Частный детектив и близкий друг следователя Наполеонова Мирослава Волгина сидела на скамье возле грядки с только что распустившимися ландышами и думала о глобальном… А именно – о странном, с ее точки зрения, свойстве времени: почему весна пролетает мгновенно, лето идет быстрым шагом, осень по скорости прохождения ненамного отстает от лета, а вот зима тянется почти до бесконечности…
И может быть, на голову ей свалилось бы… ах да, яблок еще нет. Ну, хотя бы лепесток от яблоневого цветка упал, и она бы сделала открытие, изменившее взгляд всего человечества на время, однако голос Мориса Миндаугаса не дал свершиться чуду, возвестив, что на их голову вот-вот свалится Шура Наполеонов.
Мирослава еще раз с наслаждением вдохнула аромат ландышей и пошла в дом. Ее верный секретарь и помощник Морис Миндаугас хлопотал на кухне.
– Минут через двадцать будет готова курица, – проговорил он, не оборачиваясь.
– Над чем это ты там колдуешь? – просила Мирослава, заглядывая ему через плечо.
– Над клубничным десертом. Сегодня в теплице целую миску собрал.
– Лучше бы мы ее так съели, – с сожалением вздохнула Мирослава.
– К завтрашнему утру еще поспеет, – улыбнулся Морис, – а эту я приготовлю со взбитыми сливками так, как любит Шура.
– Можно подумать, что он не мой, а твой друг детства, – усмехнулась Мирослава, – ты так трогательно заботишься о его желудке.
– Работа головы и расположение духа нередко зависят именно от правильного заполнения желудка.
– Лучше признайся, что тебе захотелось опробовать на Шуре какой-то новый рецепт, – хмыкнула Мирослава.
– Не признаюсь, – улыбнулся Морис, – рецепт старый как мир.
– Так я тебе и поверила.
Неизвестно, сколько времени они бы еще обменивались шпильками, если бы не звонок у ворот.
– Ну, вот и Шура. Кто откроет?
– На этот раз вы. Я занят приготовлением блюда.
Мирослава фыркнула, и вскоре ворота разъехались, впуская белую машину Александра Наполеонова.
– Ну, вот и наш победитель на белом железном коне пожаловал, – проговорила Мирослава, встречая друга детства.
Он вышел из авто, приподнялся на цыпочки, чмокнул Мирославу в щеку и проговорил печально:
– Увы, до победы пока далеко.
– Ладно, мой руки и проходи в столовую. Морис там ужин уже накрывает.
– Это я всегда готов, – живо откликнулся Шура.
Жареная курица, разрезанная на кусочки и окруженная овощным салатом, так аппетитно благоухала на блюде, что Шура невольно зажмурил глаза.
– Смотри, не замурлыкай, – пошутила Мирослава.
– У вас и без меня есть, кому мурлыкать, – парировал Шура и покосился на Дона, растянувшегося на подоконнике.
Пушистый черный кот приоткрыл один глаз, коротко проскрипел, как несмазанное колесо старой телеги, и снова задремал.
– И что сие значит?
– Он с тобой поздоровался, – усмехнулась Мирослава.
– А я подозреваю, что Морис уже накормил его курицей, и нам дадут то, что не доел кот, – притворно сварливо проворчал Наполеонов.
Все засмеялись, естественно, кроме кота, и уселись за стол. Пока гость не расправился с курицей и салатом, хозяева не задавали ему вопросов.
Но как только он принялся за клубничный десерт, Волгина спросила, есть что-нибудь новенькое по делу.
– Тебя случайно никто из родственников Ставрова не нанял?
– Нет, я бы тебе сказала. Скорее всего, они верят, что полиция сама раскроет это дело.
– Я тоже так думаю…
Шура старательно облизал ложку и подумал, что у котов перед людьми есть важное преимущество. Они могут облизать свою миску, и никто не сделает им замечание, а что скажут даже близкие друзья, если следователь начнет облизывать блюдце? Наполеонов вздохнул и придвинул к себе чашку с чаем.
– Могу сказать, что, хотя мы никогда всерьез и не подозревали невесту потерпевшего в убийстве жениха, теперь с нее сняты все подозрения. Во-первых, ее бывший одноклассник подтвердил, что она была с ним, во-вторых, нашли таксиста, который вез Ольгу. И в это время убийство уже было совершено.
– А что с отпечатками пальцев в квартире убитого?
– Отпечатки имеются, и много. Но что толку, если сравнить их не с чем…
– Ты говорил, что на столе были бутылка коньяка и закуска. Чьи на них пальчики? Тоже нет претендентов для сравнения?
– А вот на всем на этом пальчиков как раз и нет.
– То есть?!
– Все тщательно протерто.
– Интересно…
– Еще интереснее то, что на ноже, которым был нанесен роковой удар, сохранились четкие отпечатки пальцев.
– Они не Ольгины?
– Нет.
– Но это не снимает подозрений с того, кто ужинал с убитым. Хотя зачем им стирать отпечатки с посуды и оставлять на ноже…
– Загадка.
– А нож принадлежит жертве?
– Нет. Невеста в этом уверена. Мы осмотрели все ножи в доме, они действительно резко отличаются от того, которым он был убит.
– Чем?
– Ножи в доме жертвы современные и куплены не так давно в дорогом магазине. А тот, которым его убили, допотопный, советских времен.
– Что же получается, что тот, кто его убил, шел убивать намеренно?
– Похоже на то.
– А замок проверили?
– Да. Его открывали только родным ключом.
– Выходит, что Ставров сам открыл дверь убийце…
– Выходит.
– Если так, то искать преступника следует в недалеком круге общения убитого. Мне только непонятно, зачем убийца стер следы с посуды…
Шура пожал плечами и отправил в рот неизвестно какое по счету печенье.
– Абсолютно посторонний человек был бы уверен, что его невозможно связать с убитым и его пальчики полиции ничего не скажут, – продолжила Мирослава, – но если это был знакомый, то у него имелась причина опасаться быть обнаруженным при снятии отпечатков. И в то же время он оставил отпечатки на ноже…
– Как это по-русски, – проговорил Морис, – «и на старуху бывает проруха».
– Да, это может быть объяснением… – с сомнением в голосе согласилась Мирослава.
– Соседи подтвердили, что Юлия Лопырева, бывшая невеста, угрожала Ольге, – сказал Наполеонов.
– А сестра?
– Дорогая, я не метеор. Хотя после информации о том, что Лопареву задерживали, оперативники поговорили с работниками кафе, побывали в местном отделении полиции и сравнили ее отпечатки с найденными в квартире Ставрова. Нет там ее отпечатков.
Позднее Наполеонов позвонил матери и предупредил, что ночевать останется у Волгиной. Та не удивилась и не возражала, потому что это было обычным явлением.
Медленно лиловели сумерки, когда они расположились на крыльце как кому было удобно. Шура просто сел и поставил ноги на ступени, Мирослава прислонилась спиной к перилам, на которых расположился Дон. А Морис вытянулся во весь свой немаленький рост и стал разглядывать медленно проступающие в небе звезды.
Шура покосился на него и проворчал:
– Ну почему одним – все, а другим – самую малость?
Природа действительно не поскупилась при сотворении Мориса Миндаугаса – рост около двух метров и фигура, как у викингов, какими их изображали на старых гравюрах. Только светлые волосы довольно коротко пострижены, и голубые глаза меняют оттенок от светло-голубого, почти прозрачного, до бирюзового или серого с холодком – в зависимости от настроения Миндаугаса.
На ворчливые причитания Шуры Морис только лениво улыбнулся.
Наполеонов вздохнул и положил руку на гитару, которую Мирослава предусмотрительно принесла из комнаты, считавшейся в этом доме Шуриной, и положила рядом со следователем. Пальцы Шуры легко пробежали по струнам любимого инструмента.
А когда он заметил, что Морис и Мирослава приготовились слушать, взял гитару в руки и спустя полминуты запел красивым, сочным баритоном:
Время летит на ковре самолете
И не задерживается в полете.
Вроде бы только явился на свет
И вот уже празднуешь сколько-то лет…
А сколько бы дел переделать хотелось
И сколько всего совершить, воплотить.
И чтобы подольше любилось и пелось.
Но время, как птица, летит и летит.
А впрочем, пускай, спорить с ним я не стану
И сколько отпущено, буду я жить.
Да так, что и в старости я не устану
Учиться, работать, любить и дружить.
– Хорошо, – тихо обронил Морис.
А Мирослава приобняла Шуру и точно так же, как Дон, прижалась к нему головой и ласково потерлась:
– Шурочка, ты восхитителен.
Наполеонову этого было вполне достаточно для счастья. Посидев еще полчасика, они разошлись по своим комнатам.