Глава 33
Во тьме падения
Отшвырнув факел, я обнажил саблю.
До двери пара десятков футов, и путь к ней преградили два орденских мечника; страшатся меня – глаза бегают. Один отступил, совсем юный, долговязый. Другой шагнул вперед: умудренный годами ветеран, по уверенной хватке клинка сразу видно, что рубка мечом не в диковинку. Из солдат удачи, наверное, немало военных кампаний на счету. Дожил до седины и прибился к приспешникам Низверженного. Дабы умереть от стали любимчика воровского бога, что присягнул Сатане.
Кто из нас слепое орудие, а кто верный слуга?
Обронив что-то старательно закивавшему сопляку, матерый наемник кинулся на меня. Бракемарт легко отразил выпад меча, ударил сам и, отводя клинок, вывернул стражнику кисть. Меч упал под ноги седого солдата, который раскрыл пасть, чтобы вывалить на меня отборную брань, но только успел сипло выдохнуть, когда сабля пронзила его. Маленький темный фонтан хлынул из груди смертельно раненного. Он упал, сначала на колени, а потом, громыхнув об пол железом вороненого шлема, свалился на зачинавшуюся лужу из собственной крови и затих.
– Сдох? – Я пнул седого носком сапога – как падаль, которая и не должна была жить. Внутри проняло удовлетворением или даже радостью от вида сраженного противника. Мне понравилось убивать. Кровь и песок! Убивать – сладко-пресладко. Слова кинжала сиятельных и моей возлюбленной, но я-то отнимаю жизнь только у врагов.
Стражник не шевелится. Не дернулся, не захрипел, когда я ударил его сильнее. Мертв.
Присев на корточки, я аккуратно вытер бракемарт о черный плащ и взглянул из-под полей шляпы на молодого солдата. Его, парализованного страхом, можно не опасаться. На белом, как снег, лице застыл неподдельный ужас. Рога, копыта да хвост, что ли, у меня выросли? Я растянул губы в приветливой улыбке, отчего орденца затрясло. Дрожат в бессильно опустившихся руках два ножа. Верно, седой наказал метнуть в меня, когда завяжет схватку.
Поднявшись, я выпрямил руку. Кончик сабли чуть коснулся подбородка отчаянно трусившего приспешника Низверженного. Смутное наитие нашептывало не кончать с ним.
– Разожми пальцы, брось ножи на пол.
Солдат часто заморгал и повиновался. Сталь жалобно звякнула о каменные плиты под ногами.
– Теперь ме-эдленно вытащи меч и откинь подальше.
Орденский клинок отлетел в сторону, ударившись о стену. Я опустил саблю и вогнал ее в ножны.
– Снимай плащ.
Стражник был выше, зато плащом его снабдили явно не по росту, мне как раз впору будет. Я поежился: в подземелье зябко. Угар от сражения и убийств почти схлынул; взамен пришел холод и нечто, что не пускало дальше.
Алиса здесь, за этой дверью. Я рвался к ней всем сердцем, но, почти добравшись, вдруг испугался. Я медлил, всего пару шагов до двери, однако не делал их. Какой найду Алису? Сегодня до меня доносились отголоски ее боли. Как будто только душевной. Но, проклятье! Что они с ней сотворили? Я не покину ее, какие бы увечья разуму и телу ни нанесли приспешники Низверженного, только все одно не мог решиться и открыть дверь. Не за себя боюсь, а за нее. Что она почувствует, когда увижу ее другой? Кровь и песок!
Почему вдруг думаю, что она изменилась? К черту сомнения. Я замотал головой, отгоняя малодушие, и поймал взор стражника. Мое поведение вновь вогнало его в ужас. Трясущиеся руки протягивали плащ. Усмехнувшись, я подумал, что дрожит он вовсе не от прохлады подземелья.
– Открывай, – велел я, накидывая на плечи теплый шерстяной плащ.
Стражник слушался беспрекословно. Отчего-то я не сомневался, что дверной ключ – у него, и, оказалось, был прав. Только быстрей, собачий сын! Молокосос каждую пару секунд затравленно оглядывался, и не мог попасть ключом в замочную скважину. Я дал ему время, вернувшись за брошенным факелом, который по-прежнему горел, однако стражник все еще возится с замком.
– Живо!
Окрик подействовал: дверь отворилась. Схватив солдата за шкирку, толкнул вперед и сам шагнул в темноту. Непроглядный мрак, факельный свет отгонял мглу самое большее на дюжину шагов. Видно только проход меж двух уходивших в темноту рядов лавок, как в дешевом театре. До стен, что сбоку, свет не добивает, как и до потолка. Это не тюремная камера.
Лязгнув замком, я запер дверь. Позади в коридоре тихо и пусто, только рано или поздно, а его все одно заполнят приспешники Низверженного. Пусть провозятся с запором лишние несколько минут.
– Пшел!
Я пнул стражника, который двинулся передо мной на чуть согнутых ногах. Боится. Он напоминал сейчас побитого, поджавшего хвост пса. Почему я еще не покончил с солдатом? Я выругался, не находя ответ на этот вопрос, и оттого начинал злиться.
– Да шевелись уже!
Он брел слишком медленно, и я занес руку, чтоб хорошенько вмазать, как вдруг из темноты закричала Алиса:
– Николас!
Она там! Впереди!
– Алиса! Я здесь!
Орденский солдат буквально летел предо мной. Ноги его заплетались, после каждого моего тычка он едва не падал. Злость к нему остыла, я вовсе не желал унизить или причинить боль, но рвался вперед всей проклятой своей душой, а каково было стражнику и что с ним, нисколько не заботило. Хоть бы его терзали сейчас все муки Ада или бы он оказался на вершине блаженства. Лишь бы не улизнул да не замедлил меня. Получив в очередной раз по спине, солдат сбил тумбу, накрытую темно-зеленую бархатом, и растянулся на плитах, а к границе тьмы и света полетело что-то металлическое, звонко ударившись об камень. Может быть, золото, только совершенно плевать на него.
Тьма отступила, явив три косых креста из окрашенного в красное дерева, в полтора человеческих роста. Они удерживались в поднятом положении цепями, что крепились к укрытому мраком потолку. На этих конструкциях, наклоненных в противоположную сторону от входа и лавок, были распяты Алиса, Лилит и Велдон. За крестами стояли шесть незажженных светильников.
Я едва не потерял рассудок от жуткого зрелища. Оцепенел, но – хвала всем богам и демонам, которых знал и не знал, – увиденное оказалось лишь обманом зрения в полумраке подземного «театра». Они не были освежеваны или залиты кровью. На них всего лишь краска, они полностью покрыты красным, как косые кресты, на коих распяты. Я выдохнул с облегчением: члены тоже не пострадали, они не прибиты гвоздями к дереву, а только привязаны.
Пленники Низверженного полностью обнажены, одежда и вещи каждого свалены перед распятием, на глазах черные повязки.
– Николас! Николас! – постоянно выкрикивала Алиса сквозь всхлипывания и рыдания, которых она – тень, прирожденная убийца! – совершенно не стеснялась.
Отец Томас и его дочь тоже что-то кричали или же говорили мне. Но я не мог разобрать иных слов, кроме собственного имени, что раз за разом повторяла моя любовь.
– Поднимись! – велел я, протягивая стражнику кинжал и указав на Велдона и Лилит. – Помоги им! Разрежь веревки и освободи.
Солдат смотрел обезумевшим хорьком, и в его взоре вдруг мелькнула месть, он вздумал прикрыть себя чужой жизнью. Доверив пленнику дочь инквизитора и его самого, я чуть было не совершил непоправимое. Кровь и песок!
Взгляд стражника привел меня в неистовство. Зарычав разъяренным зверем, накинулся на него, выбивая дух и любые помыслы о сопротивлении. Я избивал, не выпуская факел, бил правым кулаком и ногами. Он только скулил поначалу да, скрючившись, прикрывал голову руками. Безволие, страх и покорность лишь распаляли меня. Я остервенело убивал человека и отвел очередной удар, лишь вспомнив, что солдат был для чего-то нужен.
– Живи пока, – зло бросил я.
Непросто перебороть себя и остановиться. Я с бешенством смотрел на солдата и с сожалением думал, что не добил его. Стражник лежал на боку, уткнув окровавленное лицо в каменный пол. Без сознания, но шевелится; значит, не издох еще.
– Николас!
Я забыл обо всем, и о лютой ненависти тоже, что всего мгновение назад испепеляла проклятую душу. Бросившись к Алисе, срезал путы на ее ногах, а потом освободил руки. Девушка свалилась бы с креста, но я подхватил мою любовь. Алису била крупная дрожь: холод, осознание спасения и близость ко мне будоражили тень. Обессиленная, ноги подкашиваются, она не падала только потому, что подхватил ее правой рукой.
– Николас, – теперь шептала она, – ты пришел… пришел… пришел…
Я опустил ее на колени, положил рядом факел. Тьма подступила ближе, сузив мир до небольшого освещенного пятачка вокруг меня и нее. Осторожно снял повязку с глаз Алисы и окунулся в ее полные слез, тоски и одновременно счастья глаза. Ничего не существовало для Алисы, кроме меня. Кроме того, что я здесь ради нее.
Мы соединились в поцелуе. Холодные губы девушки стоили всего мира, и моя душа была ничтожно малой платой за счастье быть рядом. И чтобы спасти, освободить ее от черной магии Низверженного!
– Ты дал мне сил, – произнесла моя любовь и улыбнулась, слезы перестали литься из ее глаз. – Помоги подняться, а дальше я сама.
– Но…
– Сама, – вновь улыбнулась Алиса. – Я ведь тень, а это не просто так. Поверь, я знаю, что говорю. К тому же надо снять с крестов Лилит и отца Томаса.
Я снова прильнул к ее прохладным губам и только после поцелуя поставил на ноги.
– Давай, теперь я справлюсь. – Отвернувшись, леди Кайлер потянулась к своей одежде.
Лишь сейчас я смог разобрать, что охрипшим голосом все твердил и твердил Велдон:
– О Небеса! Гард! Ты слышишь меня? Гард!
– Святой отец, – я встрепенулся, – сейчас помогу!
– Матерь Божья! Он услышал. Но нет! Только не мне! Сначала избавь от распятия мою дочь!
Я кинулся к молчаливой Лилит. Быстро снял с креста, она не проронила ни слова и сама стащила с глаз темную ткань. Потупив взор, юная тень поспешно отстранилась и попыталась встать на ноги. Тоже дрожит, и видно, что едва не падает, но более всего остального ей претила нагота.
– Не смотри, – пискнула она.
Я непроизвольно отвернулся и стал освобождать инквизитора. Через несколько ударов сердца он очутился на полу.
– Так-то лучше, – произнес монах, стягивая черную повязку.
С правой, состарившейся половины лица церковника на меня таращился выпученный глаз безумного Неакра. Белый с темным зрачком на красном. Жуть.
Я отшатнулся. Выругался.
– Ах да, – устало произнес Томас Велдон, отвернувшись, – совсем забыл.
Как он не походит нынче на железного инквизитора из Бранда. В подземелье Черного замка на холодной плите сидит дряхлый старик. Сказать что-нибудь, что напомнило бы отцу Томасу о нем прежнем? Я открыл рот, но промолчал, поймав на мгновение взор Велдона. Там мелькнуло нечто, напомнившее об инквизиторе, каким его знал.
– Чем вас так измазали?
Церковник ответил не сразу. Уткнувшись в ладони, он мял лицо и что-то бормотал. Я глянул через плечо – тени спешно облачаются в черные одежды, а Томаса Велдона как будто не беспокоит ни холодный воздух подземелья, ни отсутствие на нем одежд.
– Красная охра, – вдруг сказал он, – но это пустяк.
На меня вновь смотрел безумец Неакр, а здоровую часть лица и левый глаз Велдон укрыл сложенными по-молитвенному ладонями, но ненадолго. Отец Томас опустил руки. Взглядом нашел дочь, едва заметно кивнул ей и повязал черную повязку на изуродованную половину лица. Спрятав глаз чернокнижника, прожег меня взором, снова напомнившим прежнего инквизитора, и обратил свое внимание на избитого до полусмерти стражника. Однако поинтересовался вовсе не об его участи.
– Где она? – требовательно спросил он, так и сидя обнаженным на каменных плитах.
– Лилит? Да вон же!
– Гард! Не будь глупцом!
– Я не понимаю, святой отец…
– Не понимаешь?
Велдон вскочил на ноги, будто не было в нем немощи несколько секунд назад. Он лихорадочно искал что-то, вертя головой, словно и сам обезумел. Кровь и песок! Что у него на уме?
– Святой отец, – начал я, – живо натягивайте свою рясу, и убираемся отсюда как можно скорее!
Проклятье! Он словно не слышит!
– Отец Томас! – повысил я голос. – Надо уматывать из подземелья, пока на нас не кинулись!
Кровь и песок! Я должен и до перстня Бога Сына добраться!
Бегающий взгляд церковника остановился на мне, он заговорил неожиданно успокоившимся голосом:
– Я нашел, и в этом наше спасение.
– Так давайте же…
– Молчи! – перебил Велдон; как знаком мне этот железный тон… – Ты не ведаешь, о чем говоришь. Сам Низверженный и все высшие в замке. Они не позволят уйти!
– Не повстречал что-то никого из них. – Я тоже был раздражен.
Что ему в башку втемяшилось? Зачем эти разговоры, когда дорога каждая минута?
Я надеялся, что смог пробраться в подземелье Сарн Адаба незамеченным, но неизвестно, как скоро у этого чертова «театра» с тремя распятиями должен смениться караул. Проклятый пепел! Да после бойни, которую я устроил у внешней стены, сюда давно пора было нагнать десятка три стражников и пару орденских магов. Легкость, с которой освободил пленников, откровенно настораживала, и это пугало.
– Уходим! – настаивал я. – А вы, святой отец, если хотите, следуйте за нами в чем мать родила.
– Нет! – отрезал Томас Велдон.
– Но почему же! – Я уже собрался бросить его здесь, раз столь яро упорствует.
– Потому что ты глупец и незнанием своим лишаешь всех нас надежды выбраться отсюда.
– Так просветите же меня! – взорвался я. – И, умоляю, делайте это поскорей!
– Ты здесь только потому, что Низверженный и его присные из лучших чернокнижников не препятствовали тебе.
Я молчал. Не рассказывать же инквизитору о Сатане!
– Спросишь, почему так? Они бились с Тьмой, что отняла у них Источник Силы! Я знаю! Знаю это! – Оскалившись в отвратной гримасе, Велдон трижды ткнул себя у правого виска; рядом с укрытым черной тканью глазом Неакра. – Чтобы отрезать от твоего Нурогга питавший его Источник, возвратившемуся богу пришлось собрать воедино силу почти всех чернокнижников ордена. От всех высших до мало-мальски сведущих в темном ведовстве!
Я по-прежнему безмолвствовал. Про орка можно позабыть, нет его больше, но в мир в его обличье вступил сам Дьявол, а я слуга его. Да только… в груди жгло. Пусть я наткнулся лишь на одного мага Низверженного, но без Люцифера не получилось бы снять с креста этого проклятого святошу!
Впрочем, я здесь не ради него!
– Долго ж они возились, чтоб отнять у Нурогга связь с Источником.
– Дурак! – вспылил Томас Велдон. – Ты должен быть видеть дым над западной частью замка. Там бушевал не просто пожар! Там возгорелся колдовской огонь, что сжигал магию Низверженного!
– Много ж вам известно, святой отец, – с наигранной подозрительностью сказал я.
– Я знаю больше, чем хотелось бы, – мрачно ответствовал инквизитор, – с того часа, как услышал в себе голос Неакра, и только одно это бросило в пучину смертного греха. Но о многом обмолвились и приспешники Низверженного, когда вели сюда и поднимали на распятие.
– Не думаю, что вам нужно чрезмерно тяготиться неизбежным, святой отец.
– Возможно, ты прав, однако мне суждено испить сию чашу до дна.
– Отец Томас, – выдохнул я. – Не время сейчас для бесед. Уходим!
– Поздно, Гард. Низверженный и его присные вернули себе Источник в тот миг, когда ты вошел сюда.
– Проклятье! Чего же мы ждем! Святой отец, вы слышите меня?
Велдон вдруг замер, непрерывно смотря в одну точку левее меня. Почти в бешенстве, я собирался уже схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, но что-то сдерживало. Подошли две тени. Лилит и Алиса полностью облачились в привычные одежды, вооружились и накинули капюшоны, спрятав красные от краски лица. Воды, чтоб умыться, здесь нет.
Церковник заметил их появление и, вздрогнув, смутился, опустив взор.
– Дщери мои, зажгите огни, – молвил он. – Пусть свет разгонит тьму!
Лилит подобрала мой факел и направилась к первому из шести бронзовых треножников, расставленных за косыми крестами. На подставках – масляные чаши. Алиса же нависла над стражником, что опять начал проявлять признаки жизни.
Воспользовавшись тем, что тени отвлеклись, Велдон кинулся к своим одеждам.
Внутри «театра» стало гораздо светлее. Я раз за разом косился на дверь, через которую зашел сюда, пока церковник облачался в белье, камзол, штаны и сапоги да натягивал свою треклятую рясу. Кровь и песок! Твердит, что у приспешников Низверженного развязаны руки, но не слышит меня. Уматывать надо!
К черту!
– Алиса. – Я подошел к своей возлюбленной.
Хотел много сказать, но не успел. Отбросив капюшон, она прильнула к моим губам. Я сжал девушку в крепких объятиях.
– Теперь мы вместе, – прошептала она после долгого поцелуя. – Навсегда. Ты был далеко, но Низверженный более не властвовал надо мной!
Стражник зашевелился. Что ж ты мешаешь! Я сильно пнул солдата, чтоб унять его. Он затих.
Алиса улыбалась сквозь грусть, но она была счастлива.
– Я свободна! Я твоя, а ты мой!
Она раскрыла прекрасные губы, чтоб сказать что-то еще, но я не позволил Алисе договорить, покрыв ее лик поцелуями. Это стоило души! Пальцы утонули в золотых волосах. Запах сводит с ума…
– Дети мои, – голос Велдона вырвал из волшебного забытья, – враги близко!
Я почувствовал, как внутренне изменилась Алиса. Любимая словно ушла, а ее место заняла убийца. Девушка оттолкнула меня, а я смотрел на Велдона. Неужели в его руках…
– Частица святого Креста! – Глас церковника звенел торжеством, его единственный собственный глаз пылал; за его спиной истинной тенью застыла Лилит. – Они нашли ее и принесли сюда! Это наше спасение!
Вот что сбил солдат с тумбы под зеленым бархатом! Золотое Распятие, украшенное изумрудами и рубинами, с заключенным в него обломком потемневшего дерева.
– Отец Томас! – заговорил я, размышляя, как же сдвинуть церковника с места; кажется, он не собирается уходить. – Я чту его священную силу, но медлить и оставаться здесь нельзя!
По правде говоря, не верю, что реликвия сможет хоть чем-нибудь помочь; и пока еще тихо, мы должны добраться до перстня Бога Сына. Хотя бы попытаться это сделать! Клятва, что скреплена магией, легко меня не отпустит.
– Нет, нет, – забормотал отец Томас и неожиданно рухнул на колени, опустив золотое Распятие на пол пред собой. – Это великая реликвия! Но она не поможет! Однако сила в ней заключена немыслимая! Нужно высвободить ее, и тогда на какое-то время я смогу сравниться по мощи с Низверженным!
– Чего же мы ждем! – зарычал я.
– Частицу Святого Креста нужно уничтожить, – негромко сказал Велдон. – Сие вкупе с магией крови, что требуется в зачин этого греха, окончательно и бесповоротно отвернет меня от Двуединого Бога! Я буду черен душой и проклят во веки веков! Но пойду на все ради своей дочери!
Инквизитор не сводит с меня взора.
– Ты понимаешь, Гард?
Кровь и песок! Как же это знакомо!
– Понимаю, святой отец. Будем молиться за наши души.
Он кивнул, пламя погасло в его оке. Как будто не очень-то поверил мне, но что я должен был сказать? Мы будем молиться и делать все, чтобы избавиться от проклятий!
– Что ж, начнем. – Велдон поднялся, оставив золотой крест лежать на камне. – Как славно, что у нас есть жертва. Скажу святотатство, но, быть может, Двуединый Бог благоволит мне в сем черном деле.
Да уж! Таких слов от истово верующего инквизитора я не ожидал. Он обратился к магии! К колдовству Неакра!
За спиной Томаса Велдона появилась незримая для него самого, Лилит и Алисы черная тень! Смутно различимая и для меня, но я увидел расправленные крылья, которые обхватили церковника.
– Прости меня, Отче наш, – произнес он.
С грохотом, сорванная с петель, слетела запертая мной дверь. Внутрь зашла темная фигура.
– Давно же не виделись, други мои! – крикнул Ричард Тейвил.
– Бездушный! – взвизгнула Лилит.
– Гард! – взмолился Велдон. – Задержи его, ради всего святого! А вы, дщери, помогите мне!
Проклиная мир, всех богов и нежданно явившегося арнийца, я вытащил из ножен бракемарт.
