Вернувшись в Институт изучения молний, я погрузился в глубокую депрессию. Целые дни напролет я проводил в полном ступоре, регулярно напиваясь у себя дома. Как-то раз ко мне в гости пришел Гао Бо.

– Вы идиот, – сказал он. – Только этим словом и можно вас описать.

– Это еще почему? – лениво спросил я.

– Я так понимаю, вы возомнили себя святым, так как отказались продолжать разработку нового оружия, правильно? Любую гражданскую технологию можно использовать в военных целях. И точно так же любая военная технология может приносить людям пользу. И, кстати, практически все крупные научные достижения прошлого столетия, в авиации и космонавтике, ядерной энергии, вычислительной технике и так далее, явились продуктом сотрудничества ученых и военных, преследующих различные цели. Неужели вы не можете понять даже эту простую истину?

– У меня, в отличие от других, есть собственные раны и опыт. К тому же я вам не верю. Я смог бы продолжать работу над проектом, который приносит пользу, спасает человеческие жизни, но никогда не сможет быть использован в качестве оружия.

– А я утверждаю, что такое невозможно. Скальпель тоже может убить. Но, с другой стороны, вам неплохо бы найти себе какое-нибудь занятие.

Было уже поздно, когда Гао Бо ушел. Погасив свет, я лег в кровать и, как это постоянно случалось со мной в последнее время, погрузился в состояние не сна, более изматывающее, чем бодрствование, поскольку кошмары сменялись один за другим. Они редко повторялись, но все их объединял один и тот же шум на заднем плане, завывание летящей шаровой молнии, подобный бесконечному заунывному звуку пастушьей дудки в бескрайней пустыне.

Меня разбудил какой-то звук. «Би-ип». Одна короткая нота, выделяющаяся из шума, наполнявшего мой сон, и я отчетливо почувствовал, что она прозвучала в реальности. Открыв глаза, я увидел, что комната заполнена странным голубым свечением. Свет был тусклым и время от времени мигал; потолок казался холодным и темным, словно свод гробницы.

Усевшись в кровати, я увидел, что свечение исходит от жидкокристаллического экрана переносного компьютера, стоящего на столе. Накануне, разбирая чемодан, который я по возвращении из научно-исследовательского центра ленился разобрать вот уже несколько дней, нашел свой старый компьютер и подключил его к сетевому кабелю, чтобы выйти в интернет. Но когда я включил питание, на экране появились лишь строчки сообщения об ошибке программы-загрузчика. Тут я вспомнил, что именно этот компьютер брал с собой на испытания оружия на основе грозовых шаров и процессор и память сгорели при разряде шаровой молнии, превратившись в пепел. Тогда я просто убрал компьютер в чемодан и забыл о нем.

Но теперь компьютер работал! Компьютер загрузился без микросхем центрального процессора и оперативной памяти! На экране появился логотип операционной системы, тихо зажужжал жесткий диск, и вот я уже увидел заставку, безоблачное голубое небо и изумрудно-зеленую лужайку, нереально прекрасные, словно из неведомого другого мира, окном в который был жидкокристаллический экран.

Сделав над собой усилие, я встал с кровати и пошел включить свет. Руки у меня тряслись так сильно, что я никак не мог найти выключатель, а когда я наконец им щелкнул, краткое мгновение до того, как вспыхнул свет, показалось мне удушающей вечностью. Странное голубое сияние поблекло и исчезло в ярком свете, однако это нисколько не ослабило страх, стиснувший все мое тело. Я вспомнил слова Динг Йи, сказанные им при расставании. «Если с чем-нибудь столкнетесь, дайте мне знать», – многозначительно произнес он, глядя мне в глаза.

Схватив телефон, я позвонил Динг Йи на сотовый. Судя по всему, ученый не спал, поскольку ответил после первого же гудка.

– Немедленно приезжайте ко мне домой! Чем быстрее, тем лучше! Он… он включился. Он работает. Я хочу сказать… переносной компьютер работает… – Я лишился дара выражаться связно.

– Чэнь, это вы? – совершенно спокойным тоном, как мне показалось, произнес Динг Йи. – Я сейчас буду у вас. До моего прихода ничего не трогайте!

Положив телефон, я посмотрел на компьютер. Как и прежде, на экране светилась безмятежная заставка, словно что-то ожидая. Не в силах вынести неестественный зелено-голубой взгляд экрана, я, даже не одевшись, вышел из комнаты. В прихожей, куда выходили квартиры холостяков, царила такая тишина, что был слышен храп моего соседа. Почувствовав себя лучше, я с облегчением вздохнул и остался стоять в дверях, дожидаясь прибытия Динг Йи.

Ученый приехал быстро. Теоретические исследования шаровой молнии должны были передать в Институт теоретической физики, и в связи с этим Динг Йи уже несколько дней находился в городе.

– Может быть, пройдем в дом? – предложил Динг Йи, бросив взгляд на плотно закрытую дверь у меня за спиной.

– Я… я не пойду, – пробормотал я, отступая в сторону, чтобы пропустить его. – А вы заходите.

– Возможно, речь идет о чем-то невероятно простом.

– Может быть, для вас, – сказал я, теребя волосы. – Но я… я больше так не могу.

– Я не знаю, существуют ли в действительности сверхъестественные явления, но то, что вы видели, определенно таковым не является.

Слова Динг Йи придали мне уверенности. То же самое испытывает ребенок, в пугающей темноте ухвативший за руку взрослого, или утопающий, наконец почувствовавший под ногами твердую землю. Но в то же время это чувство повергло меня в депрессию. По сравнению с Динг Йи мой рассудок был слаб; по сравнению с Линь Юнь слабыми были мои действия. Я был таким безнадежным слабаком, черт побери, что, совершенно естественно, отдавал первые места в сердце Линь Юнь Цзян Синчэню и Динг Йи. Таким меня вылепила шаровая молния, с того самого жуткого вечера в день моего рождения, когда моя подростковая психика приобрела свою форму. Мне суждено было всю свою жизнь пребывать в ужасе, который, помимо меня, никто не чувствовал.

Сделав над собой усилие, я прошел следом за Динг Йи в свою комнату. Заглянув через его щуплое плечо, я увидел, что включился «сторож экрана», выводя «звездное небо». Затем экран погас совсем. Динг Йи тронул мышку, компьютер снова ожил, и я вынужден был отвести взгляд от неестественно-зеленой травы.

Взяв компьютер, Динг Йи осмотрел его, затем протянул мне:

– Вскройте его.

– Нет!

Я отстранил компьютер прочь; прикоснувшись к его теплому корпусу, я поспешно отдернул руку, словно получив удар током. Казалось, внутри находилось что-то живое.

– Замечательно. Тогда я вскрою его сам. А вы смотрите на экран. Да, мне понадобится крестовая отвертка.

– Не понадобится. После прошлого раза я не закручивал саморезы.

Динг Йи покрутил компьютер в руках. Первые переносные компьютеры разбирались с большим трудом, однако у меня был «Делл» последней модели, поэтому профессор без труда отсоединил дно корпуса.

– Помните, как мы впервые с помощью высокоскоростной видеокамеры записали то, как шаровая молния выдает свой разряд? – работая, спросил Динг Йи. – Мы тогда прокрутили запись кадр за кадром, и когда дошли до того места, когда сгоревший деревянный куб превратился в прозрачный силуэт, остановили воспроизведение. Помните, что сказала тогда Линь Юнь?

– Она воскликнула: «Это же кубический пузырь!»

– Совершенно верно… сейчас я загляну внутрь, а вы следите за экраном.

С этими словами Динг Йи нагнулся, всматриваясь в нутро раскрытого компьютера.

В этот момент экран погас, остались только две строчки сообщения об ошибке, показывающие, что процессор и платы оперативной памяти не найдены.

Перевернув компьютер, Динг Йи показал мне материнскую плату с отсутствующими микросхемами процессора и памяти.

– Как только я стал наблюдателем, функция квантовой волны исчезла.

Динг Йи осторожно поставил компьютер на стол. Экран оставался черным.

– Вы хотите сказать, сгоревшие микросхемы процессора и памяти существуют в квантовом состоянии, в точности так же как и макроэлектроны?

– Да. Другими словами, войдя в корпускулярно-волновой резонанс с макроэлектроном, каждая микросхема становится макрочастицей, находящейся в квантовом состоянии. И это состояние является неопределенным – микросхема существует где-то между двумя состояниями, целым и уничтоженным. И вот сейчас, когда компьютер включился и начал загружаться, микросхемы находились в первом состоянии. Процессор и память, целые и невредимые, стояли на своих местах на материнской плате. Но как только я посмотрел на них, их квантовое состояние разрушилось, и они вернулись в уничтоженное состояние. На самом деле высвобождение энергии шаровой молнией по сути своей – это полное или частичное наложение вероятностных облаков ее самой и ее цели.

– В какой именно момент микросхемы при отсутствии наблюдателя существуют в неповрежденном состоянии?

– Это невозможно определить точно. Речь идет лишь о вероятности события. Можно считать микросхемы этого компьютера находящимися в вероятностном облаке.

– В таком случае и животные, сожженные в ходе экспериментов, – они также находятся в квантовом состоянии? – со страхом спросил я, предчувствуя приближение к невероятной истине.

Динг Йи молча кивнул.

Мне не хватило мужества задать следующий вопрос, однако Динг Йи, спокойно посмотрев на меня, безошибочно прочитал мои мысли:

– Да, и люди тоже. Все те, кого убила шаровая молния, пребывают в квантовом состоянии. Строго говоря, на самом деле они не умерли. Они подобны кошке Шредингера, попеременно находятся в двух состояниях, живом и мертвом. – Встав, Динг Йи подошел к окну и уставился в ночную темноту. – Для них вопрос «быть или не быть» стоит как нельзя остро.

– Мы можем их видеть?

Динг Йи махнул рукой в окно, словно решительно прогоняя мой вопрос из своих мыслей.

– Невозможно. Мы никогда не сможем их увидеть, поскольку их состояние в присутствии наблюдателя – это смерть. Живыми они существуют лишь только с определенной вероятностью в квантовом состоянии, но как только появляемся мы в качестве наблюдателей, они тотчас же переходят в свое разрушенное состояние, то есть в небытие.

– Вы хотите сказать, они живут в какой-то параллельной вселенной?

– Нет, нет, вы меня неправильно поняли. Они живут в нашем собственном мире. Их вероятностное облако может покрывать достаточно большое пространство. Быть может, они сейчас даже стоят в этой самой комнате, прямо позади вас.

У меня по спине поползли мурашки.

Отвернувшись от окна, Динг Йи указал мне за спину:

– Но как только вы обернетесь и посмотрите на них, они сразу же перейдут в разрушенное состояние. Поверьте мне. Ни вы и никто другой никогда не сможет их увидеть. Это относится также к видеокамерам и другим регистрирующим устройствам. Обнаружить их присутствие невозможно.

– А когда эти люди находятся в неквантовом состоянии, они способны оставлять какие-либо следы в реальном мире?

– Способны. Подозреваю, вы уже сталкивались с подобными следами.

– Тогда почему они не напишут мне письмо! – теряя самообладание, воскликнул я. Под «ними» я понимал двух конкретных человек.

– По сравнению с неодушевленным предметом вроде компьютерной микросхемы поведение разумного существа, в частности человека, находящегося в квантовом состоянии, гораздо сложнее. Как они взаимодействуют с нами в неквантовом состоянии – это загадка, не имеющая ответа, содержащая множество логических и даже философских ловушек. Например: возможно, эти люди что-то написали, но какова вероятность того, что эти письма перейдут в неквантовое состояние, чтобы вы смогли их прочитать? К тому же реальный мир находится для них в квантовом состоянии? Если да, им придется очень потрудиться, чтобы отыскать вот это ваше состояние в вашем вероятностном облаке. Для них дорога домой длинная и неопределенная… Но достаточно об этом. Такие проблемы не решаются за короткое время. Попытка взять быка за рога не принесет вам ничего хорошего. Постарайтесь думать о чем-нибудь другом.

Я промолчал. Ну как я мог перестать думать о своих родителях?

Взяв со стола больше чем наполовину полную бутылку рисовой водки, Динг Йи наполнил нам по стакану.

– Вот. Это прогонит подобные мысли у вас из головы.

Крепкий алкоголь обжег мне кровь, и хаос у меня в голове несколько прояснился. Я постарался думать о других вещах.

– Как поживает Линь Юнь? – спросил я. – Чем она занимается?

– По-прежнему собирает макроэлектроны, сжигающие микросхемы. Подробности я не знаю. Между нами произошло одно неприятное событие.

– Что случилось?

– Я тайно установил у нее в квартире миниатюрную видеокамеру.

Я молча ждал.

– Линь Юнь ее обнаружила и обозвала меня извращенцем. Любого другого на моем месте она простила бы, но у меня наружность мужчины, которого женщины никогда не интересовали. И это действительно так. Мой разум всецело поглощен абстрактной теорией, и, естественно, когда дело доходит до таких иррациональных вопросов, я бываю бестолковым. В любом случае никаких записей нет. Камера что-то записывала, затем стирала запись. Я несколько раз пытался объяснить это Линь Юнь, но она не желала меня слушать.

– Вы пытались установить… наблюдателя? Вас тревожат террористы?

– Особенно учительница. Полагаю, она должна люто ненавидеть Линь Юнь.

– Находясь в квантовом состоянии, человек может напасть на того, кто в нем не находится?

– Не знаю. С точки зрения логики тут много неясного. Но лучше перестраховаться, чем потом сожалеть.

– Вы объяснили Линь Юнь свои мотивы?

– Объяснил. Но она назвала все это чистым вздором. Квантовый эффект проявился на макроуровне, и мир стал непривычным и неуютным. Простым людям трудно поверить в происходящее. Я не смог предложить внятных объяснений, и, пока не начался следующий этап исследований, я не хочу создавать проблемы, оставаясь в научно-исследовательском центре.

– Я уже и так окончательно сбит с толку, – пробормотал я, устало опускаясь на кровать.

– Вам нужно найти себе какое-нибудь занятие.