Годный песик
Рассказ Томаса Джефферсона-мл
– Я уже говорил и повторю снова… – Я откинулся на спинку дивана в гостиной девятнадцатого этажа и похлопал себя по животу. – Пицца из «Сантарпио пиццы» стоит того, чтобы тайком за ней мотаться. – Я потянулся за новым куском.
– Угу. Тебе уже хватит. – Мэллори закрыла коробку с остатками пиццы. – Отнесу это Хафборну. Он весь день безвылазно сидит у себя в номере, Хель знает чем занимается. Наверняка забыл пожрать, тупица накачанный. Еще увидимся.
Я вяло помахал ей и растянулся на диване, абсолютно довольный жизнью. Моя верная винтовка и штык из костяной стали лежали под рукой. Тепло от огня, танцующего в камине, обволакивало меня словно пуховое одеяло. Веки налились тяжестью. Я задремал и, как говаривала моя матушка, погрузился в мир грез.
То есть это я сначала решил, что я погрузился в мир грез. Но каменная пустыня, пробирающая до костей сырость и глухие стоны, которые нес ветер, казались слишком уж реальными, чтобы быть просто сном. Настоящими и устрашающими. Каким-то образом я очутился в ином мире. Мне, конечно, говорили, что, если наесться пиццы перед сном, будут мучить кошмары, но я не подозревал, что от этого можно перенестись в другой мир.
Потом я услышал крик:
– Па-а-астронись!!!
Резко обернувшись, я увидел, что ко мне, словно локомотив на полном ходу, несется Тор. Руки его ходили как поршни, а кожаные шортики в стиле Дейзи Дьюк сползли, открыв то место, куда солнце обычно не попадает. Сон это был или нет – но стоять на пути у такого явно не стоило. Я отскочил назад, и Тор в спешке промчался мимо меня вперед, чтобы его не догнало по башке то, что волочилось у него в кильватере. Насколько мне удалось разглядеть, это было дерево и, кажется… арфа?
– Ладно, – сказал я себе. – Что было, то было.
Я проводил глазами Тора, который бежал зигзагами по бесплодной местности у подножия зазубренных скал. Но тут внезапно раздался громкий лай. Из пещеры на вершине утеса, как раз над Тором, появился здоровенный пес. Огромный, как грузовая фура, черный с рыжими подпалинами зверь уставился вниз, на пребывающего в счастливом неведении бога с его сокрушительным «йо-йо». При этом пес тяжело дышал и улыбался во всю пасть. Он снова залаял – как мне показалось, весело – и припустил за Тором и деревом. Когда он сбегал вниз по крутому склону, рыжие подпалины с него сползли. И я вдруг понял, что это никакие не подпалины. Это кровь. Морда, шерсть и лапы псины были в крови.
Понимание накрыло меня, как раз когда Тор, а за ним и пес исчезли вдали. Я попятился и тяжело опустился на ближайший валун.
– Гарм, – произнес я вслух. – Страж Хельхейма и…
– …убийца твоего отца.
Женский голос раздался у меня над самым ухом. Я резко развернулся – и перед глазами у меня заплясал калейдоскоп цветных вспышек. А когда зрение прояснилось, я обнаружил, что уже не сижу посреди пустынной местности, а стою в огромном зале возле трона, сделанного из обугленных бревен. С потолка до самого пола из отполированного черного мрамора свисали серые портьеры. Вдоль одной из стен стояли гротескные бронзовые статуи людей, страдающих от боли, горя и ужаса. Вдоль противоположной стены тоже выстроились статуи, но те, наоборот, изображали радость, веселье и любовь. Я предпочел смотреть в ту сторону.
На троне появилась фигура в горностаевой мантии с капюшоном.
Снова раздался все тот же женский голос:
– Это не сон, эйнхерий, это видение. Ты перенесся сюда разумом, но не телом, и видишь недавние события, которые я решила тебе показать. – Она откинула на спину капюшон и улыбнулась.
– О, – сказал я. – Хель.
Во время войны между штатами я повидал немало ужасного. Я видел, как птицы-падальщики рвут разлагающиеся трупы солдат. Видел безногих, уставившихся в небо мертвыми глазами. Видел раздувшиеся тела, плавающие в неподвижной воде прудов.
Правая половина лица Хели была хуже всего этого, вместе взятого. Почерневшие зубы, бельмастый глаз, рябая кожа, обтягивающая череп, дыра вместо уха. Даже красота левой части лица – а она была ослепительна – не могла уравновесить ее зловещую половину.
Хель щелкнула костяными пальцами – и в дальнем конце зала открылись двойные двери. Два демона втащили в зал призрачную женщину и заставили ее опуститься на колени перед троном. Женщина подняла голову и свирепо посмотрела на Хель.
Я втянул воздух сквозь зубы.
Это была моя мать – моя матушка, которая пела мне колыбельные и пахла теплым кукурузным хлебом с маслом. Я не видел ее больше ста лет.
На глаза навернулись слезы, горло перехватило:
– Мама…
Но взгляд мамы был по-прежнему устремлен на Хель, и я вспомнил, что мое тело лежит на диване в отеле. Я увидел маму впервые после стольких лет – а она не могла ни видеть, ни слышать меня. От боли у меня едва не разорвалось сердце.
Хель заметила, как мне худо, и улыбнулась:
– Отлично. Ты все еще любишь ее.
– Кого? – резко спросила моя мать. – С кем ты разговариваешь?
Хель пропустила ее слова мимо ушей.
– Значит, ты не хочешь, чтобы она страдала, верно? – обратилась она ко мне.
Я с ненавистью посмотрел на нее:
– Конечно нет!
– Тогда приди ко мне, эйнхерий, – сказала Хель. – Во плоти. У меня есть работа, которая по плечу только сыну Тюра. О, и не говори никому… иначе ей будет плохо.
Она чуть наклонила голову. Демоны потянули цепи в разные стороны. Тело моей матери напряглось от боли, но она не опустила глаз и с ее губ не сорвалось ни звука.
Зато закричал я.
Я очнулся на диване, мокрый от пота. В горле у меня еще клокотал крик, перед глазами стоял образ мамы, мучающейся от боли.
– Держись, мам! Я скоро!
Схватив винтовку и штык, я пробежал по коридору и стал колотить в дверь Алекс с криком:
– Мне нужно на дерево!
Когда она открыла, я оттолкнул ее, вошел в номер и полез на Мировое Древо, пытаясь понять, которая из его ветвей приведет меня в Хельхейм.
ЧЕРТ!
Рататоск, гигантская злобная белка, была тут как тут. Затаилась и ждала. Она обрушила на меня поток оскорблений, которые разили не хуже настоящих ударов:
– Ты не помог ей, когда был жив. Ты и мертвым не спасешь ее. Твои друзья насмехаются над тобой, потому что ты вечно прячешься за свой дурацкий штык. Они считают тебя тупицей. Слабаком. Безмозглым идиотом.
Я продолжал пробираться вперед под градом обидных слов, но дух мой все глубже погружался в пучину отчаяния.
Внезапно поток оскорблений иссяк, и я вывалился сквозь просвет в листве в тронный зал Хели – только на этот раз все было на самом деле. Хель восседала на троне, но моей мамы и демонов нигде не было.
– Вижу, ты нашел ключик: отчаяние, навеянное Рататоском, помогает попасть в мой мир, – сказала богиня. – А теперь на колени передо мной, эйнхерий.
Поколебавшись, я все же подчинился богине бесславно умерших. Ради мамы.
Она внимательно оглядела меня:
– Ты ведь знаешь, что, когда начнется Рагнарок, мой адский пес Гарм загрызет твоего отца Тюра?
Я кивнул.
– Ты отпрыск Тюра, и в твоих жилах течет его кровь.
Я снова кивнул, гадая, к чему она клонит.
– Ну так вот. Гарм сбежал. И ты, сын Тюра, единственный, кто может найти его. Или, точнее, – она зловеще улыбнулась мне, – это он найдет тебя.
– Я не понимаю.
– Ах, это же так просто… Гарм, адский пес, почует кровь Тюра и прибежит.
– Но почему я? – рискнул уточнить я. – Почему бы тебе… ну, не знаю… не поманить Гарма, чтобы он вернулся в пещеру? Или не послать за ним своих демонов?
– Гарм… его бывает трудно найти, – уклончиво сказала она. – Ему уже случалось убегать, и тогда нам не удавалось вернуть его домой ни магией, ни с помощью демонов.
Мне хотелось предложить ей использовать свисток для подзыва адских гончих, но я подумал и сдержался.
– Позволь спросить: а почему бы тебе просто не оставить его на свободе?
Она помрачнела:
– Чтобы все стали говорить, будто я не в состоянии управиться с собственным псом? Нет. Есть лишь один выход. Ты должен заманить его обратно в пещеру.
Я нахмурился:
– Дай угадаю. Если я откажусь – ты будешь пытать мою мать. Если я проговорюсь кому-нибудь, что Гарм не пришел на твой зов, – ты будешь пытать мою мать.
– О да. И, Томас… Ти Джей. Если ты думаешь, что, убив Гарма, ты спасешь своего отца, то напрасно. От судьбы не уйдешь. А теперь ступай.
Двустворчатые двери распахнулись. Я вскинул винтовку на плечо и отправился искать потерявшегося пса в стране бесславно умерших.
Знаете, чего не было в видении, которое меня туда привело? Обреченных обитателей Хельхейма. Я шел по каменным пустошам, а их призрачные тени вихрились вокруг, норовя задеть, словно чувствовали, что я не принадлежу этому загробному миру. Большинство улетали прочь, убедившись, что я не обращаю на них внимания. Но один все не отставал и тыкал, тыкал в меня чем-то острым…
– Слушай, приятель, – сказал я, поворачиваясь к нему лицом, – не знаю, в чем твоя проблема, но…
Тут я осекся, разглядев, кто мне докучает. Бог Бальдр, сын Одина и Фригг. Они очень любили его и, как им казалось, защитили от всего на свете. Он был уязвим только перед одним: омелой. Локи обманом устроил так, что Ход, слепой брат Бальдра, убил его стрелой из омелы. Вот этой-то стрелой бедолага в меня и тыкал.
– Э-э… привет, – нерешительно сказал я. – Не хочешь перестать тыкать в меня этой штукой?
Бальдр улыбнулся, и я вдруг понял, почему во всех мирах оплакивали его гибель. Он был молодой, красивый, с копной каштановых волос и ямочками на щеках, и когда улыбался, то прямо-таки излучал тепло и благодушие. Стоять рядом с ним уже было счастье. Вот так вот просто.
– Привет! Ты сынишка Тюра, да?
Казалось бы, в том, что он заговорил, не было ничего удивительного. В конце концов, я тоже мертв – и никаких проблем с речью не испытываю. А вот поди ж ты – чуть из штанов не выпрыгнул, услышав его голос.
– Извини, что тыкал в тебя стрелой, – сказал Бальдр. – Но у нас тут редко бывают непризрачные гости. Поэтому я и увязался за тобой. Но ты упорно не замечал меня, и я подумал, может, ты все-таки не настоящий.
Я потер исколотую руку:
– Я настоящий.
– Рад, – сказал Бальдр и снова тепло улыбнулся. – Тюр всегда был моим героем. Не потому, что позволил Фенриру откусить себе руку, а из-за того, как он повел себя с Одином и Тором.
Я кивнул, чтобы показать, что понимаю, о чем он. Давным-давно Тюр был главным богом войны, но потом Один и Тор набрали популярность и подсидели его. Папа мог бы восстать и отвоевать свой титул, но он понимал, сколько бед принесет гражданская война. Поэтому он отступил, позволив править Тору и Одину.
– Кроме того, – добавил Бальдр, – среди богов Тюр был одним из немногих, кто не бросал в меня чем попало, чтобы убедиться, что мне все нипочем. Я всегда в нем это очень ценил.
– А слабо в благодарность сделать так, чтобы Гарм его не загрыз? – спросил я.
Бальдр покачал головой:
– Я не могу защитить твоего отца от Гарма – точно так же, как сам не смог спастись от стрелы из омелы.
– Позволь спросить: почему ты до сих пор с ней не расстался?
Он скривился:
– Когда я попал сюда – как я только не пытался от нее избавиться! Сжигал, закапывал в землю, ломал о камни, чисто случайно расчетливо терял. Ничего не помогало. Она всякий раз появлялась на своем месте. – Он показал себе на грудь. – Так что теперь я просто ношу ее. В руке, – пояснил он для ясности. – Иначе она опять окажется там.
– Гм, понимаю, как оно бывает. А тебя разве никогда не тошнит от яда омелы?
Он уставился на меня с удивлением:
– От яда?
– Ну да, – ответил я, удивившись со своей стороны, что он этого не знает. – Омела же ядовитое растение. К нашему полку как-то прибился старый охотничий пес. Так он однажды погрыз омелы – и… – Я осекся.
– И что? – с тревогой спросил Бальдр. – Он же не умер, правда? Ненавижу истории, в которых собачки умирают!
– Нет, но… – Я лихорадочно пытался что-то сочинить. – Но он стал так смешно ковылять, у него потекли слюни, и еще его рвало. – Я в упор посмотрел на бога. – Бальдр, мне нужна твоя помощь.
Я рассказал ему о Гарме, Торе и моей сверхзадаче: найти пса Хели и спасти маму от мучений.
Бальдр покачал головой:
– Прости, сын Тюра. Я хотел бы помочь тебе, но Хель ни за что не позволит мне вмешаться.
– А ты мне и не нужен. Мне нужно это. – Я показал на его стрелу. – Если Гарм сгрызет ее, возможно, это его остановит. Не убьет, – поспешно добавил я. – Просто на время выведет из строя.
– Это верно, Гарма нельзя убить. По крайней мере, здесь, в царстве Хели. Но если он проглотит омелу, – проговорил Бальдр, – возможно, ему не захочется глотать тебя.
– Приятный бонус, – сказал я.
Тут тишину разорвал громкий лай. Мгновение спустя на вершине холма показался Гарм. Он принюхался и повернул громадную башку в мою сторону. Пес Хельхейма почуял мой запах.
Я выхватил стрелу из рук Бальдра:
– А лука у тебя, случайно, не найдется?
– Извини, закончились.
– Ладно, тогда организуем срочную доставку. – Я стиснул в одной руке стрелу, в другой – винтовку. – Пожелай мне удачи!
– Не могу! Хель этого не одобрит!
Я не стал ждать, когда Гарм бросится на меня, как на войне никогда не ждал Джонни Рэба. Заорав во все горло, я рванул прямо к адской псине.
Гарм зарычал и прянул. Его окровавленные челюсти распахнулись, дав мне возможность во всех подробностях разглядеть собачью глотку, вплоть до нёбного язычка. Я метнулся к нему, нацелившись сунуть ему стрелу прямо в пасть. Но прежде чем я успел это сделать, пес щелкнул зубами, едва не откусив мне руку.
Тут включились на полную боевые навыки, которыми я обзавелся за годы тренировок в Вальгалле. Я увернулся, чтобы он не вонзил в меня зубы со второй попытки, и пырнул пса штыком в бок. Он взвыл так, что мертвого мог бы разбудить. Высвободив штык, я кинулся прочь, чтобы найти укрытие, пока Гарм крутился на месте, пытаясь зализать рану.
Мне на пути попалась какая-то канава, я прыгнул в нее, залег и стал составлять план новой атаки. И как раз дошел до пункта «избегать зубов», когда меня окатило теплым вонючим воздухом. Подняв глаза, я увидел, что надо мной стоит Гарм. Он громко дышал, роняя слюни и вывалив огромный – ни дать ни взять толстое мокрое одеяло – язык.
– Фу ты! – Я откатился в сторону, едва успев увернуться, чтобы он меня не слизнул.
Вскочив на ноги, я выпрыгнул из траншеи и с разбегу вскочил Гарму на шею – но поскользнулся на мокрой от крови шерсти и сполз с другого бока. Зато я успел пырнуть его в шею стрелой, и ему это, похоже, не очень понравилось, потому что он сел и стал отчаянно чесать задней лапой место укола.
Я тем временем метнулся через поле и спрятался за булыжником высотой с двухэтажный дом. Мне надо было обдумать положение. Прямая атака захлебнулась. Попытка окопаться едва не привела меня к гибели. Возможно, пора приступать к захвату высоты.
– Верно, – пробормотал я. – Пора заканчивать.
На одной из боковых поверхностей камня хватало неровностей, которые можно было использовать как упоры для рук и ног. Мысленно вознеся хвалу менеджменту отеля «Вальгалла» за то, что установили стену для тренировок по скалолазанию, я забросил винтовку за плечо, сунул стрелу за пояс и полез наверх, обдирая себе все что можно.
– Эй, ты, пудель-переросток! – заорал я, очутившись наверху. – Хочешь вкусняшку со вкусом Тюра? На-на-на! Иди, попробуй кусочек меня!
Гарм перестал чесаться и зарычал. Пройдя по моему следу, он обошел каменюку по кругу и попытался взобраться, но для него тут было слишком круто.
– Похоже, сидеть тебе сегодня без ужина, – поддел я.
Гарм разочарованно зарычал, потом, не сводя с меня глаз, попятился и напружинился перед прыжком.
Я тоже присел и напружинился, выхватив из-за пояса стрелу. И стал ждать.
Ждать пришлось недолго. Оглушительно взвыв, Гарм бросился вперед. Добежав до камня, он подпрыгнул. Мощные задние лапы подбросили его высоко в воздух, и он очутился прямо передо мной – лапы вытянуты, пасть раззявлена.
В самый распоследний миг я шагнул в сторону и с яростным криком метнул стрелу прямо ему в пищевод, едва успев отдернуть руку, чтобы на ней не сомкнулись челюсти. Гарм неловко извернулся в воздухе и шлепнулся на плоскую вершину камня. Пока он подбирал под себя лапы, я спрыгнул вниз и рванул так, словно за мной гнались все демоны Хельхейма, туда, где я впервые его увидел – к скалам: как я понял, там была его пещера.
Сначала Гарм преследовал меня со всех лап. Мне удавалось оставаться чуть впереди только благодаря ловким маневрам, которым я научился за столетия битв на полях Вальгаллы. Ну и еще мне просто здорово везло.
Но постепенно адский пес стал отставать. Я рискнул оглянуться и увидел, что из пасти Гарма выступила пена. Яд омелы начал действовать. К тому времени, когда мы добрались до его пещеры, пес уже еле держался на лапах. Мне даже стало его немного жаль.
Но все мое сочувствие тут же испарилось, когда его вырвало. К счастью, на меня ничего не попало, но вонь была ужасная. Просто жуть. Гарм на заплетающихся лапах вошел в пещеру, повалился на свою подстилку из костей и захрапел.
Потом в пещеру вошел Бальдр. Не обращая внимания на остатки рвотных масс, он раздвинул собачьи челюсти, пошарил у него в пасти и достал стрелу.
– Хоть вымою ее, прежде чем проснуться с ней в груди, – пояснил он.
Он хотел сказать что-то еще, но я так и не узнал что, так как именно в этот момент Хель решила отослать меня обратно в Вальгаллу. Я даже не мог проверить, сдержала ли она свое обещание пощадить мою маму.
Ответ на этот вопрос я узнал на следующую ночь. Богиня мертвых явилась мне во сне.
– Ты хорошо поработал, сын Тюра, – сказала она. – Твоей матери ничто не угрожает. Быть может, я даже дарую тебе позволение время от времени навещать ее.
Меня охватили противоречивые чувства: злость на то, как обращаются с моей матерью, и радость при мысли о возможной встрече с ней. Радость взяла верх.
– Буду ждать с нетерпением, – сказал я. – И я рад, что твой песик вернулся домой, пусть ему и предначертано убить моего отца. А сейчас сделай одолжение… – Я перевернулся на другой бок и натянул одеяло на голову. – Катись в Хельхейм.
