Книга: Остров кошмаров. Топоры и стрелы
Назад: Дальнейшее коловращение жизни
Дальше: Бастард и корона

Бастард! Бастард!

Вильгельм, единственный ребенок у отца, тоже Вильгельма, стал герцогом нормандским в семь лет. Вильгельм-старший, отправляясь в Палестину, в паломничество к Гробу Господню, официально провозгласил сына своим наследником. Надо признать, что он поступил крайне предусмотрительно. На обратном пути его убили где-то в Европе. Кто и почему, я выяснять не стал, для нашего повествования такие подробности несущественны.
Естественно, от семилетнего ребенка ничего не зависело. Всем рулили взрослые дядьки, всякие бароны, плотно обступившие герцогское кресло. Другие персоны, столь же богатые и родовитые, но не допущенные к власти, были этим крайне недовольны. Эти группировки то сходились в честном бою в чистом поле, то подсылали друг к другу убийц с кинжалами и ядом. Самые решительные открыто говорили, что не мешало бы распространить эту практику и на малолетнего Вильгельма. А чего он тут?.. Зачем вообще существует на белом свете?
Каким-то чудом Вильгельм уцелел, достиг совершеннолетия, подыскал надежных сподвижников и навел в Нормандии некоторый порядок. Должно быть, причина в крепкой наследственности.
Нормандия обязана своим возникновением тем самым викингам, ставшим помянутыми баронами и вообще дворянами. Они четко делились на три категории. Одни так и провели жизнь в пошлом грабеже, правда, попутно открыли Америку задолго до Колумба и какое-то время там обитали. А некий Порт, должно быть спьяну, основал в Англии город, известный и сегодня как Портсмут. Так что порой от викингов этой категории была некоторая польза, хотя и очень редко.
Другие выглядели гораздо более прилично и где-то даже респектабельно. Они занимались вполне честным бизнесом, за хорошие деньги нанимались к любому, кто мог себе это позволить, добросовестно отрабатывали свое жалованье. Чаще всего эти головорезы отправлялись к византийским императорам и русским князьям, хотя и в других странах отметились, проводили там какие-то разовые операции или же поступали на постоянную службу.
Третьи, должно быть, вдумчиво изучили опыт англов, саксов, ютов и датчан. Они основали в Европе два государства, Сицилийское королевство и герцогство Нормандское, где стали правящей элитой, а самые авторитетные старшие пацаны заделались королями и герцогами. Эти династии в Сицилии правили достаточно долго, а в Нормандии и того дольше. Само название «Нормандия» произошло от слова «норманн», или «норсеман» – «северный человек».
Так что Вильгельм происходил отнюдь не от интеллигентских хлюпиков, иначе не смог бы взять власть в змеюшнике, именуемом Нормандией. Впрочем, повсюду, от Атлантики до Урала, куда ни глянь, имел место быть в точности такой же серпентарий. Феодальная раздробленность – именно так ученые-историки именуют данный период. Говоря проще, это означало, что повсюду, даже там, где на бумаге существовало единое государство, в реальности было скопище полунезависимых феодальных владений. Их хозяева отнюдь не были склонны ломать шапку перед королями, императором или великим князем всея Руси, не без некоторых оснований полагали, что сами они ничуть не хуже, а то и получше, и в случае вполне в состоянии занять престол. Порой именно так и происходило.
Чтобы в полной мере понять тогдашние политические расклады, совершим путешествие по Европе с востока на запад. Экскурсия будет интересная.
И Киевская Русь, и Польша одно время были едиными, довольно сильными государствами. Однако киевский князь Ярослав Мудрый и польский король Болеслав Третий, не сговариваясь, почти в одно и то же время поступили одинаково, разделили свои владения меж сыновьями. Последствия этого понятны. На месте единого государства возникла кучка маленьких, тут же починявшихся грызться меж собой.
Когда речь шла о власти, о любом, самом близком родстве люди как-то забывали. Без всяких моральных терзаний схватывались друг с другом родные братья. Дяди резали племянников, и наоборот. Сыновья воевали с отцами. Коронованные мужья без зазрения совести душили жен, а те иной раз свергали своих законных супругов. Все едино. Где бы ни происходило дело, на Руси, в Англии или в других местах, картина наблюдалась чертовски схожая. Феодализьм-с…
На севере, в Новгороде, тоже не было особых свобод. До сих пор сохранилась красивая легенда о новгородском вече. Якобы все совершеннолетнее мужское население города сходилось на площади и самым демократическим образом обсуждало важнейшие вопросы, принимало по ним судьбоносные решения.
Вздор, конечно. Подобная толпа электората идеально подходит для митингов, но руководить чем бы то ни было решительно неспособна. А потому – кто б ее слушал? При вдумчивом знакомстве с историей Новгорода быстро обнаруживаешь, что в реале там всем заправляли триста олигархов-бояр, именовавшихся «золотыми поясами». Ну а вече, далеко не такое многочисленное, как гласит легенда, было не более чем проплаченным майданом, где кучки крикунов поддерживали одобрительными воплями те или иные решения разных боярских группировок, меж которыми мира никогда не было.
Чехия и Венгрия, в ту пору самостоятельные королевства? Да то же самое. Магнаты снисходительно терпели королей, бдительно следили, чтобы те не вздумали слишком усилиться. Бунтовать против королевской власти по всей Европе было прямо-таки почетной привилегией баронов, лордов, герцогов и русских князей. Королей на Руси не водилось, но принцип действовал тот же.
Германия и некоторые территории, прилегающие к ней, были объединены в Священную Римскую империю. Звучало красиво и пышно, но в реальности у императора было лишь самую чуточку больше прав, чем у негра в южных штатах США лет сто назад. В реальности эта империя состояла из трехсот с лишним полунезависимых владений, которые вам с ходу не перечислит и самый дотошный историк.
Италия. Скопище феодальных владений и независимых республик, где всем рулила торгово-финансовая олигархия.
Испания. Четыре королевства со столь же милыми порядками. В Арагоне при вступлении на престол нового короля гранды, тамошние магнаты, торжественно зачитывали ему этакий манифест давно установленной формы. Если отвлечься от литературных красивостей и употреблять самые простые, довольно вульгарные обороты, то все сводилось к нехитрому ультиматуму: «Если ты, стервец, вздумаешь своевольничать и что-то из себя строить – голову оторвем!» Арагонские короли прекрасно понимали, что такое вполне может случиться, и держались соответственно.
И, наконец, Франция – поскольку именно там на бумаге вассалами королей числились нормандцы.
Реальная власть короля распространялась лишь на невеликую область вокруг Парижа, именовавшуюся Иль-де-Франс, то есть Французский остров, составлявшую примерно двадцатую часть территории современной Франции. Да и там венценосец чувствовал себя не особенно комфортно. Некий нахальный барон цинично возвел укрепленный замок чуть ли не у самых парижских ворот и весело грабил на дорогах все, что по ним двигалось. Король взирал на это с бессильной злобой, но поделать ничего не мог. Регулярной армии у него не было, а наемники стоили дорого, и деньги на них в казне не всегда и находились. Сундуки иных магнатов были набиты куда полнее королевских.
Все остальные провинции и области, сегодня выглядящие исконной и неотъемлемой частью Франции, в рассматриваемые нами времена были практически независимыми. Герцогства Бургундское, Нормандское и Лотарингское, графства Анжу (с Шампанью), Тулузское, Артуа и немало других подобных. Гасконь, Пикардия, Лангедок, Овернь, Прованс – список длиннейший. Наварра, потом разделенная между Испанией и Францией, вообще была совершенно независимым королевством.
Вся эта публика воевала то друг с другом, то с королем, не заморачивалась ни писаными законами, ни вассальной присягой. Порой в отдельно взятых Артуа или Провансе буйные рыцари поднимали мятеж против своих правителей. Ситуацию прекрасно характеризует польская поговорка приблизительно тех времен: «Шляхтич в своем огороде всегда равен воеводе».
В точности так обстояли дела и в Нормандии. У тамошнего правителя имелся опасный внешний супостат, герцог Анжуйский, чьи войска регулярно вторгались в Нормандию, чтобы изменить границы в свою пользу. Хотя нормандцы, потомки викингов, обосновавшихся там не так уж и давно, тоже не были ангелочками и часто отправлялись в походы на соседей. Ну а врагом внутренним, как уже говорилось, были бароны, готовые при любой промашке или оплошности Вильгельма его свергнуть.
Самое занятное, что у них, в отличие от братьев по классу из других стран, имелись на то кое-какие юридические основания. Вильгельм был незаконным сыном герцога от Герлевы, по другим источникам – Арлетты, дочки простого кожевенных дел мастера. Есть красивая легенда, явно сложенная романтиками. Этот кожевник был такой бедный, что юная красавица за полным отсутствием прислуги сама ходила стирать белье на речку. Там ее увидел герцог, проезжавший по берегу, и с ходу воспылал.
Есть и другая версия – что герцог познакомился с девушкой на танцах. Однако это позволяет предположить, что они проходили явно не в деревенской корчме, а в каком-то ином, куда более респектабельном месте. Иначе откуда там взялся герцог? И как в это самое респектабельное место попала дочка бедного ремесленника?
Все, что нам известно, позволяет предположить, что помянутый кожевник был не таким уж простым и далеко не бедным.
Вскоре после рождения Вильгельма Герлева-Арлетта обвенчалась не с кем-нибудь, а с нормандским бароном Герленом де Контевилем. Этот спесивый субъект ни за что не взял бы в законные супруги кого попало. А ее отец Вильгельм Кожевник, как его звали, впоследствии стал главным управляющим герцога Вильгельма. Я не выяснял толком, старшего или младшего, но все равно ясно: ох, непростой был кожевник.
Незаконный отпрыск по-французски именовался «бастард». В русском языке для этого есть далеко не столь красивое слово «выб…док». Несколько столетий пройдет, прежде чем носители этого звания начнут гордиться им, а не стыдиться его. Один из сподвижников Жанны д’Арк, незаконный потомок некоего французского короля, свои письма подписывал без малейшего смущения: «Дюнуа, бастард Орлеанского дома».
Но до такого положения дел оставались еще долгие века. Во времена Вильгельма, согласно что светским, что церковным порядкам, незаконнорожденный сын не имел права наследовать после отца что бы то ни было. Правда, не вполне понятно, касалось ли это, как в данном случае, герцогства Нормандского. Тамошние законы были прописаны не так уж и четко, их можно было трактовать и так, и этак, как только что поступил английский уитенагемот.
Поэтому кое-какое юридическое обоснование у баронов имелось, особенно если толковать закон не так, а именно этак.
Любой из них мог презрительно бросить, покручивая усы:
– Я-то по-любому законный сын у батюшки с матушкой. А этот приблудыш кто?!
И крыть Вильгельму было решительно нечем. Нам с вами, в те веселые времена не жившим – и слава богу, по-моему, – трудно представить, насколько происхождение отравляло Вильгельму жизнь. Тем более что ему о нем постоянно напоминали не одни только чванливые бароны.
Когда он осаждал французский город Алансон, его жители вывесили на стенах свежесодранные шкуры животных и принялись издевательски вопить:
– Шкуры для кожевника! Шкуры для кожевника!
Разъяренный Вильгельм в конце концов взял Алансон и распорядился содрать кожу с нескольких знатных горожан, но особого морального удовлетворения так и не получил.
Дошло до того, что над герцогом принялись в открытую издеваться самые что ни на есть простолюдины.
Как-то, когда он ехал с дружинниками, кучка таких вот субъектов принялась орать с обочины:
– Бастард! Бастард!
Вильгельм рявкнул, и его дружинники, парни незатейливые, быстренько порубили крикунов в капусту. Однако герцог прекрасно понимал, что это не отдельные эксцессы, а выражение общего настроения умов. Чертовски неуютно ему жилось в Нормандии при таком отношении как знати, так и черного народа.
А совсем рядом, только пролив переплыть, лежала Англия, богатое королевство, где на престол только что сел Гарольд, не особенно и легитимный правитель.
Каких-то крепких прав на английский трон у Вильгельма не имелось. Однако если нельзя, но очень хочется, то можно. Если изучить генеалогию Вильгельма с лупой, то можно отыскать в ней королевский след. Матерью Вильгельма была Матильда, дочь графа Фландрского. Он, в свою очередь, был потомком саксонского короля Альфреда. Чем не обоснование? Тем более что у Гарольда текла в жилах лишь крохотная капелька саксонской королевской крови. При его избрании таны упирали главным образом на то, что королевой Англии была его сестра.
Именно так позже прорвутся к русскому трону Романовы, упирая исключительно на то, что девица из их семейства, Анастасия Кошкина-Юрьева-Захарьина, была первой женой Ивана Грозного. И ведь сработало! Романовы стали царями, хотя в наличии имелось много представителей гораздо более знатных родов, Рюриковичи и Гедиминовичи, потомки владетельных князей, правивших в те времена, когда предки Романовых неизвестно каким коровам хвосты крутили. Вплоть до самого обрушения российской монархии многочисленные Рюриковичи и Гедиминовичи будут поглядывать на Романовых с хорошо скрытой презрительной спесью. Мол, худородны-с.
Словом, идея у Вильгельма родилась и сформировалась. Конечно, замысел силой захватить английский трон был изрядной авантюрой с непредсказуемым финалом, но рискнуть стоило. Кто не играет, тот не выигрывает. Очень уж неуютно Вильгельму жилось в Нормандии, и он прекрасно понимал, что до конца жизни не избавится от унизительного клейма «бастард». Значит, и будущее его законных сыновей в Нормандии под большим вопросом.
Назад: Дальнейшее коловращение жизни
Дальше: Бастард и корона