Часть 3. «Барселона»

– Поздравляю вас, сталкер. – Капитан Прокопенко встал из-за стола и с силой потряс протянутую руку. В добрых голубых глазах светилось живое участие, капитан постоянно улыбался, перебирая наши документы и буквально процеживая каждую страницу паспорта. – Академик все-таки выдал вам премии, сталкер. В отпуск сталкеры могут пойти.

– Товарищ капитан… я все-таки для вас давно не сталкер, а сотрудник НИИ. – Я тоже приветливо улыбнулся, глядя в ясные, веселые глаза Прокопенко. Тот расплылся еще шире.

– Конечно, конечно. Как скажешь, сталкер! Нет проблем.

Хип коротко, с шипением выдохнула сквозь сжатые зубы – это был признак трудно сдерживаемого раздражения, но тут же заулыбалась, пустив «искорку» глазами.

– Нюх у вас отличный на нашу породу, товарищ Прокопенко, – прощебетала она. – Сразу чуете, с кем дело имеете. Чутье профессионала. Тонкое.

Дернулся капитан и чуть улыбку сбавил. Знает ведь, хорошо знает, что в нашей среде давно носит почетную кличку Нюхель – за любопытное свойство тщательно, до последней запятой, изучать любой документ, даже самую пустяковую справку. И делал он это, буквально утыкаясь носом в бумагу; сталкеры шутили, что он в этот момент на нюх ее пробует, не фальшивка ли. Ну и приросло имечко с лету. Стал капитан Прокопенко Нюхелем и сам об этом прекрасно был осведомлен. Ох и дотошный тип… не сказать, чтоб сильно вредный, нет, ну или подлый чересчур, но скрупулезный, въедливый на редкость. И как любой «погонник» со стажем, сталкеров Нюхель крепко недолюбливал и даже уже штатных сотрудников обязательно в чем-то подозревал. Не сказать, чтоб он был Шерлоком в своем деле, отнюдь, но недостаток смекалки и соображения Прокопенко компенсировал прилежанием и примерной исполнительностью даже в мелочах. Повезло нам, сказать нечего.

– Так вот, друзья мои сталкеры, вопрос мой такой. Где же вы, голубчики, отпуск будете проводить?

– Подробно? – поинтересовался я.

– Обязательно, друг мой, – кивнул Нюхель. – Распоряжение начальства. Сам Чернов вас на карандашик взял. Поэтому и банковская карточка теперь подотчетна, вот она, кстати, и раз в три дня регистрироваться вам нужно будет по месту жительства, то есть в Крыму. Да вы не переживайте, никуда ходить не придется. Аппаратик вам дома поставим биометрический, нужно будет просто сетчатку показать да пальчик приложить. Ничего сложного.

– А браслет на ногу не надо? Ну, там, как при домашнем аресте? – поинтересовалась Хип. – Я слышала, такой иногда уголовникам навешивают.

– Нет, это лишнее. Хотя я бы, конечно, повесил без вопросов, – снова расцвел майской розой Нюхель. – Вы бы у меня, сталкеры, все бы с таким украшением ходили, чтоб я всегда знал, кто и где бегает.

– А я бы вам красивую нашивку на воротник приделал, – очень любезным тоном продолжил я. – Знаете, как удобно? Шею не натрет и, говорят, модно очень.

– Да ладно, мы уж как-нибудь так обойдемся. – И снова взгляд добрых синих глаз. – Закорючку поставьте вот тут… это, значит, приказ об отпуске. И тут – разрешение на обработку данных банковского счета.

Я, не став спорить, подписал. В любом случае без этих бумажек ни отпуска, ни денег, и весь план насмарку. Тот, который «Б». Совсем уж танком переть против отдела безопасности НИИАЗ не стоило. Яковлев в обиду, конечно, не даст, но вот дополнительное внимание и еще более серьезные ограничения нам ни к чему. Хорошие мы. Послушные. Не буду больше про воротниковые украшения говорить, а то еще Нюхель раньше времени обидится.

– Хорошо, капитан. Только вот такое дело… отпуск-то мы не в Крыму провести планировали.

– Это в смысле? – удивился капитан.

Я вместо ответа вытащил из пакета с документами рекламный проспект. В ярких таких, глянцевых тонах, с синим небом, узорчатыми, витыми домами и большим белым кораблем на горизонте.

«Круиз. Черное и Средиземное моря. Турция, Крит, Греция, Италия, Франция, Испания».

– На семь недель. – Я подчеркнул пальцем строчку. – Давно собирали, и вот.

– Кучеряво живете, сталкеры, – присвистнул Нюхель, – однако. Сейчас, минуточку обождите.

Взял Прокопенко телефон и далеко не минуточку добросовестно обзванивал, уточнял, записывал и кивал.

– Ну, невыездными вы не являетесь, к сожалению, – заметно погрустнел капитан. – И право заграничных турне имеете. Тем не менее карточку я вам оставляю все ту же, и данные все равно из-за границы по договору мы получим. Никакой наличности, все здесь.

И Нюхель, опять в хорошем настроении, протянул через стол два глянцевых конверта с серебряного цвета картами.

– Уж извиняйте. Надо, сталкеры, надо. Жду билеты, паспорта, чеки и адрес турфирмы. Все уточним. Да я с вами пойду, собственно. Зря, что ли, в командировку приезжал?

– Никаких проблем, товарищ капитан. Завтра же в это время встречаемся, и все будет.

– Кучеряво живете, сталкеры, – вздохнул Нюхель еще раз, когда мы выходили из гостиничного номера.

Выйдя на улицу, я подмигнул Хип и набрал телефон Зотова.

– Да, добрый день. Какие новости, Лунь? – послышалась знакомая, быстрая речь.

– План «Барселона» запущен, Проф, – с улыбкой сообщил я.

– Ох, как это дорого выйдет, друг мой…

– Других вариантов нет, Проф. В путешествии по России нам бы так же пришлось отмечаться в местных органах, да и Прокопенко с нами бы поехал, надсмотрщиком – на такую командировку ему НИИ денег бы выделил моментом. А там, думаю, прокатит. Сообщите сыну добрую весть.

– Спасибо вам, сталкер. Разумеется, я постепенно выплачу эту путевку…

– И думать забудьте, профессор. Поссоримся, гарантирую.

– Как странно… Леша будет вам чрезвычайно признателен. Кандидатская, знаете, не предполагает полной занятости на работе, а невеста тоже трудится в маленьком отделе НИИ…

– Проф, даже слушать не желаю. Если уж на то пошло, считайте это моей благодарностью за спасение Пенки. Без вас мы бы не справились. Пусть собираются, достают все документы и бегом в Новороссийск. Отплытие через пять дней, учтите.

– Добро, Лунь. Инструкции скиньте по почте, я дам адрес. – И Проф отключился.

Хип уверенно потащила меня по улицам Новороссийска в сторону магазина одежды, который присмотрела заранее. Тоскливое это дело все же было необходимым – нужно было «приодеться» к круизу. Так я, под придирчивым взглядом стажера, обзавелся несколькими светлыми рубашками и футболками, летними брюками из некрашеного льна, солнечными очками и тщательно выбранной Хип краской для волос. Я печально вздохнул, осматривая пакетики со склабящимся светло-русым качком на этикетке.

– Если скажешь кому, что Лунь по модным магазинам ходил и волосы красил, то…

– То что? – рассмеялась Хип. – Не переживай, сталкер. Честное слово, не выдам. И… ха-ха… как же мне хочется на тебя русого глянуть, не представляешь.

– М-да уж… глянешь. Куда я денусь ради такого дела. Но в будущем – чтоб даже не вспоминать.

– А вот этого не обещаю. – И Хип, хихикнув, унеслась в отдел женской одежды.

Однако. Никогда раньше не видел я Хип в вызывающей мини-юбке. Джинсовый, скажем прямо, очень широкий ремень почти полностью открывал стройные ноги в едва заметном бронзовом загаре Зоны, и выглядело это одновременно красиво и на редкость необычно. Я даже ощутил легкое беспокойство, когда парень из проходящей мимо пары умолк на полуслове и надолго задержал на Хип взгляд, от чего немедленно получил короткую, шипяще-злую «очередь» от подруги.

– А это зачем, стажер? – Я осмотрел девушку. М-да. Только сейчас я понял, что Хип помимо, скажем, смелой юбки обзавелась летней курточкой из легкой ткани, полупрозрачным шарфом и сумкой из темной кожи. На голове красовалась плетеная шляпка, и загадочности образу добавляли большие солнечные очки.

– Как, нравится? – Хип кинула мне вторую шляпу, «ковбойскую», сплетенную из какого-то растительного материала. – Это тебе. Отдыхать, так с музыкой.

– Ну, вообще если, то тебе идет. Но внимания будет много. – И я не покривил душой. Привычна и всегда красива была для меня Хип в простом сталкерском комбезе, с «походной» косой, не уставал я на нее смотреть никогда. Но разглядеть ее в таком виде было и волнующе, и удивительно – казалась мне моя сталкерша просто нездешней и непривычной совсем. Очень яркая Хип, слов нет, но в таком образе это было особенно заметно.

– Именно, Лунь. – Хип покрутилась перед зеркалом, усмехнулась. – Никаких шансов ему, значит. Как, хороша?

– Откровенно – да, очень. Тебе идет, – кивнул я. – А кому – никаких шансов?

– Нюхелю же, – хихикнула стажер. – Я мини терпеть не могу, если честно. В жизни бы не надела. Считай это моим оружием, вроде автомата.

– Ага. Отвлекатель внимания, – понял я.

– Именно. Он и на первой-то встрече глаза на меня маслил, все лыбился. А так – уж тем более. Меньше на лица будет смотреть. Все, пойду обратно в кабинку, переоденусь, а то как голая. Непривычно – ужас. Фр-р… все время думаю, не задралось ли где, не слишком ли высоко? Как это носят?..

– Коварное ваше племя, – усмехнулся я. – Молодец, стажер, продумала. Только смотри, как бы мне случайно капитану в пятачок не стукнуть за взгляды. Автоматически.

– Домостроевец, – прыснула Хип и скрылась в кабинке.

Оформить путевку в фирме оказалось довольно просто и, наверное, даже быстро, если бы не Нюхель. Представившись нашим «добрым дядюшкой», капитан буквально извел девушку-оператора разными вопросами. Все интересовало заботливого улыбчивого «родственника»: где будут выходы на сушу? Какие пляжи и где расположены, какое питание? Каюта с балконом или без такового и как добираться обратно? Девушка, умудряясь заполнять документы, вежливо и подробно отвечала, страдая одними только глазами – с ее лица не сходила аккуратная вежливая улыбка.

Путевка на двоих в каюте с балконом и обратным трансфером влетела нам одновременно во все отпускные, всю премию, которую нам все-таки выплатил Яковлев, не за экспедицию, правда, а за «материальное обеспечение НИИ», и всю добавку за сданные артефакты. Судя по всему, мы с Хип сделали хорошие показатели фирме за месяц – сотрудники были отменно вежливыми и предупредительными и даже позволили «любимому дядюшке» изучить путевку, билеты, чеки и созвониться с банком. Проверивший все и вся Нюхель вскоре откланялся, увозя подробный отчет, а мы с Хип немного задержались. Стажер, спустившись на этаж ниже, сделала скан билетов в маленькой конторке, немного позже подъехал сын профессора Алексей Зотов с молодой супругой. Сходство девушки с Хип, было, конечно, очень условно, но рост и фигура почти совпадали. Правда, внешние различия резко нивелировались, когда Лена Зотова примерила шляпку, шарф и солнечные очки Хип. Алексей был немного выше меня и носил короткую бороду, которую к нужному времени пообещал сбрить. Молодые супруги передали нам большие спортивные сумки со своими вещами, а я, выждав некоторое время, снова постучался в офис к терпеливой девушке.

– Вика, снова добрый день… – поприветствовал я оператора.

– Здравствуйте! Появились какие-то вопросы?

– Да… дядюшка уехал, знаете, мне бы не хотелось его огорчать, – печально проговорил я, опустив глаза. – Видите ли, мы с невестой не хотим ехать в круиз. Мы домоседы, но родственникам этого не объяснишь. Настаивают на путешествии для… лучшего знакомства. Дядя не поймет.

– Если вы откажетесь от круиза, то я буду вынуждена сообщить вашему дядюшке, извините. – Вика огорченно вздохнула. – Фирма, как вы понимаете, не может допустить, чтобы… это ведь и финансовый вопрос…

– Что вы, что вы, никакого отказа. Круиз остается в силе. Но не могли бы вы переоформить его на моего двоюродного брата? Я, если нужно, доплачу, все понимаю. А этот человек мечтал о море… и я ему обязан.

Вика облегченно выдохнула – видимо, премия не сорвалась.

– Да-да, конечно… но это будет стоить шестьдесят евро. Незначительный штраф, но таковы порядки.

Я протянул карточку, и Вика быстро провела списание. В кабинет зашли молодожены, я душевно пожал руку Алексею.

– Но дядюшке, пожалуйста, не говорите. Расстроится, а он очень хороший человек. Нам бы не хотелось его огорчать.

– Тайна клиента – одна из основ нашей работы, – строго заметила оператор. – Страховку тоже переоформлять?

– Конечно. – Я осторожно положил на край стола большую шоколадку, заодно прикрывшую собой пару зеленовато-серых бумажек. Вика заметила и немного кивнула:

– Не беспокойтесь, все сделаем как нужно.

И наши сданные билеты всего через три часа стали билетами сына Зотова с женой. А Хип тем временем на цветном принтере уже распечатала нужные документы. Качество их, конечно, немного хромало, но если не всматриваться, билеты на имя Семенова Андрея Владимировича и Архиповой Алены Андреевны выглядели почти как настоящие. Впрочем, это уже была перестраховка – Нюхель удостоверился в том, что мы оплатили круиз, и сильно всматриваться в уже виденные билеты не станет. Ну, надеюсь, что не станет.

Белоснежный красавец-лайнер высотой, наверное, с десятиэтажный дом нестерпимо ярко сверкал на горячем июньском солнце, и так же ярко, частыми вспышками бликов играло море. Было уже по-летнему жарко, и в зданиях порта тщетно старались справиться с духотой мощные кондиционеры. От шума, жары и многолюдья воздух казался плотным, дрожащим, как марево над мангалами пляжных шашлычных. И вместе с летним ветром в качающиеся двери залетали далекие, печальные поскрипывания лебедок и трубные голоса судов.

Нюхель прибыл ровно за час до отправления, приветливо поздоровался, пожал руки, на долгую секунду замер, увидев короткую юбку Хип, выдохнул и вытер платком бисер пота на покрасневшем лбу. Расчет стажера оправдался на все сто – взгляд Прокопенко почти не останавливался на наших лицах, а рассеянно блуждал по залу, с завидной периодичностью словно магнитом притягиваясь к загорелым коленкам Хип. Капитан мялся, что-то бормотал дружелюбно-нейтральное, даже сделал неуклюжий, путаный комплимент. Хип с независимым видом, без тени улыбки медленно смаковала мороженое и посматривала на часы. Я, отметив пару Зотовых у дальнего уголка зала, попивал горячий зеленый чай – пожалуй, лучшее средство от слишком сильной жары и духоты, которое я знал. Столбик термометра уже к десяти часам утра поднялся до 32 – лето, видимо, решило наверстать упущенное после затяжной, прохладной весны. Не помогал даже бриз.

Нюхель, скорбно посмотрев на горячий чай, заказал минералки и тоже поглядывал то на нас, то на часы.

– Че-то ты, товарищ сталкер, вдруг резко потемнел? – Капитан осмотрел мою обновленную шевелюру.

– А это я так попросила. Чтоб на курортах люди не сильно пялились. Сама покрасила перед путешествием. Выпили бы чаю, товарищ Прокопенко! – Хип поменяла ноги. – Жарко, а это помогает.

– Хм… м… нет, горячее в жару – даже от мысли такой нехорошо делается. – Нюхель быстро взглянул на бедро Хип, затем на меня, понял, смутился. – Вот ведь какая погодка… у нас в отделе, в Воронеже, новые кондеи поставили, ведь там, говорят, такое же пекло. Скорей бы уже обратно… даже море не радует.

– Да вы бы в гостиницу уже, товарищ капитан. До посадки еще почти целый час, куда мы денемся-то? – предложил я, но Нюхель упрямо помотал головой.

– Пока вас на кораблик лично не посажу, никаких «в гостиницу». Мало ли что. – Прокопенко шумно вздохнул и сделал несколько больших глотков минеральной воды из запотевшего стакана. – Жарища…

«И заодно на ножки пялиться целый час можно, – про себя сказал я, отследив очередной «побег» глаз Нюхеля. – Эх, вот бы тебе да по уху разок. Ну да черт с тобой, сиди».

Хип была внешне совершенно невозмутима и даже приветлива, хотя я прекрасно знал, как ей неприятны эти взгляды. Но то, что стажер очень умело подключила свое тайное оружие, здорово поднимало шансы всей операции. Я и сам нет-нет, да и посматривал в ее сторону – как ни крути, выглядело это самое оружие весьма привлекательно. Мне даже в какой-то степени были понятны короткие, быстрые взгляды Прокопенко. Хип тоже периодически ловила мой взор, тихонько улыбалась и подмигивала. И даже начертила на салфетке короткую фразу, мельком показав ее мне: «Надену дома».

Табло высветило нужные буквы, и к терминалу регистрации потянулись отдыхающие. Я прикрепил на сумки с вещами выданные нам бирки, достал «билеты», и мы с Хип в сопровождении «дядюшки» последовали к уже заметной очереди. Алексей с Леной, увидев наше движение, быстро прошли к туалету. Нюхель немного отстал, оттесненный очередью, но по-прежнему зорко следил, в основном, правда, за юбкой Хип.

– Ой, Лунь… мне бы отойти ненадолго, – не очень громко, но различимо для Прокопенко сказала Хип.

– Пойдем, провожу. – И я, прихватив сумки, быстрым шагом проследовал за девушкой в сторону туалета.

Стремительное переодевание не заняло много времени. Хип проворно вскочила в джинсы, спрятав юбку в пакет, я быстро избавился от летней рубашки и шляпы с очками, переброшенными в соседнюю кабинку, где так же быстро переоблачались супруги Зотовы. Посмотрев в зеркало и в очередной раз удивившись тому, как поменяла меня небольшая операция с перекраской седины в «радикально русый цвет», я хмыкнул и нацепил линялую бейсболку. Меньше чем через три минуты новые «Лунь» и «Хип» вышли из туалета, и я в дверную щель видел, как проследил за ними взглядом Нюхель. Алексей, как я и просил, махнул капитану рукой, а Елена поправила на себе короткую джинсовую юбочку. Сумки, которые Нюхель постоянно видел у меня, легли на ленту транспортера, молодожены прошли на регистрацию и, конечно, без проблем ее завершили. Прокопенко еще постоял в зале, наблюдая в окно, как «мы» поднимаемся по трапу, а затем, заказав пива, долго и с видимым удовольствием дул его, в одиночестве сидя за столиком в кафе. После четвертой бутылки он позвонил куда-то и неторопливо вышел из зала.

– Ну, стажер, по ходу, операция «Барселона» завершена…

– Карточки наши передал им? Те, «нюхелевские»?

– Само собой. Там, правда, чуть больше полутора сотен всего осталось, но они в курсе, что в каждом городке или остановке по ним надо бы в ресторан заглянуть или за сувенирами. Не спеши, пускай он уже точно свалит в гостиницу, а не начнет болтаться возле порта. С него станется.

И мы с Хип еще посидели в маленьком ресторанчике, заказав немного пережаренный шашлык, и только через полтора часа поодиночке осторожно выбрались из здания порта. Нюхеля нигде не было видно.

«Проф, мы в круизе. Тут классно, корабль вообще супер. Уже отплываем, – набрал я письмо профессору в ближайшем интернет-кафе. – Бондарев и Корнейчук пусть отдохнут у нас дома, он все равно пустует, а отпуск на море штука хорошая. Большой привет им передавайте, и пусть не стесняются, приезжают побыстрее. Да, и вы тоже к нам, отдохнете, здоровье после Зоны поправите, у нас климат и отличное место. С приветом, ваши научные сотрудники Лунь и Хип. Фотки Барселоны привезем. Как здоровье?»

Проф ответил быстро, не прошло и нескольких минут:

«Рад за вас. Обязательно будем, конечно же. Сейчас улажу все вопросы перед академическим отпуском – и к вам, на море. Бондарев с семьей и Корнейчук скоро будут. Все живы, здоровы, никто не болеет, поправились почти, но небольшая простуда еще осталась. Думаю, через недельку уже все будет хорошо. Организм сильный, крепкий. Доктора даже хвалят».

Так… ясно. Значит, с Пеночкой порядок, почти здорова, и это радует – видимо, уход Профа и действительно хорошее питание помножились на силу организма Иной. И у отдела безопасности, а они почти наверняка просматривают переписку со сталкерами, не должно возникнуть вопросов. В плавании мы. Отдыхаем.

Билет обратно покупать не стоило, и в Крым мы вернулись простым автостопом, хоть и заняло это довольно приличное время. Хип, сняв дом с автоматов охраны, просто упала в прихожей на диван, обняв подушку, а я, нацедив из кофемашины порцию американо, развалился на шезлонге террасы. Тягучая, сонная усталость медленно текла по суставам, и было лень даже спуститься к морю, но мы, сделав усилие, все же добрались до пляжа и долго-долго лежали на отмели, в прибое, позволяя теплой морской воде впитать в себя пыль дорог и особое, ни с чем не сравнимое утомление Зоны. Потом был душ вдвоем, тугой, прохладный, и долгий сон до утра и даже больше – так могут спать, наверно, только сталкеры после затяжной ходки.

Когда я проснулся, уже ярко светило солнце. Хип пока еще крепко спала, и я, чтобы не будить ее, тихо собрался и босиком спустился в подвал. Взяв отвертку, я аккуратно выкрутил несколько длинных саморезов и снял доску у стены. Там, под полом, в сухой, просторной нише лежали два больших пластиковых ящика, герметичных, тщательно проклеенных по швам силиконовой замазкой. В первом, завернутые в мягкую ветошь, лежали две наши штурмовые «Сайги» двенадцатого калибра и отдельно – несколько пачек заводской картечи. Патронам шел всего третий год, хранились они в плотно закрытых пачках и при ровной температуре, поэтому я не опасался пересыхания пороха. Аккуратно вытащив свой дробовик, я собрал его, проверил работу механизмов, осмотрел запасные магазины и уложил оружие в походный кордуровый чехол. За этим занятием меня и застала Хип.

– Машка? – выдохнула она. – Это ведь моя «Сайга», верно же?

– Говорил я тебе, стажер, что увидишь еще свою Машу. Держи вот. Проверь.

– Ну… ты же сдал все оружие…

– Плох тот сталкер, Хип, кто свою пушку чужим дядям сдает после всего, что вместе с ней прошел, – проговорил я, застегивая ремешки креплений на чехле. – А списал я безопасникам, стажер, совсем другие пушки. Лежали у перекупа одного убитые в хлам, но еще немножко стреляющие АКМ, кои и были мной приобретены по дешевке. Вот они-то и притворились нашими при сдаче государству.

– И… и ты молчал? Почему?

– Пойми меня правильно, родная… не мог я тебе душу резать признанием, что в подвале у меня припас для Зоны лежит. Ты и так на север часто смотрела, видел я. И если бы не позвала она нас, так бы и лежали пушки. Может быть, насовсем тут остались.

Стажер молча подошла и прижалась щекой, а затем, еще немного сонно, но уже лучисто улыбнувшись, забрала у меня свою «Сайгу».

– Спасибо тебе, Лунь… сохранил мою Машку. Но на будущее ты уж, пожалуйста, не молчи. Нечего меня, понимаешь, таким вот образом беречь – неправильно это.

– Договорились, стажер. Честно, все, никаких больше умолчаний.

– А что там еще есть? – Хип заглянула в выдвинутый ящик. – Еще что-то, да?

– Да, стажер. Плох также и тот сталкер, который дополнительного доброго припаса не имеет.

И я вытащил из того же ящика два наших «Глока-17» и несколько пластиковых коробок по пятьдесят небольших золотистых патронов к ним. Барин нам их еще продавал, и отходили пушки с нами прилично, но легкие, чуть брусковатой формы удобные пистолеты были совсем как новые. Хорошая конструкция, крепкая, лучших пистолетов для Зоны и не найти.

– А вместо этих красавцев отделу ушли два древних ПММ, – вздохнул я. – Видишь ли, Хип, я так и не стал хорошим парнем и, чуть что, как говорит Бонд, опять готов играть в орлянку.

Девушка задумчиво улыбнулась, прикрыла глаза и негромко проговорила:

– А я знала, Лунь. Знала, что ты не изменишься, чувствовала. И спасибо тебе за это, бродяга. Я знала, что когда-нибудь мы снова вместе пойдем по нашим тропинкам. Прости, я тоже имею небольшой секрет… и по той же причине.

Хип мягко отстранилась, отошла к противоположной стене, там, где стоял большой шкаф для инструментов, и, покопавшись в нем, достала сверток из темной фланели.

– Ты его выбросил… а я вернула. Нельзя выкидывать такие подарки, сталкер.

И в полутемном подвале алмазным блеском засияла в руках Хип плоская, в мелких гранях знакомая призма. Тот самый Осколок.

– И спрятала от тебя. Тоже не хотела бередить память и тревожить сны. Берегла его тут. Для нас. Я возьму его в Москву, Лунь. Как талисман. Как кусочек нашего прошлого… той жизни.

– Да, Хип… ты и вправду вся состоишь из сюрпризов…

«Алмаз» слегка помутнел и налился серой мутью в моих руках. Несколько раз, словно в отместку за обращение, дал по пальцам болезненными разрядами, все же быстро посветлел, очистился и снова заблестел бриллиантовыми прозрачными лучами, словно сам по себе, без источников света.

– Спасибо, стажер. Спасибо, что вернула и сохранила.

– Вот так у вас, мужчин, все и выходит. Резко и сплеча, – промурлыкала Хип, забирая артефакт. – Я пока его у себя подержу, и еще покажем это Пенке. Она многое знает с той стороны, может, расскажет чего.

– Тоже верно. – И я потянулся за вторым ящиком, поменьше.

Первой из него была извлечена большая металлическая банка из-под чая, заклеенная изолентой.

– И еще, стажер, помимо оружия и припаса у любого сталкера должен быть свой банк. Железный консервный банк с вкладом на черный день. – И я театральным движением снял квадратную крышку.

Сказать, что в банке лежала куча денег, конечно, было нельзя, и сохранил бы я вклад до более серьезных времен, но карточки наши уехали, да и денег на них осталось совсем немного, и поэтому я решил, что времена эти наступили. Наличность – это все-таки наличность, и доверял я ей намного больше, чем электронным счетам и кусочкам пластика с микросхемой. Не иначе, привычка за годы въелась.

Маленький железный банк хранил на беспроцентном, к сожалению, депозите семь тысяч долларов, полторы тысячи евро и чуть меньше ста пятидесяти тысяч рублей. И в общем, на данный момент это были все доступные деньги, которые у нас с Хип оставались. Еще часть была пока не конвертирована в дензнаки, но я полагал, что под Москвой наверняка найдутся пункты сбыта подобных вещиц.

И последним я вытащил из ящика большой углепластиковый контейнер, усиленный серебряной и свинцовой фольгой, хотя те штуковины, что в нем лежали, не были радиоактивными.

На стол подвальной мастерской, на предварительно расстеленный лист упаковочной бумаги выпали небольшие свертки, коробочки, и отдельно от них аккуратно была извлечена банка в мягкой противоударной упаковке. Все это нам следовало забрать с собой…

Десяток отличных «самоцветов», из которых два вполне могли уйти коллекционерам минимум по тысяче зеленых рублей за штуку: один крупный, с грецкий орех, розовый прозрачный кристалл с покатыми, гладкими гранями, и второй, поменьше, – голубоватого цвета, с ярким алым «глазком» ровно посередине, весь играющий нитями радужных переливов. Но это еще не артефакты или, как называет их Зотов, анобы, нет – лишь минералы, измененные мощными аномалиями, и их можно сторговать кому угодно. А вот это уже стоит действительно больших денег, но продавать я их не стану – две «почки», похожие на упругие зеленые виноградины, словно отлитые из плотного силикона. Те, что отдал нам Фреон перед уходом… третий год пошел, а все так же горят они ровной мягкой зеленью, словно только вчера я спрятал их в тайник.

– Держи, Хип. Не думаю, что Москва «светится», но во всех Зонах попадаются радиоактивные пятна. Сохранил я их, не продал. Профу бы еще одну, но если что, я свою напрокат дам.

Маленькие эти «почки», пустяковые на вид, но служат сталкеру они исправно. Даже сейчас, после Зоны, не помешает потаскать ее хотя бы даже в нагрудном кармане. Сомнительно, что нахватали мы того же цезия с америцием, но «погасить» нуклиды и вывести пусть незначительную, но дозу не помешает. Даже самый слабый, природный фон вреден, «ботаники» это давно доказали, а в ПГРЭЗ встроенные датчики детекторов временами неприятно потрескивали.

Теперь то, что можно будет пустить на продажу, но немного тут, и все не особо редкое – действительно ценный хабар я весь Институту сдал, ну, не считая «почек». Первым я распаковал волнистое, в щербинах, тускло-серого цвета «чертово копыто» – и оно примерно за восемьсот, ну, может, тысячу уйти сможет. Часто они попадаются, и не в одной Зоне, так что много за него скупщики не дадут, но и то хлеб. Затем кое-что получше: кольцо «нить-бритвы». Тяжелое оно, блестящее и действительно как нитка выглядит, ну или тросик тонкий, в миллиметр где-то, весь витой, с искоркой. Интересная, в общем, штука, только брать ее нужно аккуратно и слишком долго в руках не держать, иначе останутся цепочки мелких, как от крапивы, точечных волдырей. И в тех местах, где касалась «нить» кожи, даже если на мгновение всего, волосы выпадают сразу, прямо на глазах, и очень долго потом не растут. Почему так происходит, ученые пока не в курсе, но востребована данная штуковина очень. По достоверным слухам, НИИ разрешил их в салонах косметических использовать, а когда точно выяснилось, что серьезного вреда от «нити» нет, то цена на нее сразу подскочила многократно. Даже у скупщиков НИИ вполне можно было бы выручить за артефакт не меньше пяти с половиной тысяч импортных рублей, а уж если на черном рынке… э, нет, Лунь. Про черный рынок забудь сразу и всерьез.

И последний аноб на продажу, средней ценности: литр «каменного сала», красного, густого, с маслянисто-перламутровым блеском. В специальной банке из толстого армированного стекла лежит, и та, в свою очередь, в мягком чехле из особого пластика. Около полутора тысяч монет за килограмм раньше давали, как теперь – не знаю, но, уж наверно, не меньше. Была про него статья, очень мудреная, поэтому не стал я вчитываться в формулы и расчеты. Понял лишь, что одинаково интересно оно как фармацевтам, так и металлургам, но пока что в виде экспериментов – ну, не дает Зона промышленных запасов, а синтезировать «каменное сало», как и любой другой аноб, наша цивилизация была не в состоянии. Да и лучше к нему не прикасаться вообще, это не «нить-бритва», после которой самое страшное – это легкий зуд на несколько часов. Эта штука сразу и кожу, и мясо жжет до костей, с треском и дымом, и даже металл проедает в губку, в сквозные дыры, но в стекле, там, или в фаянсе совершенно спокойно хранится. Пожалуй, с этой штуковиной осторожнее надо, дополнительно в опилки упаковать или пленку пузырчатую, и избавиться пораньше.

В общем, не густо. А ведь там нужны будут костюмы, «Кольчуги-М», а лучше – «2М». Это с лету даже в хорошие времена минус пять тысяч на двоих. Детекторы – еще минус две-три тысячи, опять же, по старой памяти. Сейчас все это будет дороже, плюс, по всем законам подлости, нарисуются непредвиденные расходы. И нужна еще будет медицинская «подушка безопасности», на которую любой порядочный сталкер держит про запас никак не меньше двух тысяч в зеленой валюте. И хабар нужно будет суметь «толкнуть», и не просто «толкнуть», а надежным, правильным торгашам, завербованным, потому что иначе есть шанс в нехорошую, гнилую ситуацию вляпаться и, как Гоша Чист, моментом до клетки добраться. Тем более что с того момента, как ушел наш корабль в круиз, автоматически вне закона и я оказался, и Хип, и, по ходу, даже Проф, если не передумает. Теперь-то я уже никакой не научный сотрудник, а сталкер самый обычный. И если это вскроется, а это скорее всего так и будет, то из НИИ меня точно вышибут, и хорошо, если не посадят.

Нет, конечно, можно было бы и хорошим парнем остаться. Послушно сесть в своем поместье и раз в три дня отмечаться у аппарата, зарплату получать и в море купаться – никто бы не помешал. Но Пенка уйдет. Одна все равно уйдет по чужим, диким и страшным для нее дорогам в Москву, по гибельной «чистой» земле. Она это точно сказала, когда мы с Хип быстро довели ее до отдела Профа, еще в то время, когда вездеходы ушли на осмотр, а безопасники, заломив руки Чисту, тащили его в машину. Она уйдет, потому что ее туда позвал Прохоров, а значит, и нам с ней по пути. Однозначно уйдет в Москву и Зотов. Поэтому сделаем все, что должны, а дальше будь что будет. Не впервой нам с тобой, стажер, рисковать и в Зону ходить.

И я, проверив свой «Глок», сунул его в кобуру, обнял Хип и, подмигнув ей, улыбнулся.

– Все будет путем, стажер. Прорвемся.

Бондарев, Корнейчук и профессор Зотов приехали через три дня на «Газели». Проф аккуратно вывел из салона Пеночку, закутанную в плащ с капюшоном, и выгрузил вместе с капитаном несколько ящиков и крупных пластиковых чемоданов с маркировкой НИИАЗ, правда, заклеенной. Капитан Бондарев заплатил водителю, хлопнул его по плечу, и микроавтобус, пыля по сухой грунтовке, быстро скрылся вдали.

– Здравствуйте, здравствуйте, друзья мои. – Проф быстро пожал нам руки.

– Привет, Лунь. Привет, Хип. Я рада вас, – послышалось звонко и ясно из-под капюшона.

– Здравствуйте, Проф. Привет, Пеночка! – Я подхватил чемоданы профессора, оказавшиеся весьма тяжелыми. – Идемте в дом, ужин готов, отдохнете.

– Здравия желаю! – вытянулся Корнейчук и, улыбаясь во все лицо, быстро отдал честь. – Короче, спасибо вам. Я реально никогда на море раньше не бывал… ну, на таком. У нас там дома Белое, а оно холодное.

– Ну, вот и побываешь. Привет, младший сержант. С повышением тебя!

– Мне награду вручили, Лунь. И капитан больше енотом не обзывается, вот так!

И Корнейчук с гордостью щелкнул пальцем по медали.

– Домой повезу, батя рад будет.

– Еще не вечер, военнослужащий Кора, – усмехнулся Василий Бондарев. – Будешь косячить, снова в еноты разжалую и медаль отберу, теперь уже до конца службы.

– Ну, това-арищ капитан…

– Да ладно, шучу я, шучу, расслабься. – Капитан махнул в сторону ящиков. – Помог бы хозяевам дотащить, что ли. А мне вот медаль не выписали, получил выговор с занесением, и премия тю-тю. Спасибо, что в звании повысили, могло бы все кончиться куда фиговее.

– Что так? – удивился я.

– Так Чист же. Накатал жалобу в отделе после допроса, что я его связанного избил, врачи подтвердили, хоть Проф и защищал, и записи показал. Ну, меня и вздрючили как надо, по полной. Начальник из нашей части уже неполное служебное оформлял. Уговорил командир оставить на службе, я, видишь, до этого залетов не имел.

– Зашибись, справедливость, – вздохнул я.

– Не парься, Лунь. Уже сам факт, что я этому гаду рыло начистил, для меня навроде медали. Кора, давно енотом не был? А ну бегом, стоит, понимаешь, уши греет.

Корнейчук быстро кивнул и подбежал к багажу.

– Проф, а как вы Пенку довезли? – Я с удивлением смотрел на Иную, статуей замершую у дома. – И вывели?..

– Ох, сталкер, то была целая эпопея, – улыбнулся Зотов и поправил очки. – Положим, подменить ее в вольере на биоматериал из холодильника было несложно, а вот за пределы НИИ вытащить оказалось задачей. Василий помог, спасибо ему, он же и машину нашел. И вроде бы водитель-частник не особенно интересовался пассажирами. Я сказал ему, что это моя больная внучка, и я везу ее в крымский санаторий. Вопросов не возникло. Пеночка вела себя примерно и всю дорогу молча слушала так называемый шансон. Водитель оказался меломаном, к сожалению.

– Да! – звонко согласилась Иная. – Новые слова. Не знаю. Что такое кича, Лунь?

Я рассмеялся.

– Это особенное место, Пеночка. Это такая большая клетка, и в ней люди сидят, в общем.

– Понятно. Значит, я у профессора Зотова была на киче, лечилась. Правильно? – поинтересовалась Пеночка. – Что такое жиган?

Громко прыснул и взялся за голову Бондарев:

– Вот оно… соприкосновение иного разума с нашей цивилизацией, да. Набралась за дорогу лексикона. Даже как-то стыдно…

– Я учу все слова, друг капитан, – с удивительно ясной, красивой дикцией проговорила Пенка. – Много новых слов слышу. Надо знать. Лучше говорю. Лучше знаю. Складываю слова правильно, верно.

Я отметил, что речь Пенки действительно стала намного лучше. Она, конечно, еще звонко рубила отдельные фразы, но в целом уже связывала слова в довольно длинные предложения.

– Кто будет при Пенке материться, прибью, – серьезно заявила Хип и крепко обняла Иную. – Пойдем, Пеночка. Я помню, что ты любишь чай с молоком и печеньем. А все слова не учи, не надо, там глупости много. Если что, у меня спрашивай.

– Да, хорошо, друг Хип! Я так сделаю. Чай люблю, правда. Вкусно с молоком, хорошо с печеньем, мне нравится.

– Ну, вот и отлично. Пойдем, я тебе наш дом покажу, отдохнешь, а потом море посмотришь.

– Я море видела. Лунь показывал разумом, я смотрела, видела. Море красивое, – заявила Пенка, а Проф, удивленно вздохнув, проводил ее долгим взглядом.

– Да, сталкер… я изучал немало созданий Зоны, обладающих выраженным интеллектом и даже речью. Но это потрясающий случай… мы много с ней разговаривали во время лечения, и это общение за несколько дней обогатило меня чрезвычайно. Особенный, поразительный разум… учитывая, что у Пеночки нет второй сигнальной системы в привычном для человека виде, то мощь ее памяти и способность общаться именно словами удивительна. Фантастична даже…

– Да, и поэтому она не сможет читать, Проф. Но рисовать – вполне.

– Верно. Она много рисовала во время наблюдений за ней, да, – кивнул Проф. – Образы она переносит на бумагу очень охотно, но буквы, написанные слова не воспринимаются совершенно. И… Лунь… я просто не знаю, как это вам сказать… она может видеть мои мысли, если я их ярко себе представляю. Я поставил ряд экспериментов с картами Зенера. Стопроцентное попадание, Лунь. Абсолютный успех. Но ее мыслей в отличие от тебя или Хип я не слышу, хотя она и старалась мне их передать по моей просьбе. Только легкий шум в ушах и мгновенная сонливость.

– Теперь-то вы не сомневаетесь в такой способности псиоников, верно, Проф?

– Абсолютно верно, друг мой. Но я не понимаю природы этого явления, увы, – огорченно развел руками Зотов. – Учтите, Лунь, вдали от Зоны восстановление организма Пенки серьезно замедляется, если не сказать хуже. Боюсь, что привычный для нас мир оказывает на нее своеобразную экспозицию, которая столь же неблаготворна для нее, как и длительное влияние Зоны на простого человека. Чем быстрее мы доставим Пеночку в Москву, тем лучше. Нам потребуется надежный транспорт.

– Хорошо, Проф. У меня есть некоторые соображения на этот счет, посмотрим, что можно придумать.

– Ваше оружие, патроны и кое-что из необходимого мне оборудования я привез, – негромко сообщил Проф. – Кроме того, я оформил, разумеется, не совсем честно, ряд документов на наши имена в случае проверок на дорогах, но лучше их избежать. И, Лунь, в районах вокруг Московской Зоны имеются банды, и их немало. Я пытался мягко поинтересоваться у частника-меломана о цене, но тот наотрез отказался ехать даже не в Москву, а в область.

– Легковая, надо думать, нам не подойдет. – Я посмотрел на ящики и коробки. – Ну, грузовичок на полторы тонны я найду или микроавтобус. Завтра с утра съезжу в одно интересное кафе, пообщаюсь с человеком.

– Будьте осторожны, сталкер.

– Спасибо, Проф. Постараюсь. А пока идем ужинать – я сегодня плов сочинил, как раз к вашему приезду. Еще горячий.

На окраине Симферополя, недалеко от Ялтинского шоссе, среди маленьких серых домиков частного сектора и в двадцати метрах от заправки, где я и попросил притормозить частника, притаился небольшой ресторанчик «У Джабира» – такой же серый, приземистый, с небольшими, почти всегда занавешенными окошечками и плоской крышей. Не всегда его можно и рассмотреть за тушами выстроившихся рядком фур дальнобойщиков, неяркой, скромной была и вывеска – не стремился караим Джабир к броским цветам и «светомузыке», ни к чему это было. Так же точно не зазывал к себе хозяин посетителей и не делал никакой рекламы – в определенных кругах и так все знали его заведение, и пустым оно бывало редко. Ресторанчик относительно недорогой и без особых изысков, но всегда с качественной, сытной едой часто навещали водители-дальнобои, и не только они – заглядывали сюда и патрули ППС, и дорожные инспектора, что для знающего человека всегда означало – тут есть можно. Но заведение было и чем-то гораздо большим, чем простая точка общественного питания, о чем, естественно, знали немногие. Заходили сюда и другие люди, не имеющие ровно никакого отношения к грузоперевозкам или патрульной работе. В полутемном зале под тихую восточную музыку совершались молчаливые сделки, вполголоса беседовали хмурые люди с обветренными, в слабом бронзовом загаре лицами, под столами менялись хозяевами тяжелые сумки. Джабир, пожилой крымский татарин с короткой белоснежной бородой и обманчиво простецким, добродушным лицом, знал, кажется, всех своих посетителей поименно. Острые умные глаза с непроходящим, чуть хитроватым прищуром мгновенно оценивали каждого, кто пересекал порог его заведения, и старик сразу же, каким-то сверхъестественным чутьем понимал, кто именно к нему пришел. Усталый дальнобой получал тарелку дымящегося плова или горячего лагмана с хорошим мясом, пэпээсник – приветливую улыбку, пару веселых, ни к чему не обязывающих шуток и сочный чебурек, а посетитель вроде меня – легкий, понимающий кивок и приглашение пообщаться за дальним, укромным столиком. И не было такой проблемы, которую Джабир не мог бы решить, – все дело упиралось лишь в количество денежных знаков. Я даже примерно не представлял все его связи, знакомства, каналы и источники информации. Джабир был в курсе всего, но при этом, что делало его невероятно ценным человеком, был разговорчивым, но отнюдь не болтливым.

– Сялам, Джабир афянде. – Я пожал протянутую маленькую, но очень крепкую, мосластую руку.

– Сялам, брат Лунь. Давно не был, забыл Джабира. – Старик расплылся в широкой, приветливой улыбке. – Идем, дорогой. Сегодня сарма очень вкусная, хорошая, обязательно покушай, сам делал. А потом кубэтэ принесу из совсем молодого барашка, чай будет. И о делах поговорим, да, но ты сначала покушай.

И Джабир отвел меня за небольшой столик, сам принес блюдо с исходящими паром маленькими, ароматными голубцами в мягких, чуть кисловатых виноградных листьях. Кончились они быстро, и я приступил к большому куску пирога с горячей, сочной начинкой из мяса и картофеля. Что-что, а в хорошей кухне старик знал толк.

– Я думаю, в Зону хочет сталкер, – негромко произнес Джабир, знаком отправив официантку за чаем и присев за мой столик. – Смотрю, собрался уже. Даже голова не седая, помолодел, да?

– Верно, Джабир, твоя правда. Собрался. А помолодеть пришлось, там своя история.

– Так за чем же дело стало?

– Пара вопросов имеется.

– Слушаю, дорогой.

– «Кольчуги-2М» нужны, две штуки, новые. На меня и Хип.

– Знаю Хип, помню… – Джабир задумался. – Это найду, и на тебя, и на нее, но долго, это долго. Две недели, три недели – достану. Раньше – нет. Редкий товар, мало сейчас.

– Нет, друг… это и вправду долго. Нету у меня сейчас столько времени в запасе.

– Раньше никак, сталкер. Редкий товар, дорогой. Договариваться надо много, далеко везти. Ствол новый надо? Или, может, нужен старый какой, на подмену, сдать чтобы?

– Да нет, Джабир, это ни к чему, есть уже. Спасибо тебе, кстати, за те два древних «калаша» с пистолетами. На ура ушли взамен наших пушек.

– Хорошему человеку всегда пожалуйста, дорогой. Детекторы есть, прямо тут, недорого. Три штучки. «Шелест-2», по семьсот пятьдесят отдам.

– А вот это надо, беру сразу два, – кивнул я, аккуратно передавая свернутые в трубочку полторы тысячи долларов. Повезло, считай, пятьсот монет сэкономил, а детекторы эти хоть и не самого последнего поколения, вроде брагинских, но надежные, проверенные уже не раз. То, что нужно… ба, да еще и новые совсем. В большом черном пакете, принесенном официанткой сразу после чая, лежали две фабричные упаковки с целыми печатями и паспортами проверки. Ай да Джабир…

– Чем еще помочь могу, Лунь? – Старик, не считая, сунул деньги в карман.

– Машина нужна. Микроавтобус или маленький грузовик, лучше не с тентом, а с будкой. До Москвы. Водитель проверенный.

– Конечно. Есть такое, – кивнул Джабир, и я передал ему зеленую бумажку в полста монет.

– Хорошо, найду человечка. – И пятьдесят долларов, аккуратно сложенные, отправились в тот же карман. – Сейчас договоримся, выбирать будешь. Но я советую Толю. Он дороже берет, но дело знает. Дорогу правильно знает, людей знает, много возил.

– Звони Анатолию, друг. К твоему совету прислушаюсь.

Джабир благодарно кивнул, оценив доверие, и набрал номер.

– Жди час, приедет говорить. У него «Мерседес Спринтер». Задние сиденья снял, чтобы туда немного груза можно положить. Он возил уже, в Москву возил. Не болтает.

– То, что нужно.

– Вот и хорошо. А теперь давай чай пить. Вкусный, горячий. Редко заходишь, Лунь. Чаще заходи. Просто так, в гости. Не забывай старика Джабира.

– Как можно забыть, Джабир афянде? Конечно, буду заглядывать…

– Хорошо, дорогой, на слове ловлю. Есть какой-нибудь товар, Лунь? – Старик улыбнулся и поднял бровь. – Только смотри, я большие вещи уже не беру. Совсем не беру. Нельзя теперь с ними, будут руки грязные.

– Не вопрос, знаю. Есть кое-что по мелочи. Вот, посмотри.

Я достал из сумки матерчатый мешочек и высыпал на стол «самоцветы».

– Ай, какая красота, ну… ты смотри, какая красота! Только, сталкер, сейчас это мало стоит. Покупатели цену сбили сильно очень. Этот розовый большой возьму за семьсот, синий – за четыреста, остальные по сто пятьдесят.

– Маловато будет, Джабир. Розовый и синий по тысяче сто, остальные по двести пятьдесят.

И смотрю, загорелись глаза у старика, хоть на лице и написан нарочитый скепсис, но это все игра, он это знает, и я, кстати, тоже. Любит же он торговаться, ох как любит, но это только под хорошее настроение. Если же не желает Джабир по цене спорить, то выражение у него сразу становится суховато-деловым, а взгляд не веселым, а с внимательным таким прищуром. В таком случае да, играть не надо, не тот момент. Но вот если бы я сейчас отдал старику «самоцветы» по его цене без торга, то он бы, конечно, их взял, но при этом бы заметно огорчился.

– Без ножа режешь, сталкер. Совсем зарезал. Тысяча сто много, очень много. Восемьсот, шестьсот и сто шестьдесят.

– Тяжело эти камешки достать, дорогой. Ладно, розовый за тысячу отдам…

Минут через двадцать веселого торга я, как, впрочем, и планировал, сбыл все «самоцветы» по относительно нормальной цене. Конечно, с выходом на коллекционеров, ценителей или частника-ювелира получилось бы намного больше, но искать покупателей, терять время и ресурсы было уже непозволительно. Этим займется Джабир, и, разумеется, с неплохим наваром. Внакладе старик не будет точно, а я положил в карман без малого три тысячи, не только «отбив» покупку детекторов, но и оставшись в плюсе.

– С тобой хорошо вести дела, седой сталкер. Приходи, будем торговать, будем дела делать. – Джабир крепко пожал мне руку, и снова я удивился силе этого пожатия. – Вон Толя пришел… проходи, дорогой. Садись. Кушать будешь?

Анатолий был невысоким, очень плотным, лысеющим мужиком лет сорока – сорока пяти, с апатичным одутловатым лицом и неприветливым взглядом. Молча ответив на рукопожатие старика, он сел за наш столик, вздохнул и потянулся к большому фарфоровому чайнику.

– Это Толя, Лунь, знакомься, – улыбнулся Джабир.

– Даров… – негромко буркнул водитель. – Ну, значит, я могу довезти. До Москвы можно.

– И в какую цену встанет?

– Смотря что везешь, сталкер, – тяжело прожевал слова Анатолий. – Если «лишай», то очень дорого. Не расплатишься, всех денег не хватит.

Джабир встал, словно собираясь на кухню, и, проходя мимо Толи, быстро проговорил ему что-то вполголоса. Водитель удивленно приподнял бровь, кивнул.

– Лады. Короче, понял. Говорю сразу, дорога очень гнилая там, уже в области начинается херня. Двух корешков уже схоронил, бандиты. Поэтому много беру. И без риска не обещаю. Стреляют.

– Понял. Сколько?

– Два с половиной куска зелени. Можно в рублях по курсу. И деньги сразу.

Долгим взглядом я посмотрел на Толю, но тот приподнял край губы в каком-то подобии понимающей улыбки.

– Я сам себе не враг, сталкер. Татарин мне разъяснил, кто ты, и вопросов нема. А деньги всегда беру раньше, чтоб они в семье остались в случае чего.

– Добро. – И вырученные за «самоцветы» доллары я передал Толе. Тот обстоятельно пересчитал и вернул назад две сотни.

– Лишнего не надо.

– Не, возьми на бензин, Анатолий.

– Ага, спасибо, сталкер. Кто с тобой едет еще?

– Трое.

– С оружием?

– Само собой.

– Лады. Держите при себе, под рукой, а с патрулями я договорюсь. Если вдруг вляпаемся, Джабир уладит, но лавэ приготовь заранее на такой случай. Сколько груза?

– Килограмм сто пятьдесят – двести и один ящик здоровый, в высоту больше метра.

– Нормас. Давай место и время, буду.

Анатолий записывать не стал, а только кивнул и быстро вышел из ресторанчика. Попрощавшись с Джабиром и приняв от него в подарок большой пирог – «бери, бери, дорогой, в дороге покушаешь», – я тоже вышел на жаркий летний воздух Крыма. Скоро на такси подъехала Хип, махнула из окна рукой, и я тоже забрался в салон. Девушка назвала адрес, повернулась ко мне и прикоснулась рукой:

– Как все прошло, Лунь?

– Пятьдесят на пятьдесят. С костюмами облом, Джабир берется достать, но очень долго. А с машиной договорился. У тебя как?

– Порядок. – Хип с улыбкой хлопнула ладонью по горке пакетов. – Вся нужная медицина закуплена, но надеюсь, что не пригодится. Подруге вот обновы взяла и кое-что из косметики ей же, тональник и прочее. Очки солнечные, самые здоровые выбрала, шарф, шляпка. Подкрашу, как иностранка будет.

– Да, это точно… у нее и выговор подходящий. А плащ?

– Тоже нашла. Хороший, из тонкой, но прочной кожи, с застежкой у шеи. Как раз то, что нужно. Вот, деньги остались, забери.

– Оставь у себя, Хип. Завтра на рассвете будь готова.

– Всегда! – хихикнула девушка и, достав из пакета кусок пирога, с аппетитом за него принялась.

– Странное на ногах. Нет привычки. Совсем странно. – Пенка задумчиво осмотрела маленький, но крепкий кожаный ботинок на своей ноге. – Мешает. Странное. Первый раз странное.

– Что, Пеночка, совсем никак? Может, больно? – поинтересовался я, зашнуровывая специально для нее купленную походную обувь с усиленной подошвой.

– Больно? Нет. Странно. Не больно. – Иная улыбнулась, немного повращав стопой. – Сильно чувствую. Это надо?

– Надо бы, – усмехнулась Хип. – Как же мы тебя, иностранку такую, босиком повезем? Ну-ка пройдись.

И Пенка, поднявшись со стула, сделала несколько быстрых шагов, притопнула, развернулась.

– Они не падают. Прилипли словно. Держатся. Одежда для ноги?

– Это обувь, Пеночка, – наставительно произнес Проф. – Специально, чтобы ходить.

– Обувь. Ясно. Это обувь! – Пенка, чуть нагнувшись, легко дотянулась пальцами боевой руки до ботинок и тщательно их ощупала. – Обувь-ботинок. Странно, но мягко. Я чуть выше теперь рост. Чувствую высоко.

– Удобно? – поинтересовался я.

– Да. Удобно. Но чувствую странное. Держит стопу словно. Но уже меньше.

И Пенка подобрала со столика очки, закрыла ими темную бездну левого глаза.

Хип постаралась на славу. С вечера она нанесла на известково-белую кожу Пенки маленький тонкий штрих тонального крема, чтобы проверить реакцию на «земную» косметику. За ночь никаких последствий не проявилось, и еще до рассвета стажер успешно сделала Пенке самый натуральный макияж, скрыв меловую белизну кожи. В длинном плаще, скрывающем боевую руку, и больших солнечных очках стояла передо мной стройная молодая девушка с тонким, заметно бледным лицом. И если не присматриваться, то и не видно, что нос и подбородок чуть тоньше, чем положено гомо сапиенсу, ну а улыбка у Пеночки уже совсем человеческая, веселая даже, тем более что Хип подчеркнула ее неяркой помадой. Лобные бугры псионика скрыла летняя плетеная шляпка, пепельные волосы были собраны в задорный хвост яркой резинкой, причем Пенка сделала это сама, уверенно и четко. Единственное, попросил я Иную щадить встречных людей и слишком широко не улыбаться – очень уж острыми, с хорошо выраженными клыками были у Пеночки зубы.

– Как вечер вижу, – звонко, весело рассмеялась Пенка, осматривая комнату. – Темно правый глаз!

– А левый? – поинтересовался внимательный профессор.

– Левый видит всегда, видит по-другому, – охотно ответила Иная. – Темное стекло ему не мешает. Но весело очень!

– Как чувствуешь себя, Пенка? – спросил Проф. – Раны не болят? Может быть, кожа чешется от крема?

– Кожа не чешется, не чувствую. Ботинки чувствую, крем – нет, – сообщила та. – Раны есть еще. Болит, да. Почти зажило, но не все. Ре-генера-ция, вот. Р-регенерация!

– Верно, да, регенерация. – Профессор спрятал улыбку в седых усах. – Но она серьезно замедлилась. Боюсь, что, если мы не доставим Пенку как можно быстрее в Зону, процесс может и остановиться.

– Да. Буду болеть, – серьезно кивнула Иная. – Зона далеко когда, мне вредно долго. Гулять можно. Жить – нет.

– Вот именно. – Проф вздохнул. – А ты еще хотела пешком в Москву идти, прямо как Ломоносов.

– Надо. Друг зовет, нельзя не идти, – заявила Пенка. – Ломоносов? Расскажи Ломоносов…

И Зотов, кивнув, подсел поближе и начал подробно, но простым, понятным языком рассказывать созданию Зоны о первом русском академике, а Пенка, вся обратившись в слух, буквально впитывала информацию чужого для нее и во многом очень непонятного мира. А Хип, ненадолго задумавшись, вышла из дома и скоро вернулась с фланелевым свертком в руках.

– Пенка, помнишь вот эту вещь?

– Да, помню. – Иная взглянула на еще не распакованный Осколок. – Подарок вам. Сильный. Он правильный, он ведет. Окно, дорога. Грань.

– Он тебе поможет выздороветь, Пеночка? Это ведь из Зоны!

– Поможет? Да. Он мне поможет. – Пенка осторожно взяла льдисто-сверкающую призму из рук Хип, коротко вздохнула. – Чувствую хорошо. Можно носить?

– Конечно, носи сколько хочешь, – Хип облегченно улыбнулась.

– Сколько хочу – нет. Подарок вам. Но мне держать можно, знаю. – Иная спрятала призму в нагрудный карман джинсовой рубашки под плащом. – Спасибо, Хип. Ты друг.

Темная, бархатно-густая ночь за окном медленно начинала светлеть, на востоке занялась желтовато-розовая заря. В соседней комнате проснулся Бондарев, по утренней прохладе убежал к морю. Проф ненадолго задремал в кресле, а мы с Хип сделали последнюю проверку оружия, на всякий случай снарядили по два магазина к моему Хакеру и ее Скарлетт. Обе «Сайги», полностью готовые к использованию, уже лежали в походных чехлах. Я закрепил подплечную кобуру с «Глоком», помог то же самое сделать и Хип, подтянул ремешки и надел сверху легкую летнюю ветровку.

– Виден ствол?

– Не, Лунь, порядок, все четко. А у меня? – Хип, расставив руки, покрутилась. Маленький «Глок» никак себя при этом не показал – и я бы никогда не подумал, что под плечом у девушки притаился боевой пистолет. Тьфу три раза… хоть бы за всю дорогу нам ни разу не пригодились эти маленькие смертоносные машинки.

– Пеночка, пойдем, выйдем на улицу, проверишь, как плащ, не тесен ли.

– Да, Лунь. Испытание будет, – кивнула Пенка и вышла из дома.

Хип, выломав в кустах подгнившую жердочку, воткнула ее в землю, отошла подальше. Пенка замерла статуей в нескольких шагах от нее, запахнув полу плаща и сунув пустой правый рукав в карман.

– Враг! – резко выкрикнул я, и дальнейшее произошло очень быстро.

Пенка мгновенно сдернула застежку с шеи, плащ слетел с правого плеча, оставшись висеть на левом, и псионик под хрип разрезаемого воздуха с разворота рубанула боевой рукой по жерди. В облачке пыли и мелких щепок отсеченная часть палки подпрыгнула немного и просто упала вниз – скорость удара и впрямь была поразительной.

– Враг ударен! – звонко выкрикнула Пенка. – Плащ – хорошо. Не мешает!

А я в тихом удивлении наблюдал, как сложилась, спряталась обратно в ребро ладони полупрозрачная янтарная пила из острых, изогнутых зубьев.

– Кажется, едет. Слышу мотор, – сообщила Хип, и Пенка быстро нацепила очки и застегнула плащ. Я подошел к поднимающемуся по тропинке Бондареву.

– Давай, друг, оставляю хату на тебя, отдыхай, загорай. Жена с дочкой скоро будут?

– Лунь, спасибо, от души просто, – широко улыбнулся капитан. – Конечно, приедут на днях. Можно было бы и сразу, но Проф попросил соблюсти секретность. Моя Дашка – она любопытная, обязательно бы потом про Пенку всем рассказала. Да и жена не в курсе наших приключений… я, знаешь, умолчал о стрельбе. Не надо ей знать.

– Это верно. Как там у нашего Коры, зазноба есть, интересно? Если да, то пусть тоже ее сюда тащит, я разрешаю.

– Так-то он говорил, что есть дома бывшая одноклассница, и вроде бы даже ждет. Но, как мне кажется, трындит солдат.

– И ничего я не трындю! – послышался возмущенный крик из дома. – Правда есть. Машей зовут. Так можно ей приехать, да? Ух ты!

– Можно, можно, младший сержант, – кивнул я. – Выписывай невесту с Севера. Только долго, дня три-четыре ехать, наверно, будет. Теперь ведь не через Москву все…

– На свадьбу позови свидетелем! – гоготнул Бондарев. – Люблю салатика поесть.

И тут капитан посерьезнел, кивнул и, ухватив меня за руку, крепко ее сжал.

– Береги себя, сталкер. И девушку свою там береги, и профессора, раз уж без этого никак. И Пенку тоже сбереги, классная она, лучше людей, честно. Мы вас ждем обратно. Прощаться не будем.

– Верно, Бонд. Нельзя прощаться, врубаешься ты в наш дзен неплохо, вояка. Удачи тебе, дружище. Отдохни как следует, на солнышке поджарься, после Зоны оно хорошо.

– Добро. – Капитан потряс руку. – Жду обратно. Все ждем.

– Удачи вам, Лунь. Спасибо, короче, конкретное. Осторожно там, ну, – смущенно пробормотал Корнейчук.

И с первым лучиком солнца, погрузившись в микроавтобус, по утренней прохладе и росе мы оставили за спиной свой дом и друзей. Хип, не оборачиваясь, одними губами прошептала «до встречи», а я все-таки проследил глазами за удаляющимися колоннами кипарисов и синим, пологим холмом моря.

Впереди нас ждала Москва, темная, пустая, встречающая третий год тишины и серых туманов.