Глава 12. Ярославль
На правом берегу Волги съезд с моста был незамысловат. Прямая грунтовая насыпь, которая опускалась вдоль русла реки против её течения.
Неспешно двигавшийся автомобиль с американским флагом и белым крестом на дверях миновал пост из пяти автоматчиков, что дежурили на площадке ровно на середине спуска. Рамирес состроил гнусную рожу и, как подумалось Андрею, грязно ругнулся на английском языке в адрес бойцов с татуировками на лицах.
Добравшись до земли, джип повернул к проезду под бетонным мостом, соединявшим переправу через Волгу и земляную насыпь, которая уводила железнодорожное полотно к вокзалу. Бетонный мост — еще одно из того немного, что сохранилось здесь с две тысячи шестнадцатого года. Слева течет Волга, справа зеленый массив, и только впереди железная дорога да мост из серого бетона.
Асфальта нет. Джип ехал по изрядно поросшей невысокой травой грунтовой дороге. За мостом она разделилась: можно ехать вдоль берега либо параллельно железнодорожной насыпью. Когда-то это был Республиканский проезд, и Андрей с удивлением обнаружил сохранившиеся жилые пятиэтажки, которым эта улица заканчивалась у дорожной развилки перед железнодорожным мостом.
Они почти не изменились! Только на всех окнах железные прутья и сетка, проходы между домами соединены крытыми каменными галереями. Часть территории перед домами огорожена забором из бетонных плит и накрыта клеткой. Точно такой же, как по обеим сторонам моста через Волгу.
Большего заметить не удалось, джип уже проехал мимо. Ливадов решил, что в чудом уцелевших пятиэтажках обитает основной контингент… Хм… автоматчиков. Как их еще обозвать? Тех, что держат переправу через реку. Видно, прибыльное это дельце, коль позволяет содержать организованную и военизированную группу.
Что за странный новый мир? Эти в комках цвета хаки, а ещё работорговцы с копьями… Голова трещит при попытках разобраться, куда угодили он и сестра! Сперва были звездолеты, а потом лошади. Косматые вонючие дикари и футуристические костюмы похитителей Женьки.
Теперь вот в одной машине с американцами едет; и он, Андрей Ливадов, в положении раба. При мысли об этом Ливадова охватила злость. Чтоб ты сдох, Рамирес, чёртов!
Джип аккуратно перевалил через яму на дороге, затем через следующую. Железнодорожный мост еще рядом, а, значит, едут по Республиканской улице. Точнее по тому, что от неё осталось. Вместо асфальтированной автодороги в несколько полос продолжается та же убогая грунтовка.
Раньше с проезжей части Волги было не видать — мешала застройка; не высокая, но здания торгового и прочего сопутствующего назначения намертво закрывали обзор. Однако сейчас за не слишком густыми кустарниками и редкими деревьями реку было хорошо видно. Кое-где в зелени заметны нагромождения камня. Все, что осталось от прежних строений.
Скоро повернули направо. Ливадов узнал проспект Ленина. Если всмотреться в череду деревьев слева от тихо урчащего и неспешно двигающегося джипа, то можно кое-где заметить плитку пешеходного бульвара, разделявшего в прошлом две встречные полосы для автомобилей. Андрей не поверил своим глазам и вытянул шею, выглядывая еще один осколок прошлого. Это точно она! Та самая плитка!
Негр, что было задремал, вдруг засопел, запыхтел и вытаращил на пленника глаза. Ливадов без слов понял, что мешает подручноному Рамиреса. Сиди, мол, спокойно и не дергайся.
— O'key, — на это знаний английского хватало, но не более. — Все, я сижу тихо.
Ливадов уставился в стекло со своей стороны, тем более, что слева деревьев стало больше, и той другой части проспекта почти видно. Лишь какие-то смутно различимые в зеленой растительности развалины, а встречная автомобильная полоса давно исчезла; заросла деревьями и кустарниками.
Здесь же грунтовка даже один раз прервалась куском раздолбанного асфальта: несколько метров колдобин с проросшей в ямках травой. Никаких домов на проспекте Ленина со стороны Андрея тоже не видать. Развалины и развалины, да груды битого камня — и все это проглядывается сквозь поглотивший Ярославль лес. Дурацкие многометровые папоротники, Ливадов прошелся по ним ещё парой слов, и не столь уж многочисленные березы, осины и сосны.
Поросль вплотную подступала к дороге. Иногда нависающие над ней — если можно было так назвать две колеи — ветки деревьев царапали крышу. Андрей всегда любил лес, но здесь даже внутри автомобиля ощущал себя неуютно. Мрачные темные заросли на месте мертвого города рождали внутри тревогу, а то, может, и страх.
Бродить здесь в одиночку Андрей бы не стал.
— Внимание! — вдруг громко заговорил Артур Джонс; чтоб слышно было с переднего кресла, назад он не оборачивался, — сейчас включатся камеры, и я начну запись блога. Ты будешь молчать и раскроешь рот только, когда я тебя спрошу. Ты будешь совсем соглашаться и давать…
Рамирес замялся, подбирая на русском нужное слово.
— Утвердительные ответы! — нашел он.
Ливадов молчал. Упрямство и злость не позволяли соглашаться. Да и что вообще наговорит Рамирес?
— Ты понял? — в голосе Джонса зазвучало явное раздражение. — Утвердительные!
— Понял, понял, — произнес Андрей.
Разум восторжествовал. Не время быковать, он еще отыщет случай вцепиться в глотку Рамиресу и двум его подручным, но не сейчас.
Плотные заросли неожиданно расступились. Джип выкарабкался на широкую поляну, повернув налево, и Андрей сперва прочувствовал, куда приехали, а потом и вспомнил местность. Они двинулись по Советской улице.
Две дорожные колеи оставались по-прежнему убогими, но, странное дело, лес отступил и изрядно поредел по правую руку от дороги, а меж деревьев показался узнаваемый остов четырехэтажки, что когда-то примыкала торцом к исчезнувшему перекрестку. Окрашенная в желтое штукатурка отвалилась почти везде, от дома остались лишь частично обгоревшие стены. Внутри каменного каркаса стен и вокруг домов — новый лес, однако куда менее густой в сравнении с противоположной стороной Советской улицы. Там деревья по-прежнему стоят стеной.
— Куда мы едем? — не удержавшись, спросил Андрей.
— Shut up! — ответ Рамиреса был короток. Заткнись!
— Понял, босс, — буркнул под нос Ливадов. Не долго тебе, сука, осталось.
Андрей покосился на негра. Тот снова растянулся в белозубой улыбке и весело подмигнул рабу. Вот же весельчак! Пленник выругался. Смешно ему, но ничего, будет и на нашей улице праздник.
Негромко урча мотором, джип ехал дальше. Слева через поредевший лес на землю падало множество солнечных лучей, день выдался ладный, но тревога и ощущение опасности никуда не делись.
— Action! — громко произнес Рамирес.
Команда к съемкам прозвучала для Андрея почему-то внезапно, он завертел головой в поисках камеры, которая будет его снимать, только ничего не обнаружил. Запись в салоне автомобиля велась их скрытых устройств.
— Друзья, это снова я, Артур Джонс, и я вновь разговариваю с вами по-русски, чтобы разговор понимал мой раб. Вы же помните его по прошлому выпуску?
У Ливадова зачесались кулаки — казалось, что Рамирес рассказывает о нем, словно о какой-то мартышке.
— Мы накормили его, приодели.
Ливадов заскрежетал зубами от нахлынувшей на него ярости, однако сдержался и сохранил внешнее спокойствие; уставился в окно, чтобы не подыгрывать съемке. Стены их красного кирпича с проемами высоких окон трудно было не узнать. Старинное здание ликеро-водочного завода сохранилось очень хорошо, не видно только ни одного куска стекла в черных и пустых оконных глазницах… Из них как будто наблюдает, затаившись в развалинах.
— Посмотрите на него, — продолжал Джонс. — Андрей! Андрей, ты слышишь меня.
Ливадов отвел взор от неживого пейзажа:
— Да.
— Я рассказывал тебе, что целью моей поездки в Старую Россию, было посещение уцелевших после войны христианских храмов. Это блог миссионера и путешественника, — Джонс развел руками, обращаясь к своим зрителям, — и мы почти добрались до последней точки из списка церквей, которые я собирался посетить.
Андрей слушал и молчал. Ничего о себе Джонс, конечно, не рассказывал, но Ливадов должен соглашаться с ним.
— Помнишь, я говорил тебе про церковь… — Рамирес на мгновение замялся, ему предстояло выговорить непривычное слово, — церковь… Прасковеи Пятницы.
— Помню, — солгал Андрей. Американский придурок переврал название. Ливадов и сам часто путал в детстве, пока набожная бабушка не научила, как говорить правильно. Церковь Параскевы Пятницы.
— Ты ведь тоже захотел её увидеть?
— Конечно, — кивнул Андрей. Движение головой вниз напомнило об ошейнике. Сука!
— Мы почти добрались до неё, и я должен хотя бы кратко поведать зрителям об этом храме, — продолжал Джонс.
Ливадов не слушал американца. Внимание привлекло еще одно здание по улице Советской. Серая жилая девятиэтажка, выступающая над густым окружающим её кустарником. Длиннющая. Ничего не осталось от перекрестка дорог, у которого она начиналась, но стены сохранились очень хорошо и они должны тянуться до следующего перекреста с улицей Республиканской и далее вдоль неё к проспекту Октября почти на полквартала.
Стекол нет, крыши, кажется, тоже, но… Андрей крепко выругался про себя. Что это было? Он заметил человека на разбитом балконе седьмого этажа. Большего, чем темная фигура, быстро скрывшаяся внутри здания, разглядеть не удалось.
Хрен бы с ней! Но в душе заскребли кошки. Появилось недоброе предчувствие. В мертвом городе от случайного встречного ничего хорошего не жди.
— А после мы вернемся в USA! — продолжал Джонс. — Я свяжусь с властями, те сделают запрос в Красный сектор. Если мой раб гражданин красных, русские выкупят его.
Андрей замер после услышанного. Русские? Выкупят его? Может быть, это надежда на спасение? Но… Он точно не является гражданином никаких красных? Не те ли это люди, что похитили сестру? Не окажется ли он снова на положении раба?
Ливадов снова выругался, давя в себе малодушие. Несмотря на все сомнения, так хотелось, чтобы рабский ошейник просто сняли русские, для которых он окажется своим. Да только что будет, если это будут какие-нибудь не такие или не те русские?
Девятиэтажка походила полуразрушенный заброшенный замок в лесу и все тянуласть и тянулась вдоль грунтовки справа от неспешно идущего по колдобинам автомобиля. Вообще-то к церкви должны были свернуть прямо перед ней, но в зарослях слева от дороги проезда не было.
Ехали теперь в тишине. Андрей вдруг понял, что Рамирес смолк, и, признаться, это обрадовало. До тошноты противно играть в спектакле миссионера.
Грунтовка и джип добрались до внутридворового проезда через девятиэтажку, его хорошо видно над кустарником. Здесь раньше был светофор на пересечении Советской и Республиканской, которая, кстати, в прошлом напрямую вела к Железнодорожному мосту. А нынче никакого перекрестка: грунтовка просто берет влево, делая поворот почти под прямым углом.
Прежде вокруг перекрестка было просторно. Дома отступали от дороги, а по направлению к Волге и мосту, слева вдоль Республиканской улицы, располагался сквер — почти до самой церкви, куда направлялся джип американца. Сейчас по обе стороны от грунтовки все заросло папоротником. Кое-где меж стволов видны груды камней.
Неожиданно грунтовка и папоротник по обе стороны от неё кончились. Обширная прогалина с невысокой травой и сиротливым бетонным столбом, который когда-то держал лампу уличного освещения. Остальные, что в прошлом торчали из круглой клумбы, давно исчезли, а он невесть зачем сохранился посреди Октябрьской площади.
Это была она. Сквозь окна на стороне негра и белобрысого водителя видна церковь Параскевы Пятницы и далее сквозь лобовое стекло — дома, что высились по Республиканской улице, когда она продолжалась после площади.
Разноэтажные, от двух до девяти этажей, и разных же эпох. Отсюда даже казалось, что все дома неплохо сохранились. Стоят по обе стороны от проезжей части, а вот дороги больше не существовало. Меж строениями густая поросль, и проезда нет. Понятно теперь, почему джип сделал круг: чтоб добраться сюда до церкви.
Другие улицы сгинули, всё поглотили деревья. Наверно, от Пятницкого парка и пошла эта густая зелень — он должен был находиться на противоположной стороне площади, а сейчас и не отличишь заросли на месте парка от прочего леса вокруг площади.
— Tommy, — нетерпеливо произнес Рамирес.
— Yes, sir, — белобрысый водитель встрепенулся. Да, сэр.
Он отпустил руль и нацепил на правое ухо наушник с отростком микрофона, а, затем потянувшись куда-то, достал массивные очки, закрывшие половину лица, и плотные толстые перчатки. Томми быстро надел их и, опустив взор на невидимый планшет, принялся водить по нему пальцами.
— I'm ready! — произнес он. Я готов!
Ливадов, глядя на силуэт белбрысого, подумал о виртуальной реальности.
— Let's go! — послышалось от Рамиреса. Давайте!
Он и чернокожий тоже нацепили на правое ухо наушник с микрофоном и вдобавок вооружились. Негр, осклабившись, уже держал снятую с потолка штурмовую винтовку. Спереди послышался звук передернутого затвора.
Полюбоваться на церковь собрались? Андрей усмехнулся про себя. Хороши паломники!
— Выходим! — вновь скомандовал Джонс.
На сей раз по-русски, и вдобавок Ливадова остро кольнуло в шею. Тварь! Рамирес гнал его из машины, понукая болью, словно животное.
Когда вылезли из машины, Андрей оказался между негром и Джонсом. Помимо двух пистолетов, тот также снарядился тяжелым автоматом. Над головами зависли четыре дрона-камеры. Три полетели в сторону церкви, а один из них завис напротив Рамиреса который картинным жестом приподнял над банданой шляпу.
— Здравствуйте! Снова с вами я, Артур Джонс, и, как и обещал, мы у церкви… Пара…Параскевы Пятницы. Мы…
В этот раз Рамирес произнес название правильно. Больше его Ливадов слушать не стал, сосредоточившись на развалинах белого здания. Там кто-то был. На них кто-то смотрел злым и голодным взглядом.
