Глава 53
Кто-то жег ей бедро… Нет, не Аэлина, потому что Аэлину затолкали в железный ящик, накрепко запечатали там и увезли неведомо куда. Однако кто-то прожигал ей бедро до самой кости, причем основательно. Стоило ей хоть чуть-чуть шевельнуться на койке (или на кровати?), как все тело прорезала острейшая боль.
Лисандра приоткрыла глаза. Из пересохшего горла вырвался негромкий стон.
– Не дергайся, – пророкотал низкий голос.
Голос был ей знаком. Запах тоже. Запах чистого ручья и свежей травы. Эдион.
Лисандра повернула свои отяжелевшие, воспаленные глаза на звук.
Волосы Эдиона, которые она привыкла видеть сверкающими, висели сосульками. Вместо блеска – пятна крови. Под бирюзовыми глазами темнели пурпурные пятна. Сами глаза были холодными и совершенно пустыми.
Лисандра обнаружила, что находится в обычном солдатском шатре. Единственным источником света был качающийся фонарь на опорном шесте. Качаться его заставляли порывы ветра, проникавшие сквозь щели в пологе. Лисандра лежала на груде одеял. Эдион сидел на перевернутом ведре. Он по-прежнему был в доспехах. Даже плащ не накинул.
Лисандра слегка высунула язык и стала вслушиваться в звуки за стенами шатра.
Хаос. Крики. Кто-то вопил во всю мощь легких.
– Мы сдали Перрант, – хрипло сообщил Эдион. – Вот уже два дня подряд улепетываем. Еще через три достигнем Оринфа.
Лисандра нахмурилась. Неужели она столько времени пробыла без сознания?
– Тебя погрузили в повозку вместе с другими ранеными. Сегодня мы впервые рискнули сделать привал. – У Эдиона дернулся кадык. – На юге разразилась нешуточная метель. Она задержала продвижение сил Мората.
Лисандра пыталась сглотнуть, но во рту было совершенно сухо. Последнее, что она помнила, – сражение с илками. Никогда еще она так остро не ощущала ограниченность смертного тела. В сравнении с илками даже рослая Аэлина казалась девочкой. Потом какая-то из тварей вонзила ей когти в ногу. Лисандре все же удалось собрать остатки сил и убить одну.
– Ты сплотила нашу армию, – продолжал Эдион. – Мы проиграли сражение, но наше отступление не было позорным бегством.
Лисандра кое-как сумела протянуть руку к кувшину с водой на полу возле койки. Эдион тут же вскочил и наполнил кружку. Когда кружка оказалась в ее руке, Лисандру ждало новое открытие. Пальцы и сама рука были ее собственными.
– Ты… вернулась в свое тело, – пояснил Эдион, заметив ее распахнутые глаза. – Пока целитель возился с твоей ногой. Наверное, боль… Это и стало причиной возвращения.
Лисандру охватил ужас. В ушах зазвенело. К горлу подступила тошнота.
– Много было тех, кто… видел?
Это были ее первые слова после пробуждения. Каждое слово обжигало ей пересохший рот.
– Не волнуйся.
– Они знают? – спросила она, залпом проглотив воду. – Все?
Эдион медленно кивнул.
– Что ты им рассказал… про Аэлину?
– То, что она с Рованом и несколькими спутниками отправилась на поиски. Поиски эти окружены завесой предельной секретности. Королева даже запретила упоминать о них без крайней надобности.
– А солдаты…
– Не волнуйся, – повторил Эдион, но Лисандра видела, как напряглось его лицо.
Террасенская армия откликнулась на призыв королевы. Откликнулись союзники Аэлины. И оказалось, что их столько времени дурачили. С ними была поддельная Огненосица, не имеющая огненного могущества и потому неспособная защитить их от теснящей вражеской армии.
– Я прошу прощения, – прошептала Лисандра.
Эдион забрал у нее пустую чашку, потом осторожно сжал ее руку:
– Это я прошу у тебя прощения, Лисандра. За все, на что тебя толкал. – Его кадык снова дернулся. – Когда я увидел, как ты устремилась на илков…
«Никчемная… лживая сука». Прежние слова Эдиона, неизменно бросаемые ей в гневе или раздражении, вытянули Лисандру из пелены боли. Ее сознание прояснилось.
– Ты это сделала ради Террасена. Ради Аэлины. Боги свидетели, ты была готова умереть за это.
– Готова, – с необычной холодностью ответила Лисандра.
Она выдернула свою руку из руки Эдиона, заставив его удивленно моргнуть. От раненой ноги по телу поднимались волны боли, однако Лисандра сумела сесть и посмотреть Эдиону в глаза.
– Надо мною столько лет издевались и унижали всеми мыслимыми и немыслимыми способами, – дрожащим голосом начала Лисандра. Голос дрожал не от страха, а от внутреннего напора, добавлявшего огня к ее пылающей ране. – Но я никогда не чувствовала себя настолько униженной, как в тот вечер, когда ты вышвырнул меня на снег. Когда в присутствии наших друзей и союзников назвал лживой сукой. Никогда. – Слезы жгли Лисандре глаза, лишь усиливая ненависть. – Когда-то меня заставляли пресмыкаться перед мужчинами. Я думала, те времена навсегда окончились. Все эти месяцы я почти пресмыкалась перед тобою. Неужели мне нужно было оказаться на грани гибели, чтобы до тебя дошло, какой же ты редкостный придурок? Неужели только перед лицом смерти ты снова разглядел во мне человека?
Эдион не пытался прятать раскаяние. Ремесло куртизанки научило Лисандру безошибочно читать по мужским лицам. Она знала: все, что сейчас отражалось на лице Эдиона, – правда. Он искренне раскаивался за содеянное, но стереть свои прежние слова и поступки не мог.
Лисандра приложила руку к груди, где билось ее истерзанное сердце:
– Я думала, что с тобой нашла счастье. До этого единственным светлым пятном в моей жизни был Сэльв. После всей грязи и мерзости я думала, что боги наконец мне улыбнулись. Я хотела идти вместе с тобой. Просьба Аэлины никак не повлияла на мои чувства к тебе. Я никогда не считала ее просьбу тяжким грузом, поскольку будущую жизнь все равно представляла только с тобой.
Лисандра не пыталась вытирать слезы, катившиеся по щекам.
– А ты вышвырнул меня на снег.
Эдион встал на колени. Потянулся к ее руке:
– Лисандра, я ни на мгновение не перестану корить себя за сказанное и сделанное. Я ничего не забуду. И не перестану себя ненавидеть. Я очень…
– Не надо! – Лисандра опять выдернула руку. – Не надо стоять передо мной на коленях. Не трать усилия. – Она указала на выход. – Мне больше нечего сказать. Да и тебе тоже.
Лицо Эдиона вновь исказилось гримасой душевной боли, но Лисандра внутренне загородилась от этого зрелища. Она заморозила все чувства и просто смотрела, как он встает и тихо стонет, будто его могучее тело терзала боль.
Минуту или две Эдион молча смотрел на нее. Потом сказал:
– Все обещания, которые я давал тебе на берегу Бухты Черепов, остаются в силе.
Сказав это, он ушел.
У Эдиона хватало причин для ненависти к самому себе. Эта ненависть не утихала в нем годами. Но смотреть на слезы Лисандры и знать, что она плачет из-за него… Никогда еще Эдион не чувствовал себя таким мерзавцем.
Он едва слышал голоса и крики солдат, сновавших между наспех поставленными шатрами. Метель не утихала. Скольких раненых они недосчитаются завтра утром?
Воспользовавшись своим положением, Эдион приставил к Лисандре лучшего из оставшихся лекарей. И все равно этого было мало. Никто из армейских лекарей не владел магией. Пусть раны и заживали на Лисандре, как на призрачном леопарде, раненую ногу пришлось зашивать, а после – постоянно менять бинты. Хвала богам, рана быстро затянулась и обошлось без воспаления.
Не всем раненым так повезло. У других раны начинали гнить или воспалялись. Зараженная кровь неслась по жилам… Каждое утро в снегу оставалось все больше тел. Долбить могилы в мерзлой земле у отступающей армии не было времени. Его не хватало даже на сожжение мертвецов.
«Пища для Эравановых чудовищ», – ворчали солдаты, присыпая тела снегом. Бесплатное угощение врагам.
Эдион решительно пресекал эти разговоры наряду со всякими перешептываниями о бегстве и поражении террасенской армии. Ко времени сегодняшнего привала добрая треть солдат, в том числе и легион Беспощадных, имели разные задания и поручения. Их цель была очевидна: после дневного перехода так измотать солдат, чтобы у тех уже не оставалось сил ворчать и сетовать.
Эдион шел к своему шатру, стоящему не слишком далеко от лекарских. Каждый был набит под завязку. Отдельный шатер для Лисандры – еще одна привилегия, ради которой он употребил власть главнокомандующего.
Шатер Эдиона был невелик. Зачем ставить большой, если через несколько часов они снимутся с места и продолжат отступление? Невдалеке кто-то грелся у костра.
Эдион замедлил шаги и теперь шел крадучись.
Среди других у костра сидел Рен. Тот поднялся на ноги. Лицо Ручейника-младшего скрывалось под капюшоном, но от Эдиона не ускользнуло, что его соратник чем-то взбудоражен. Разглядев лицо второго, Эдион едва удержался, чтобы не выругаться.
– Дарро, – буркнул он, даже не поздоровавшись. – Я-то думал, вы уже давно в Оринфе.
Террасенский сановник, закутанный в меха, не улыбнулся.
– Я решил лично вручить послание. А то мои доверенные гонцы с недавних пор стали служить нескольким господам.
Получается, старый проныра знал и как Лисандра играла роль Аэлины, и как Нокс Оэн помог армии уйти из-под носа Дарро.
– Что случилось, того не переиграешь, – сухо произнес Эдион.
Рен напрягся, но промолчал.
Тонкие губы Дарро искривились в язвительной улыбке.
– За преступное своеволие, граничащее с государственной изменой, за невыполнение нашего приказа отвести войска туда, где им надлежало находиться, за разгромное поражение на границе королевства и потерю Перранта ты… лишаешься своего прежнего звания.
Эдион едва слышал слова Дарро:
– Отныне ты – рядовой легиона Беспощадных, если они согласятся тебя принять. Что же касается самозванки, затесавшейся в ваши ряды… – Дарро насмешливо поглядел в сторону лекарских шатров. Эдион глухо зарычал. Дарро лишь прищурился и продолжал: – Если ее вновь застанут разыгрывающей из себя принцессу Аэлину… – (от слова «принцесса» Эдиону захотелось вцепиться сановнику в глотку), – нам не останется иного, как подписать приказ о ее казни.
– Хотел бы посмотреть, как у вас получится ее казнить.
– И я хотел бы посмотреть, как ты нам помешаешь.
– Вам придется иметь дело не со мной, – презрительно бросил ему Эдион. – Не завидую тому, кто попытается причинить вред столь могущественному оборотню, как Лисандра.
Дарро пропустил его слова мимо ушей.
– А теперь будь любезен отдать Меч Оринфа. – Сановник протянул руку.
– Дарро, вы никак спятили? – вспыхнул Рен.
Эдион молча смотрел. Престарелый сановник продолжал:
– Меч принадлежит настоящему главнокомандующему террасенской армией, ее принцу-командиру. Поскольку ты лишен этого звания, меч должен быть возвращен в Оринф и ждать, пока не найдется новый воин, достойный его носить.
– Дарро, вам напомнить, что меч попал к нам только благодаря Эдиону? – прорычал Рен. – Пусть Эдион и получил Меч Оринфа из рук адарланского тирана, это не умаляет заслуг главнокомандующего Ашерира. В противном случае наша реликвия и сейчас ржавела бы где-нибудь в подземельях Адарлана.
– Мы умеем помнить хорошее и благодарны Эдиону… хотя бы за это.
Голова Эдиона наполнилась глухим гулом. Дарро застыл с протянутой рукой.
Он заслужил этот позор. За все недавние поражения. За то, что не сумел защитить Террасен, хотя и обещал Аэлине. За мерзкое обращение с Лисандрой, которая захватила его сердце с того самого момента, как он увидел ее расправляющейся с валгами в сточных каналах Рафтхола.
Эдион отстегнул с пояса древний меч. Рен протестующе забубнил. Эдион молча бросил Меч Оринфа в руки Дарро и сразу ощутил непривычную легкость на поясе. Чуть равновесие не потерял.
Сановник смотрел на меч, оказавшийся в его руках. Даже провел пальцами по костяному эфесу. Морщинистое лицо Дарро приняло благоговейное выражение.
– Меч Оринфа – всего лишь кусок металла с приделанным куском кости. Таким он был с самого начала. Важны чувства, пробуждаемые в том, кто берет меч в руки. Меч позволяет ощутить истинное сердце Террасена.
– Очень поэтично, Эдион, – только и сказал Дарро.
На краю лагеря сановника ждали сопровождающие. Прежде чем отправиться к ним, Дарро отдал последние распоряжения:
– Теперь командовать Беспощадными будет Киллиан. Доложишь ему, что отныне ты подчиняешься его приказам.
Дарро исчез за стеной метели.
– Плевать тебе на Дарро, – хмуро произнес Рен. – Командиром был, командиром и останешься.
– Как постановили нынешние правители Террасена, так и будет.
– Почему ты не сопротивляешься? – Глаза Рена пылали от возмущения. – Отдал ему меч, будто послушный мальчишка!
– А мне плевать! – Эдион слишком устал и не собирался скрывать досаду и гнев, владевшие им. – Пусть забирают меч, забирают армию. Мне плевать!
Рен не пытался его удержать. Эдион нырнул в свой шатер и не показывался до рассвета.
Правители Террасена отобрали у командующего Ашерира его древний меч. Весть об этом быстро распространилась от костра к костру, невидимыми волнами облетев лагерь.
Возле одного костра сидел солдат легиона Беспощадных. По меркам бывалых – почти новобранец. В легион он вступил лишь нынешним летом. Солдат считал это честью, хотя надвигалась страшная война и родные, провожая его в армию, плакали, словно прощались с ним навсегда.
Сражаться за принца Эдиона, за Террасен казалось ему достойным и славным делом, ради которого можно (хоть и не без тяжести на душе) покинуть родное селение. Проститься с миловидной дочкой соседа, которую он даже ни разу не поцеловал.
Тогда все это виделось солдату достойным занятием. Но не сейчас.
Друзья, появившиеся у него за месяцы выучки и сражений, были мертвы.
И потому он один сидел у костерка. Последний из безусых летних новобранцев, которым не терпелось сразиться с валгами.
Сейчас, когда Террасен и армия оказались в цепких когтях зимы, он называл себя глупцом. Это слово он произносил мысленно. Говорить не хотелось. Слова сделались ненужными, чужими. Столь же чужими, как и его полузамерзшее тело, которому было никак не согреться, хотя он спал у самого огня. Вернее, пытался заснуть под крики раненых и умирающих, среди неотвязных дум о силе, заставляющей террасенскую армию отступать на север.
Никто не придет им на помощь и не спасет их. Даже королева, сражающаяся в их рядах, оказалась ненастоящей. Иллюзией, созданной женщиной-оборотнем. Где сейчас сражалась настоящая Аэлина Галатиния и почему те сражения считала важнее здешних, солдат не знал.
Холодная ночь напирала, угрожая поглотить костерок. Солдат пододвинулся еще ближе к огню, кутаясь в поношенный плащ. В его теле не осталось косточки или мышцы, которую бы не ломило от целого дня пути.
Но он не сбежит из армии, как другие, подбивавшие и его вернуться домой, пока не поздно. И пусть принца Эдиона лишили звания командующего, пусть их королева находится неведомо где, он не покинет армию.
Он принес присягу. Поклялся защищать Террасен и свою семью. Он останется верным присяге. Даже если все отчетливее сознавал, что родных он больше не увидит.
Снег шел всю ночь и не прекратился к началу очередного дня отступления. Снегопад продолжался еще два дня, усложняя остаткам армии путь на север. Из-за него каждая лига казалась длиннее.
Решение террасенских правителей, объявленное Дарро, почти ничего не изменило. Киллиан наотрез отказался принимать решения без предварительного одобрения Эдиона. Отказался надевать доспехи, соответствующие его новому чину, и занимать командирский шатер.
Эдион знал: верность соратников заработана им давным-давно, как и его верность легиону Беспощадных. Но вместо гордости за них он ощущал привкус досады. Даже сердился на Киллиана, что тот не торопится принимать командование по-настоящему.
Нога Лисандры достаточно зажила, чтобы передвигаться верхом, однако все эти дни Эдион ее почти не видел. Она находилась рядом с Реном. Оба ехали с обозом лекарей, на случай если вдруг разойдутся швы. Стоило Эдиону поймать ее взгляд, как он торопился отвести глаза, иначе его начинало мутить.
На третий день прискакали разведчики с донесением: моратская армия их нагоняет и вскоре снова окажется в поле зрения. Эдион знал, чем все может кончиться. Видел, с каким трудом давался солдатам каждый шаг. Видел их изможденные лица, осунувшиеся от недоедания.
До Оринфа оставалось полдня пути. В иных погодных условиях и на иной местности у них был бы шанс достичь города и укрыться за древними стенами. Но путь к Оринфу преграждала река Флурин, ширина которой не позволяла переправляться без лодок. Ближайший мост находился далеко к югу, и идти туда было рискованно.
В это время года Флурин еще не покрывался льдом. Но даже в самые суровые и морозные зимы ледяной покров на этой реке, учитывая ее ширину и глубину, всегда был ненадежным. Его толщина могла выдержать нескольких человек. Если же начнет переправляться армия, лед может не выдержать и треснуть.
Существовали и другие пути к Оринфу. Можно было идти на север, к Оленьим горам, а затем резко свернуть на юг, где у подножия гор и лежала террасенская столица. Но каждый час промедления добавлял преимуществ моратской армии.
Эдион ехал рядом с Киллианом. К ним на полном скаку приблизился Эльган. Из ноздрей его лошади и от ее боков шел пар.
– До Флурина осталось чуть больше трех лиг, – сообщил Эльган. – Решение надо принимать сейчас.
Выбор был невелик: рискнуть двинуться на юг, к мосту, или пойти кружным северным путем. Заметив их троих, Рен тоже подъехал.
Киллиан ждал приказа.
– Ты у нас командир, – напомнил ему Эдион.
Киллиан выругался.
– Что известно о состоянии льда? – спросил Эдион, повернувшись к Эльгану.
– Ничего, – покачал головой Эльган. – И в каком состоянии мост, тоже не знаем.
Впереди лежало бескрайнее белое пространство с белыми вихрями. Эдион не решался оглянуться назад, на шеренги вязнущих в снегу солдат.
Рен столь же молчаливо вернулся к Лисандре.
Над головой, сквозь ветер и снег, прошелестели крылья. В небо взмыл сокол со странно поджатой ногой.
– Пока едем дальше, – сказал соратникам Эдион.
Лисандра вернулась через час. Пообщалась только с Реном, после чего Ручейник-младший помчался туда, где по-прежнему втроем ехали Эдион, Киллиан и Эльган.
– Льда на Флурине нет, – сообщил побледневший Рен. – Моратские разведчики пробрались к южному мосту и полностью разворотили его.
– Они гонят нас на север, – пробормотал Эльган.
Рен кивнул:
– И завтра к утру будут висеть у нас на хвосте.
У них не оставалось времени на обдумывание всех «за» и «против» кружного пути к Оринфу. До Флурина – всего ничего, но кто отважится переплывать эту широкую и глубокую реку, да еще в ледяной воде? А силы Мората неумолимо приближаются, зная, что их противник попал в западню.
