более прозаичный и правдивый рассказ о спасении нашей армии во время прутской катастрофы.

То, что можно откупиться взяткой из самого безнадежного положения, – это на Руси всегда хорошо понимали и без Екатерины. Коррупция – неотъемлемая часть жизни азиатских государств. И когда положение стало безнадежным, в турецкий лагерь отправился хитрейший вице-канцлер барон Шафиров. Этот крещеный еврей, награжденный титулом барона, руководил тогда всей русской дипломатией. Именно он заключал все русские мирные договоры. Ему было наказано отдать все завоевания на Балтике – все результаты Полтавской победы – за право убраться восвояси Царю с войском.

Но вместо Балтики Шафиров предложил султану и визирю огромные деньги. И хотя Карл Двенадцатый действительно умолял турок продолжать боевые действия, указывая на безвыходное положение Петра, деньги ослепили – жадность победила. В добавление к деньгам Царь отдавал туркам Азов со всеми завоеванными южными крепостями и разрешал шведскому королю беспрепятственно вернуться из Турции в родное королевство. Шафиров заключил мир с турками. Согласно ему, русская армия могла благополучно вернуться в Россию. И, снабженная турками продовольствием, она отправилась в обратный путь, к русской границе.

Войска вернулись в боевом состоянии и смогли продолжить войну со шведами и окончательно отвоевать у них Балтику. Царская чета и армия были спасены. Правда, Шафиров и граф Шереметев провели пару лет в подвале Семибашенного замка в Стамбуле, пока Петр выполнял все условия соглашения. В этой крепости, созданной в XV веке султаном Мехмедом Вторым, завоевавшим Константинополь, хранились султанская казна и архивы. Здесь же обычно содержались арестованные послы государств, воевавших с Турцией.

Вернувшись, Петр объявил стране о своей женитьбе.

Екатерина, конечно же, старалась удержать его от этого намерения… хорошо зная, что он уже все решил. Просила оставить ее в прежнем положении тайной жены. Ибо главное для нее – его любовь. И потому, пока он с ней, ей не нужны никакие свадьбы. Но в конце концов она согласилась на брак «только ради детей». Эти несложные женские хитрости отлично действовали на неискушенного в них Царя, писал Вильбоа.

19 февраля 1712 года состоялось официальное бракосочетание Золушки. Победоносный жених, завоевавший Балтику для России, был в мундире контр-адмирала, Золушка – в роскошном платье Царицы. Безродная кухарка становилась женой могущественнейшего монарха. Правда, возможно, где-то существовал ее законный супруг. Вот бы объявиться ему во время пышного бракосочетания…

А ведь он вполне мог объявиться! Как пишет всезнающий Вильбоа, ее законный супруг кавалерист Крузе будто бы был жив! И находился… в России! Он последовал за шведским королем в русском походе. Участвовал в Полтавской битве, был взят в плен, отправлен в Москву. В Москве узнал, что произошло с его женой. Он «тотчас решил, что новое положение жены может принести ему облегчение в его трудностях. И он попросту сообщил обо всем русскому военному комиссару, ведавшему делами пленных». Участь бедняги была тотчас решена – его отправили вместе с других пленниками в Сибирь, причем в места самые отдаленные. «Как говорят некоторые из его соотечественников, которые там его видели, он прожил несколько лет и умер… в конце 1721 года», – сообщает Вильбоа.

Если он и вправду умер в 1721 году, накануне заключения мира, то эта смерть вряд ли случайна. В сентябре 1721 года был подписан Ништадский мир со Швецией, и, согласно его условиям, все пленные должны были быть отпущены на родину. Но освобождать подобного пленника было нельзя, и пришлось ему умереть.

Женитьба на вчерашней кухарке поставила крест на прежних традициях. И в продолжение крушения старого мира в 1712 году столица была перенесена из Москвы в город, возводимый на балтийских болотах. Из прежней матушки-столицы в столицу с немецким названием «Санкт-Петербург» потянулись бесчисленные возки и кареты. Двор и правительственные учреждения покидали Москву.

В новой столице, которая только строилась, кипели жизнь и смерть. В 1708 году работы в Санкт-Петербурге потребовали 40 000 работников, в 1711 году – еще 46 000, в 1713 году – еще 40 000!

Куда делись предыдущие? Получавшие по полтиннику в месяц, нищенствовавшие, «они в петербургских болотах канули», – шептали в Москве. Рассказывали анекдот. Будто Петр спросил шута Балакирева: «Что говорит народ о новой столице?» – «С одной стороны – море, с другой – горе, с третьей – мох, а с четвертой – ох!» – ответил смелый шут.

Впрочем, смерть была и в царском дворце.

Страсть продолжалась, Екатерина исправно рожала, но дети также исправно умирали. 14 марта 1713 года родилась Наталья – умерла 27 мая 1715 года. 14 сентября 1714 года родилась Маргарита – умерла 7 июня 1715 года.

Не успевала рожать и хоронить!

Все это время он – в постоянных поездках, и они переписываются. Но теперь, после женитьбы, грубоватое «Матка, здравствуй!» заменяется почтительным и нежным: «Катеринушка, друг мой, здравствуй» или нежнейшим «Катеринушка, друг мой сердешненький, здравствуй».

И вместо прежних коротких распоряжений хозяина Петр пишет заботливые письма любящего мужа. Во время очередной ее поездки к нему на фронт он уговаривает ее быть предельно осторожной – не дай Бог враг захватит ее драгоценную, теперь царскую плоть: «…только для Бога бережно поезжай и от батальонов ни на ста сажень не отъезжай».

Во время своих путешествий он заботливо сообщает «сердешненькому другу» о впечатлениях – описывает крепости, гавани, великую бедность «людей подлых». «Недужный старик Петр» (так он себя называет) радостно шлет любимой жене маленькие подарочки – попугаев, канареек, мартышку, кружева из Брюсселя. В ответ умная жена тотчас просит заказать на кружевах их общий вензель – не забывает о нежностях друг Катеринушка! Из ревельского дворцового сада отправляет Петру «цветы да мяту, что сама садила», и, конечно добавляет: «Слава Богу, все весело здесь, только когда на загородный двор придешь, а тебя нет, то очень скучно». И он старается не отставать в нежностях: «Благодарствую, друг мой, за презент [за цветы и мяту. – Э. Р.]… мне приятно, что оне из твоих ручек!..»

Но воркованье мужа сопровождается очень частыми просьбами – прислать «крепиша», то есть водки, или «армитажа» (вино). «Ивашко Хмельницкий» (выпивка) – обычная тема этих семейных писем. «Крепиш» шлет она «ради недужности» (болезни) любезного батюшки-мужа. Но просит «пить по малости». «И то правда, – отвечал Петр, – всего более пяти рюмок в день не пью, а крепиша по одной или по две, только не всегда… Оканчиваю, что зело скучно, что… не видимся». «Курорт Спа, 1717 год. Дай Боже [увидеться. – Э. Р.] скорее! При окончании [письма. – Э. Р.] пьем по одной про ваше здоровье…» «И мы, – отвечает Екатерина, – «Ивашку Хмельницкаго не оставим», то есть «выпьем про ваше здравие».

Так постепенно, чтобы не отстать от него, она будет превращаться в алкоголичку. Но пока она молода – здоровье позволяет.

Иногда они шутят в письмах по поводу его любовных приключений. Да, после брака Петр, как и прежде, не сдерживает свой темперамент, и «чернобровая жена» это приняла.

Зная страстность супруга и главное – свою власть над ним, она спокойно смотрела на его «метресишек (любовниц) для домашних забав». Граф Бассевич (премьер-министр герцога Голштинского, жениха Анны, дочери Петра) пишет в своих «Записках», что Царь сам рассказывал супруге подробности своих свиданий с дамами. «…Екатерина, уверенная в сердце своего супруга, только смеялась над его любовными приключениями, как Ливия над интрижками Августа, но зато и он, рассказывая ей об них, всегда оканчивал словами: «Но ничто не может сравниться с тобою».

Все эти «метресишки», появлявшиеся и столь же быстро исчезавшие, не задевавли Екатерину. Петр говорил правду: она для него была лучше всех. И потому она давала ему полную свободу. Он, например, мог отправить к ней больную постыдной болезнью любовницу. Так, во время лечения Петра на водах Екатерина узнала об очередной «метресишке». Шутливо написала ему: «Хотя и есть, чаю, у вас новыя портомои [прачки. – Э. Р.], однако ж и старая вас не забывает…» Он также предпочел отшутиться: «Сама знаешь, что я не таковской, да и стар… А понеже во время пития [лечебных. – Э. Р.] вод «домашней забавы» [то бишь секса. – Э. Р.] доктора употреблять запрещают. Того ради я метрессу свою отпустил к вам, ибо не мог бы удержаться, ежели бы она при мне была».

Но оказалось, отпустил он к жене любовницу совсем по другой причине. И уже вскоре Екатерина ему ответила: «…изволите писать, что вы метресишку свою отпустили сюда для своего воздержания, что при водах невозможно с нею веселиться, и тому верю; однако ж больше верю, что вы оную изволили отпустить за ее болезнью, в которой она и ныне пребывает, и для лечения изволила поехать в Гагу…»

Так что, узнав от «метресишки», зачем ее прислал Петр, заботливая Екатерина дала ей деньги для поездки и лечения в Гааге. И лишь смиренно попросила Петра впредь быть осторожней с любовницами: «…не желала бы я… чтоб и галан [любовник. – Э. Р.] той метресишки такой же здоровый приехал, какова она приехала…»

Пожалуй, только однажды Екатерине пришлось поволноваться. Это случилось, когда у Петра начался роман с Марией Кантемир, дочерью молдавского господаря, юной, блестяще образованной красавицей. Мария забеременела. Впервые Екатерина жила в большом беспокойстве. .

По одной из версий, помог Петр Толстой, глава Тайной канцелярии. Он умело поговорил с домашним врачом Кантемиров, и… вскоре у красавицы случился выкидыш. На этом опасный роман закончился.

Любовь к Катеринушке все больше овладевала великой и страшной душой Петра. На фоне этой страстной любви и будет разворачиваться одна из главных трагедий царствования.

Царевич Алексей был наследником престола. Его родила нелюбимая жена Евдокия. Мальчика назвали Алексеем в честь покойного отца Петра – царя Алексея Михайловича. Ему было всего восемь лет, когда его мать насильно постригли в монастырь.

Мальчика начали передавать из рук в руки: сначала его воспитывала бабка, царица Наталия Кирилловна, после ее смерти – сестра Петра царевна Наталия. Учителем Алексея сделали царского дьяка Никифора Вяземского, который должен был учить его сначала азбуке, а потом всем наукам и заодно главным иностранным языкам – немецкому и французскому. Нетрудно представить, как убогий дьяк его учил…

На пороге XVIII века отец вспомнил об Алексее. Один за другим стали меняться учителя у Царевича. Иностранцы (немцы) занимались с несчастным, медленно схватывавшим науки мальчиком. Его воспитанием по поручению Петра руководил Меншиков – он был назначен главой его двора. Но Алексашка хорошо знал Петра и потому не боялся ссориться с Царевичем.

«Ты не забывай, кто я!» – грозил ему Меншиков. «Конечно, не забываю. Ты был ничем и только по милости моего отца стал тем, кто ты сейчас», – отвечал Алексей.

Впоследствии, сбежав из России, он так описывал свою тогдашнюю жизнь в письме к австрийскому Императору: «…если имею немного ума, то это происходит от Бога и от Меншикова, который дал мне дурное воспитание, всегда меня утеснял, не заставлял учиться и от юности окружил дурными людьми и дураками». Ласку и уважение Алексей получал только от священников. От них он впервые услышал о своем предназначении – вернуть Святую Русь, когда сядет на трон. Они рассказали ему и о добродетельной матери, сосланной отцом в монастырь…

Он часто думал о матери. В 1707 году Алексей сумел тайно повидать ее в монастыре. И получил взбучку от отца…

В это время у Петра уже появились «Матка» Катерина и дети от нее – любимые от любимой. Сына от нелюбимой Петр не любил. Как впоследствии будет не любить Екатерина II своего сына от нелюбимого Петра III.

Но нелюбовь Петра I была куда опаснее. Чем ближе становилась для него любовница-кухарка, тем злее он относился к сыну. До встречи с Екатериной Царь брал сына с собой на войну. Но как только она заняла его сердце, Алексея уже нет ни в Полтавской битве, ни в Прутском походе. И если Петр берет его в поход в Финляндию, то только для того, чтобы постоянными обличениями и руганью доказывать его никчемность в присутствии сподвижников.

Подумывая жениться на Екатерине, Петр должен был женить сына. Ведь Алексей, формальный наследник престола, уже стал совершеннолетним.

В это время Петр наряду с военным вторжением начинает своеобразное матримониальное вторжение в Европу. Желая породниться с европейскими королевскими домами, он выдает русских Царевен за иностранных герцогов. Дочерей брата Ивана Петр выдал за Курляндского и Мекленбургского герцогов, свою дочь Анну выдает за Гольштейн-Готторпского герцога.

Брак Алексея должен был продолжить эту новую традицию.

Первая жена Петра – последняя официальная русская супруга в истории династии (брак Александра Второго и княжны Долгорукой был морганатическим). Именно со времен Петра Германия превращается в этакую конюшню для Романовских жеребцов. Здесь подбирали принцесс, как подбирают для случки породистых кобыл. Сергей Михайлович Соловьев наглядно показал, чем всё закончилось. Он взял два стакана. В одном было красное вино – аналог русской крови Петра. И за каждый немецкий брак Царей Романовых он доливал в красный стакан соответствующий процент обычной воды (немецкую кровь). В конце концов жидкость в стакане стала совершенно белой – обыкновенной водой. В жилах последних Романовых осталось меньше одного процента русской крови.