Глава 36

Красавин усмехнулся:

– Все чистая правда. Анна Григорьевна предложила мне стать ее зятем. Я ответил: не смогу жить с женщиной, которая мне не нравится. Анечка сказала: «Конечно. Если при виде Лены ничего у тебя не дрогнет, не стоит. Но если моя дочь хоть немного тебе по душе придется, то я обещаю, что ты станешь богатым». Подсказала, как мне с Леной познакомиться и как себя вести. В раннем детстве мы друг друга видели, но, конечно, она меня не узнала. Я сразу понял – Елена по паспорту взрослая, а на самом деле ум у нее двенадцати-четырнадцатилетнего подростка. Она жила по принципу: если чего хочу, то и беру. В моей постели она в вечер знакомства оказалась.

Андрей посмотрел на жену.

– Все сложилось так, как будто кто-то наколдовал. За неделю до беседы с Анечкой семья, которая снимала квартиру бабушки, съехала. Новых постояльцев я не нашел и очень расстраивался. Но после разговора с будущей тещей понял, что все как по заказу получилось. Елена мечтала выйти замуж за богача. Она наигралась с нищими творческими людьми, поняла – лучше, когда у спутника жизни кошелек тугой, и заводила романы только с обеспеченными мужиками. Да не везло ей! Спали с ней охотно, но под венец других звали. Квартира в центре на Елену произвела впечатление, она сразу решила, что я парень со средствами.

– Я не такая корыстная, – обиделась его супруга, – ты мне понравился.

– А ты мне, – улыбнулся Андрей, – спасибо Анечке, она понимала, что учитель музыки вовсе не мечта ее дочери, поэтому перевела на меня свой медцентр.

– Но дальше вы развивались сами, – заметила я, – остальное создали и поднимали собственными силами. У вас оказался талант бизнесмена. Клиникой до сих пор руководите?

– Никогда не занимался индустрией красоты, – объяснил Андрей, – мои проекты далеки от СПА-салонов, лечебниц и прочего. «Красота Парижа» успешное детище Анечки. Теща уникальный человек. Она умна, мгновенно схватывает суть вопроса, быстро обучается, готова принять чужое мнение. Она настоящая бизнесвумен, я у нее многому научился, и при этом Анна всегда находится в тени зятя и дочери, хотя мы и мизинца ее не стоим.

– Елена Васильевна, вы знали, что Анна Григорьевна владеет клиникой? – поинтересовался мой муж.

– Нет, – ошарашенно ответила Лена, – мама каждый день уезжает из дома, но она говорит, что посещает фитнес-центр, СПА, ходит по магазинам.

Иван Никифорович обратился к старшей Шляхтиной-Энгельман.

– Как так вышло, что вы вдруг основали клинику? И откуда взяли деньги на ее создание?

– Она воспользовалась записями Гриши и Тони, – закричала Эльвира, – нам их не дала, сама лекарством торгует!

Анна вздернула подбородок.

– Я знала, что меня удочерили, мама рассказала. Она же отдала мне все наработки родителей, объяснила, как ими можно воспользоваться. Если кто не знает, у меня диплом медвуза, солидный стаж работы в городской больнице. Я очень опытный врач. Деньги мне тоже дала мама. Наличкой. Доллары. На мой вопрос, откуда огромная по моим меркам сумма, она ответила:

– Я их не украла. Но ты валюту не профукай, не распыли ее на еду-одежду-отдых, уверена, у тебя появится возможность помочь людям сохранить молодость.

Я сначала открыла небольшой подпольный кабинет. Инъекции делали только тем, кто звонил по рекомендации знакомых. Это было дорого. И очень эффективно. И как только стало возможно, я открыла «Красоту Парижа».

– Она украла результаты работы наших родителей! – возмутилась Эльвира. – Воровка. Документы принадлежат нам. Всем!

Анна никак не отреагировала на ее выпад, а я вдруг вспомнила разговор двух девушек в метро. Одна из них взяла кредит, чтобы оплатить уколы красоты, а вторая пыталась удержать ее от трат, и я спросила:

– Вы обещаете женщинам эффект через двадцать лет?

– Нет, – улыбнулась Анна, – если клиентка соблюдает все предписания доктора: диету, образ жизни, то, пройдя курс, она будет выглядеть намного моложе паспортного возраста. Для сохранения молодости надо раз в году повторять серию инъекций. Пока ни одной жалобы не было.

– Мошенница! – взвизгнула Эльвира. – Украла наши деньги!

– Похоже, Ксения и Лев с вами не согласны, – хмыкнул Димон, – они молчат.

– О чем говорить? – пожала плечами Ксения Федоровна. – Мне вполне хватает того, что сама зарабатываю.

– А уж мне тем более, – подхватил Лев, – я увлечен своим бизнесом, являюсь известным чайным сомелье и титестером. Очень часто занимаю председательское кресло на международных соревнованиях, владею разветвленной сетью магазинов по всей России, головным бутиком в Москве. Зачем мне уколы красоты? Я не держу ни малейшего зла на Аню.

– Когда я пришла к Орлову с чаем «Райский сад любви», тот через некоторое время позвонил Геннадию, – сказала я. – Упрекал парня в том, что он украл банку. Значит, и Ксения, и Лев знакомы и, похоже, дружат. Иначе как к господину Орлову попал на службу Гена?

Бурбонская покраснела:

– Эльвира предложила нам всем встретиться.

– Верно, – кивнул Лев, – в кафе. Мне хотелось увидеть Радионову и остальных. Согласитесь, когда внезапно узнаешь, что ты приемный ребенок, провел раннее детство как лабораторный кролик, то интересно посмотреть на своих товарищей. Ксюша приехала, а вот Анна нет.

– Эльвира долго нас убеждала вложиться в лабораторию, – подхватила Бурбонская. – Я сразу поняла: мне это не надо. Но госпожа Радионова не из тех, кто готов смириться со своим поражением, поэтому я сказала: «Сразу не отвечу, надо подумать, до свидания». И убежала. Не успела дойти до своей машины, как раздался мужской голос: «Ксения, подождите!» Оборачиваюсь. Лев!

Орлов кивнул.

– Я сказал Радионовой ту же фразу, что и Бурбонская. Поспешил за Ксенией, она мне понравилась, предложил кофейку выпить вдвоем, без Эльвиры. Мы откровенно поговорили, стали созваниваться. Ну и, мд-да… хм…

– У нас роман, – смутилась Ксения, – ничего зазорного в наших отношениях нет, мы оба свободны.

– Вот только Герасим третий лишний! – сердито буркнул Орлов.

Я удивилась до сих пор ни разу не прозвучавшему имени.

– Герасим? Это кто?

Лев рассмеялся:

– Про Муму читали?

– Только в школе, сюжет так меня расстроил, что я больше ни одного рассказа или повести Тургенева не открыла, – призналась я.

– Геннадий типичный Герасим, – заявил Орлов.

Иван Никифорович поставил перед Эльвирой чашку с капучино.

– Интересное сравнение, но, на мой взгляд, ничего общего между сыном Ксении и немым дворником, человеком большой физической силы, нет.

– Есть, – возразил Лев Владимирович, – он такой же идиот. Сначала что-то сделает, а потом думает: «Е, что я натворил». И идет разбираться, отчего выходит только хуже.

Коробков встал, взял из кофемашины кружку с кофе и протянул ее Ксении.

– Оригинальная трактовка образа Герасима.

– На мой взгляд, совершенно верная, – уперся Орлов. – Идиот помешался на своей собаке, сначала исполнил приказ барыни, а потом решил ей отомстить. А Геннадий рехнулся от ненависти к Шляхтиной-Энгельман. Но у него, в отличие от дворника, есть «мохнатая лапа», которая всегда ему поможет, поддержит, из дерьма его вытащит, умоет, пожалеет, денег даст.

– Под «мохнатой лапой» вы имеете в виду Ксению Федоровну? – уточнила я.

– Конечно, – фыркнул Орлов. – Здоровенный мужик сидит на шее у матери. Изображает из себя творческую личность. Нигде не работает! Ведет паразитический образ жизни. И при этом ни во что Ксюшу не ставит. А она его по жизни в кулачке несет. Чуть что не так, Гена вопит: «Мама!» И мохнатая лапа бездельника поддерживает. Кроме Геннадия, некому банку спереть! Это он мой чай изгадил! Ароматизаторов туда добавил!

– Ксения, наверное, попросила вас взять сына на работу? – предположила я.

– Да, – подтвердила Бурбонская. – Кличка «мохнатая лапа» не очень приятна женщине, но Лева прав. Я избаловала сына. Я именно «мохнатая лапа Герасима». Долгое время кидалась на любого, кто посмел мне правду о Гене сказать. Никого не слушала, всех считала неправыми, а Гену золотым сыном. Глаза стали открываться, когда я ногу сломала. Помнишь, Анечка?

Шляхтина молча кивнула.

– Если бы не ты, – продолжала Ксения, – лежать бы мне в коридоре. Гена ко мне не приехал. У меня постепенно, шажок за шажком, глаза открываться стали, я поняла, что сын меня не любит. И когда Лева впервые в моем присутствии обозвал его Герасимом, а я получила прозвище «мохнатая лапа», я не обиделась. Слова подействовали, как прививка. От укола больно, может температура подняться, но зато вирус к тебе не прилипнет. Что касаемо чая… Во всех дальнейших событиях виновата я.

– Нет! – гаркнул Орлов. – Опять «мохнатая лапа» в тебе проявилась.

– Сейчас поясню, почему так считаю, – сказала Ксения. – Примерно за полгода до звонка Радионовой я посмотрела на Гену трезвым взглядом и испугалась. Моя любовь взрастила чудовищного эгоиста, гуляку, вруна, лентяя, подлеца. Ох, как мне стало плохо! И я приняла решение: хватит, Геннадию пора работать. Начала искать ему службу.

– Отлично! Все слышали? – развеселился Лев Владимирович. – Генке давно пора за денежки вкалывать. Тут я не спорю. Но почему мать ему место ищет?

– Знакомые Гены – сплошь творческие люди, среди них нет бизнесменов, – принялась оправдываться Бурбонская.

– Верно. Лентяи сбиваются в стаи, – заявил Орлов, – существовать в образе непризнанного гения выгодно. Такого на службу не погонят, он же талант, правда, никому не нужный.

– Я обзвонила всех, – грустно сказала Ксюша, – но никто не хотел Гену брать, спрашивали: «Где он работал?» Приходилось отвечать: «Нигде, сын себя искал». Ну и…

Ксения Федоровна развела руками.

– Прямо как под копирку все беседы. Гена знал, что я ищу ему место. Очень нервничал по этому поводу.

– Естественно, – пробасил Орлов, – почуял Герасим, что «мохнатая лапа» не собирается больше его поддерживать. Сейчас его беззаботная жизнь окончится! Его заставят работать.

Ксения опустила голову.

– У меня есть стародавняя знакомая Клавдия Вилли. Она богатая женщина, из родовитой семьи. Моложе меня, но намного старше Гены. У Клавы свой бизнес, медцентр «ОРТО», и есть любимая игрушка – приют для бездомных собак.

Я молча слушала Ксению. О тете Клаве Вилли мне уже рассказывала Агафья Баранова. Это Клава попросила девочку опубликовать в Интернете главы из книжонки Бурбонского.

– Я попросила Клавдию взять Гену хоть куда-нибудь, – продолжала Ксения. – Она ему предложила в собачьем приюте чем-то заниматься. И… возраст Вилли не помешал ей спать с Геной, а тот мигом сообразил, что из любовницы можно деньги тянуть. Я обо всем узнала, пришла в ужас. Мой сын – жиголо! Велела прекратить отношения. Тогда мы уже с Левой тесно общались.

Я отвернулась к окну. Похоже, усилия Ксении пропали даром, Вилли заплатила Агафье за услугу. Небось денежно-постельные отношения между Геной и Клавдией продолжались.

– Как-то раз, – перешла почти на шепот Ксения, – Лева позвонил на домашний телефон, мы говорили о разном. Он вдруг спросил: «Тебе не обидно, что ты не знаешь, кто твои настоящие родители?» Я ответила: «Ну, это не новость. Мне мама правду перед смертью сообщила». Долго с ним ситуацию обсуждали.

Бурбонская закрыла лицо ладонями.

– Понятия не имела, что нас можно подслушать. В квартире разбросано несколько трубок.

– Вроде они блокируются, если по одной беседуют, – сказала я.

– Не всегда, – уточнил Коробков, – есть ряд моделей, с помощью которых можно стать свидетелем чьих-то откровений.

– Мы с Левой проговорили почти час. Потом я пошла чаю попить, в столовую вбегает Гена в истерике, – прошептала Ксения, – прямо с ума сошел. Кричал: «Шляхтина беспризорная кошка, я всегда это знал!» Я попыталась его вразумить: «Но я тоже не Бурбонская!» Гена упал, в припадке забился, пена била изо рта, корчи начались. Ужас! Я вызвала «Скорую», понимаете? Сама врач, а звоню в неотложку. Я от страха ничего не соображала. Бригада прикатила быстро, но Гена уже успокоился. По мнению ребят со «Скорой», у сына был приступ истерики.

Ксения схватилась ладонями за виски.

– С того дня он ополоумел! Говорил только об одном: «Шляхтина дворовая кошка, а мы дворяне Бурбонские».

– Я Шляхтина-Энгельман, – подчеркнула Анна, – хорошо, пусть я родилась неизвестно от кого. Но мужа, барона Энгельмана, у меня не отнять. У меня настоящий дворянский титул. И у меня уникальные драгоценности от свекрови, матери супруга, она меня обожала. В сейфе хранятся ценные раритеты. С каждым годом они только дороже становятся. Пусть я дворовая кошка, но была замужем за родовитым котом в золотом ошейнике!

– Если у вас есть ценные украшения, то почему вы бедствовали? – удивилась я. – Жили в избе за уход за чужими животными? И почему, имея валюту, которую оставила вам мать, бедствовали? В это верится с трудом. Да и где ваша мать взяла валюту в СССР? Это было подсудно.

Анна прищурилась:

– Татьяна, такие вещи, как у меня, хранятся в банке, они являются родовыми семейными реликвиями. Их не сбывают с рук, чтобы поесть вкусно и шубу купить, только ради чего-то крайне важного их можно продать. Болезни ребенка, например. Но, слава богу, со мной этого не случалось. Ювелирка перейдет к дочке. Если судьба будет милостива к ней, то бриллианты попадут к Ирочке, затем к ее детям. А что касается валюты, это вас не касается. Я наняла вас расследовать преступление, а не совать нос не в свое дело.

– Гена совершал такие поступки, – простонала Ксения, – боже! Хорошо, что вы о них не знаете!