Глава 22

Шансов даже добраться до укреплений у родезцев не было изначально. Им бы по-хорошему сначала провести разведку, проверить ситуацию. А так, с наскоку… «Все дело, – решил Володя, – в нехватке времени, скоро стемнеет, а там ночь… ночью же никто не воюет… почти…»

Первый натиск отбили легко, второй раз родезцы пошли в атаку уже без коней, сообразив, что те только ноги себе переломают на воздвигнутой полосе препятствий. Скорость передвижения упала, позволив локхерским лучникам сделать больше залпов, но тут уже сказалось не очень большое число лучников за укреплениями – всех их распределили по склонам гор.

Вот заработали станковые арбалеты, стреляя во фланг атакующим, те невольно откатились от гор к центру позиций, где стояли арбалетчики. Еще несколько залпов, а потом увлекательное зрелище врагов, пытающихся подняться по обледеневшему склону. С большими потерями родезцы откатились.

– Ну, вот и все, – выдохнул тир Дитон, рядом с князем наблюдавший за штурмом. – Времени до темноты у них не осталось.

Всегда осторожный князь по какой-то причине поверил Дитону, что у них все получилось. А когда им удалось отбить еще один штурм, в котором атакующие тыкались во все места укреплений, словно прощупывая оборону, он окончательно в этом уверился. Все говорило о том, что на следующий день можно будет принимать капитуляцию…

Когда стемнело, солдаты развели большие костры из запасенных дров. Такие же костры горели и на склонах гор, где располагались дозорные. Уже потом князь сообразил, что эти костры отлично выдавали расположение его отрядов… Задним умом крепок…

Хотя справедливости ради стоит сказать, что князь даже не предполагал, что враг решится на такую авантюру. Ночью, бросив всех коней, родезцы, разбившись на небольшие отряды, пошли в горы, в обход основных позиций противника. Ослепленные светом собственных костров локхерцы слишком поздно заметили этот маневр.

Князь, разбуженный шумом, выскочил из палатки и стал очумело оглядываться, пытаясь понять, что происходит. Все же тренировки не прошли бесследно, и часовые в армии князя знали свое дело, успели предупредить своих. Поэтому родезцам не удалось вырезать все дозоры. Ударили лучники, вниз покатились горящие бревна, запасенные как раз для штурма врагами гор. Теперь был хоть какой-то источник света.

Приметив врагов, князь выругался, потом выхватил оба меча.

– Все, кто рядом, за мной! Вперед!

Собирая вокруг себя очумевших солдат, князь устремился в гору, пытаясь отрезать врагам отход. Первый враг… князь присел, пропуская удар над головой, полоснул по ногам и, не слушая криков и шума скатывающегося по склону тела, продолжил движение. Сейчас главное создать давление, не дать врагам собраться. Он прекрасно понимал, что родезцы могли провернуть подобное, только разбившись на небольшие отряды, иначе шум разбудил бы всех, но сейчас это играло против них: пробираясь в горы, они имели дело с малочисленными дозорами, которые не могли их надолго задержать. Но снизу уже поднималась подмога. Все же хорошо, что солдаты спали в доспехах, хоть никто и не верил в возможность ночной атаки, но ввиду близости врага устав соблюдался. Князь благодарил тех на Базе, кто подсказал ему возможные пункты этого устава. Воистину такие вещи пишутся кровью. Не будь этого, сейчас все еще только лихорадочно снаряжались бы для боя.

Родезцы, сообразив, что их обнаружили, ускорили бег, пытаясь вырваться из капкана.

Князь схватил одного из солдат, пробегающего мимо.

– Вниз!

– Что? – Солдат ошарашенно уставился на князя, потом сообразил, с кем говорит, и вытянулся: – Милорд?!

– Вниз! – Князь подтолкнул его с горы. – Передай, пусть конница обходит гору и встретит родезцев с той стороны! Там не очень много мест, где они смогут выбраться!

– Но…

– Бегом!!!

Солдат сорвался с места и помчался вниз по склону.

– Чертов снег! – Князь снова устремился вверх, но его уже обгоняли более сильные воины, которые буквально прорывались сквозь сугробы. Двигаться за ними оказалось очень удобно.

Вот они поднялись к своим. Князь огляделся, заметил одного из охотников Лира.

– Где?

Тот понял, о ком спрашивает князь, и ткнул пальцем в сторону. Князь присмотрелся и заметил торопливо передвигающихся по горе вражеских солдат. Охотники, пользуясь своим умением, поднялись выше и теперь сверху обстреливали врагов. То один, то другой родезский солдат падал и больше не поднимался. К сожалению, охотников было не так уж много, и они не могли кардинально повлиять на ситуацию, а локхерские лучники за ними просто не успевали, не было у них навыков передвижения по горам.

Князь обернулся к солдатам, указал мечом на врагов:

– С той стороны горы сейчас их ждет наша конница! Главное, не дать им времени собраться! Вперед! – и первым устремился в погоню.

Сейчас он мечтал уже не о рации, а об обычных снегоступах, но они остались в крепости, и солдатам теперь приходилось брести по колено в снегу. Вдруг их атаковали откуда-то сбоку из-за валуна. Смертники, но, кажется, именно в этом и заключалась их задача: умереть, но задержать погоню. Князя спасло только то, что он споткнулся и рухнул в снег, закопавшись в него с головой. Предназначенная ему стрела пролетела мимо, а его самого враги потеряли из вида, а потом уже им стало некогда разыскивать вражеского командира, хотя они явно его опознали то ли по росту, то ли по накидке.

Какое-то время родезцы даже теснили их, но тут подошли свежие силы с арбалетами, и очень быстро с этими врагами было покончено.

– Подберите раненых, – устало распорядился князь, понимая, что время упущено и догнать остальных теперь трудно. Но все равно надо идти.

Погоня возобновилась. С горы спустились только часа через два. Счастье еще, что с ними были охотники. Те с высоты могли следить за перемещением как своих, так и чужих, еще отлавливали заблудившихся солдат, направляя их в нужную сторону. Не будь этого, половина армии точно потерялась бы.

Едва они спустились с горы, как к князю подскочил всадник:

– Милорд, тут пытались прорваться, мы всех положили… но их было немного.

– Скорее всего, основная часть уходит туда, – Володя махнул рукой и устало оперся о колени, тяжело дыша.

– Мой командир подумал так же, а потому велел нам встретить вас, а сам повел всех дальше по дороге. Милорд, вам дать коня?

Князь так взглянул на солдата, что тот невольно поежился, а потом поспешно замахал рукой. Тотчас к ним подскочил еще один всадник, держа вторую лошадь на поводу. Володя тотчас вскочил в седло, повернулся к людям, нашел взглядом сержанта – командира восьмерки. Махнул ему:

– Ты и твоя восьмерка остаетесь здесь! Встать цепочкой и всех солдат, которые будут подходить, направлять следом за нами! Остальные за мной!

Вместе с небольшим эскортом он устремился в сторону шума разгорающейся битвы. Впрочем, когда они обогнули валун, оказалось, что битва уже затихает. Первая, неожиданная атака кавалерии на спустившихся с гор спешенных рыцарей принесла плоды, но увы, всадников было слишком мало. Родезцы быстро очухались и организовали оборону, а потом и отступление, пользуясь неудобством местности для конницы. Пожертвовав еще одним отрядом, они все же сумели отвести остатки своих сил и вывести их из-под удара. Едва оглядев местность, князь понял, что преследовать отходивших бессмысленно. Конница там не сумеет действовать в полную силу, а пехота просто не успеет подойти.

– Граф Рагорский, – пробормотал он, наблюдая, как родезцы отступают. – Я запомню тебя… – Потом вбросил меч в ножны. Сейчас предстояла муторная работа по сбору разбредшейся по окрестностям армии, подсчету потерь своих и врагов.

Даже к полудню собрать всю армию так и не удалось, охотники продолжали находить в горах заблудившихся солдат, а то и целые отряды. Благо те догадались подать сигналы дымами – идея охотников. Всем солдатам выдали заранее по небольшому мешочку с соломой и какой-то добавкой, от которой она горела с густым черным дымом. По таким дымам потеряшек и отыскивали. Солома горела недолго, но заметить направление успевали.

Правда, некоторые солдаты впадали в панику и использовали свою сигналку ночью, когда никто еще не в силах был их разглядеть, а утром оставались ни с чем, уже не в силах подать сигнал о своем местонахождении. Специально для таких, как только рассвело, в лагере разожгли костры с таким же черным дымом, он и служил указателем направления.

Сам князь за хлопотами скрывал досаду. И ведь виноват только он – не учел такой возможности, как ночной прорыв через горы. Привык уже всех удивлять своими неожиданными ходами, но забыл, что родезцы – это не сонные локхерцы, они и сами горазды удивлять. Эрих научил их ради победы отбрасывать общепринятые истины, касающиеся войны. Зимой не воюют? Ночью нельзя сражаться? Нельзя ночью отступать по горам? Все можно, если очень прижмет!..

Князь понимал, что своих офицеров винить нельзя, они действительно не могли представить такой попытки прорыва, но вот сам он, если бы хорошенько подумал, мог бы понять, что для родезцев это единственный шанс спасти хоть кого-нибудь. Вряд ли вырвалось много, судя по собранным данным, не больше трехсот солдат, а то и меньше, пусть и лишившихся коней, но сейчас, когда гарнизоны Родезии ослаблены, эти триста человек могут стать ядром формирования новой армии…

…Прошли к бывшему лагерю родезцев, где открылось страшное и очень неприятное зрелище. Рыцари, поняв, что лошадей им не спасти, убивали их, чтобы не достались врагу. Шуметь они не могли, а потому делали все быстро, одним ударом в шею. Мастерски, можно даже сказать. Но попались и живые лошади, которых родезцы отвели в сторону и привязали к кустам у скалы. В сумках обнаружились записки с почти одинаковым содержанием и даже написанные одним почерком. Видимо, по просьбе рыцарей их писал какой-то грамотей. Записки сводились к одному: просьба позаботиться о них и обещание заплатить любой выкуп за боевых товарищей. Именно так и было написано – боевых товарищей. Князь прочитал одну записку, вторую. Поиграл желваками.

– Что делать? – поинтересовался Лигур, который наблюдал за ним все это время.

Приведя вовремя своих людей, он не рискнул ночью подходить ближе и занял оборону в выбранном им узком месте на перевале. Утром Лигур узнал новость о прорыве и поспешил сюда, но мрачный вид князя не способствовал доверительной беседе, а потому он только доложил о приходе, о том, что Тарон взять не удалось и его пока только блокировали небольшими силами. Князь выслушал, кивнул и продолжил изучать брошенный лагерь родезцев. Здесь он и натолкнулся на этих лошадей. Лигур не рискнул оставить князя без присмотра и отправил своего заместителя заниматься солдатами, а сам присоединился к сеньору, тенью бродя за ним.

– Что делать? – Князь развернулся к Лигуру. – А что делать… позаботиться о благородных животных хотя бы из уважения к благородству их боевых владельцев.

– Я распоряжусь.

Князь кивнул и отправился обратно в Минот.

От организованной на следующий день погони он ничего не ждал, но и не послать ее не мог.

– Пройдитесь по деревням, – напутствовал он Тутса. – Еда нам не нужна, и уже имеющуюся девать некуда, а вот волы и лошади лишними не будут, этих забирайте, телеги тоже.

– Платить?

Хороший вопрос. В пределах Локхера князь категорически запретил любые реквизиции «на пользу короны», требуя за все платить. Но тут… скрепя сердце он помотал головой:

– Нет. Но и убивать никого не надо, все равно крестьяне серьезное сопротивление оказать вам не смогут.

В общем триста всадников отправились на реквизицию гужевого транспорта, а проще говоря – на грабеж.

Когда всадники уехали, сам князь с половиной армии отправился к Тарону. С горы оглядел город, расположенный довольно удачно между двумя горами. Здесь главный перевал переходил в равнину, а потом снова уходил в горы, уже не такие высокие, как предыдущие. Здесь, на берегу горной речки, и расположился город, не на склоне, в отличие от Минота, а именно на равнине, занимая ее почти всю целиком. Дорога через перевал шла выше по горам и чуть в стороне, поэтому город не мог помешать движению по ней караванов, но служил отличным перегрузочным пунктом и складами. Князь не заблуждался по поводу захвата этого города собственными силами, без серьезных осадных машин, но надеялся, что он сдастся сам, когда защитникам станет известно о разгроме каравана и захвате Минота.

– Парламентеров посылали? – поинтересовался князь у Дитона, который встретил его в небольшом лагере, где располагалась одна из блокирующих город частей. Сами солдаты были заняты тем, что возводили вокруг города насыпь и ставили частокол из раздобытых непонятно откуда бревен. Еще часть охраняла работающих от вылазки, а лежащие недалеко тела родезцев свидетельствовали, что предосторожность не лишняя.

– Они их тоже послали в ответ, – буркнул тир. – Даже слушать нас не стали. Я приказал выстрелить в город стрелой с посланием, но они вернули и ее.

– Понятно… слушай, а чего это наши солдаты надрываются? У нас пленных полно, гони их всех сюда, пусть на наше благо поработают. И еще… я видел в Миноте деревянные сараи, пусть их быстренько разберут и доставят сюда. И как склады сгодятся, и будет где людям отогреться.

– Я передам Лигуру, а пока пытаюсь через Лира наладить контакт с его людьми в городе.

– Надежда есть?

Дитон сожалеюще покачал головой:

– Все патрули усилены, на стенах двойные вахты… командир там решительный, призвал всех наемников в армию, собрал ополчение… и, похоже, наговорил много всего об иртинском палаче, объясняя, что будет с ними, если такой человек возьмет город.

Князь нахмурился, Дитон пристально наблюдал за ним, но тот только печально хмыкнул.

– А в Локхере моя репутация работала на меня, а не против, там предпочитали сдаваться.

– Там у защитников не было надежды на помощь, а тут… простите, милорд.

Князь махнул рукой.

– Ладно, чего уж там. Взять город мы можем, конечно, но мне становится плохо, как только подумаю о потерях… Тарон не стоит того, чтобы лишиться армии. Ладно, возведем тут укрепления и станем ждать Норта с осадными орудиями.

– Этот город как заноза у нас в заднице, – услышал реплику князя поднимающийся на наблюдательный пункт Лигур. – Но вы, милорд, безусловно, правы. Если мы начнем штурм, то положим половину армии.

– В лучшем случае, – кивнул князь. – Поэтому блокируем.

– А потом?

– А потом начинаем освобождать Эндорию… по крайней мере, ближайшие окрестности. Нам нужны люди для гарнизона и снабжение. Это мы можем получить в городах… Да, еще шахты. Их тоже надо захватить, а то безобразие какое-то, мы уже тут, а они продолжают добывать железо для Эриха. Нам оно тоже пригодится.

– Я соберу отряд, – согласился Лигур. – Два отряда. К шахтам отправлю пехоту, а в Эндорию конницу.

– Хорошо, – пробормотал князь, с трудом удержавшись на ногах. Его вдруг повело в сторону, и он чуть не загремел с горы. «Господи, как же я устал…»

Дитон заметил это и успел поддержать князя.

– Милорд, вам надо отдохнуть. – Дитон сдвинул брови. – Потом можете меня наказать, но сейчас вы либо отправитесь в крепость отдыхать, либо я прикажу доставить вас туда силой… и солдаты меня поддержат.

Князь нахмурился, но встретился с таким же непреклонным взглядом Лигура и сдался. «Если уж и он туда же…»

– Хорошо…

Уже падая в постель, князь все же решил, что за радио готов отдать не полцарства, а все, иначе как выяснишь, что творится в Родердоне и у короля. Когда еще прибудут гонцы? А с другой стороны, тогда бы он и его солдаты не смогли бы тут так свободно резвиться, ибо Эрих уже получил бы известие об их рейде и принял бы меры. Мыши могут и порезвиться, пока кот занят в другом месте. И можно быть уверенным, что информацию об их действиях этот самый кот получит одновременно с сообщением о делах в столице.

Неделя взаперти в доме, расположенном в не самом лучшем районе города, показалась Ортинии худшей в жизни. На третий день такой тоски даже тревога за подругу отступила куда-то глубоко внутрь, напоминая о себе только грустью и тоской.

– Мама, как думаешь, Луна выживет?

– Все может быть…

Ортиния видела, что мать не верила в такую счастливую случайность, но и прямо сказать об этом не хотела, успокаивая ее, как маленькую. Это особенно задевало принцессу – ее не считали достойной того, чтобы говорить правду, все норовили успокоить ее, подбодрить. По любому вопросу Гирон советовался с королевой, для нее же у него находились только слова утешения.

– В столице? Не переживайте, ваше высочество, все успокаивается.

Успокаивается? А с кем их охрана только недавно сражалась? Они всерьез полагают, что она не слышала звона мечей в переулке?

На четвертый день принцесса подумала, что в этом есть и ее вина. Раз она ведет себя как маленькая, то и относятся к ней соответственно. Луна? Они были ровесницами… но смогла бы она – Ортиния – вот так с улыбкой отправиться на смерть, выполняя свой долг? Весь день принцесса просидела задумчивой, размышляя о чем-то своем, а к вечеру перед всеми предстала уже совершенно другая девушка – повзрослевшая и решительная. И когда Гирон в очередной раз попытался утешить ее, обнадеживая, что фрейлина ее могла выбраться из дворца, Ортиния резко его оборвала:

– Куда? В тихий город, в котором вам каждый день приходится вступать в бои? Или думаете, я ничего не слышу?

Гирон осекся, повернулся к королеве за поддержкой, а та с каким-то новым выражением смотрела на дочь.

– Орти, у Луны есть только один шанс, – заговорила она, – если она зачем-то понадобится заговорщикам. В противном случае…

Ортиния отвернулась. Хотела, чтобы к ней относились, как к взрослой? Получай. Но тут же устыдилась, подавила слезы и уверенно взглянула на мать:

– Я понимаю. Придется с этим жить. Если она выживет… я возблагодарю всех богов, но шансы на это невелики. Гирон, сколько нам тут сидеть?

Гирон снова посмотрел на королеву, дождался ее кивка и заговорил:

– Конрон Иртинский уже рядом. Мы получили известие, что ему удалось разгромить армию герцога Нинсельского, но из-за этого он не успел занять столицу до прихода герцога Эндорского.

– Этот дурак тоже в заговоре? – не удержалась принцесса от удивления.

– Орти! – укоризненно покачала головой королева.

– Судя по всему, нет. – Гирон дипломатично не заметил восклицания принцессы. – Похоже, его просто использовали, а потом ему было уже поздно отступать. Все будет зависеть от того, как долго он решит сопротивляться. Что же касается боев, так лучше пусть к нам лезут эти бандиты, с ними легко справиться. Намного хуже, если кварталы начнут прочесывать солдаты. К счастью, беспорядки в городе мешают Эндорскому организовать наши поиски. Думаю, в ближайшие дни он станет наводить порядок в столице.

О том, как именно герцог взялся наводить порядок, Гирон сообщал каждый день. Сначала он хотел доложить все только королеве, но та сама позвала дочь. После этого они слушали его доклады вдвоем.

– Он не понимает, что только разжигает ненависть? – изумлялась Ортиния.

– Судя по всему, он даже не думает о том, что чернь способна что-то чувствовать. Кнут в его представлении – лучшее средство для управления ею. Но этим он только приближает свое падение. Его ненавидит уже весь город, и сейчас жители надеются только на то, что войска короля наконец освободят их от этого сумасброда. В ближайшие день-два все решится.

Как Гирон и предсказывал, все решилось в течение суток. Сначала восстали солдаты гарнизона.

– Маркиз Савский – сторонник короля? – Ортиния буквально прошипела.

– Он ничего не значит, – отрезала королева. – Маркиз – пешка в этой игре, и если он решил таким способом спасти свою шкуру, пусть. Все будет меньше потерь.

– Мама, из-за него погибла Луна!

– Это еще неизвестно. Или ты из принципа хочешь залить все вокруг кровью, лишь бы увидеть его на плахе?

Ортиния надулась, но тут же подняла голову:

– Я понимаю. Но я все равно его не прощу. Никогда.

– А это и не требуется. Найдется другой способ наказать его. А пока надо как можно скорее покончить с мятежом.

На следующий день Гирон привел к ним в дом тира Джерома, которого представил как своего непосредственного начальника.

Тот вежливо раскланялся с королевой и принцессой, выдал подробный, но четко отрепетированный доклад о ситуации:

– К сожалению, дворец еще в руках мятежников, но для вас мы уже приготовили отличный дом. Там вы будете в полнейшей безопасности. Прошу вас следовать за мной, карета ждет.

Дом и впрямь оказался великолепным, но Ортиния, вымотанная последними событиями, когда из-за волнений почти не спала, сразу же завалилась в постель и проспала почти сутки. А вот королева решительно заявила, что собирается принимать участие в совете, на котором решается судьба мятежа и столицы. А еще ей очень не нравился капитан Торвальд. Почему, она бы и сама не сказала, просто чувствовала, что что-то с ним не так, и все. Ну не встревал герцог Вертонский уже давно в разборки знати. Что его заставило вмешаться сейчас? Надежда спасти сына? Возможно. Но неужели он не знал о том, что сын ввязался в заговор? Почему-то королева не верила в это, но доказать она ничего не могла, а потому просто наблюдала. Когда-нибудь она все поймет и разберется в ситуации, а пока лучше молчать и слушать, а этому королева за долгую жизнь во дворце научилась лучше всего.

В столице царил полный бедлам. Жители, вздохнувшие было с облегчением, когда в город вошла армия герцога Эндорского, притихли, устрашенные казнями, которые герцог немедленно начал производить. Трупы «мятежников» висели на каждом углу. Вот только тишина была не испуганная, а напряженная. Любая мелочь могла взорвать ситуацию и вывести все из-под контроля. Напрасно герцога старались утихомирить и сдержать.

– Чтоб я церемонился с этим отребьем! – рявкнул он, не выдержав увещеваний герцога Лодерского, который прекрасно понимал, к чему все это может привести.

Увы, в его подчинении был только гарнизон, да и то не полностью, там маркиз Савский командует и его люди. Противопоставить герцогу Эндорскому Лодерский ничего не мог. А тому эта ситуация явно нравилась. Впервые он может разговаривать свысока с кем-то равным себе. Похоже, он и о цели забыл, так загордился – главный в столице!

И уж если герцог Эндорский не слушал Лодерского, то маркиза Савского и графа Дирана, являвшегося главным в столице в отсутствие короля, он вообще ни во что не ставил. Граф, впрочем, и не пытался встревать. Первые два дня он смотрел на все творившееся вокруг, а потом вдруг исчез. Сначала это никого не встревожило, пока из лагеря войск герцога Торендского не стали приходить воззвания от имени графа к солдатам гарнизона – оставлять мятежников и переходить на сторону короля.

Конрон, по простоте душевной, сначала просто хотел отрубить перебежавшему к ним графу голову. Графу удалось его убедить, что это имеет право сделать только король. Но тут граф попал в руки к Джерому, с которым у него состоялся продолжительный разговор, после чего Диран вышел из палатки задумчивый и готовый к сотрудничеству.

– Оно, конечно, все зависит от короля, – заявил напоследок графу Джером. – Вот только королю о произошедшем мы ведь докладывать будем. Мы можем сообщить, что некий граф участвовал в мятеже, а потом, когда понял, что проиграл, перебежал к нам, чтобы спасти свою шкуру. А можно сказать, что вы проникли в замыслы мятежников и, когда собрали все сведения, рискуя жизнью, пришли с ними к нам. Может, в первом случае вас и помилуют, но карьеру свою вы загубите. А во втором – станете героем.

Диран колебался недолго, а Джером, довольный вербовкой, активно записывал все сведения, которые выдал ему перебежчик, для отчета герцогу. Ну и еще наметил других кандидатов на вербовку. А чтобы окончательно привязать графа, он и придумал эти обращения к солдатам, в эффективность которых совершенно не верил. Однако сработало, хотя и не так, как рассчитывали: побежали не солдаты, а дворяне, кто еще оставался в городе. И в этот момент подошли отряды герцога Вертонского, появлению которых не обрадовался ни Конрон, ни Джером. К счастью, герцог Вертонский уже старик и самолично возглавить армию не может, а с его командиром можно и договориться. Впрочем, тот, как это ни странно, на первые роли не рвался, видимо, получил соответствующий приказ.

Его появление привело к совершенно неожиданным последствиям – в городе вспыхнул бунт стражников во главе с маркизом Савским, который и открыл ворота столицы перед армией своего отца. Тут же возобновились задавленные террором волнения, и началась форменная охота на солдат герцога Эндорского. Тот бесился, но сделать ничего не мог, а когда стражники открыли ворота города, сообразил, что проиграл, и с жалкими остатками армии заперся во дворце.

Джером подозрительно косился на командующего герцогской армией, но доказать факт сговора не мог. Да и глупо ведь пытаться что-то там доказывать, когда играют за тебя, тем более командующий совершенно не чинил препятствий Конрону, не спорил о местах дислокации и также о том, кто возьмет на себя охрану дворца. Проблема только одна – отбить дворец. Ну, еще навести порядок в городе. Тут уже за дело взялся Джером. Если доверить все Конрону, то слон в посудной лавке покажется образцом изящности и осторожности. Сам Конрон с облегчением спихнул всю политику на Джерома и занялся подготовкой к штурму дворца, точнее, возведением укреплений вокруг него, чтобы оттуда никто не сбежал. А еще не забыл отправить в ставку короля сообщение о подавлении мятежа и о том, что королевская семья в полной безопасности под охраной всего войска… Оставалось надеяться, что ему забудут промашку с промедлением занятия столицы…

Последние бунты подавили на четвертый день, и в городе наконец-то воцарился мир. Только после этого можно было серьезно говорить о штурме дворца. Герцог Эндорский не нашел ничего лучшего, чем объявить себя защитником короля, а остальных подлыми мятежниками, призвал их сложить оружие и отдаться ему на правый суд. Над его заявлением ржали даже последние нищие столицы.

– Он всегда был таким, – заметила королева-мать, когда это сообщение зачитывали в доме, где располагался штаб. – Его даже казнить будет жалко, ясно же, что его использовали. Если бы тут был герцог Нинсельский, нам бы пришлось намного хуже.

– А он тут, – хмыкнул Джером, но сразу же сделал вид, что закашлялся, и извинился.

– Ничего страшного, господин тир, – улыбнулась ему королева. – Ваш герцог знал, кого направить нам на помощь. Я всегда буду благодарна вам. Вам и господину графу Иртинскому.

Конрон важно поклонился. Присутствие королевы ему тут совсем не нравилось, она мешала ему проводить военный совет, посвященный дальнейшим планам. Ну, в самом деле, при ней же не обматеришь подчиненного, который не выполнил приказ. И душу не отведешь в споре. Приходилось себя контролировать. И какой в этом случае военный совет? Торжественный прием во дворце, право слово. Хорошо хоть принцесса не присутствует.

– В общем, я против штурма, – выждав положенную паузу и убедившись, что королева больше ничего не скажет, продолжил прерванный появлением посыльного с заявлением от герцога Эндорского граф. – Капитан? – Конрон выжидательно уставился на командующего армией герцога Вертонского, который совершенно не принимал участия в разговоре.

– Я полностью с вами согласен, граф. Совершенно бессмысленно терять людей под стенами дворца, никуда заговорщики не денутся.

Как-то так получилось, что капитан Торвальд занял не очень важный пост коменданта. Не очень важный в присутствии таких людей, как сама королева и Конрон. Но комендант, в числе прочего, выносил приговоры в военное время, и здесь он неожиданно оказался безжалостным к мятежникам. Даже королева вынуждена была вступиться за казнимых:

– Мой сын непременно захочет с ними поговорить.

– Ваше величество, ваше милосердие не знает границ, – поклонился Торвальд. Казни прекратились.

Впрочем, не так уж много и было казнено, просто выбор казнимых был несколько странным, не всегда казнили самых опасных и деятельных заговорщиков, чаще совершенно серых и неприметных типов. Но внимания Джерома или еще кого-нибудь это не привлекло. А зря. Например, Джерому было бы полезно заглянуть в некий список, который капитан Торвальд всегда носил с собой, не расставаясь с ним даже ночью. Приказ сеньора он намерен был выполнить качественно и в срок. Из этого списка в живых осталось не так уж много людей, но, к сожалению, все они сейчас находились во дворце. И размышлял в этот момент Торвальд как раз о том, что исполнить приказ герцога Вертонского лучше всего во время неразберихи штурма. Если все пройдет тихо, то добраться до нужных ему людей станет проблематично, этот Джером непременно всех запрячет подальше и никого, кроме короля и герцога Алазорского, к ним не допустит. Но как спровоцировать штурм?

Эндорский помог ему сам. Когда дезертиров стало уже не остановить, а солдаты совершенно не горели желанием умирать в проигранной битве и прекрасно понимали, что к ним никто претензий предъявлять не будет, герцог решился на вылазку. На что надеялся, непонятно. И первыми под удар попали как раз солдаты капитана Торвальда. Легко отбив вялую атаку, а вражеские солдаты не очень сопротивлялись и скорее торопились сдаться в плен, чем реально воевали, они ворвались во дворец… Когда подоспел Конрон со своими людьми, последний из списка герцога Вертонского, кто знал о его участии в заговоре, был мертв.

– Граф! Беда! – В суматохе боя запыхавшийся гонец с трудом отыскал Конрона и выдернул его из битвы. – Беда! Я три дня скакал… срочно…

– Что там случилось? – Конрон раздраженно обернулся, но по мере того, как гонец говорил, он становился все бледнее и бледнее. – Герцог нас всех убьет, – прошептал он. Потом очнулся и заорал так, что перекрыл даже шум битвы: – Срочно всем! Выйти из боя! Пехота продолжает, рыцари за мной! Латники тоже! Кто-нибудь, разыщите Джерома!

Через рекордные три часа столицу на полной скорости покидал отряд всадников численностью в пятьсот человек – всех, кого удалось собрать. Джером мрачно наблюдал за отъездом, вынужденный теперь делать то, чего никогда до этого не делал, – командовать остающимися войсками. Ну, благо офицеры хорошие, могут и без его «умных» распоряжений обойтись, а вот если Конрон не успеет… Думать об этом совершенно не хотелось.

Герцог Вертонский, подъезжая к ставке короля, злорадно усмехался. Что ж, выскочка, сражение ты выиграл, но посмотрим, как ты переживешь это. Герцог Вертонский никому не прощает нарушения своих планов. А найти наемников нетрудно, особенно если не жалеть денег. Самое главное, они уверены, что нанимал их герцог Лодерский. Какое счастье, что его люди встретили отряд наемников, отступающий после поражения герцога Нинсельского. А еще повезло, что командир отряда был слишком зол на герцога Торендского, из-за армии которого они потеряли столько людей. Может, не встреть наемники людей герцога, злость так и осталась бы при их командире, пока не погасла, но предложение отомстить выскочке он принял с энтузиазмом, даже особо не торговался. И вот отряд в двести великолепно подготовленных наемников устремился в сторону герцогства Торендского, в котором, судя по всему, уже не осталось войск: часть ушла с герцогом, а другая сейчас осаждала столицу, пытаясь освободить ее от мятежников. Разве это не шанс одновременно заработать и отомстить? Как там заказчик говорил? Герцог дорожит своей сестрой? Значит, цель очевидна. Выскочка еще пожалеет, что ввязался в игры серьезных людей.