Заключение

– Пенка почему не с вами? – Сионист быстро осмотрел наш отряд, как только мы выгрузились из машины.

– Ушла в Зону, сталкер. Жива, если что, – буркнул я, чувствуя горьковатый привкус слов. – Так надо, за тем и ходили. Вызывай этого… Гену Ботаника. Надо нам до Гавриила добраться.

– В смысле? Вы же вроде прятались, скрывались…

– Не до того, Сионист. – Я хлопнул рукой по планшету с бумагами. – Скрывались, да. Теперь не скрываемся. Не до того. Вызывай.

– Вызывайте ЦАЯ, сталкер, – уверенно сказал Зотов. – Все, что нужно, завершено, так как нас благодаря этим мерам, по счастью, не задержали по дороге в Москву. Теперь дело сделано, и можно сдаваться.

Сионист, не задавая больше вопросов, отдал короткие приказы, а я, взяв за руку молчаливую Хип, пошел в «Сибирь». Молчит стажер. Всю обратную дорогу ни улыбки, ни веселого слова. Помрачнела совсем.

– Если бы я знала, Лунь… я бы отговорила Пенку, – буркнула Хип, мрачно осматривая поселок.

– Это вряд ли, стажер. Она сделала это для нас. – Я сжал руку девушки. – Не рви сердце. Она ведь просила не скучать.

– А у тебя это получается? – тихо спросила девушка, и я не нашелся с ответом.

– Пойдем, Хип. Посидим за столом, погреем душу. Нам это надо сейчас.

Стажер молча кивнула, и вскоре горячий, терпкий глоток зашумел в голове в унисон тихому говору сталкеров «Трактира».

– С возвращением, Седой! – весело крикнул Сибиряк. – Ну, как, удачно сходили? Смурные вы чего-то…

– А, спасибо, хозяин. – Я махнул рукой. – Благодарю. Ничего, нормально.

– Это хорошо. Ну, обратно штуку для воды сдавать будешь?

Я задумался, но ненадолго, всего на минуту.

– Звиняй, Сибиряк, покуда придержу. Хорошая вещица, нужная. В хозяйстве понадобится.

– Понял. Ладно, отдыхайте.

В «Трактир» зашел Сионист.

– Седой… а, ладно, теперь-то уж Лунь. Дозвонились мы. Они уже выехали, Яковлев даже переспрашивать не стал. Вроде злой он крепко, но точно не скажу.

В «Трактире» наступила короткая, но глубокая тишина. Один из сталкеров, обернувшись к соседу, буркнул: «А я те говорил, что девка во время перестрелки этого седого Лунем называла, а ты мне не верил».

– Хренасе…

– Оп-па…

– Я думал, он здоровее намного…

– Здоров, мужики. Звиняйте за небольшое вранье, так надо было. Да я и правда седой, что характерно. – Я поднялся из-за стола. – А что рассказывают сказки, так тому не верьте. Брешут в основном.

– Привет всем. – Хип подняла руку с бокалом. – За знакомство.

И к нам под шум голосов потянулись кружки с пивом, в баре как будто стало даже светлее. У Хип даже получилось улыбнуться, отвечая на рукопожатия.

– Короче, Лунь. Общество тебя не одобряет, ну! Фигли ты врал? – со смехом поинтересовался один из сталкеров. – Штраф, короче.

Я усмехнулся.

– Ну, раз общество решило, то конечно. Сибиряк, всем проставь угощение. Сколько там наберется, рассчитаюсь.

– Нет, Лунь, извини, не пойдет, – вздохнул торговец.

– Что так? Если что, у меня еще есть, на это точно хватит.

– Не возьму я с тебя денег. Знаю я, сколько ты уже на общество подарил, и знаю, как вы с барышней с бандосами дрались за наших, мне тоже рассказали. В общем, команда молодости нашей, сейчас пиво за счет заведения. Спасибо скажите Луню и Хип.

Через несколько часов, пролетевших незаметно, прямо к «Трактиру» подкатил институтский вездеход. Невысокий, щуплый сотрудник НИИ, представленный Сионистом как Гена Ботаник, быстро пробежал по нам взглядом и, несмотря на действительно «ботанический» вид, показался мне очень спокойным и каким-то профессионально внимательным, что ли. Маленькая, но на редкость сильная рука быстро ответила на рукопожатие, Гена поправил очки и пригласил нас в вездеход.

– Здравствуйте, Лунь. Наслышан. Знаете, у вас очень интересные семинары, я стараюсь не пропускать, – негромко, вежливо сказал Ботаник. – Вы присаживайтесь. Спасибо, что сообщили, Яковлев вас ждет. Только у него не особенно хорошее настроение, хочу предупредить.

– Неудивительно. Хотя, как мне кажется, самое время расставить точки над «ё», и, думаю, он поймет.

– А я вас охотно в этом поддержу, сталкер, – уверенно заявил подошедший Проф. – Уважаемый, подгоните, пожалуйста, машину к тому дому. Нужно забрать оборудование и записи.

– Здравствуйте, профессор, – с легким удивлением произнес Ботаник. – Странно, по директиве нашего отдела вы отстранены от работы, я лично видел приказ.

– А, это я знаю, Геннадий Сергеевич, благодарю. – Проф пожал плечами. – Я ознакомился с данным приказом примерно за четыре дня до экспедиции и даже наложил на него, скажем так, резолюцию.

– Но ведь…

– Да, да, товарищ Савельев. И это я тоже знаю, спасибо. Поехали.

Коридоры Подмосковного отдела НИИАЗ были гулкими, сыровато-кафельными и ощутимо старыми – под здание Института были выделены корпуса почти заброшенного советского НИИ. Ученые не стали строить современных помещений – в непосредственной близости от Москвы в этом не было особого смысла, и оборудование просто смонтировали в светлых, насыщенных эхом и старыми мозаичными картинами залах. Несмотря на посеревший, даже немного заброшенный вид, Центр отличался довольно живой деятельностью – между корпусов сновало множество людей, поминутно подъезжали вездеходы, БМП, что-то монтировали в огромных полусферах цвета чистого серебра, ярко сверкавших на солнце.

Яковлев был в своем главном кабинете, выглядевшем гораздо скромнее брагинского. Не особо большой, оклеенный простыми фотообоями, с красновато-бежевым столом из сосны и книжными шкафами, он словно шагнул в современность из того времени, когда здание, наверное, только строилось, и с тех пор не изменился.

Яковлев не поднялся, когда мы вошли, и только сумрачно взглянул в нашу сторону. Я ожидал сильнейшего разноса и приготовился просто переждать «бурю» перед тем, как говорить самому, но Гавриил молчал, словно чего-то ожидая. Наконец он приглашающе кивнул за стол и на удивление тихо, устало произнес:

– Вы хотели меня видеть. Что же, я слушаю.

– Экспедиция завершена, академик. – Проф положил на стол пухлый армейский планшет. – Здесь то, что вам хотели передать, и мы выполнили просьбу.

– Кто хотел? – бесцветно поинтересовался Яковлев.

– Профессор Прохоров, коллега.

Гавриил вздрогнул, неверящим взглядом посмотрел на планшет, затем на Зотова.

– Вы не ослышались, Виктор Николаевич, – вздохнул Проф. – Именно на встречу с ним я отправился в Москву вопреки очередному вашему приказу. И не только поэтому.

И профессор не спеша, с расстановкой, не упуская ни малейших деталей, рассказал Яковлеву все, начиная с экспедиции в Беларусь и до расставания с Пенкой в Москве.

– Почему же вы мне ничего не сказали?.. – Потрясенный академик встал и быстрым шагом начал ходить по кабинету. – Почему, коллега? Как же так?

– Я не мог, – просто сказал Проф. – Скажи я вам про Пенку, я не был бы уверен в том, что вы бы ее не задержали с целью более плотного и, скажем так, жестокого изучения. Так с другом не поступают, Виктор Николаевич, а доказать вам, что она не подлежит препарированию и анализам, я был бы не в состоянии. Я пошел на чудовищную ложь и неоднократные должностные преступления ради друзей. Для вас это не пустой звук, коллега, я знаю.

– Верно, Игорь Андреевич. Вы поступили верно, продолжайте, прошу вас. – Таким взволнованным Гавриила я еще не видел.

– За время экспедиции я провел беспрецедентное изучение всех аспектов личности нечеловеческого разума настолько, насколько вообще был способен. И все это лишь потому, что, будучи нелегальным сталкером вне закона, я получил недостающее время, недостающие средства и то общество, на которое, продолжая действовать в рамках ваших указов, я не мог бы даже рассчитывать. За две недели работы я совершил больше, чем за предыдущие пять лет.

Зотов помолчал, наблюдая за Яковлевым.

– Академик, я знаю вас как чрезвычайно умного, честного и хорошего человека. Я прошу вас, сделайте выводы, – попросил Зотов. – И позвольте нам всем работать по нашему же усмотрению.

– Да, коллега. Я вас услышал. А вы, Лунь, и вы, Хип… простите, что неофициально.

– Все в порядке, академик.

– Хорошо, благодарю… сталкеры, и вы, чтобы обвести вокруг пальца мою службу и за возможность доставить в Москву профессора, потратили все деньги, что у вас были, я верно понял?

– Не все, Виктор Николаевич. Немного осталось. – Я улыбнулся. – Спасибо, кстати, за премию. Если бы не она, не выгорел бы план «Барселона», ну или остались бы мы в Москве без комбезов.

– Видимо, я и впрямь плохо вас знаю… – печально выдохнул Гавриил. – Но ведь я же приказал капитану Прокопенко…

– И он очень старался, – прыснула Хип. – Пришлось потратиться, иначе бы не прокатило.

– Дела… – Яковлев сел за кресло, покачал головой. – Дела…

– Это еще не все дела, академик. Мне, кстати, жаль, что вы сейчас академик, а не сталкер, – как бы между прочим, нейтрально сообщил я.

– Почему же?

– Сталкеру проще по лицу дать, а на академика как-то рука не поднимается, – вздохнул я.

– Не могу понять, – удивленно пожал плечами Яковлев.

– С Гошей Чистом зачем отправили экспедицию, а, Гавриил? – Я, даже не стесняясь, выделил последнее слово, но академик воспринял это совершенно спокойно.

– Потому что второй сталкер, известный как Бача, сохранил живыми еще одну группу ученых, довел их до места, спас от Прилива и вывел обратно. В вашем племени, Лунь, сталкеры очень разные, и угадать, кто из вас кто, не могут даже спецы отдела. Не мне вам рассказывать, дружище. Вспомните Прокопенко и вашу «Барселону». Я был уверен, что вы, Лунь, на аферы не способны.

– Не способен, но иногда приходится. Случаются цели, на которые некогда искать средства, академик. Теперь, надо полагать, вылет без выходного пособия по статье, да, товарищ Яковлев?

– А?.. Нет, нет, сталкер. Работайте пока, старший научный сотрудник Семенов. Работайте. Игорь Андреевич, скажите, нужен ли вам отпуск, назначенный мной?

– Ни в коем случае, – уверенно заявил Зотов.

– Тогда я аннулирую приказ, возвращайтесь к работе, дорогой друг. Извините меня. Буду ждать результатов ваших исследований. В первую очередь именно по вашей недавней экспедиции. Считайте это направление приоритетным.

– Вы очень негромкий сегодня, уважаемый академик. В тот раз было, как бы это сказать… поярче, – заметила Хип.

– Потому что вы, младший научный сотрудник Архипова, ушли в составе уже шестой экспедиции, совершенной полевыми учеными вопреки моим приказам, – просто ответил Яковлев. – Я вынужден пересмотреть политику, скажем так.

Яковлев нажал кнопку вызова.

– Чернова и Прокопенко ко мне, срочно.

Чернов привычно мазнул взглядом сначала по нам, а затем, долгим внимательным взором, обратился на капитана Прокопенко. Тот в свою очередь сначала побледнел, а затем постепенно налился блестящим свекольным окрасом.

– Капитан, как это понимать? Они же в круизе, согласно твоему отчету… – майор, не повышая голоса, обманчиво мягко спросил капитана. – Ты же их за руку на трап проводил и дождался, пока отплывет лайнер.

Нюхель не ответил. Он, хлопая глазами, размеренно дышал, временами прищуриваясь, затем мотал головой и снова щурился. Вместо слов слышно было только густое, прерывистое дыхание.

– Так это… они сейчас уже в Греции, товарищ майор! – наконец выдал Нюхель, слегка заикаясь. – Только вчера с карт отчет приходил, фото с банкомата. Это не они, это… это…

– Мы об этом побеседуем отдельно, капитан. И про Грецию, и про банкоматы, и даже отчеты с карт. Все обсудим, – спокойно проговорил майор Чернов. – Так, академик, слушаю вас.

– Я вас вызвал не за этим, майор безопасности, – мягко сказал Яковлев. – Но раз уж зашел разговор, я убедительно прошу не применять к капитану никаких дисциплинарных мер, товарищ Чернов. Он сделал свою работу честно и добросовестно, поверьте.

– Вы считаете? – с удивлением спросил майор.

– Я уверен. Вы же знаете сталкеров, Чернов. Второе. Научным сотрудникам Семенову и Архиповой не делать никаких заметок в личные дела.

– А?..

– Я достаточно ясно выразился, майор? Никаких. Активировать их пропуска и отметить как официальную экспедицию. Спасибо, вы свободны.

– Спасибо, академик. – Я снял рюкзак, достал контейнер с анобом. – Пользуясь случаем, штатный научный сотрудник сдает в НИИ найденный материал. Пенка сказала, что он полезный и хороший. Называется «аквариум». А если Пенка так сказала, то, поверьте, так оно и есть. Изучайте… а нам бы поспать и помыться. Неделя в Зоне, сами понимаете.

Август в Крыму начался очень мягко, даже ласково. Я лежал прямо на траве в саду и смотрел, как качаются ветки старой груши, отчего по земле бегала сеть теней. Отпуск мой Яковлев продлил, и мне оставалось честно его отгуливать – уже вторую неделю я только и делал, что сидел в море, гулял по берегу или, не думая ни о чем, отдыхал в саду.

Хип сказала, что ее отсутствия на радиостанции никто и не заметил – дела там шли не сказать чтоб знаменито, и станция уже начинала держаться в основном за счет чистого энтузиазма работников. Передачу просто возобновили, и ласковыми, теплыми вечерами я слушал веселый голос Хип, буквально ушедшей в свое увлечение. Девушка немного грустила, но взглядов на север я уже не замечал – синдром Зоны, видимо, на некоторое время отступил, и мы снова вернулись к югу, кипарисам, маленькому прохладному бассейну и морскому прибою. Изредка я заходил к соседям. Зотовы еще не переехали, их дом не был готов, но мне нравилось смотреть, как растут стены, ложатся стропила крыши, а маленький японский экскаватор заканчивает котлован под бассейн. «Аквариум» по тихой, негласной договоренности между мной и Яковлевым оформили на Профа, о чем он не должен был догадаться. Штуковина ушла за рубеж, Институт получил оборудование и какие-то совершенно удивительные деньги, и Яковлев приложил все усилия к тому, чтобы крошечная часть от них конвертировалась в пусть небольшой, но уютный, оборудованный дом по соседству с нами. Учитывая, что один из биологических филиалов переехал в Симферополь, Зотову теперь можно было особо и не отлучаться от моря надолго. И климат местный, помнится, ему нравился, и компания. Вот и пусть будут в шаговой доступности.

Тихо тренькнул звонок калитки. Я неохотно поднялся и пошел открывать. Посыльный, передавая мне тяжелый конверт, попросил расписаться в доставке, и я, подмахнув бланк, пошел в дом, аккуратно отклеивая полоску бумаги. Внутри оказался рекламный проспект в ярких таких, глянцевых тонах, с синим небом, узорчатыми, витыми домами и большим белым кораблем на горизонте.

«Круиз. Черное и Средиземное моря. Турция, Крит, Греция, Италия, Франция, Испания».

И два цветастых, ярких билета на наши имена.

И маленький листок за ними, вырванный из органайзера.

«Спасибо. С приветом, Гавриил».

Хип в желтом, солнечно-ярком купальнике устроилась рядом со мной. На верхней палубе, у бассейна, было жарковато, но от стажера повеяло яркой водяной свежестью. Я сидел в шезлонге, раскрыв уже много раз пересмотренный альбом. Это, наверное, я… Пенка как-то разом отошла от палок-огуречиков, и на листе, довольно своеобразно, даже красиво был нарисован портрет. Рисунок ни в коем случае не был умелым, но в нем чувствовалось что-то, что заставляло просматривать альбом снова и снова. А вот и Хип, в профиль, и в ее руках Скарлетт. Похожа… факт, похожа. Многоэтажки Москвы – даже тень есть, прорисована тщательной штриховкой. Проф идет, несет в руке детектор, а вдалеке собаки… Солнце, свет сквозь тучи вечерний, почему-то темно-синим карандашом. И сердце, хорошо, тщательно выведенное, в груди улыбающейся девочки с длинной рукой. Сердце на последней странице альбома. Сердце на память.

И снова подкатило к горлу, и снова небольшой волной пробежалась по синеве испанского неба непрошеная жгучая влага. Скажу Хип, что попало крошкой соли от сильного морского ветра. По крайней мере она мне так вчера говорила, тоже листая альбом Пенки.

Я убрал его в непромокаемый мягкий чехол, застегнул молнию и откинулся в кресле, чувствуя, как греет южное, уже чуть другое солнце. Приятное расслабление потихоньку начало превращаться в сон. Нащупав прохладную ладошку стажера, я глубоко вдохнул и надвинул на закрытые глаза солнечные очки. И тут рука Хип вздрогнула одновременно с моей.

«Лунь, привет! Хип, привет! У меня хорошо, я дозвалась. Теперь могу говорить. Фреон хороший, рассказывает интересно. Я теперь сильнее, много знаю!»

Я вскочил, увидев ошалевшие, удивленные глаза Хип, ее неуверенную, но такую лучистую улыбку, и рассмеялся.

А на горизонте, в синеватой дымке, уже выплывали навстречу нам разноцветные, пестрые, узорчатые дома одного интересного испанского города.